Дар и проклятье. Сломанный мир

      До дома я добрался без приключений. И надеюсь, что ни у одного живого существа сегодня нет на меня никаких планов. Лично у меня план один — принять настойки и завалиться спать. Пожалуй, даже телефон вырублю, чтобы никто не беспокоил.       Как всегда, бросив ключи на тумбочку у входа, я быстро разуваюсь и без промедления иду на кухню. Достаю из ящика столовую ложку, а из навесного шкафа чистый стакан и набираю в него воды из-под крана. После чего шарюсь во внутреннем кармане толстовки и извлекаю оттуда темно-фиолетовую бутылочку.       Какое-то время я тупо держу ее в руке и смотрю на почти непрозрачное стекло, возвращаясь мыслями к фигурке из дома Линделов. В голове снова прокручиваются события сегодняшнего дня: мое искреннее изумление, когда осколки слились воедино, и неприкрытая злоба, когда девчонке удалось задеть меня за живое. Кажется, самооценка у дочки богини зашкаливает, к тому же упертая она до невозможности. Честно говоря, я даже удивился, когда Клеа вдруг отступилась от идеи оккупировать мой дом и решила остаться у Лили. Но мне же проще.       Наконец, я возвращаюсь в текущий момент, открываю флакон и наполняю столовую ложку вязкой коричневой субстанцией, что больше походит по консистенции на мед, нежели на жидкость, и засовываю настойку в рот. Не знаю, как изменили качество смеси пион и лаванда, но хорошего вкуса они явно не прибавили. От обжигающей горечи мое лицо тут же перекосило, и я поспешно потянулся к стакану, чтобы побыстрее запить ядреную травяную настойку.       Уф… Какая ж гадость, все-таки. Но лишь бы работала.       После вкушения прекрасного снадобья в горле становится мягко и тепло, как от крепкого алкоголя. Однако эффект этот — краткосрочный, как и действие самой настойки. Любые вещества, будь то лекарства, дурь или алкоголь, воспринимаются организмом феникса как яд и довольно быстро обезвреживаются. Очень удобно, кстати, — сколько бы я не выпил, никогда не напиваюсь в хлам. Поэтому спорить со мной на предмет выдержки в этом деле никому не советую. По той же причине сейчас нужно побыстрее отправиться спать.       Я торопливо споласкиваю стакан и ложку в проточной воде и убираю все по местам. Настойку также отправляю на полку в один из верхних шкафов, после чего направляюсь в комнату, попутно освобождая себя от толстовки и футболки. Бросаю все это добро на стул рядом с кроватью, достаю из кармана джинс свой смартфон, мельком смотрю на время, — к слову, сейчас только три часа дня, — зажимаю кнопку включения и, дождавшись, когда на дисплее отобразится прощальный экран, кладу его на стол. Затем стягиваю с себя джинсы вместе с носками, отправляю их следом за прочей одеждой, и ныряю под одеяло.       За то короткое время, что потребовалось для перемещения с кухни в кровать, моя голова начала немного кружиться, а руки и ноги заметно потяжелели. Я успеваю подумать о том, что толком ничего не ел сегодня, но едва щека касается подушки, как все мысли спешно покидают мое сознание, тело расслабляется, и я проваливаюсь в сон, растворяясь в атмосфере блаженства и уюта.       Мне так хорошо и спокойно. Я поднимаю голову и сквозь пальцы смотрю на солнце. Оно не обжигает глаза, просто слишком яркое, такое, что невозможно долго смотреть на него без слез. Но его переливы завораживают меня. Я улыбаюсь, и вдруг вижу широкую улыбку напротив.       Клеа звонко смеется и щурит свои озорные зеленые глаза. А затем цвет ее глаз почему-то меняется, они становятся небесно-голубыми. Волосы собираются в волны и приобретают золотисто-рыжий оттенок, а черты лица искажаются до неузнаваемости. Только улыбка остается такой же широкой и неизменно теплой.       На меня смотрит уже не волчица, а незнакомая мне женщина. Словно поймав фокус, картинка становится четче и наполняется деталями. Позади незнакомки прорисовывается карусель и разноцветные гирлянды, ясное небо и то самое солнце. Ко всему прочему добавляются еще и звуки. Теперь я слышу глухой гомон вокруг и веселую мелодию аттракциона. Женщина наклоняется и шутливо нажимает указательным пальцем на мой нос.       «Мой солнечный мальчик, » — мягко произносит она, — «ты знаешь, что ты особенный?»       Незнакомка вновь широко улыбается, а все вокруг начинает медленно плыть и растворяться в пелене белого света, звуки глохнут и стихают совсем.       