Довкусие

— Гарри, я ещё раз повторяю, Вам не следует совершать резкое перемещение на верх горы, — Кассиопея устало массировала лоб, перемещения изматывали её, а вот парню хоть бы хны, — …слишком разное давление и разреженность воздуха. — Да брось, что со мной может случиться? — самоуверенность появилась в нём не сразу. Грецию они посмотрели мельком, прошлись по торговой улице Афин да поглядели со скал на морской залив. В Индию заглянули едва: какой-то большой храм, где аляпистых статуй больше, чем всего остального. На Вашингтонские небоскрёбы — «термитники» по мнению Блэк — глядели косо, их английской душе пришлись не по нраву такие давящие сооружения. Но вот, когда два недовольных путешественника приземлились прямиком на верхний уровень Эйфелевой башни, их настроение изменилось… На более скверное: в Париже начался ливень. Первым не выдержал Гарри и заржал, пока Кассиопея взвешивала решение достать волшебную палочку. В итоге смех не прекращался, даже когда девочка спряталась под его мантию; какое счастье, что школьные мантии широкие, как наволочки на рояль. Пасмурная погода держалась всё время, поэтому они решили поскорее аппарировать подальше, да и Франция только на столице не заканчивается. Кассиопея не переставала быть слишком умной, о каждом месте она могла рассказать что-то: факты, истории, легенды. Он будто вновь с Гермионой. Откуда в детском мозгу берётся столько места и памяти на такое количество рандомных фактов из разных областей? Вот Блэк перечисляет эпохи по слоям каменной породы на десятиметровых столбах в долине Иль-сюр-Тет, где-то в регионе с непроизносимым для Гарри названием, впрочем, как и все остальные наименования на французском, а вот девочка уже рассказывает, в результате каких климатических условий в лесу Уэльгоа растут невероятно массивные деревья. Правда, именно там произошла заминка: пока Кассиопея с трудом перешагивала через огроменные валуны, обвитые корнями и мхом, Гарри в недоумении пялился на знак Даров Смерти, высеченный заклинанием на боку камня-гиганта. Блэк сказала, что этому символу уже много лет, и не удивилась, а вот самого парня это насторожило, раз уж теперь он связан со Смертью. Но этот знак был не больше, чем простая пометка на местности, для чего — неизвестно. Возможно, сторонники какой-то организации, может, даже не грин-де-вальдовской, помечали территорию, где должны будут собраться люди, или, может, это, как карта сокровищ, отметка на местности, по которой следует искать клад. Уверено можно сказать только одно: сейчас они с Кассиопеей, определённо, ничего узнать об этом не смогут. Да и не пытались они сильно, поплутали по туманному лесу и аппарировали дальше. Следующим местом, где и разошлись интересы друзей, стала гора Монблан. Гарри загорелся желанием окунуться в снег на вершине четырёхкилометровой горы, а Кассиопея умела рассуждать здраво… Вот и к пониманию пока не смогли прийти. — Что из моих слов Вам не понятно? — вздохнула она, как бы красиво не выглядели горные пейзажи, а в детских туфельках по каменистым низинам не походишь. — Ну, ты ведь туда не пойдёшь… Замёрзнешь, — Гарри подразумевал её крайне лёгкую одежду для тамошней температуры, минимум десяток отрицательных долей на градуснике. — Естественно, не пойду. И не аппарирую. Проблема не в холоде, — чётко проговаривала она свои ответы. — Повторяю ещё раз: я моментально потеряю сознание от давления, а далее умру от нехватки кислорода, даже замёрзнуть толком не успею. И Вам я также не советую… — Ладно, просто побудь здесь. Я мигом, — парень скинул свою школьную мантию на скамейку, трансфигурированную из рухнувшего ствола дерева, Кассиопея закатила глаза, устроилась там же. Гарри разбежался, будто собирался на вершину подняться пешком, и пропал в вихре аппарации. Даже не имея проблем со зрением, Блэк не могла увидеть крохотную фигурку человека на хребте горного массива, да и наблюдала она за этим у самого подножья. А Гарри тем временем успел промёрзнуть на сильном ветру, немудрено, на нём рубашка, джемпер и брюки, ботинки разве что для ранней осени подходили. Мантию этот крайне сообразительный юноша снял, чтобы на Монблане не растерять сувениры из разных стран, но вот себя по частям он не боится растерять. Ветрище на высоте четырёх с лишним километров был поистине крышесносным, потому как Гарри, стоящего на пике одного из верхних хребтов, не снесло с обрыва только чудом. А вот отсутствие достаточного количества кислорода на жизнедеятельности мага не повлияло существенно, он машинально почувствовал, что добывать из воздуха нужное вещество стало сложнее, и начал усиленно дышать. Но парень был уверен, что эти неудобства стоило потерпеть, потому как перед ним открывался невероятный вид. Да, таких природных красот в Хогвартсе нет. Пресловутое «дух захватывает» пришлось кстати, такое невероятное чувство полной свободы ещё дальше отодвинуло его тяжёлые