Дар и проклятье. Сломанный мир

Я стискиваю зубы. — И чего она хотела? — выдавливаю я из себя, по-прежнему погруженный в темноту. — Услышала о тебе и Лили в новостях. Спрашивала, все ли с тобой в порядке. — О, в ней вдруг проснулся материнский инстинкт? — злобно усмехаюсь я. — Знаешь, что бы ни происходило в прошлом, ты все равно остаешься ее ребенком. Она переживает за тебя, — Томас говорит с присущей ему мягкостью и заботой, но это не помогает добиться должного эффекта. — Переживает? — почти яростно спрашиваю я, открывая глаза и впиваясь взглядом в своего опекуна. — Чего же она мне не позвонила, раз так волнуется? — Алан, не будь подростком, пойми, ей до сих пор тяжело даже просто говорить о тебе, — корит меня мужчина, — но она все же пытается хоть как-то участвовать в твоей жизни. — Участвовать? Ха! — не перестаю я гнуть свою линию. — Я не видел ее ни разу с того самого дня, и ни разу не слышал ее голоса. Так какой реакции ты от меня ждешь? Я должен порадоваться, что родная мать вдруг проявила ко мне интерес? — Все, о чем я прошу, быть немного мягкосердечней, — поясняет Томас, от чего кровь во мне вскипает лишь больше. — Элоиза на самом деле беспокоится, она даже пригласила нас всех на чай в родовое поместье Церрада. Меня охватывает злость. Домой зовет? С чего бы? Восемь лет ей было практически плевать на мое существование, а теперь, видите ли, приспичило попить вместе чая. Она реально думает, что я прибегу по первому же зову? Да как бы не так! — Отказываюсь, — отрезаю я. — Если уж она вздумала наладить отношения, пусть делает это сама, а не через посредников. — Может быть, тогда ты сам проявишь инициативу и сделаешь первый шаг? Разве тебе самому не хочется восстановить семейные узы? — спокойно спрашивает Томас. Я отвечаю ему не сразу. Поначалу мне и в самом деле было тяжело принять, что мама в прямом смысле отреклась от меня и не желала иметь со мной ничего общего. Долгое время я надеялся на ее прощение и ждал, что все наладится. Однако, тот период, когда я так отчаянно нуждался в ней, уже прошел, и из самого важного человека в моей жизни она давно превратилась в незнакомку. — Не вижу причин, что-то менять. Это все, о чем ты хотел поговорить? — я говорю куда более спокойнее, чем раньше, но мне не терпится поскорее закончить бесполезный разговор о матери. Мужчина вздыхает, но больше не делает попыток воззвать к моей совести. Будучи моим опекуном до совершеннолетия, он как никто другой знает, что убедить меня в чем-либо непросто, особенно, когда я уверен в своей позиции. — Есть ли у тебя мысли о произошедшем позавчера? И что скажешь об этой девочке? Думаешь, она здесь случайно? — задает он сразу несколько вопросов. — До разговора с тобой я не особо ей верил. Она говорила много всего, словно сказки рассказывала, но слишком много знала обо мне. Теперь я понимаю, откуда. И все же, я не уверен, что все, что она говорит о Севриде, — правда. Причина ее появления здесь тоже странная. Не понимаю, чего такого страшного может сделать один феникс-оборотень, чтобы до смерти перепугать целый мир. В то же время вряд ли кто-то будет без повода отправлять за ней подобного монстра. А вчера она так и сказала: эта тварь, — литарда, — охотилась на нее, — делюсь я с Томасом своими соображениями. Мужчина обдумывает мои слова, постукивая пальцами по деревянному подлокотнику и глядя куда-то в пространство. — Фениксы — единственные существа, которым под силу сохранять баланс между реальностями. Но они же могут разрушить его. Если брать в расчет этот факт, то любой феникс опасен, — произносит он. — Любопытно то, что в каждом мире существует одно и то же пророчество. Везде оно звучит по-разному, но суть одна — однажды появится феникс, не похожий на прежних, который сможет уничтожить Землю со всеми ее мирами. — И в Севриде уверены, что Клеа и есть тот самый феникс? — задаю я вопрос больше себе, чем Томасу. Если подумать, то она правда