***
— Идет! — взвизгнул рыжеволосый мальчишка и отскочил от двери, убегая на свое место в класс. Ребята, все не старше тринадцати лет, спешно рассаживались по местам. В кабинете все еще стояло возбужденное гудение голосов, но стоило двери открыться, как оно мгновенно стихло. Вместо этого девятнадцать учеников разом поднялись, выпрямляясь по струнке и следуя взглядом за преподавателем. Мужчина, вошедший в класс, на секунду остановился у двери, осмотрел учеников и только потом пошел к учительскому столу. Он положил свою сумку на стул и вновь повернулся к классу, обводя всех детей строгим взглядом. «Сейчас начнется», — с легким смешком отозвался Эрни за спиной у Тома. Смит тихо усмехнулся, и тут же, словно в подтверждение сказанных секундой раннее слов, учитель громко заговорил: — Доброе утро, класс. Как я вижу, Михаэль все еще в лазарете? Что ж, это станет проблемой, если он пропустит слишком много. Мистер Смит, я надеюсь, что вы, как староста, позаботитесь о том, чтобы представитель вашего класса не отстал от других. — Конечно, сэр, — не менее громко и звонко отозвался Том, пересекаясь глазами с колючим взглядом преподавателя. Мужчина несколько секунд молчал, сверля мальчика взглядом, словно бы допытываясь еще до каких-либо слов. Но Том молчал, зная, что, если откроет рот или отведет взгляд, проиграет. Сэр Реджинальд был фигурой особой. Он чем-то напоминал кота, которого ударили током. Вечно взлохмаченный, с выпученными глазами и немного диким видом. Этот мужчина был очень эксцентричен и даже слегка не в себе. Также преподаватель отличался особой любовью к ярким нарядам, которые, к сожалению, он не мог носить из-за строгой школьной формы даже для учителей. А потому бо́льшую часть времени он злился. И порой его злость была совершенно не объективна. Но разве могло сэра Реджинальда волновать такая глупость? Конечно же, нет. — Отлично! Когда Михаэль вернется, мы проверим, насколько хорошо ваш староста исполняет свои обязанности. А теперь — первое правило школы! Ученики хором заговорили заученный текст наизусть. Более тысячи правил они, ребята не старше тринадцати, выучили за неделю. На первом же уроке, куда они пришли окрыленные, каждый получил по три удара линейкой по ладоням за то, что они не знали правил школы. С каждым днем ударов становилось все больше, если они не могли произнести все правила, которые спрашивал учитель. Но это касалось только уроков сэра Реджинальда. Другие преподаватели были более терпимыми и всего лишь заставляли все уроки стоять. На первой же неделе обучения в академии подобной дисциплины не выдержали трое. Они уехали домой на пятый вечер. При этом не было еще никаких тестов, по которым бы проводился отсев учеников. Всего в этот год поступило более сотни студентов на первый курс школы. Из них образовалось пять классов, которые впоследствии должны были слиться в меньшее число, в зависимости от отсеянного количества детей. Школа святого Мартина для одаренных детей — это закрытая школа-пансионат со своим внутренним устоем и небольшой инфраструктурой. Миссия школы — объединить талантливых людей с целью осуществления Великих свершений во всех областях жизни. Ученики данного заведения при выпуске становятся обеспеченными и значимыми людьми общества, являясь также членами многих закрытых клубов, куда простым смертным вход был заказан. В школе святого Мартина обучаются как юноши, так и девушки. Обучение совместное, однако некоторые предметы (как физическая подготовка, например) проходят раздельно. Спальни так же разделены на женские и мужские. Все мужские комнаты располагались в левом крыле общежития, все женские — в правом. Первый курс заселялся в комнаты на первом этаже и с каждым годом поднимались на этаж выше, при этом также меняя месторасположение комнаты и своих соседей. Обменяться с кем-то местами или комнатами было просто невозможным. «Порой жизнь нас сталкивает с разными людьми и с разными условиями. Студенты нашей школы должны уметь приспосабливаться к разным ситуациям», — всегда объяснял директор родителям, которые не понимали подобной