думы. Где-то там, далеко внизу, сидит скучающая Кассиопея, которая и не знает о его нынешнем местоположении. Резвая мысль пронеслась прежде, чем мысли о последствиях. Гарри поднял руку вверх, и фиолетовые фейерверки взметнулись в воздух, наверняка, выше самого Монблана. Зрелище веселило, или это был недостаток кислорода за последние минуты… Холод уже не так жёг красную кожу рук, да и у Гарри была стойкая уверенность, что теперь он неубиваемей, чем был до смерти. Он по-турецки уселся на снег, что выглядел достаточно пушистым и уютным, приютские кровати, определённо, проигрывали. Странным было ощущение, что под его задницей находятся метры снежной массы, что могут в какой-то момент уйти из-под неё. Гарри пока не определился, адаптировался ли его организм к климатическим условиям Альп, или это уже всё отмёрзло так, что просто не чувствуется. Позволить себе продолжить наслаждаться экстремальным видом посиделок он мог. Даже снежный ангел на склоне Монблана выглядел мощно и сурово, а вот парень с белой спиной — едва ли, снежные комья прилипали к волосам и ворсу джемпера. Если бы не мороз и ждущая внизу девочка, просидел бы Гарри там долго. Он поднялся на ноги, что по икры утопали в снегу, и заметил позади отпечаток своей обмерзшей задницы. Оставшиеся после войны клетки мозга решили, что просто аппарировать к подножию массива будет скучно, и раз уж есть возможность сделать это необычно, пожалуй, стоит ею воспользоваться. — Правильно, а когда ещё доведётся так спуститься, — проговорил парень и уселся на выступ перед наиболее гладким и пустым склоном. Он мог честно сказать, что ни разу в жизни не занимался зимними видами спорта, но его гриффиндорская часть личности упорно превращала легкие ботинки в широкие лыжи, которые он как-то видел в одной передаче по телевизору. Гарри едва представлял, как управлять подобным устройством, но куда-то запропастился его страх, прихватив благоразумие. Резким движением он соскочил с выступа и полетел вниз, рассекая снежный покров. Кассиопея не удивилась, когда в высоту стрельнула фиолетовая вспышка, значит, Гарри был не на вершине, а на ближайшем хребте. Она мысленно его похвалила, хотя бы сигнальные чары не догадался использовать, а то недолго заинтересовать Французское Министерство. — Это самый взбалмошный Повелитель Смерти, которого я виде… — её слова оборвались, когда с Монблана начала сходить лавина. Хоть издалека она выглядела легкой посыпью пушистого снега, Блэк прекрасно понимала, что на самом деле с горы спустились десятки тонн тяжёлой и смертоносной массы. Звук будто замер и затих, сама лавина была беззвучной, оттого и смотрелась негрозно. Кассиопея сжала губы и приподняла брови: — Да, определённо. Спустя долгие секунды позади неё всё же раздался грохот, но производил его всего лишь парень, споткнувшийся на своих нелепых и неудобных лыжах, когда по инерции вылетел из аппарации на травянистую поляну. Его ход значительно замедлило и остановило дерево, из-под которого он сейчас старался выбраться, оно росло под наклоном, видимо, почва на краю невысокого берега была хрупкой и неудобной для широких корней ольхи. С упёртым кряхтением он поднялся на локтях и скинул с ног трансфигурированную обувь. Гарри дал себе немного времени полежать и прийти в себя, после чего встал на ноги, стараясь перейти на более сухую траву, стоять носками на голой земле не было большим удовольствием. — Вижу, Монблан пришёлся Вам по вкусу, — стараясь не усмехнуться, сказала Кассиопея. — Да, правда прикольное местечко, — покивал Гарри, возвращая ботинкам прежний скучный вид. — Вы выбрали… интересный способ спуститься. — Так всё равно же под конец аппарировал, — он пожал плечами, накидывая мантию. — Я предлагаю поскорее отсюда убраться, — оглянулась девочка назад, — Вы привлекли достаточно внимания и фейерверками, и лавиной. — Но красиво ведь было… — Не спорю, но скоро Альпами заинтересуется департамент Французского Министерства по незарегистрированной магии вне магического мира, в наших интересах продолжить путешествие, — её речь легкая, ни капли обвинений в сторону гиперактивного друга, и это приятно Гарри. — И куда дальше? — Если Вас утомила дальняя аппарация, мы можем посетить Италию, к тому же именно Альпийский горный массив стоит на границе её и Франции. Заодно и в Милан заглянем, всё-таки индустриальный центр Италии. — От Монблана до Милана сто двадцать миль минимум, — пробубнил Гарри, щурясь. — Ты это назвала «отдохнуть, если утомился»? — Будь по Вашему, значит, без Милана. Можем обойтись без больших городов, — она пожала плечами, слегка ёжась, всё же в Альпах не южный курорт. — Не, ну, конечно, главные достопримечательности мы просто обязаны увидеть… — Но основная цель, опять же… — Да-да, мы ищем самое злачное… — Благоприятное, — надавила Кассиопея на передразнивания друга, — место для спокойной и мирной жизни. Гарри закатил глаза на чистую заученную