Я открываю глаза в полной темноте, только тусклый свет от фонаря проникает сквозь занавески, очерчивая жирную полосу на полу и стене. В тишине отчетливо слышно, как взволнованно колотиться мое сердце. Рыжеволосый образ все еще стоит у меня перед глазами, а в голове лишь один вопрос: кто эта женщина?       Я в замешательстве. Не могу понять, она плод моей фантазии или вытащенное из подсознания давнее воспоминание. Сколько мне было? Семь или восемь, когда родители отвели меня в парк развлечений. Я хорошо помню эту карусель и специфичную музыку. Женщину припомнить не могу, но настолько четкими были ее образ и слова во сне, словно эта сцена действительно происходила со мной раньше.       Вдруг меня посещает одна любопытная догадка, которую хочется тут же проверить. Не вставая, я тянусь за телефоном, включаю и начинаю строчить сообщение Лили. После отправки под текстом моей просьбы отображается время 23:42, но не успеваю я задуматься, много это или мало, как приходит короткий ответ:       «Завтра.»       Наверное, они уже легли спать. Что ж, придется утолить свое любопытство утром. Только собираюсь отложить телефон в сторону, как он жужжит, и всплывает новое сообщение:       «А нафига тебе ее фото?»       «Хочу кое-что проверить, » — туманно отвечаю я, но не вдаюсь в подробности. Благо Лили не пристает с допросом и сообщений больше не приходит.       Ритм моего сердцебиения уже выровнялся, но я продолжаю валяться в кровати, размышляя, чем бы заняться. Режим дня определенно сбился, но ждать вечера, чтобы нормализовать его, у меня попросту не было сил. Сейчас сна ни в одном глазу, и чувствую себя в разы лучше, а главное спокойно. Настойка Томаса, действительно, вещь эффективная, всегда позволяет быстро утихомирить свои душевные переживания и очищает голову от лишнего.       Кстати, впредь, мне стоит быть осторожнее в плане эмоций. Клеа увидела сегодня не самую лучшую мою сторону, нужно будет извиниться перед ней завтра за мой агрессивный порыв. Хотя пока мне не особо хочется сталкиваться ни с одной из девушек, поэтому не уверен, что встретимся мы именно завтра. Возможно, затворнический день с самим собой будет лучшим решением. Опять же, мыслей для размышлений полным-полно.       Наконец-таки я поднимаюсь с кровати и, не включая света, натягиваю на себя те же джинсы, что были на мне с утра. Достаю из шкафа и надеваю свежую футболку и носки, а содержимое стула беру в охапку и отправляюсь в ванную, где закидываю грязную одежду прямиком в стиральную машину. Прежде чем выйти, мельком смотрю на себя в зеркало, акцентируя внимание на глазах. Отражение встречает меня пофигистичным взглядом без каких-либо признаков ярости и пылающего пламени. Вот и хорошо.       Покинув ванную комнату, я неспешно перемещаюсь в гостиную и собираюсь уже было плюхнуться на диван, пощелкать каналы по телику, но вспоминаю сегодняшние распри из-за мансарды с террасой. Кажется, за все лето я ни разу туда не поднимался, а надо бы проверить ее на наличие мусора. Ноги уже сами несут меня в прихожую, где я отыскиваю пару тапок. Конечно, можно дождаться утра, но какая разница, заняться все равно толком нечем. В отсутствие учебы, мой день загружен только тренировками в парке, остальное время тратится на компьютерные игры, созерцание фильмов и вечеринки с Лили. Однако это мой последний беззаботный год. Следующим летом моя учеба в универе заканчивается, а значит надо бы серьезно подумать над будущим, в частности о работе, с которой, к слову, я пока не определился.       Надев тапочки, я не сворачиваю в гостиную, а иду вдаль по коридору мимо гостевого санузла, чуть дальше которого расположена неприметная лестница на мансарду. Из прихожей ее практически не видно, и если не знать о существовании подъема, то сложно обнаружить лестницу, пока не подойдешь ближе. Похоже, Клеа не особо шастала по углам, раз не обратила на нее внимания.       Ступени поскрипывают под ногами, пока я поднимаюсь на второй этаж. Как только темная дверь преграждает мне путь, я легко толкаю ее, заставляя открыться, и прохожу внутрь. Даже не пытаюсь отыскать выключатель на стене, лунного света из панорамных окон вполне достаточно, чтобы различить силуэты мебели и ни на что не наткнуться. Так как интересует меня не сама мансарда, а терраса, то двигаюсь я прямиком к окнам.       