ежегодной сложности. Сама школа представляла собой маленький мирок, в котором существовали ее ученики. Дети в этом месте не были такими беззаботными и веселыми. Свое свободное время они предпочитали проводить не за играми, а в библиотеке за подготовкой к завтрашним урокам. Здесь не было драк, не было ссор. У каждого была своя цель — остаться в школе. А любая драка могла привести к исключению. Любые ссоры пресекались на корню и решались непосредственно через дебаты либо через какие-либо соревнования, в которых преуспевали оба оппонента. Но не стоит считать, что физической подготовкой детей не занимались. Наоборот, занятия по физической подготовке были одним из обязательных уроков. Даже ребята со слабым здоровьем были обязаны заниматься. Им составляли специальную программу. И благодаря этому никто из детей не отлынивал от занятий. Тому школа действительно нравилась. Пусть вначале и было тяжело, да и все правила были очень строгими, но жизнь в школе была действительно приятной. Не было надоедливых брата и сестры, которые так и норовили нарушить личное пространство, не было Грэгори, который невзначай пытался диктовать свои условия жизни. По кому Том немного скучал, так это по Лукасу, который был единственным, кто его не бесил. А про Анну он даже и не вспоминал. Хотя, конечно, для приличия пару писем домой мальчик все же отправил. Но это были очень формальные отписки, чтобы не возникло потом проблем и укоров в его сторону. Том жил в комнате на два человека с Михаэлем, приятным парнем его возраста. Мальчишка был молчалив и аккуратен. Порой Том даже забывал, что он живет в комнате не один. В соседней спальне на четверых жили довольно активные мальчишки: Оливер — спортсмен и любитель розыгрышей, Эрни — главный заводила в этой компании, Гилберт — полноватый парень, не любящий двигаться, но обожающий математику, а также Иржи — молчаливый иностранец с острым взглядом и феноменальной памятью. Какими-то образом четверо ребят стали компанией Тома в первый месяц их учебы, кроме Иржи, который держался особняком. Казалось бы, такие разные, они быстро нашли общий язык, проводя вечера в общей комнате за настольными логическими играми или дебатами на выбранную тему. Пусть Тому и было комфортно с ними, но он понимал — они лишь ступень на пути к цели, к которой он стремился. К великой цели. Вот уже как месяц Том обучался в школе для одаренных детей. С виду это была обычная школа-пансион, каких в стране, да и во всем мире, множество. Однако, чем дальше заходила учеба, тем больше Том понимал, что здесь что-то не так. Обычный человек наверняка не заметил бы ничего такого, как не замечали многие ребята, учившиеся вместе с Томом. Хотя они вообще ничего не замечали в погоне за лучшими результатами и высокими оценками. Смит же не гнался за ними, а просто наблюдал за происходящей игрой в маски среди преподавателей и ребят, что учились классами старше и посмеивались, глядя свысока на первогодок. Первым звоночком стало то, что никакого тестирования, обещанного Хауардом, так и не было. Конечно, возможно, это были лишь обманные слова, сказанные мужчиной, чтобы успокоить родителей, но почему-то Том был уверен, что тестирование есть. И оно либо уже было, либо идет прямо сейчас. Второй звоночек — слишком строгое отношение учителей. С виду тоже ничего обычного в этом нет. Но было в действиях преподавателей что-то нелогичное. Они могли начать раздавать наказания просто так, на пустом месте. А могли и вовсе довести все до телесных наказаний. К примеру, у многих учеников уже появились раны на ладонях из-за частых ударов линейкой по ним. Третий появился еще до поступления, но подтвердился не так давно. И это были слова: «Если ты не сдашь тест, то мы выплатим вашей семье компенсацию. А если пройдешь — мы будем рады видеть тебя в своих рядах». Опять же, с виду обычная фраза. Но какие еще школы предлагают компенсацию, если ученик не прошел вступительный тест? А значит, возможно, это была не совсем обычная компенсация. И, чтобы подтвердить свои догадки, Том решил обратиться к Гилберту Вейцу, мальчику