фразу и взял Блэк за руку, утягивая в недолгую аппарацию. Приземлились на холм с маленьким ручейком и полукруглыми камнями, пробивающиеся через подсохший травяной покров. — Италия, мисс, — отрапортовал парень, поглядывая на обратную сторону Монблана. — Что мы собираемся посетить? — У Вас ещё есть силы на музеи и памятники культуры? — её энтузиазм начал сходить на нет ещё в Вашингтоне. — А у тебя? — Гарри невольно испытал сочувствие к ребёнку, что неустанно колесит с ним по миру уже больше шести часов, с каждой аппарацией она становилась более вялой, а уже выпитые несколько флакончиков с отваром от укачивания не давали нужного эффекта. — Может, тогда перекусим, заодно и ты отдохнёшь. — Мне нравится эта идея, и, если Вы управитесь за один скачок, будет прекрасно, — Кассиопея вздохнула и взглядом попрощалась с заснеженными хребтами, прежде чем её снова рванула магия. Гарри справился с просьбой, и живая улочка во Флоренции встретила их шумными разговорами на незнакомом языке. Маги выискали кафешку, где в это послеобеденное время ещё было свободное место. Кассиопея заняла столик в середине помещения и устроилась на поскрипывающем деревянном стуле. Гарри — напротив неё, тупо глядел по сторонам стараясь уловить хоть что-то, понятное англичанину. Тем временем к Блэк подошёл парень немного за двадцать, щетина, бесформенная не совсем белая рубашка и застиранная ткань брюк, оказалось, официант. Затараторил что-то на своём, Кассиопея покивала да и кинула в него Конфундус. Тот замолк, а девочка указала пальцем на семью у окна, ей потребовалось два кивка и немного жестов, чтобы официант понял её просьбу, после чего ушёл к барной стойке. — Это что за интернациональный язык такой? — Определённо, это лучше, чем использовать Непростительное и привлечь внимание ещё и Итальянской Магической Мафии. — Что-то типа Итальянского Министерства? — не до конца понимая, как с законом связана незаконная организация, спросил он. — «Что-то типа»… — подтвердила девочка, из чьих уст подобное словосочетание звучало чужеродно. — В Италии, именно в Магической части страны, Мафия имеет вес в вопросах порядка и власти, как такового Министерства, в привычном нам понятии, здесь не существует. Нет Аврората, совета Визенгамота, центрального здания, всё это здесь заменяют различные группировки. Что же до Маггловской Италии, то Мафия ещё только начинает набирать обороты, думаю, в ближайшие десятилетия это станет носить всеобъемлющий характер. — М-м, — единственное, что смог выдать Гарри, его познания об Италии заканчивались на вине и пасте, а эта ходячая энциклопедия уже рассматривала принесённые тарелки с едой. — Макароны? — «Что-то типа», — вновь ответила Кассиопея, видать, фраза понравилась, — Это должно быть «конкилье», похожи на ракушки, так и переводятся. И соус из… грибов и сливок. — Только не говори, что ещё и в итальянском языке что-то можешь? — Не могу, вон там название написано, — усмехнувшись, она взглядом указала на доску-меню на стене. — Но ты это даже прочесть смогла… — его бубнёж затих. — Я скажу, что это — магия, а Вы согласитесь, и мы закроем подобные вопросы в будущем, — она начала пробовать блюдо, пока тот молодой человек принёс ещё пирог и розетку с печеньем. Вновь тема ушла в русло «кто такая Кассиопея? и что она скрывает?», но Гарри решил для себя закрыть на это глаза и смириться с неизвестностью. Кивнул. — Это магия, — медленно и слегка наигранно произнесла Блэк. — Полностью согласен, — он подпёр щёку ладонью и взял печенье, украшенное сверху орехами, постучал им по краю тарелки, — …а оно и должно быть таким сухим? — Да, этот вид печенья выпекают дважды, чтобы срок хранения мог достигнуть нескольких месяцев. К тому же, это одно из блюд кухни Тосканы. — Чего? — на это последовал её вздох, девочка, вроде, планировала поесть, а не отвечать на нескончаемые вопросы Гарри. — Тоскана — регион Италии, где мы сейчас находимся, — она опустила вилку на край тарелки с пастой и посмотрела в новые вопросы в глазах друга. — Там… на улице, висит вывеска тосканского ателье… — А-а, спасибо… Ты ешь-ешь, — он махнул рукой, печенье выглядело подозрительно крепким даже для зубов мага, который пару десятков минут назад прыгнул с горы. Вообще, Гарри не раз за сегодня успел похвалить себя за решение разменять полученные фунты и шиллинги в валюты стран, что они собирались посетить. Так как делал парень это самостоятельно, пришлось приложить достаточно усилий, чтобы ранним утром в Гринготтсе в письменном виде объясниться с гоблинами. Те ведь не видят и не слышат его, только чувствуют присутствие. Но, Гарри для себя отметил, гоблины — создания понимающие, особенно, если вчера аукцион принёс им неплохие проценты. Флоренция впечатляла архитектурой, Кассиопея сказала, что почти все основные постройки стоят ещё с пятнадцатого века, эпоха Возрождения была основополагающей для соборов, церквей и торговых