необычный экземпляр, вспомнить хотя бы ее шрам или взять во внимание то, что она оборотень. Однако девушка и про меня сказала, что я уникален, так как прежде не было мужчин-фениксов. Можно ли это считать достаточным отличием? — Может, это не она, а я непохожий на других. Я ведь парень, к тому же без крыльев, — с досадой делюсь я своим внезапным предположением. А вот Томаса отчего-то веселит мой поникший вид. — Думаю, ни у тебя, ни у нее на подобное сил не хватит, — усмехается мужчина. — А вот научить тебя пользоваться своими способностями она, похоже, может. Почему бы вам не попрактиковаться вместе? — В городе? — меня удивляет не столько перспектива тренировок с девочкой-волчицей, сколько само его предложение о практике. — В городе слишком много глаз. Может быть, тебе стоит еще раз обдумать чаепитие? — намекает мне Томас на недавно озвученное предложение матери. Я снова хмурюсь. Меня злит, что он опять поднимает эту тему, но не могу не признать, что слова Томаса не лишены смысла. Поместье действительно подошло бы для тренировок идеально. Оно находится в удалении от нашего городка, а рядом огромные безлюдные территории из лесов и гор. Однако, меня совсем не тянет туда. — Это не единственное подходящее место, — решаю я, отводя взгляд. — Кроме того, мы еще не знаем, захочет ли она помочь. — Что ж, пойди и спроси у нее сам, — предлагает Томас, поднимаясь с кресла. — Знаешь, еще вчера я был очень обеспокоен произошедшим, но сейчас думаю, тебе крупно повезло, что она попала именно в Бринсток, и вы столкнулись, пусть и при таких нерадужных обстоятельствах. У тебя появился шанс разобраться во всем. А теперь прошу меня простить, дела. Мужчина двигается в направлении к выходу, я тоже спешу подняться с дивана и последовать его примеру. Мы друг за другом выходим в коридор, где я нерешительно останавливаюсь у лестницы на второй этаж, помня просьбу Лили, а Томас без замедлений отправляется в прихожую. Я не спешу подниматься, предпочтя сначала проводить его, поэтому наблюдаю, как отец моей подруги надевает ботинки и поворачивает ручку входной двери. Однако в последний момент он оборачивается. — Алан, есть еще кое-что, — обращается ко мне Томас, — я хочу попросить тебя как отец. Пожалуйста, будь честен с Лили. — Но я всегда… — опешив, начинаю было возражать я, но мужчина не дает мне договорить. — Я знаю. И все же, не тешь ее напрасными надеждами, если что-то изменится, — просит он как-то меланхолично. — Хорошо, — хмурюсь и негромко отвечаю я. Совсем не понимаю, к чему эта внезапная просьба. Лили всегда знала, какие чувства я к ней испытываю и не испытываю. Вряд ли что-то может измениться в моем отношении к ней. Томас же, удовлетворенный ответом, прощается и покидает дом, оставляя меня наедине со своими мыслями. Еще несколько секунд я медлю, прежде чем развернуться и обреченно отправиться по лестнице в новоиспеченное женское общежитие. Комната Лили находится сразу за первой же дверью. Дальше по коридору есть еще несколько помещений: гостевая, которую раньше выделяли мне, а теперь поселят туда Клеа, спальня Томаса, и кладовая в самом конце. Видимо, надумай я остаться на ночь теперь, мне предложат комнату поскромнее, расположенную на первом этаже рядом с кухней. Раньше в ней жила гувернантка Лили, так как в школьные годы она занималась на дому. Когда же девушка поступила в колледж, необходимость держать преподавателя отпала, поэтому помещение пустует уже несколько лет. Я стучусь в дверь к Лили, и тут же слышу бодрый голос хозяйки: — Заходи, не заперто. Ручка послушно поворачивается, и я осторожно протискиваюсь сквозь образовавшийся проем. Лили сидит на кровати ко мне спиной, но оборачивает голову, как только я появляюсь в комнате. — Папа ушел? — интересуется она. Я киваю и поднимаю глаза выше места, где сидит девушка. Напротив у окна, оперевшись о подоконник, стоит Клеа. Вместо моей одежды сейчас на ней одно из платьев