из соседней комнаты, который был гением математики. Гилберт был сыном банкира, а потому в детстве ему никогда ни в чем не отказывали. Хочешь сладкого — ешь, сколько пожелаешь, хочешь жирного — пожалуйста. И теперь, в возрасте двенадцати лет, эта распущенность вылилась в ожирение, которое отец мальчика не хотел замечать, тем более когда у его сына были такие данные к математике и точным наукам. — Гилберт, — Том обогнул стол и подсел к парню, который корпел сейчас над домашним заданием по литературе, — мне нужна твоя помощь. — Что-то случилось? — Вейц оторвался от книги и вопросительно взглянул на Смита. Мальчики, Оливер и Михаэль, сидевшие за этим же столом, тоже вопросительно подняли головы, наблюдая за оживившимся Томом. — Мне нужно, чтобы ты сделал математический расчет, — Смит положил перед одноклассником небольшую тетрадь с выписками, копию которых он сделал час назад. — Это количество поступивших, отчисленных и оставшихся учеников за последние три года. Пожалуйста, рассчитай, сколько человек и в какой промежуток времени покинули школу. И сколько им выплатили компенсацию. — Хорошо, — карие глаза сверкнули, почувствовав свою стихию, и парень без лишних слов кинулся к подсчетам, а Том лишь усмехнулся каким-то своим мыслям. Не прошло и пяти минут, как сын банкира медленно выпрямился, откладывая ручку и с недоумением смотря на Смита. Тот лишь заинтересованно посмотрел на друга, вопросительно изогнув бровь. — Но это невозможно, Смит. Если мои подсчеты верны, а они верны, я не сомневаюсь, то с каждых поступивших ста пятидесяти человек оставалось не больше двадцати. Причем в первый месяц учебы уходило от трех до десяти детей, а затем за каких-то две недели по десять-двадцать человек. И суммы, которые получали семьи в качестве компенсации, разнятся. Очень разнятся. От пары сотен фунтов, до тысяч… Пятидесяти, восьмидесяти тысяч. — Такие огромные суммы… Интересно, что же это за выплаты такие? — Михаэль задумался, постукивая тонкими пальцами по столу. Михаэль Картис — одиннадцатилетний мальчик, который до своего попадания в школу жил и работал в цирке. Он отличался в компании самым тихим и спокойным характером. Он умел и любил показывать фокусы и, кроме того, был очень пластичным. Это выяснилось на уроке физической подготовки, когда у первогодок проверяли нормативы. Как позже рассказал Михаэль, в цирке он работал гимнастом, а потому физическая нагрузка была для него чем-то привычным, а вот разговоры — проблематичным. — Я думал об этих числах и залез в брошюры различных медицинских клиник, — Том вытащил из сумки несколько брошюр и положил их на стол, передавая по одной каждому из мальчиков. — Трансплантация, сложные и простые операции — эти суммы подходят под них. И если я прав, то… — То так называемая компенсация — это больничное пособие, — из-за стеллажа с книгами показалась рыжеволосая девочка с высоким лбом и темными глазами. Это была Милена Аддамс, заместитель старосты и очень даже неплохая девчонка. По крайней мере, Тому нравилось общаться с ней. — Я не так давно тоже дошла до этой информации и уже около недели пытаюсь разобраться дальше. Суммы, которые получали семьи, — это компенсация не за потраченное время, а за моральный и материальный ущерб. Четверо мальчиков не сводили взгляда с девочки, которая доставала из сумки тетрадь за тетрадью, укладывая на стол свои записи и, открывая их, раскладывала какие-то схемы и карты перед ребятами. Да, кажется, девочка провела большую работу в одиночку. — Но что же от нас хотят учителя? Каких действий? — Гилберт тяжело вздохнул. — Откуда эти травмы? Нас будут пытать, или мы должны устроить большую драку класс на класс? — Я тоже тут застряла, — призналась Милена, покачав головой. — Нет никаких идей. — Вейц, твой отец тоже ведь в свое время учился здесь. Он тебе ничего не рассказывал? — Оливер откинул брошюру, которую до сих пор держал в руках, и скрестил руки на груди, хмурясь. Не нравилась ему эта вся история. — Нет, — Гилберт отрицательно покачал головой, но все же нахмурился, что-то вспоминая. — Была одна странная фраза. Я с отцом вообще редко вижусь. Он чаще всего в разъездах по делам да по встречам. Так что, когда он приехал навестить меня перед моей отправкой сюда, я был удивлен. И его фраза показалась мне тогда просто чем-то забавным. Но раз мы заговорили о странностях, то она как-то сама всплыла в голове: «Запомни, сынок, охотник часто сталкивается с неожиданностями и опасностями. В критические минуты ему приходится пользоваться всем, что попадает под руку, лишь бы не упустить добычу». Как думаете, это что-то значит?***