улиц. Гарри, правда, сомневался, что в пятнадцатом веке было что-то «вау», по его представлениям, те времена были грязными, изобилующие болезнями и религиозным невежеством. А Блэк всё так же продолжает рассказ, наверное, это самая интересная и познавательная лекция по теме истории и географии. Они потратили порядка часа на прогулку в центре Тосканы, за это время парень успел осознать, что таким экспресс туром он едва ли сможет нормально познакомиться с какой-нибудь страной. Кассиопея не посчитала это проблемой, мол, позже успеете познакомиться. Центр хоть и был по-своему красив, но стоило им едва выйти к жилым домам, увидели друзья непримечательную картину бедности. Невысокие многоквартирные постройки с узкими лазами между запылённой кирпичной кладкой, бельевые верёвки, будто мишура на безвкусной рождественской ели, мусор и брошенные сломанные вещи. В придачу к этому грязные и потрёпанные беспризорники, что от скуки носились по кварталу с палками и досками. Позже стало понятно, они таким образом подражали военным. Довольно странно, что на фашистские объединения они наткнулись так поздно, или, может, это Гарри не заметил агитационные плакаты господина Муссолини и мужчин в форме с запрещённой в будущем символикой. Мимо них проехал грузовик с десятком вооружённых людей в кузове, на боку что-то на итальянском написано. Атмосфера мгновенно поменялась с возвышенно познавательной в подозрительно неспокойную. — Я ведь говорила Вам, что обстановка в Италии постепенно накаляется, без гражданской войны это не закончится. Думаю, через пару лет здесь будет совсем гнусно, — они свернули от дороги в аллею с хилыми деревцами, от непривычного англичанам солнца они немного спасали. — Ну, я и не собирался жить в большом городе… — Так, подозреваю, что меня ещё ненадолго хватит. Предлагаю за два-три перемещения пройтись по Италии, а после в Германию, но только Берлин, — девочка достала из ридикюля большую карту, там уже были обведены посещённые места и предполагаемый маршрут. — Тогда, может, сейчас куда-нибудь сюда аппарируем? — он ткнул пальцем в незанятое ничем место около побережья. — Ну, попробуйте, — пожав плечами, она взяла того за руку в ожидании перемещения. Гарри, едва ступив ногами на землю, очень обрадовался, что аппарация всё ещё выходит точной. Они приземлились в десятке шагов от края скалы. Впереди простиралось бескрайнее море, позади — травянистые холмы. Солнце только что спряталось за широким облаком, парень смог прекратить щуриться. Он заглянул за край пятидесятифутового обрыва, восхищаясь мерным шумом синих волн. — Знаешь, я думаю, наши поиски завершились, — выдал Гарри, проходя мимо девочки ближе к холмам. — Это радует, — выдохнула Кассиопея, ставя звёздочку на карте, — дальнейшие идеи уже есть? — А у тебя? — с лёгкой улыбкой обернулся к ней друг. — Вы настолько не можете решить самостоятельно? — она изогнула бровь. — Есть такое, как-то по жизни не привык, обычно всё за меня уже решали… — Прискорбно, но раз уж Вы спросили… — она задумчиво поджала губы, вглядываясь в рельеф луга, — я бы построила дом во-о-он там… — она указала рукой в низину между холмами, — вокруг него сад, наверное, со стороны моря, какие-нибудь пышные кусты и фруктовые деревья… — О, и ряды гранатов с мандаринами, как в Греции, — дополнил Гарри. — С обратной стороны дома, чтобы они не мешали из сада любоваться скалами. Тогда уж надо и виноградники сажать, Италия как-никак… — Никогда ничего сложнее гортензий не выращивал. — Никогда не поздно начинать, — сказала Кассиопея, меняя карту на блокнот и карандаш, и плавными уверенными линиями воспроизвела холмы на бумаге. — Я дома подумаю над этим местом, где-то у меня должно быть пособие по архитектуре… Вы сказали мандарины и гранаты? — она на обороте записала пожелания. — Беседка и какое-нибудь одно большое дерево, — он представил изящную белую конструкцию в тени, где можно в своё удовольствие посидеть, — но никаких мелких цветов… я с ними уже навозился на жизнь вперёд… — Учту. — Так… мы не посетим Германию? — спросил Гарри, понимая, что основная цель путешествия достигнута. — А Вам в сувенир повязка со свастикой нужна? — хмыкнула Кассиопея. — Ну, раз ты предлагаешь, то теперь нужна, — улыбнулся в ответ он, думая доконать ребёнка аппарациями. — Дайте минуту, — она закатила глаза и принялась вновь искать что-то в ридикюле. Камушек с рунами, как оказалось, Блэк кинула его на землю и наступила туфлей, чтобы он вмялся в почву. — Место отмечаю, чтобы потом не потеряться. — Берлин? — Гарри опять протянул руку, когда девочка разобралась со своей магической поделкой, и они исчезли в очередном вихре аппарации.