Лили, бледно-голубого цвета. Похоже размер у них примерно одинаковый, так как платье сидит почти как влитое, но в отличие от Лил кожа девчонки очень светлая, отчего цвет ткани делает ее еще бледнее, почти фарфоровой. — Не твой цвет, — сообщаю я, проходя вперед. Под осуждающими взглядами девушек приземляю свою пятую точку на кровати рядом с Лили, и тут же получаю от нее тычок кулаком в плечо. — Эй! — недовольно восклицаю я, потирая место удара. — Я просто сказал, что думаю. — Лучше б ты вчера сказал мне, что у тебя гости, — ворчит на меня Лили. — Когда ты звонила, я не был уверен, что она еще дома, — оправдываюсь я и обращаюсь к Клеа, — Думал, ты сбежишь, если не той ночью, то этой точно. — Вообще-то на диване спать удобнее, чем на сырой холодной земле, — говорит волчица, явно со знанием дела. А вот Лили морщится: — Ты оставил ее в гостиной? У тебя же есть еще одна комната. Ну, вот чего она на меня ополчилась? Сдались ей эти манеры гостеприимства. Не было у меня на это ни времени, ни желания. И вообще, диван тоже вполне удобный, сам там засыпал неоднократно. — Еще комната? — между тем удивляется Клеа. — Где? — Мансарда с выходом на террасу, — поясняет ей Лили. — Там наверняка пыльно и грязно, она же обычно не используется, — информирую я девушек, в надежде оправдаться в глазах подруги. — Тер-ра-а-а-са, — сладко тянет Клеа, заставляя меня взглянуть на ее мечтательное лицо, — там, наверное, так здорово смотреть на звезды по ночам и встречать рассветы. Какие, к черту, звезды и рассветы?! Только не говорите, что она теперь еще и поэтичная барышня, размышляющая о вечном и прекрасном! Кажется, эта девица точно двинутая. То дикая и наглая, то пугает и выглядит странной, то вдруг становится романтичной до одурения. Понятия не имею, что ждать от нее дальше. И совсем не уверен, что хочу у нее чему-либо учиться. — А можно мне всё-таки остаться у Алана? — с надеждой спрашивает Клеа. — Нет, — хором отвечаем мы с Лили. Девушка обиженно надувает щеки. — Поверь, тебе будет намного комфортнее здесь, — мягко произносит Лили. — Тем более, что Алан не привык жить с кем-то еще. Клеа одаривает девушку не самым лестным взглядом. Потом таким же недовольным выражением награждает и меня. Хм… Романтики и след простыл. — Какой смысл мне оставаться там, где нет тебя? — спрашивает она прямо, сверля меня глазами. Я удивленно поднимаю брови. — Чтобы не спать на улице, например, — отвечаю я немного растерянно. Ее навязчивая идея остаться у меня дома напрягает. Надеюсь, что за желанием быть ближе ко мне кроется лишь интерес как к фениксу, а иначе мне ее заранее жаль. — Почему ты так хочешь остаться там? — хмурится Лили. — Алан часто у нас бывает, вы и здесь будете видеться время от времени. Клеа с интересом изучает девушку. Лили, похоже, делает тоже самое. Видно, моя подруга тоже подозревает, что у девчонки ко мне есть нездоровый интерес. Я предпочитаю не вмешиваться и просто жду окончания их молчаливой дуэли. Наконец Клеа возвращает взгляд ко мне и вздыхает: — Ты тоже считаешь, что мне лучше остаться здесь, хилый феникс? «Конечно же, я так считаю! И почему опять хилый?!» — проносится у меня в голове, но я пытаюсь приглушить свое недовольство. Ее обращение, которое прежде я пропускал мимо ушей, сейчас меня очень задевает. Все оттого, что теперь она не только девушка-оборотень, много знающая про фениксов, а самый настоящий их представитель, причем, судя по всему более удачный, чем я. — Неужели вчера я выразился недостаточно ясно? — спрашиваю я как можно спокойнее. Девушка недовольно фыркает, но пока она не нашлась, что возразить, я спешу сменить тему: — Никак не могу понять, почему ты раньше не проявляла своих способностей. Ни в бою, ни в доме, нигде… — В волчьем обличии моя связь с Фо слишком слабая, поэтому и восстановление проходит медленнее, — говорит Клеа. — Связь с чем? — не понимаю я. — Не с чем, а с кем, — оскорбляется девушка. — Фо — это феникс