Все выходные Том ломал голову над словами Вейца-старшего. Что они могли значить? Он явно сказал их не просто, чтобы поддержать сына. По крайней мере, на это хотелось надеяться. Письма от Вальбурги и Альфарда тоже никак не подняли настроение, хотя они оба и прислали подробное описание новых заклинаний, что они выучили. Том продолжал практиковаться в магии, как только предоставлялась такая возможность и он оставался один. Все же мальчик чувствовал, как его опустошенное тело начинает вновь понемногу наполняться магией. Однако его беспокойство об этой школе отодвинуло все остальное на второй план. В очередной вечер, возвращаясь с собрания старост, Том вновь погрузился в свои мысли, а потому не сразу заметил, что в вечерней тишине за ним шел еще один человек. Странная волна холода пробежалась по телу, заставляя все чувства обостриться. Мальчик резко шагнул в сторону, разворачиваясь и вовремя замечая, как удавка пролетела в паре сантиметров от его лица, рассекая воздух — Эрни?! — Том отошел еще на шаг, невольно потирая шею, где могла бы оказаться удавка, если бы не магическое чутье. В двух шагах от него стоял Эрни Майерс, мальчишка из соседней спальни, который казался Тому веселым и заводным ребенком, что просто не может усидеть на месте, постоянно двигаясь и заставляя двигаться остальных. Но сейчас обычно лучистые серые глаза были наполнены отчаянием и страхом. — Прости, Том, — мальчик удобнее схватился за удавку и резким броском вперед кинулся на Смита, который в очередной раз увернулся, но на этот раз менее удачно из-за подиума, на котором стояла декоративная ваза с цветами. Том упал на пол и тут же крутанулся в бок, уворачиваясь от Эрни, собирающегося усесться сверху. — Майерс, что ты делаешь?! — Том вновь развернулся, но все же не успел встать, как мальчишка наскочил на него, отбрасывая удавку и протягивая ладони к горлу. Однако Смиту удалось перехватить руки и удерживать их, не давая Эрни задушить его. — Извини, Том, но я не хочу возвращаться в бордель, где работает моя мать, — мальчик всхлипнул и из его глаз полились крупные слезы. Руки задрожали, а в обычно худом теле появилась невероятная сила за счет адреналина, разыгравшегося у мальчишки на эмоциональном фоне. — А для этого, Том, мне надо убить тебя… Прости! Смит почувствовал, как ему все сложнее удерживать руки, которые стремились к его горлу. В висках загудело, и от напряжения начало сводить все тело. Страха смерти или испуга за свою жизнь не было. Том не чувствовал подобных эмоций, поскольку с раннего детства вступал в драки с мальчишками намного старше себя, которые могли его серьезно покалечить. Но сейчас в Томе разожглись другие чувства — гнев и ярость. Он сам до конца не мог объяснить, на что именно он злится: на Эрни, который из друга превратился во врага; на самого себя, за то, что не понимает, что происходит в этой школе; или все же на судьбу, которая отобрала его магию и из-за которой он оказался в этой непонятной школе, а не учится сейчас вместе с Альфардом и Вальбургой. Сомкнувшиеся на горле руки словно бы запустили спусковой механизм. В голове Тома, словно в ускоренном кино, завращались воспоминания всей его жизни. «Пролетела жизнь перед глазами» — обычно говорят, когда удается избежать смерти. Вот что-то подобное случилось и с Томом. Только он умирать вовсе не собирался. — Иди… К черту, Майерс, — просипел Том, со злостью взглянув на мальчишку, упорно сдавливающего его горло. В голове зазвучал звонкий девичий голос, и, вторя ему, Смит собрал последние силы, просипев: «Protego». Приятная волна жара пронеслась по телу, в точности как холодная — несколько минут назад. Эрни отшвырнуло к противоположной стене коридора, словно бы взрывной волной, а Том, закашлявшись, перевернулся на бок, вставая на четвереньки. Не ожидавший ничего подобного Майерс скатился по стене и зарыдал громче то ли от испуга, то ли от беспомощности. Его начала колотить крупная дрожь, переходящая в истерику, а Том заходился кашлем, позволяя легким наконец заполучить столь желанный воздух. — Какого… Эрни? — Том, черт побери, Том, что мне делать? Если я не убью тебя, меня вышвырнут из школы. И даже если дадут денег, мать-шлюха их все пропьет! — Эрни протянул руки к Тому, словно бы желая схватить его за одежды, при этом не переставая истерично смеяться и рыдать одновременно. — Позволь, позволь мне убить тебя! Пожалуйста, Том! Смит медленно поднялся и шаг за шагом приближался к истерично хохочущему мальчишке, точно уверенный в своих действиях. Теперь все стало понятно. Все травмы и выплаты детям, покинувшим школу. Понятно, что за тест и каким образом проходит отбор для дальнейшего обучения. Теперь-то он все понял. От осознания происходящего к горлу подступал ком, а руки холодели. Он уже убивал, убивал не один раз. Но то было лишь мелкое зверье, которым не мог удовлетвориться изголодавшийся внутри ребенка монстр. Ему хотелось большего. И вот, добыча лежала перед ним, готовая к употреблению. В тусклом свете ламп черные глаза Смита блеснули алчностью и восхищением, а на бледном лице появилась ядовитая предвкушающая ухмылка. Том протянул руку вперед. Он не знал нужных заклинаний, зато очень четко представлял желаемое. Маленькое тельце билось перед ним в предсмертных конвульсиях, подвешенное в воздух на собственном оружии. Серые глаза были наполнены испугом, пока Эрни пытался цепляться руками за шнурок, чтобы удержать свою никчемную жизнь. А Том смотрел в ответ с усмешкой, ощущая искаженное, извращенное удовольствие от картины, разворачивающейся перед ним. Издав последний предсмертный хрип, мальчик в петле обмяк и больше не шевелился. Тело медленно опустилось на пол, а удавка подтащила его к ближайшей двери и затянулась на ручке, словно бы Эрни Майерс сам, собственноручно привязал ее туда и совершил суицид. Невольный смех сорвался с губ Тома. Ему даже пришлось ущипнуть себя, чтобы не захохотать в голос. Так вот, что происходит в этой чертовой школе. Охота, убийства, резня. Они натравливают первокурсников друг на друга, чтобы посмотреть, кто тут более удачливый и изворотливый. Они хотят шоу. Кровавое шоу. — Спасибо, Эрни. Теперь-то все стало на свои места, — Том оправил на себе пиджак школьной формы и выудил из кармана монету с шестью засечками. Присев на корточки, Смит с нежностью провел ею по еще теплой щеке, надавливая пальцами на челюсть Эрни, заставляя его открыть рот. Он вложил монету в рот мертвого мальчишки и усмехнулся, поправляя на нем пиджак и растрепанные волосы. Ощущение еще не остывшего тела, в котором буквально несколько секунд назад теплилась жизнь, кружило голову и сводило с ума. Все же от убийства человека испытывал нечто иное, нежели от убийства животных. Безмозглые твари не могли сопротивляться, а Эрни мог. Кроме того, охотником изначально был именно он. Но охотнику не повезло с добычей. Стоило выбрать какого-нибудь безмозглого зайца, прежде чем пытаться напасть на анаконду. За свою беспечность он и поплатился. Уже вернувшись в комнату и стоя под холодной водой в душевой, Том почувствовал, как истерический смех расходится по его телу и он уже не может сдерживать его, смеясь в голос. Он сделал это, он прошел тест. Он убил человека. На какое-то мгновение холодная вода сменилась горячей кровью, и Тому показалось, что он сейчас захлебнется в ней. Но сильная пощечина привела его в чувства. Он ударил сам себя, чтобы прийти в чувства. Кровь вновь стала водой, и он вновь был в обычной душевой. Утром учитель сообщил, что Эрни отбыл домой, поскольку не прошел тест. Это стало главной новостью дня, а потому разговоры не прекращались ни на уроках, ни на переменах, ни