***

Том, определённо, был уверен, что с приходом Феи в его жизни наступила светлая полоса удачи. Самого таково понятия он, естественно, не знал, но радость била все прежние рекорды. Правда, это едва ли отразилось на его поведении: ходил всё такой же хмурый и настороженный, по-другому в приюте не принято… Мальчик готов был и тому глупому и несправедливому Богу молиться, благодарить, что к нему пришла Фея, даже при всей своей нелюбви к церквям и религии. Он, сколько себя помнил, всегда крайне скептично относился к этой принудительной системе веры, мол, веришь — прекрасно, теперь ещё и всем Заповедям следуй, чтобы после сидеть в Раю и продолжать восхвалять Всевышнего, не веришь — мучайся в адском пекле до скончания веков, нарушил Заповедь — да будь хоть святым человеком при жизни, всё равно итог один, тем более, что он сам уже успел нарушить несколько пунктов из этого списка. В церковь он и приютские сироты ходили каждое воскресенье уже минимум года четыре. Том эту церквушку ненавидел, сколько глупых людей собирается туда, чтобы просить помощи у кого-то настолько же существующего, как и хорошее будущее у жителей этого фабричного района… В его окружении набожных людей было слишком много: сердитые нянечки, что после наказания детей идут с чистой совестью молиться, и дети, которые ничего другого в жизни и представить не могут. Сиротам просто больше не во что верить, разве кто-то, кроме Великого Божества, сможет решить их проблемы, найти семью и устроить сытую жизнь? Рассчитывать на правительство Англии как-то не приходится, да и знают ли что-то малообразованные дети о политике. Вот и выходит, что посреди этой холодной грязи, бедности и омерзительной алкогольной вони из дешёвых пабов и от спившихся прохожих приютские выберут веру, как и подавляющее большинство. Через несколько дней после появления Феи их район заполнили слухи о пропаже Отца Симона, ох уж эти верующие клуши, кудахтающие об этом и в приюте, и на улицах. Детям не сказали ничего, просто не посчитали нужным. Ну а Том и не интересовался, ему на память об этом достались книги. Что может быть лучше? И бонусом — отсутствие прежнего пастора. Тому Отец Симон был абсолютно неприятен, всегда говорил только о своей Библии и законах Божьих, а ведь мог и о нормальных интересных книгах, ведь были же они у него, но тот упорно продолжал затягивать занудную речь. Риддл считал отвратительной его манеру общения и то, что пастор пренебрегал личным пространством детей, не только ведь к нему пастор проявлял своё внимание. Под его липким взглядом Риддл чувствовал себя неуютно, хотя стоит ли говорить об уюте, если вся его жизнь прошла в таком месте… Однако, всю эту многолетнюю тоску по чувству тепла в душе за какие-то пару недель смогла исправить Фея. До её прихода Том и не осознавал, насколько в подобном он нуждался, просто жил в отвратительном месте с неприятными людьми и ничего такого не происходило… А тут Фея. Том так и не смог понять, что это такое, но каждой встречи он с присущим ребёнку нетерпением ждал. Фея всегда приходила бесшумно, отметил для себя мальчик, дверь, что обычно скрипела от любого сквозняка, оставалась в покое. Изначально Фею мог выдать и скрипучий стул, но спустя пару дней после её появления, и он перестал помогать Тому найти гостью. Фея обычно сама давала о себе знать: открывала дверцы шкафа, двигала книги, камушки на подоконнике, садилась на кровать — предательница тоже прекратила скрипеть — можно было заметить примятую ткань матраса и одеяла. Но самым приятным и до сих пор неожиданным появлением оставались её прикосновения. Риддл даже не сразу это замечал, просто в какой-то момент в каштановых кудрях ощущались чужие руки, что мерно массировали кожу или просто гладили по волосам, порой можно было почувствовать руки на плечах и ссутулившейся спине, когда он совсем погружался в книгу. Каждое мгновение таких прикосновений он ловил с жадностью голодного зверя, но мальчик так старался одновременно с этим не спугнуть Фею. Вдруг она бы ушла, если бы Том стал слишком настойчиво напрашиваться на эти незаметные ласки. И теперь это пугало гораздо серьёзнее, чем возможность остаться без еды на день или больше из-за провинности. Фея стала своеобразным островком спокойствия и уюта, к которому так тянулся мальчик. Он старался так аккуратно подбираться к Фее, чтобы не мешать ей, не дай Боже и уйдёт ещё. Рядом с ней можно было сидеть, уткнувшись носом в тёплый бок, или ложиться спать в одиночестве, зная, что поздней ночью его обязательно укроют тёплым шерстяным одеялом, а проснётся он вообще в тёплой комнате, что в каменных стенах приюта в ноябре было невозможно. Обычно Фея занимала своё время книгами, совершенно отличными от тех, которые читал Том, те были в крепких массивных переплётах, с украшениями и нарисованными вручную картинками, Риддлу всё же удалось однажды полистать её, пока Фея ночью оставила его комнату ненадолго. Ничего подобного он не видел, они и в сравнение не шли с теми, что достались самому Тому. И он бы с превеликим любопытством прочитал и эту книгу, но вот незадача — читает он пока совсем медленно, даже по слогам, хотя в