моей матери. — Ты дала имя своим способностям? — удивляется Лили. Клеа возмущенно складывает руки на груди: — Что значит дала? Он так представился мне, это его имя. — Хочешь сказать, что ты и феникс, две разные сущности? — спрашиваю я, потрясенный своей мыслью. — Конечно, — поражается волчица. — Ты разве не знал, что у них есть личность? — Нет, — произношу я растерянно. Томас никогда не упоминал, что феникс — живое существо. Я привык думать, что это нечто вроде суперсилы, со своими нюансами, не более. А теперь выходит, что во мне уже несколько лет живет отдельная от меня сущность. Но ведь у меня не было даже никаких оснований для подобного утверждения. Хотя, если подумать, тот бесконтрольный всплеск энергии вчера никак не был связан с моей волей, и если феникс — независимая личность, — то вероятно он и стал инициатором случившегося. Меня охватывает чувство досады. Тогда почему до появления здесь волчицы не случалось ничего похожего? — Значит то, что произошло вчера… — начинаю я, но Лили не дает мне закончить. — Да что случилось у вас вчера? — нервно интересуется она. — Почувствовал разыгравшийся огонь внутри, когда коснулся ее руки, — поясняю я, стараясь не смотреть какое лицо у Лили после моих слов. — Для меня это было не менее удивительное ощущение, — сообщает Клеа, задумчиво почесывая пальцем щеку. — Почему тогда скрыла и сразу не рассказала, раз почувствовала тоже самое? — спрашиваю я требовательно. — Блин, вы хоть представляете, как все это звучит со стороны? — вдруг спрашивает Лили, опуская голову и закрывая лицо ладонью. — Кажется ты перечитала романов, — резко отвечает ей Клеа. — Меня, конечно, забавляет твоя реакция на подобные фразочки, но ты выглядишь глупо. Лили поднимает голову, зло уставившись на девушку. Клеа смотрит на нее как на жалкое насекомое, чем и меня выводит из себя. — Тебе стоит извиниться, — серьезно говорю ей я. Зеленые глаза девушки одаривают меня холодом. Надменность, с которой она смотрит на нас, просто поражает. Насколько же высокомерна эта девчонка? — Может просто избавишь ее от ревности раз и навсегда? — с вызовом спрашивает она. — Я как-нибудь сам разберусь с этим, — процеживаю я сквозь зубы. — Да уж разберись! А то, боюсь, ее удар хватит от новости, что мы лежали в одной кровати и обсуждали, не пойти ли вместе в душ, — язвительно заявляет девушка. — Чего-чего? — Лили таращится на нее во все глаза, а потом в болезненном изумлении поворачивается ко мне: — Она же не серьезно? Мне хочется провалиться сквозь землю. Вновь у меня возникает желание придушить эту девчонку с несносным характером. Какого черта она несет? — Клеа, ты ведешь себя отвратительно, не переворачивай все так, как тебе удобно, — я больше не пытаюсь сдерживать свои эмоции. Мой яростный взгляд похоже настолько выразителен, что девушка поначалу теряется, встречая его, и я отмечаю смятение на ее лице. Однако, быстро берет себя в руки и вновь принимает воинствующий вид. — Знаешь, ты интересен мне лишь как феникс, — заявляет Клеа. — По началу это было даже забавно, но ее бесконечная ревность раздражает. Так что будь добр, угомони свою подружку, если хочешь услышать голос своей спутницы. Прежде чем я осознаю, что она имеет ввиду и кто-то из нас открывает рот, девчонка стремительно отходит от окна и проходит мимо нас с Лили прямиком к двери. — Буду ждать тебя внизу, — обращается она ко мне. — Разберитесь побыстрее, хочу поскорее увидеть комнату с террасой. На этих словах, она удаляется, оставив меня с Лили одних в неловком молчании. — Прости. Она права, я вела себя слишком глупо, — виновато говорит мне подруга. — Лил… Твоя ревность не только ее напрягает, — произношу я, утыкаясь глазами в носки своих ног. — На самом деле, нет ничего, что могло бы ее вызвать, но… Я поворачиваю голову к ней. Лили сидит поникшая и грустно смотрит в пол перед собой. Темные волнистые локоны закрывают часть ее огорченного лица. Но даже печаль не