***
С трудом верилось, что тот ужас с массовым желанием самоубийства и единением с рух, закончился. Все изменилось: парящие куски земель, обернувшиеся вспять реки, обезумевшие моря и океаны, уходящая из-под ног земля. Мир не просто перевернулся с головы на ноги, его словно вывернули на изнанку, хорошенько встряхнули и зашили, спешно затягивая рванные многочисленные дыры. Перед нами предстал новый мир: завершенный, оконченный и целостный, такой каким и должен был быть изначально… Незнакомый, безумный и чуждый каждому мир. Нас, побитых, уставших и вымотанных, захлестнула радость от победы, настоящей и окончательной, поставившей жирную и безоговорочную точку в этой страшной истории двух миров. Победа, выстраданная нами, вырванная из лап смерти, потом, кровью и слезами, вскружила голову. Осознание истинного произошедшего пришло позже. «Никто больше не будет отбросом! Таков наш новый мир!» — билась надежда от этих слов в наших сердцах, но как же мы ошибались! Мир изменился, да. Люди остались теми же.Сохранившийся отрывок из дневника Первой принцессы Империи Ко о событиях Великой Войны Джинов.
***
С моменты драгоценной и священной победы прошел год. Переполненные мечтами и надеждами люди восстанавливали свою жизнь: отстраивали города, налаживали дороги и привыкали жить в этом новом хаотичном мире, где судьба теперь только в их руках. Но споры между главами пошатнувшихся стран никак не стихали, а казалось лишь набирают силы. Они не могли прийти к единому решению, горячо и правдиво отстаивая свою правду и не имея права идти на уступки. За ними стоял их народ и не было никого, кто бы мог разрешить проблему этих жарких споров. Мудрость Алладина не помогала. Мудрость Алибабы тем более: юноша одержал победу в войне яростным желанием и пылким сердцем, но ничего не смыслил в политике, где был необходим холодный разум и расчет. Искренность в сердцах медленно умирала.***
Хакуэй редко бывает во дворце, раз в пару месяцев и лишь для того, что бы лично отчитаться о текущем состоянии вверенной ей для восстановления территории. Она не имеет права посещать еженедельные собрания пятой императрицы да и не стремится к этому. Хакуэй погружена в свою работу и отдается этому делу всей своей душой ища в этом успокоение. — «Я отошла от этих дел, — искренне верит девушка, проходя мимо тяжелых дубовых дверей привычно прибыв во дворец для очередного отчета, — хватит с меня войн!» Императрица принимала высокопоставленных гостей и дебаты между ними шли уже не первый день и ночь. Они никак не могли прийти к компромиссу. Хакуэй знала это и терпеливо ждала окончания этого собрания. В семейном храме она зажгла благовония и помолилась перед уцелевшими ликами и прахом усопших предков о скорейшем разрешении этого нелепого конфликта; помолилась и о живых — желая им найти свой путь и своё счастье в этом хаотичном новом мире; помолилась и за себя — желая обрести покой. После молитвы, Хакуэй гуляла в Императорских садах, предаваясь нежным воспоминаниям детства и своей юности, держа в руках свой неизменный белоснежный веер. «Знал ли об этом Джудал, когда привел к вратам сокровищницы того подземелья?» — часто размышляла Хакуэй, после победы в свободные минуты, перебирая светлые перья излюбленного веера. Сосуд утратил свои силы и джин в нём наконец-то соединился с Рух, но отдать её для восстановления империи Ко не поднялась рука. Единственная вещь что осталось у неё от той прежней жизни. И сейчас, против воли, вновь возникли эти вопросы. Эта вещь вызывала в ней противоречивые чувства больно ранящие и согревающие её сердце. Веер напоминал о потерянных трех лет и причиняла боль, говоря о её слабости, но так же, она будоражила в ней её прежнюю: пылкую и самоотверженную принцессу готовую лечь костями за идеалы кузена. — «Как ни крути, — усмехнувшись, подводит итог девушка каждый раз, — а имя моего джина оказалось правильным: Джин извращенной любви и хаоса.» Она хотела спросить это на прямую у Маги, посмотрев в его глаза, но отчего-то, каждый раз, что-то сжимает её горло и вопрос встает рвущим тяжелым комом в грудной клетке. Она не спросит. Не смеет, не сможет просто. Хакуэй узнает это странное чувство и понимает, что боится услышать его ответ. Боится, что окажется права. Эта правда обязательно убьет её, медленно удавит в своих искренних нежных объятьях, потому что нельзя, потому что так не правильно. Потому что это отвратительно: любить своего брата, в жилах которого течет одна с нею кровь, не_сестринской любовью… Хакуэй и не понимает, как под гнетом пустых размышлений, от которых она в конце концов позорно бежит, она снова оказывается перед тяжелыми дубовыми дверям малого совета. В груди так больно, так колко бьется, уставшее, измученное и истерзанное неправильными чувствами и мыслями, сердце. Звучит гонг извещая о конце собрания, двери распахиваются, а после она видит его. Хакурю вырос и возмужал: тяжелая и уверенная поступь, взгляд бесстрастный и от того умиротворенный, а голос, спокойный и мягкий, с небольшой грубовато чарующей хрипотцой. Он все больше и больше походит на их отца, таким, каким Первая Принцесса и запомнила Императора Хакутоку. — «Похож, — с замирающим сердцем, признается Хакуэй самой себе, — даже больше чем давно почившие старшие братья!» Её взгляд путается в мягких темных волосах младшего