сравнении с другими детьми, это широкий шаг вперёд. А ещё в фееной книге всё было слишком непонятным, огромное количество незнакомых слов попа́дали на ребёнка еще с первых листов, он-то был уверен в своих познаниях, на этом моменте ему пришлось признать свой проигрыш. Порой Том просыпался посреди ночи, тогда он мог застать мерный шелест тяжёлых страниц и стук карандаша об бумагу, Фея, наверное, делала заметки или что-то переписывала. Это могло длиться часами, нередко он вечером засыпал под эти звуки и просыпался так же. Он откровенно не понимал, как может Фея не спать ночью. Он хоть и не видел её вживую, но спящей довелось застать её лишь в первый день. Том тогда даже подумал, может, Фея устала из-за дальней дороги, она ведь из совсем далёких краёв должна быть. В сборнике сказок, который он смог отыскать в приюте, рассказывалось про фей, те жили в далёких магических лесах, колдовали дни напролёт и играли в цветах, где-то говорилось, что и спали они в бутонах. Но вот его Фея была совсем не такой. Может, и сказкам не было толку верить, раз уж и Библию он отверг? Его Фея была такой большой, ни за что бы не поместилась в цветке, она даже в куст за двором приюта бы не влезла. Но она и не спала… «Значит, наверное, она такая большая, чтобы не спать, если уж в цветок она не влезает», — разумно заключил Риддл. Сложно было поспорить с его детской логикой… А ещё его гостья постоянно куда-то пропадала днём и могла вернуться совсем глубокой ночью, когда уже и нянечки-сплетницы уйдут с кухни. Но и это вскоре выяснил Том: у Феи была подруга, с которой они собирались и читали свои необычные книги. Мальчик в целом не жаловался, что Фея надолго покидает его, оставляя маяться в одиночестве, потому что от подруги она почти всегда приносила сладкие подарки. Так как любые маломальски сладкие продукты были в их районе на вес золота, то и Том им радовался неимоверно, особенно, если у него единственного есть что-то подобное, это помогало ему чувствовать собственную исключительность. Ну, и завидовать подруге Феи, конечно, она ведь живет в сытости и достатке, судя по всему… Задумываясь о сытости, Том вспомнил, что за тот случай с падением миссис Коул его так и не наказали, хоть это и было ожидаемо. Но вот что странно: она будто и не помнила произошедшего. Пару дней она не появлялась в приюте Вула, нянечки сказали, что она неважно себя чувствует, а после вернулась и продолжила вести себя как и прежде. Ни наказания, ни косых взглядов, ни угроз не последовало… Это настораживало, но больше, конечно же, радовало, как минимум счастливыми остались его колени, что в этот раз не стояли на горохе. Возможно, это Фея постаралась, раз уж магию она применяла на постоянной основе, или дело в пустой голове миссис Коул, что за годы ведения дел приюта явно где-то свои мозги потеряла, но Том мог поспорить и с тем, что они у неё были изначально. К слову вспомнилась недавняя новость: в их церквушке появился новый пастор, раз Отца Симона так и не нашли, да, Фея тогда постаралась — полиция, осмотревшая здание, так ничего и не нашла. Теперешнего Отца, вроде, звали Уолтером, Риддл был на одном воскресном посещении церкви при нём. Определённо, лучше, чем скользкий взгляд Отца Симона, что разглядывал сирот из-за страниц вечно открытого Евангелия. Этот был просто занудным священнослужителем, что ничего дальше религии не хотел видеть, однако, не так уж и плохо, если у Тома в планах только больше знаний получить из занятий в воскресной школе. Том не понимал других ребят из приюта, как они могут так беспечно пропускать мимо ушей столько важной информации. Ведь где, кроме церкви, они смогут найти столько книг? Библиотек поблизости точно нет, не нужны они работягам в этом районе. Но он слышал, в центре Лондона такие обязательно есть — большие, с сотнями невероятных книг. Том даже осознать до конца не мог, что где-то хранится такое сокровище. «Вот вырасту и скуплю столько книг, что прочитать за жизнь не успею», — стояло у него наравне с целью: «уехать отсюда как можно дальше». Да и не только в этом разнились интересы Тома и сирот. Что же занимательного они смогли отыскать в тыканье палкой в дохлую ворону или задирании пьяного рабочего. Кто-то нашёл себе развлечение в кидании камушков на крышу полузаброшенной ночлежки, сбивать кислые яблоки с полудикой яблони. Играм Риддл предпочитал чтение, всё же здесь он с Феей имел сходства. Его любознательный порыв едва ли оценили приютские дети, взбалмошные и неряшливые. Не раз и не два разгорались споры в сиротском коллективе. Естественно, как и в любой социальной структуре, здесь была своя устоявшаяся иерархия. Миссис Коул и нянечки, соответственно, стояли на вершине пищевой цепи, потом самые старшие мальчишки — они уже впряглись на заводе, но взрослой мудростью совсем не обладали, далее задиры лет двенадцати — их ещё на работу не брали, а в конфликты с соседскими парнями и