портит ее красоты. Она та, кто знает меня лучше, чем кто-либо. Она, правда, очень дорогой мне человек. И все же Томас прав. — Почему я вообще должен оправдываться перед тобой? — заканчиваю я. *** Далеко не всегда я был объектом внимания Лили. Сначала она робко присматривалась ко мне, долго не решалась подойти к так внезапно возникшему в ее жизни приемному брату. Хотя братом ей я был лишь формально, скорее по идеологии, которую пытался привить нам ее отец. На бумагах я оставался все тем же Аланом Церрада, и не имел никакого отношения к семейству Линдел, только косвенную связь с Ханной, матерью Лили, силу которой я неожиданно унаследовал. По началу мне казалось, что одиннадцатилетняя девочка боится меня, ведь лично я считал себя настоящим чудовищем. Все, что меня окружало, в любой момент могло бесконтрольно вспыхнуть и воспламениться. Потушить же этот огонь было не так-то просто, а заставить его исчезнуть собственной волей у меня не выходило. Со временем я осознал, что пламя разгоралось в те моменты, когда я злился или испытывал сильное раздражение, поэтому стал более внимателен и сдержан в своих эмоциях. Тогда я отчаянно пытался подавить в себе силы феникса, видя в них скорее проклятье, чем дар. В итоге я очень замкнулся в себе и по возможности сторонился чьего-либо общества. Лили, к слову, также не отличалась общительностью. В тот период и ей приходилось несладко. Не так давно она вместе с отцом очутилась в чужом мире, и не успев толком освоиться, потеряла мать. В то же время во мне внезапно проснулась огненная энергия, я остался без отца и был отвергнут своей мамой. Я был ошеломлен произошедшим, и Томас оказался единственным человеком, сумевшим объяснить, что со мной произошло и добровольно взявшим меня под свое крыло. Он видел схожие проблемы в наших с Лили переживаниях и постоянно пытался расшевелить и подружить нас, полагая, что так мы быстрее придем в норму. Но, что бы он не предпринимал, мы оставались чужими друг другу. Примерно год мы просто сосуществовали. Моя новая младшая сестренка осторожничала, адаптируясь к сменившийся реальности и молча наблюдая за мной. Я, в свою очередь, не питал к девочке вообще никакого интереса, да и не было у нас причин проводить время вместе. Даже учились мы раздельно: Лили занималась с преподавателем на дому, мне же приходилось посещать школу и лишь изредка составлять ей компанию в домашних занятиях. Но постепенно, оторванная от общества девочка, начала задавать мне вопросы о школе и моих одноклассниках. Я удовлетворял ее интерес сухими ответами, не особо разделяя жажды общения со сверстниками. Можно сказать, что я стал одиночкой: отдалился от былых приятелей и потерял всякий интерес к какой-либо деятельности. А Лили напротив мечтала ходить в школу и завести друзей. В итоге Томас внял непрекращающимся просьбам дочери и в четырнадцать лет отдал ее в подготовительный колледж, по сути в старшую школу с уклоном в естественные науки. Девочка была счастлива и полна энтузиазма, а от переизбытка эмоций навязывалась мне вечерами и воодушевленно рассказывала о новых событиях и своих достижениях. Поначалу меня напрягало такое положение дел, но позже я начал находить наши беседы приятными и даже расслабляющими. По крайней мере, ее болтовня выдергивала меня из круговорота бесконечных гнетущих мыслей. Постепенно я привык к тому, что она вечно трется рядом. Мы стали значительно ближе, больше времени проводили вместе, смотрели фильмы по вечерам и играли в видеоигры. Уже тогда она начала вытаскивать меня на встречи с новыми друзьями. Томас сильно переживал за свою неугомонную дочь, но со мной отпускал ее практически куда угодно. Вот только если все это время я старался воспринимать Лили как сестру и быть ей хорошим братом, то она явно смотрела на меня иначе. В какой-то момент я не мог не отметить возникшего в ней смущения и неоднозначных взглядов в мою сторону. Однажды она даже набралась