брата, наверное, единственного что в нем не изменилось. Как и ужасные шрамы, оставленные тем пожаром. Ей сильно, так нестерпимо сильно, захотелось запустить в его волосы свои пальцы и насладиться любимой шелковистостью, так, как она порой делала в далеком, почти забытом детстве, потерянном среди садов разрушенного дворца. Что бы сдержать свой глупый порыв, Хакуэй незаметно вцепилась пальцами в ткани рукава своего нового-старого платья и с облегчение выдохнула, когда лишенное смысла желание наконец отхлынуло от неё. Кто он и кто теперь она? После невероятной магии Алладина, под вопросом было даже их кровное родство. Единственное что их связывает: остатки светлой рух в её новом теле и крупицы воспоминаний, чудом не уничтоженных во славу своего бога, Арбой. И только то. Он останавливается перед ней. За его плечом стоит развязно веселый мужчина с пушистой черной косой через острое плечо. Алый звериный взгляд распарывает её кожу безразличием — таким же, как и много лет назад, когда объявлял, что она — одна из избранных, что должна покорить подземелье под его началом. «Одна из…» — Вы как никогда вовремя, Принцесса! Сам скажешь или мне стоит…? Хакуэй склоняется в приветствии: спина напряженно идеально ровная, как и ладони, сложенные в приветственном жесте; пустой взгляд в свежо выкрашенный пол; её волосы, стянутые светлой шелковой лентой, струятся по её плечам. Выхолощенный дворцовый этикет, вбитый в её кости и кожу, старыми и требовательными учителями, не забылся даже после её «смерти». — Довольно. Подними голову, сестра. Она случайно взглянула и едва не утонула в разноцветных, подслеповатых глазах младшего брата цепко и холодно смотрящих на неё. И нашла в себе силы учтиво улыбнутся в приветствии. Это единственное что теперь она могла делать: молчаливо улыбаться, улыбаться, улыбаться, пока от этой лжи не сводит болезненной судорогой мышцы лица. Вслед за Хакурю в коридор выскакивает широкоплечий мужчина. Хакуэй едва успевает отойти в сторону и поприветствовать высокопоставленного гостя поклоном. — Мы не договорили Хакурю! — и замолкает на полуслове. Она чувствует на себе его ледяной взгляд. Прошел год с момента победы, но для неё ровным счетом ничего не изменилось. Для них она так и останется той самой оскверненной, проклятой принцессой, чье тело отмечено по праву рождения Арбой, черным духом, пришельцем из другого, давно сгинувшего, мира. Плоть от плоти, кровь от крови, мать и дочь. Отчего-то никто не остался к ней равнодушным: некоторые ей сочувствовали, но большинство тайно презирают или открыто ненавидят. Хакуэй понимает их: Арба в её теле, с легкой улыбкой на губах, натворила столько, что на исправление этого, у Первой Принцессы, не хватило бы и трех жизней. Хакуэй выдерживает его взгляд: этикет давно стал её крепкой броней, а улыбка надежным щитом. Пожар, разломавший её семью на части, научил её этому. — Принцесса, — словно через силу утверждает посол одной из стран. Он даже и не пытается скрыть своего отношения к ней, а ведь политики так научены, так выхолощены в этом плане. — Моё почтение. — и сколько же в его голосе яда и презрения! К ней подходит Ка Кабун и прикрываясь веером, извещает о том, что её вызывает на аудиенцию Императрица. Сейчас же.***
Она не желала становится Императрицей, однако стала ею. Теперь на её плечах тяжелые шелковые одеяния, с вышитыми золотыми нитями драконов, её голову венчает мань-гуань с двенадцатью жемчужными подвесками, а на руках драгоценные перстни — символы власти Императорской семьи. Она не имеет права смешивать личные чувства с делами политическими. Холодный разум и холодное сердце: ей в наследство досталась измученная войнами страна, которую надо спасать. И она спасла. После последней битвы, ничего ровным счетом не изменилось. Может стало тяжелее: хаотичный новый мир оказался более непредсказуемым и от того более ужасающим, но такой путь она избрала сама! А от этого, она не должна боятся и идти по ней, с гордо поднятой головой. Отчего-то так не получалось. Империя Ко поднялась с колен, но уже не могла быть прежней. Каждое новое собрание с послами других стран укрепляют в ней веру в то, что к единому решению они не придут. Интересы сталкиваются и никто не намерен отступать. А еще Принцесса Хакуэй, живое напоминание о ней… Алладин ведь излечил её и Арба больше не может схватиться за неё, однако темная молва окутавшая её кузину, не растворилась. Коугьку устала от этого, она надеялась, что отправив опальную принцессу на самую дальнюю территорию, подальше от глаз, слухи о ней поутихнут, а после, о ней постепенно забудут, как о первом нелепом весеннем дожде. Люди не желали забывать и каждый раз напоминали ей о том, какая страна родила, взрастила и вскормила «чудовище». Все это вело к войне. Империя Ко подобного не выдержит и все то, чего она смогла добиться будет разрушено… Мир полетит в тартарары и на этот раз славные речи Алибабы не спасут его. Сегодня была последняя капля. — Брак или смерть, думаю, выбор очевиден, — холодно подвела Коугьеку, смотря немигающим взглядом в глаза кузена. — Другого не дано. Она выбрала однажды сама, и теперь была вынуждена слушать и слышать других. Потому что Империя Ко за ней и она должна оставаться с ледяным сердцем и холодной головой. Потому что у неё не получается и выбор она оставляет за Хакурю. — Да, выбор очевиден.