грубыми алкоголиками те влезали на постоянной основе, потом основная масса ребят и в конце забитые тихони. И если на первый взгляд Тома можно было по ошибке отнести к последней категории, то на деле же ни к одной из них он не подходил. В его планах не было цели вливаться в дружный коллектив сиротского приюта. Поэтому специально для него негласно организовали категорию «трогать нежелательно», ибо опыт в задирании Тома у детей уже был. Что взять с обычных детей, противостоять магическому всплеску для них невозможно, логично объяснить это чем-то, кроме дьявольщины, так и не смогли. Да и на подсознательном уровне дети чувствовали исходящую от него опасность. Не зря же ему в личное пользование досталась целая комната, другие сироты-то по двое, по трое уживались, ну а желающих быть соседом Тома не нашлось. К тому моменту уже произошло пару настораживающих и необъяснимых вещей с его участием. Но какую бы славу мальчик не имел, находились придурки, у которых шило просто не давало сидеть ровно. Вот и вышло, что перебранки и издёвки до чутких ушей Риддла доходили в приличном количестве. Достаточно нелестных выражений сумели сочинить своим недалёким и полуразвитым, по мнению самого Тома, мозгом. В большинстве случаев он старательно обделял вниманием задир, но, как и в случае с миссис Коул, это их только больше нервировало. В каких-то ситуациях хватало его фирменного пугающего взгляда или случайно рухнувших вещей с кухонной полки. До конца и сам Том не понимал, что придаёт его взгляду то, что помогает ему спасаться от назойливого общества приютских, но каждый раз он изо всех сил старался над ним. А что до падающих предметов, то это была загадка… До появления Феи. Тогда всё встало на свои места. Именно тогда Том и прочувствовал свою исключительность. Даже тот факт, что кто-то помимо него обладает теми же способностями, не расстроил его. Потому что Фея владела этим на совершенно ином уровне. Она могла бы научить Риддла… Возможно, пришла она сюда не случайно, именно его способности стали якорем, из-за которого Фея так до сих пор и не ушла. Но откуда бы ей знать о его силе? А ведь Фея изначально знала его имя… Может, просто услышала в приюте? Он не может узнать это никак, кроме как спросить саму Фею. Кстати, и своих способностей Риддл ей не продемонстрировал. Значит, Фея уже чувствует, что Том невероятен, или это просто случайность, а её здесь держит только прохладный интерес к житию сироты. Конечно, последнее Том отмёл сразу же, не может быть такого, что Фея здесь не из-за исключительности ребёнка. Эти мысли прекрасно тешили его детское эго. В противовес его очень хотели морально опустить сверстники. И сегодня днём своей антисмекалкой выделился Билли Стаббс. Тот мальчик лет десяти круглым сиротой не был, но большую часть года проживал в приюте Вула, пока его мать работала далеко отсюда. Сам Билли был достаточно добродушным парнишкой, но не тихоня, раз решил вновь припомнить случай с Отцом Симоном и приплёл Тома. Ребята вокруг них на улице заинтересовались, собираясь поближе к центру конфликта. Тема пропажи пастора пересуживалась и обсуждалась среди детей больше прочих тем — у сирот было достаточно противоречивое мнение о священнослужителе. По понятным причинам, кто-то излишнего внимания Отца Симона опасался, ввиду отвратительности последствий, кто-то уже выделялся излишней набожностью. Но все точно готовы были обмусолить ситуацию. Происшествий-то в районе было не много… Стаббсу хватило мозгов обвинить Тома в помощи бесам, которые и утащили пастора. Риддл, определённо, считал эту мысль абсурдной, чего не сказать о детях вокруг. Им догадка Билли пришлась по душе, тем более, что никто ничего более вразумительного придумать не смог. Слово за слово, Риддл беспочвенные обвинения от курносого не оценил. Словарного запаса ему для этой перепалки с лихвой хватило, всё закончилось на том, что Стаббс причислил его к дьяволопоклонникам. Том не увидел смысла в продолжении и ушёл, потеряв интерес к диалогу. Всё было бы слишком просто, если бы Билли затронул только тему религии, но тот буквально разрыл безымянную могилу матери Риддла и плюнул. Вот так ощутил Том брошенные вскользь слова. Именно поэтому сейчас, поздней ночью, Том шёл по коридору приюта в сторону заброшенного склада с кроликом на руках. Его бело-рыжая шерстка была невероятно мягкой, наверное, перчатки тёплые получились бы, даже зимой не холодно. Жаль только, что кролик Билли Стаббса должен остаться нетронутым, а ведь не только на перчатки, но и на мясо бы можно было пустить… Он вздохнул и перехватил питомца за длинные уши, чтобы второй рукой отворить запылённую дверь. Удивительно легко было пройти в комнатку Стаббса и забрать у мальчика питомца, Билли и не проснулся, а вот кролик волновался. Это чувствовалось в его шуганной позе и во взгляде, но откуда Тому знать, чем различаются эмоции на кроличьей мордочке… Как и