смелости и спросила, не хочу ли я стать ее парнем. Будь на моем месте кто-то другой, наверняка бы и раздумывать не стал, ведь Лили превратилась в действительно очень милую симпатичную девушку. Я же искренне надеялся, что она никогда меня об этом не спросит, и делал вид, что упорно не замечаю проснувшихся в ней чувств. Причиной моего категоричного отказа ей стало не звание «сестры» и не юный возраст. Вообще, Лил была не первой и не последней, кому я не дал даже шанса. На тот момент мне было уже семнадцать и как всякого парня меня интересовали девушки. Я вполне мог засмотреться на женские прелести и испытывал желание прикоснуться к ним, исследовать их. Иногда я даже завидовал одноклассникам, когда те хвастались близостью со своими подругами и могли свободно проявлять свои желания. Однако я осознанно держал дистанцию с противоположным полом. Во-первых, просто не видел никакого смысла в отношениях. Желания желаниями, но я не испытывал ни малейшего трепета к слову «любовь». На мой взгляд, это абсолютно бестолковое чувство. Оно только мешает, затуманивая восприятие мира вокруг. А я не хотел бы привязывать себя к кому-то настолько сильно, чтобы совершать глупые поступки и перестать объективно оценивать происходящее. Вторая причина, из-за которой я не мог обзавестись девушкой, руководствуясь даже обыкновенным влечением, и которая так жутко бесит меня до сих пор, — это банальная особенность фениксов. Я искренне не хотел верить в эту чушь и думал, что Томас подшучивает надо мной, рассказывая про «поцелуй вечной любви»: якобы феникс на всю жизнь привязывается к тому, кому достанется его первый поцелуй. Звучит, конечно, как розовые сопли для девочек, однако проверить эту легенду я так до сих пор и не решился. Данную фантастическую теорию подтверждали, лишь слова Томаса о «безграничной любви» его жены, с которой, к слову, я никогда не был знаком. Но к подобному риску, раз и навсегда потерять голову, я не был готов, а потому мне всегда приходилось оставаться настороже в женском обществе, мало ли, кому что взбредет. В отличие от всех прочих девчонок, Лили было известно об этой особенности, но она никогда не пыталась воспользоваться моей слабостью. Когда же я честно сказал ей, что не заинтересован в отношениях в принципе, она, будучи оптимисткой, заявила, что изменит мое мнение о любви. Я не хотел расстраивать ее тогда, поэтому сказал, что она может попытаться, о чем позже пожалел еще не раз. Эта мысль так крепко засела ей в голову, что время от времени снова и снова я слышал один и тот же вопрос: «Будешь моим парнем?» — и неизменно отвечал отказом. Время шло и на восемнадцатый день рождения мне неожиданно достался небольшой дом на окраине города. Это был единственный случай, до этого дня, когда мама решила отметиться в моей нынешней жизни. Переживания, которые казалось уже стихли и не имели надо мной власти, вдруг ожили с новой силой. И снова я замкнулся в себе, и снова был переполнен обидой и ненавистью к своей матери. Ее подарок казался издевкой, попыткой откупиться от меня. Оформлением бумаг занимался Томас, со мной же за все время передачи собственности мама так ни разу и не встретилась. Я никогда не спрашивал у своего опекуна, был ли этот поступок лично ее инициативой, или просто частью изначальных договоренностей. Интересно, ее хоть немного мучила совесть все эти годы? Мне бы хотелось, что б мучила… В итоге дом принес мне скорее боль, чем радость. Я не горел желанием жить в нем, однако осознавал, что оставаться у Линделов тоже не выйдет. Томас больше не считался моим опекуном и было бы странно продолжать жить за его счет. Кроме того, в деньгах я тоже, как оказалось, не нуждался, помимо жилья на свое совершеннолетие я получил часть сбережений семейства Церрада, которых мне вполне хватит, чтобы оплатить дальнейшую учебу на несколько лет вперед и не обременять себя подработкой на этот срок. Пожалуй, за мое безбедное