даже в свободные часы. Том не чувствовал угрызений совести, лишь легкое беспокойство — правильно ли он сделал, что оставил монету? Однако взгляды некоторых преподавателей его успокаивали. Он чувствовал в них что-то, чего раньше не было. Заинтересованность? В следующую неделю еще несколько человек из разных классов «отбыли домой». При том, что этих детей никто не видел перед отправкой. Смит не знал, были ли они убиты или же просто покалечены, но тех, кто «прошел» тест, он увидел сразу. По их взгляду. Опустошенному и отрешенному, с каплей власти и страха. Среди таких оказалась и Милена. Том искренне удивился этому, но расспрашивать и разговаривать с ней на эту тему не стал. Все равно в скором времени они узнают об этом, когда произойдет отсев ненужных ребят. Неприятное чувство пустоты и потери чего-то вновь появилось внутри Тома. Как он предполагал, это было связано с тем, что ему пришлось потратить много магии, чтобы полноценно использовать заклинание для своей защиты, да еще и без волшебной палочки, которая помогает в концентрации магического потока. Но на этот раз Смит уже не так испугался этого чувства потери, скорее, воспринял его как должное. А вот новое письмо от Вальбурги заставило его наконец серьезнее задуматься о магической части своей жизни. «Дорогой Том, Скорее пишу тебе, поскольку выяснила то, что тебя может заинтересовать. Мне удалось побеседовать с профессором Дамблдором. Он очень интересный и умный мужчина, который не стал задавать лишних вопросов по поводу интересующей меня темы. Я рассказала ему о твоем случае (естественно без имен, чисто гипотетически), и вот что он ответил: Он никогда не встречал ничего подобного, однако, возможно, твоя мать была ведьмой и использовала на твоем отце любовный напиток. И, так как ты был зачат под действием зелья, магия в тебе может быть не стабильна. Кроме того, раз она в тебе осталась, то, возможно, тебя хранит родовая магия. Видимо, в твоей родне были очень властные и сильные колдуны, силу которых невозможно извлечь из тебя, только если ты откажешься от своего рода. Таким образом ты стал сосудом, который может вбирать в себя новую магию и тратить ее, вновь опустошаясь. (Извини, я пишу немного спутанно, но это лишь потому, что спешу тебе сообщить то, что узнала). Уверена, ты задаешься вопросом, как можно вернуть магию. Дамблдор в общих чертах рассказал мне об этом. Если ты не против, я бы хотела передать это тебе лично, на зимних каникулах. Поэтому, пожалуйста, подожди до конца декабря. Обещаю, тебя обрадует эта новость. И еще кое что, что я узнала от моего отца: поскольку ты потерял магию, твой магический контракт с волшебной книгой школы расторгнут, также над тобой больше не действует надзор, а значит ты можешь использовать свою магию и никто об этом не узнает…» Том остановился, не дочитав письмо до конца. Столько мыслей сразу наполнили его голову, что он даже не знал, за какую из них ухватиться. У него в родне есть великие маги, его мать была колдуньей, которая использовала любовный напиток, родовая магия сохранила его магическую силу, и он еще может все вернуть на круги своя. И, кроме того… Никто не будет следить, колдует он или нет. Разве может все складываться еще удачнее? Кажется, Судьба решила искупить свою вину перед мальчиком. По крайней мере, он на это надеялся — Привет, ребята, — Михаэль зашел в класс, вяло махнув рукой. Он был все еще бледный после больницы, но выглядел уже значительно лучше. Пару недель назад он подхватил ветрянку, но сейчас уже все прошло и он мог вернуться к учебе. — Кажется, многие уехали домой. — Привет, как себя чувствуешь? — Том поднялся, обмениваясь с одноклассником рукопожатиями, а затем вернулся на место, убирая письмо в сумку. — Да, многие уехали домой. — Ты еще какой-то зеленый, — засмеялся Гилберт, протягивая пришедшему мальчику шоколадку. Тот улыбнулся в ответ, отламывая себе кусочек и отправляя ее в рот. Колокольный звон оповестил о начале урока. Математика прошла тихо, без лишних криков и ругани со стороны учителей. Вообще, с тех пор как начались «отчисления», преподаватели начали себя вести значительно спокойнее. Наказаний было все меньше, как и криков и шума. Ну, если не считать сэра Реджинальда, который просто имел садистские наклонности и любил издеваться над учениками. В каждом из пяти классов осталось уже по десять-пятнадцать человек. Как сказали на собрании старост, скоро классы начнут объединять, когда уйдет еще как минимум по пять человек с каждой группы. А потому возбужденные шепотки и обсуждения близившихся изменений не стихали. — Ребята, задержитесь на минуту! — профессор Кроуфорд, математик и, в общем-то, забавный полноватый мужчина взмахнул руками в конце урока, призывая класс присесть. — Мы надеемся, что к декабрю будем уже иметь сформированные классы, с которыми будем работать. А потому некоторые из вас, кто набрал уже нужное количество баллов для прохождения дальше, на этой неделе получат приглашения на дополнительные занятия. Староста, зайдите к вашему декану и получите приглашения для класса. Все, можете идти. Новый возбужденный гул голосов поднялся в классе. Все начали переговариваться, пытаясь угадать, на какие занятия их распределили, а Том отправился за приглашениями. Всего из их класса прошло на данный момент пять человек: он, Милена, Иржи, мальчишка Гейб, с которым Том не особо общался, и, как ни странно, Михаэль, который все это время был в медицинском блоке. Оливер и Гилберт, видимо, так и не догадались, что нужно совершить. Но ничего не поделаешь, Том помогать никому не собирался. Раздав в библиотеке всем конверты, Том опустился за стол, вскрывая свое приглашение. Формальные фразы, обычные строчки с временем и местом. Ни названия дополнительного курса, ни чего-то другого. Кроме того, время ни у кого, кроме Тома и Иржи, не совпало, а значит, курсы у всех разные. — Значит, мы с тобой будем вместе ходить на курс, Смит, — иностранец Иржи Нова́к сел за стол напротив Тома и кинул ему свое письмо с точно таким же временем и местом. — Забавно. — Что же в этом забавного? — Милена, сидевшая рядом с Томом, нахмурилась, сравнивая письма мальчиков. — А то, что при первой нашей встрече я подумал, что мы со Смитом чем-то похожи. И вот, мы с ним боролись за место старосты, по оценкам идем ноздря в ноздрю, а теперь и на один и тот же курс. Забавное совпадение, да? — Обычное совпадение, — Том пожал плечами, возвращая Иржи его письмо. — Просто иногда такое случается. Не более. Нова́к тихо хмыкнул и начал вытаскивать учебники. Весь класс на этот раз сел за один стол, решив всем вместе разобраться как можно скорее с домашними заданиями. Тихо переговариваясь, ребята приступили к работе, а Том не переставая ловил на себе косые взгляды от Иржи. Этот парень с самых первых дней обозначил свою позицию гордого одиночки, который будет следовать только своему пути. Со стороны это выглядело смешно и даже немного глупо, однако Том видел, что этот мальчик не так уж и прост. И, как и сказал Иржи, они чем-то похожи… А значит, с ним стоит держать ухо востро. — Эй, Смит… Кто стал твоим билетом? — тихо спросил Иржи, слегка толкая Тома ногой под столом. — Хм? Один из первых. А твоим? — Тоже. Кажется, мы с тобой быстро поняли что к чему. Опять сходство. Но, как ты и сказал, это может быть просто случайностью. Как думаешь, как они узнают, кто прошел? Вряд ли это слежка. Вряд ли мы с тобой что-то оставляли. Так как? Том на секунду отвлекся от записей и поднял взгляд на Иржи. Значит, он тоже убил свою жертву, а не просто ранил. Иначе не задавал бы подобных вопросов. — Думаю, мы многого о них еще не знаем. Иржи улыбнулся на слова Тома холодной и равнодушной улыбкой. Смит отзеркалил ее, и оба мальчика одновременно вернулись к работе. «Кажется, придется присмотреть за этим парнем, — Том задумчиво дописывал предложение по английскому, когда поймал себя на мысли, что опасается Иржи, а Иржи опасается его. — Лучше не быть одному и, кажется, все же придется предупредить Оливера и Гилберта. Мне нужны люди, которые будут на моей стороне. Любая моя деятельность должна приводить к результату. А мой результат — выжить. Любой ценой».