Широко открываю среднюю из трех створок, впуская в комнату ночной прохладный воздух. Едва ощутимый ветерок ласково скользит по коже и сразу стихает. Выйдя на крышу, фактически на улицу, я осматриваю просторную бетонную площадку. Обычно ветер задувает сюда мусор в виде листьев и сломанных веток, но сегодня здесь на удивление чисто. Осень в этом году еще не наступила, да и лето, хоть и не баловало сильным зноем, но и бурной непогодой не отличалось.       Подойдя к ограждению площадки, я неторопливо окидываю взглядом окрестности. У проживания на окраине города определенно есть свои плюсы: помимо соседских крыш и оград, больше ничего не отвлекает взор от уходящего к горизонту покатого склона, густо заросшего высокой травой и редким кустарником. Темная полоска леса далеко вдали дрожащей линией четко разделяет землю и бескрайнее небо.       Я присаживаюсь прямо на бетонную плиту и задираю голову. Ночь сегодня настолько ясная, что на небосводе хорошо проступает россыпь мерцающих звезд, среди которых сразу же выделяются две самые яркие: Северная и Лазурная. Закрыв глаза, я с наслаждением вдыхаю прохладный ночной воздух. Ощущение бесконечной свободы переполняет, словно весь мир сейчас у моих ног. Давненько я так не сидел.       — Так и знала, что приберег это место для себя! — внезапно раздается голос у меня за спиной. К собственному удивлению я даже не вздрогнул от неожиданности.       — Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я, поворачивая голову в сторону гостьи и сразу отворачиваюсь. Опять она без одежды, чтоб ее…       — Пришла полюбоваться видом с твоей террасы, — как ни в чем не бывало отвечает Клеа. — Звезды сегодня такие яркие.       По наитию я снова поднимаю глаза к небу, обращая взор к далеким сияющим точкам, и обреченно вздыхаю. Пока в грудь набирается новая порция кислорода, я обдумываю, как бы по-быстрому спровадить волчицу обратно к Линделам. Но абсолютно все мои физические и мыслительные процессы замирают, когда нечто мягкое и теплое прижимается к моей спине.       — Вот эта моя любимая, — с нежностью сообщает девушка практически мне в ухо, а ее рука вытягивается вперед, указывая пальцем в направлении Лазурной звезды.       — Кхм… Тебе не стоит так прижиматься ко мне, особенно без одежды, — констатирую я, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.       — И почему тебя так смущает мой внешний вид? — ворчит она, отодвигаясь назад.       — Странно, что тебя он не смущает, — ворчу я в ответ.       — А должен?       Я аж опешил от ее вопроса.       — Ну, как бы… Ты не одна, и ты голая, — удивленно поясняю я, не понимая — ей действительно плевать или это часть какой-то коварной женской игры.       — И что?       Клеа остается невозмутимой, и мне даже кажется, что сейчас она стоит у меня за спиной, скрестив руки под грудью, так же как при нашем знакомстве. А судя по реакции, ее правда мало волнует неприкрытость собственного тела.       — Не знаю, как в твоем мире, но здесь люди обычно одеваются, когда собираются куда-то идти, — тактично замечаю я.       — Не удобно тряпки в зубах тащить, — не раздумывая приводит аргумент девушка. — Я не запомнила дорогу, поэтому могла найти это место только по запаху.       — Тебе вообще не стоило сюда приходить. Думал, мы договорились… — начинаю я выражать свое недовольство ночным визитом, но волчица перебивает:       — Дай свою футболку, — просит она требовательно.       Похоже, спровадить девушку побыстрее не выйдет. Ладно, пусть слушать меня не стала, но капля здравомыслия в ее голове все же есть, что уже неплохо. Я молча стягиваю с себя верхнюю часть гардероба и протягиваю за спину. Клеа тут же тянет за ткань, освобождая мою руку.       — Так зачем пришла? Звезды над всем городом одинаковые, — мне все еще не ясно, что в действительности нужно ночной гостье.       — Хочу кое-что прояснить, — отвечает девушка, опускаясь рядом со мной.       Я ожидал, что она наденет футболку, после чего мы сможем нормально разговаривать дальше, видя друг друга. Когда же мою спину защекотали длинные волосы и всем весом навалилась спина девушки, я понял, что сильно ошибся. Она почему-то решила сделать из меня опору и даже откинула голову мне на плечо, как на спинку кресла. Но больше всего меня удивило, что я не ощущал никакой ткани между нашими телами.       — Клеа, где футболка? — осторожно интересуюсь я, встревоженный сложившейся ситуацией. Пожалуй, все стало только хуже.       — Ты думал, я сяду голой задницей на землю? — невинно спрашивает девушка.       