существование благодарить стоит уже отца. Именно его род из поколения в поколение преумножал фамильное состояние. Однако ни при его жизни, ни сейчас я не испытываю тяги к семейному бизнесу. Не думаю, что из меня вышел бы достойный наследник, ведь это место всегда казалось мне совсем не тем, где я действительно должен был быть. Но и теперь, я не особо вижу смысл в происходящем вокруг. Еще до переезда Лили отметила мое угнетенное состояние и всячески пыталась подбодрить. До тех пор, пока я окончательно не съехал, она, хоть и раздражала порой своей назойливой поддержкой, но действительно отвлекала и помогала мне обуздать свою злость. Но вот стоило остаться с собой один на один, как ситуация сильно усугубилась. Сила, которую годами я подавлял и пытался игнорировать, словно взбунтовалась. Внутри меня кипела уже даже не злоба, а ярость, так и норовящая вырваться на волю обжигающим диким пламенем. Причем в прямом смысле пламенем. Неосознанно я подпалил в новом доме немало вещей и несколько раз чуть не устроил пожар. В какой-то момент я даже поддался панике, осознав, что не в силах усмирить свои эмоции и огненное буйство. От всего этого хаоса в голове и реальности, я вдруг почувствовал себя очень измотанным и потерянным. В один из таких дней я поделился своей усталостью от происходящего с Лили, заглянувшей ко мне после колледжа. Сделал я это не особо рассчитывая на какую-то помощь, но к моему удивлению, я не услышал банальных слов поддержки. Выслушав мое нытье, девушка разозлилась и предложила мне взглянуть на все иначе. — Алан! Ты феникс, нравится тебе это или нет! Как долго еще ты будешь отрицать в себе то, что уже давно стало частью тебя? Может пора начать жить дальше и взять под контроль эти силы? Я даже опешил от ее решительного тона. Никогда прежде она так четко не выражала свое мнение по поводу моего нежелания быть фениксом. И под «контролем» она явно понимала не то, что я успешно пытался делать все эти годы. — Эта задача не так проста… — немного подумав, ответил я тогда, в душе все еще ощущалась тяжесть. — Уверена, что шаг за шагом, у тебя получится. Просто начни уже двигаться вперед, — с этими словами Лили устроилась на диване рядом, примкнув к моему боку, и, выдохнув, откинула голову мне на руку, лежащую вдоль изголовья. Я не стал возмущаться и останавливать ее. Мне почему-то было очень спокойно и уютно от того, что Лили вот так сейчас сидела рядом, подбадривая меня. Наверное, тогда я действительно был слишком зациклен на прошлом и видел силу феникса только с проблемной стороны. Я все время считал, что не позволяя огню вырываться на волю и отгораживаясь ото всех, тем самым сохраняю их в безопасности. Но ведь феникс — не только огонь, и я точно знал, какие надежды возлагал на меня Томас. — Лил, а ты, когда-нибудь хотела вернуться домой? — спросил я, слегка приобняв девушку рукой, на которой покоилась ее голова, и позволив ей устроиться еще удобнее на моем плече. — Если честно, я не вижу особой разницы. В каком-то смысле, оба мира стали мне домом, — ответила она, немного помедлив. — Но вот магия… По ней я скучаю. — Наверняка, порталы — сложная штука, — задумчиво произнес я. — О, похоже ты уже серьезно настроен на будущее! — лучезарно улыбнулась мне Лили, задрав голову вверх и встретившись со мной взглядом. — Кхм… Не настолько, — отвернулся я, понимая насколько близко сейчас ее лицо к моему. Как-то слишком беспечно я себя повел, слишком расслабился. — Не прогоняй меня, — вцепилась в меня Лили, едва я начал освобождать свою руку. — Пожалуйста, позволь мне быть рядом! — Лили… — Я не жду от тебя чего-то в ответ, и обещаю, что не буду лезть к тебе с поцелуями. — Дуреха, только зря тратишь время, — я тоскливо потрепал ее по голове. — Серьезно, просто найди себе парня. Не думаю, что это будет сложно. Девушка резко вскинула голову и отчаянно выдала: — Но мне нравишься ты! И, если меня не будет рядом, ты ведь останешься совсем