ожидалось, в неровной горе давно неиспользуемых вещей он отыскал бечёвку, а деревянные стропила, выпирающие из-под недостроенного потолка под крышей, прекрасно подошли. Со своим ростом и силами он бы ни за что не смог закинуть верёвочку на перекладину, но если уж мир благословил Тома на невероятные способности, то и конец бечёвки сам собой взлетел вверх, цепляясь за стропила. Сам он взобрался на едва живой стул, так как даже второй конец верёвки был высоко. Кролика жалко не было, тем более эта месть обязана была произойти, просто спустить Стаббсу его слова риддловы принципы не позволяли. Вязать петли Том не умел, поэтому просто потуже затянул верёвку вокруг тонкой шеи Банти. Кролик трясся пуще прежнего, пытался отбиваться задними лапами, но мальчик вцепился в него мёртвой хваткой, заканчивая тройной узелок. Оставалось надеяться, что бечёвка выдержит, и сам пушистый не выскользнет из импровизированной петли. Том держал кролика в руках, действие напоминало люк на эшафоте висельницы. Он легко разжал руки и оставил зверюшку раскачиваться на натянутой верёвке, пока тот ещё пытался дёргать лапами. Осторожно спустился с шаткой деревянной рухляди, не разводя в пустынном крыле грохот. Ему не хотелось бы быть пойманным с доживающим свои последние минуты кроликом Стаббса, на него бы обязательно спустили всех собак. Риддл подождал у двери ещё некоторое время и, убедившись в получении желаемого, тихо вернулся в свою комнатку. Феи сегодня весь день не было, и помещение давно уже остыло, так всегда случалось, когда она отсутствовала. Не стал включать свет, он и без этого свою комнатку знал полностью. В темноте переоделся во всё тот же колючий бурый свитер, теперь он нужен был только в целях сохранения тепла. Синяки, что всё это время покрывали всю шею, почти зажили, становясь едва тёмными пятнышками. Том как-то не задумывался над ними, наверное, детская психика, во избежание травмы, просто стёрла воспоминания о том событии. Теперь в сознании Тома вся картина выглядела так: «Коул ругает — упал — очнулся — синяки». Он даже не постарался связать удушение и появление Феи. Вот оно, загадочное детское мышление… Ложиться спать в холоде было уже вполне привычно, но каждый раз неприятно. Значит, оставалось только ждать прихода Феи. Тот поджал ноги к груди, натянул на колени широкий свитер и с головой накрылся одеялом. Сон не шёл, Риддл до этого достаточно долго продумывал варианты мести Стаббсу, теперь мозг не хотел успокаиваться. Он долго пролежал без движения, даже согрелся слегка. Вскоре он почувствовал долгожданное тепло, мигом распространяющееся по комнате, и дрогнувшую кровать под весом Феи. Том вывернулся из своего одеяльного кокона и приподнялся, находя руками гостью. Та вяло похлопала мальчика по спине, своеобразно приветствуя, и поднялась с кровати. С непониманием Том смотрел куда-то прямо, пока Фея двигала стул и открывала дверцы шкафа. Это продлилось недолго, к Риддлу вновь вернулась долгожданная гостья. Уселась к стене в изножье детской кроватки и замерла, пока Том перебирался вместе с одеялом и подушкой поближе к ней. Тяжёлую перьевую подушку мальчик положил Фее на бедро, наверное, откуда ему достоверно это знать. Он улёгся, снова укутываясь в одеяло, чтобы понежиться в тепле, а Фея мерно и медленно гладила его по голове. Том посчитал, что та тоже за сегодня устала, и преспокойно заснул. Гарри и правда остался без сил, он израсходовал гигантское количество магии на десятки аппараций по нескольким материкам. В Германии выдохся совсем, и Кассиопея позвала вечно угрюмого Кикимера. На Гримо оба разлеглись: одна на кровати, другой на кушетке. Вскоре заглянул Поллукс, спросил, как Кассиопея провела время «у подруги». Ухмыльнулся, он ведь её и прикрывал от отца. Это удивило Гарри, как-то не ожидал он от этого серьёзного и скептичного мужчины содействия в укрывании безрассудных дел сестры. Но, видимо, отношения у этой необычной Блэк с семьёй складывались особые. Да и в целом Кассиопея цепляла, будь то недюжинные познания или харизма. А может, и нечто загадочное в ней было, её тайна… Кстати об этом, сидя на набережной реки Шпрее, Гарри, обёрнутый в нацистский флаг, как в накидку — так уж ради смеха сдёрнул эту тряпку со здания — и Кассиопея, что крутила головой, надеясь, что её друга не заметят, завели разговор вновь: — Знаешь, мне в целом уже всё равно, Кассиопея ты или нет, откуда взялась и сколько тебе, за кого голосуешь, каких целей придерживаешься… Я бы хотел видеть тебя своим хорошим другом, — по-доброму так улыбнулся парень. — Аналогично, — мягко ухмыльнулась девочка, — я тоже постараюсь не задумываться о Ваших секретах… — Прекрасно, — подытожил Гарри, облокачиваясь на спинку скамейки. — Честное слово, если бы Вас кто-то, кроме меня, видел, расстреляли бы за неуважение к рейху… — она наконец успокоилась и принялась наблюдать за корабликами и горожанами на набережной.