Я закатываю глаза и оставляю вопрос без ответа. Если честно, у меня нет желания говорить с ней дальше. Недавно приобретенное спокойствие сейчас под угрозой исчезновения, а так называемое шестое чувство подсказывает, что пора валить.       — Я немного расспросила Лили о твоем прошлом, — произносит Клеа, когда тело уже порывается встать, но ее заявление заставляет меня остановиться.       — Зачем? — хмурюсь я.       — Твое поведение показалось мне странным. Хотела понять, что ты скрываешь и почему.       — Кроме сил феникса скрывать мне нечего, а о них тебе итак известно, — мне не нравится, что ее заинтересовала моя жизнь, но я стараюсь не показывать этого и звучать как можно беззаботнее.       — Мне жаль, что так вышло с твоим отцом, — говорит она, игнорируя мои слова, а у меня внутри мгновенно все сжимается.       — Давай сразу закроем эту тему, — серьезно прошу я девушку.       — Но тебе не нужно винить себя из-за случившегося, — продолжает она.       — Клеа, я не хочу обсуждать это, — настаиваю я. Как много Лили успела растрепать ей без моего ведома?       — Но ведь чувство вины однозначно мешает вашей связи с фениксом! И насколько я поняла из рассказа, это был несчастный случай. Ты же не знал, что ты…       — Хватит!       Девушка охает и валится туда, где секунду назад сидела ее опора. Лишь мельком я бросаю взгляд за спину: Клеа практически моментально выпрямилась и теперь сидит, притянув колени к груди, и недовольно потирает ушибленный локоть.       — Можно было поаккуратнее! — возмущается она.       — Ты ж феникс — быстро заживет, — откликаюсь я без малейшей тени сочувствия.       — Скажи это моему трупу, когда я сломаю шею по твоей вине! — не унимается девушка.       — Не преувеличивай, — сам прекрасно понимаю, почему она упомянула именно шею, ведь даже хотел извиниться. Но сейчас это будет вообще не к месту, тем более что я, вроде как, опять злодей в ее глазах. И все же — не бесчувственная тварь.       — Тут и твоя вина есть. Не слушаешь, что тебе говорят, и лезешь, куда не просят, — поясняю я, бесцельно изучая горизонт.       — А кто сам попросит лезть туда, где больнее всего? — спрашивает Клеа, причем настолько серьезно и уверенно, словно точно знает причины моего поведения.       — Узнала немного обо мне и решила, что все понимаешь? — усмехаюсь я.       — Нет, — судя по всему она поднялась и сейчас стоит прямо за моей спиной, — но ты просил помочь тебе освоить силу феникса, — продолжает девушка, — и, как твой учитель, могу сказать, что ты ошибаешься, когда ограничиваешь себя в эмоциях, пусть даже негативных. Ты словно тушишь угли, вместо того чтобы раздуть пламя. А чувство вины не дает тебе в полной мере слиться со своим фениксом.       Смотря что считать ошибкой, учитель. Долгое время я отчаянно не желал мириться с судьбой и тушил эти самые угли. Я давно понял, что чем меньше мой эмоциональный отклик, тем тише становится пожар внутри и тем проще мне подчинить себе неугомонную стихию. Даже когда Лили убедила меня в том, что я способен справиться со своей силой, мне не хотелось будить ее полностью.       Воспоминания о трагичном дне в поместье Церрада до сих пор преследуют меня в кошмарах. Я до сих пор как наяву слышу во снах молящий плач и крики матери, бессильно распластавшейся на полу, истошный вопль сгорающего заживо отца, что мечется в отчаянии по комнате, не в силах прекратить свою агонию, и сладкий дурманящий голос, от которого каждый раз меня неизменно бросает в дрожь.       Долгое время я сомневался, слышал ли его на самом деле. До сих пор до конца не уверен, что не сошел тогда с ума, хоть теперь и предполагаю, что это был голос моего феникса. Но честно говоря, я был даже рад, когда она не ответила мне в лавке Томаса. Не стоит ее будить. Достаточно и меня самого.       — Похоже, это ты ошибаешься, — произношу я холодно. — Я знаю, что моя сила дремлет из-за приглушенных эмоций. И я не испытываю чувства вины, мой отец был тем еще подонком. Но раз уж ты все равно не отвяжешься, скажу.       Я разворачиваюсь. Клеа и правда была прямо у меня за спиной, а теперь стоит напротив, все также в чем мать родила. Глаза давно привыкли к темноте и тусклому небесному освещению, позволяя вполне четко видеть ее лицо и все тело. Глупо упускать такой момент.       — Я хотел убить его, — мой голос звучит безразлично, но в то же время я медленно прогуливаюсь жадным взглядом по обнаженным плечам и груди, а затем по животу к бедрам девушки. После чего возвращаюсь к ее испуганным глазам и, улыбаясь, добавляю:       — И сделал это.