один! — И что? Планируешь всю жизнь ходить за мной по пятам? Я ведь могу никогда не оценить тебя в полной мере. Иногда мне бывало противно от собственных слов. Я не давал Лили никакой конкретики, хотя понимал, что не испытываю к ней ничего особенного. Почему я вообще сразу не пресек ее желание влюбить в себя? Может в глубине души хотел, чтобы у нее получилось? Или, действительно, не был готов оставаться в одиночестве? Я и сейчас не понимаю. — Не в твоей власти запретить мне чувствовать. Надеюсь, что однажды и ты посмотришь на меня иначе, — девушка мягко улыбнулась и снова откинула голову мне на плечо. — Не могу ничего обещать. — Расслабься, я знаю. Давай посмотрим что-нибудь… Неоспоримо то, что Лили привносила в мою жизнь чувство спокойствия. И я позволил ей даже немного больше, чем просто быть рядом. Окружающие действительно считали нас парой, и я никогда не отрицал этого. Лили такое положение вещей безумно радовало, меня же избавляло от лишнего женского внимания. Но по факту за последние четыре года, наши отношения не сдвинулись с мертвой точки. Хотя попытки были. Порой моя «девушка» слишком вживалась в свою роль и даже провоцировала меня на нечто большее, чем просто приятная компания: кокетничала, а иногда откровенно заигрывала. Я не мог упрекать ее за это, она взрослела, и ее желания менялись, но и пересечь определенную черту тоже не мог. Подобное лишь добавило бы сумятицы в мою голову. В этом же я заверял Томаса, который не раз беседовал со мной о дочери и ее влюбленности. Какое-то время мы оба полагали, что Лили переболеет моей персоной и переключит свое внимание на кого-то еще. Однако позже, поняв, что дело гиблое, он говорил со мной уже куда строже и настоятельно просил определиться. А я не хотел делать Лили больно. Хоть и отказывал ей уже много раз, но все мои «нет» для нас обоих звучали как «пока еще нет». Вот только кому из нас я давал надежду — ей или себе? Похоже пришло время во всем разобраться. — Почему я должен оправдываться, если ничего тебе не обещал? — повторяю я, когда не получаю от девушки ответа. Лили продолжает насупленно изучать пол и молчать. — Лил, ты можешь спросить меня, хочу ли я быть твоим парнем? — провоцирую ее я, задавая новый вопрос. Девушка напрягается. — Не хочу, — наконец, подает она голос, уводя взгляд в сторону. — Почему? — Я и так знаю ответ, но сейчас не хочу его слышать, — выдавливает из себя Лили. Я вздыхаю и ложусь на спину, чем заставляю ее мельком взглянуть назад. — А я вот не знаю, — говорю я, задумчиво глядя в потолок. — И чем больше думаю, тем больше сомневаюсь в том, что не хочу этого. Какое-то время мы оба молчим. Потом я поворачиваю голову к Лили и пытаюсь понять, о чем она сейчас думает. Когда мы встречаемся глазами, девушка открывает было рот, собираясь что-то сказать, но передумывает и отворачивается. — Ты никогда не приводил к себе девушек, и даже мне не разрешал остаться… — после небольшой паузы все же произносит она. — Я испугалась. — Вообще-то я впустил к себе волка, — уточняю я, поднимаясь. — Безумец. — Есть такое, — киваю я, а в следующий момент притягиваю Лили к себе, заключая в объятия и утыкаясь лицом в ее плечо. Девушка вздрагивает от неожиданности и напрягается от моего дыхания на своей коже. Затем я чувствую, как постепенно она расслабляется в моей хватке. Я закрываю глаза, наслаждаясь охватившим меня чувством тепла и безмятежности. — Это значит — «да»? — слышится у меня над ухом ее неуверенный голос. — Ты не задавала вопроса. — Алан, не придуривайся, — ворчит Лили в своей обычной манере. Я вздыхаю. — Не стану врать, мне правда нравится, когда ты рядом, — говорю я, вдыхая приятный аромат ее кожи. — Но я по-прежнему не могу сказать, что люблю. Я поднимаю голову и выпускаю Лили из своих рук, отстраняясь так, чтобы видеть ее лицо. Она больше не отводит от меня взгляд, позволяя заглянуть ей в глаза. — Дашь мне еще немного времени? — интересуюсь я.