За углом начинается рай

Мне приходится немного опоздать на встречу, назначенную в кабинете Хокаге — покинуть больницу, не осмотрев Чихару, я не могу. К сожалению, девочка все еще пребывает в состоянии глубокой комы, и я снова трачу много чакры, чтобы подлатать ее внутренние органы. Ясуши, по сравнению с ней, легко отделался: у девочки сильно повреждены практически все внутренности и задето сердце. Я искренне пыталась помочь, восстановить нормальный кровоток, но все чаще меня начинает посещать мысль, что даже если Чихару и выживет, шиноби ей не быть. Форму медика оставляю лежать прямо на полу своего кабинета — я настолько выжата, что нет лишних сил даже нагнуться и повесить ее в шкаф. Мне понадобится много солдатских пилюль, чтобы выполнить долг, который зовет меня в Суну. Шикамару дал мне прочитать тревожную записку, полученную утром из Песка, и хорошего там мало. Плетусь в резиденцию Хокаге буквально прогулочным шагом. На душе — черно и неспокойно, и все чаще я мысленно зову Наруто, будто он единственный, кто может разобраться со всеми проблемами мира. Спокойная жизнь — излишняя роскошь для шиноби. Стоит всего год пожить без постоянного адреналина, и уже малодушно хочется верить, что так будет всегда. Исчезнут куда-то злые люди, воцарится мир и хвостатые звери будут играть с маленькими детьми. "Какая ты наивная", — вздыхает внутренняя Сакура. Даже она очень устала. В кабинете Хокаге сегодня непривычно людно. Оставив детей на попечение самых ответственных из своих коллег, я сижу на мягком диванчике рядом с Саске, которого опередила едва ли на пятнадцать минут, мерно поедаю горькие, как вся моя жизнь, солдатские пилюли и наблюдаю за остальными присутствующими. В кресле Какаши-сенсея сегодня сидит Шикамару. У него стеклянный взгляд и сложенные в “думательную” комбинацию пальцы, а на столе расстелена карта страны Огня. В деревне осталось не так уж много незанятых ничем джонинов, поэтому Шикамару приходится прикидывать, какие боевые двойки лучше всего будут взаимодействовать в данной ситуации. Он сидит так вот уже полчаса, и люди, которых он собирал по всей деревне, начинают немного скучать. Саске, не глядя на меня, играет с сюрикеном, перебрасывая его с пальца на пальца плавными, текучими движениями. Он вообще не смотрит на меня после тех резких слов о Наруто, и я начинаю немного переживать: вдруг я обидела мужа? Вдруг пора просить прощения? Он никогда не говорит прямо, что сердит, просто потом делает мне больно, не давая шанса извиниться заранее… Ино болтает ногами, сидя на подоконнике, а позади нее на своей нарисованной птице сидит Сай, бросая на Саске неприязненные взгляды. Саю Саске не нравится. Даже учитывая то, что к Ино Саске подойдёт, разве что Луна упадет на землю, Сай, как и любой нормальный мужчина на самом пике гормонального бунта, видит в нем соперника и угрозу. За спиной Сая — тяжелый рюкзак со свитками и кистями. Ино же собралась в путь налегке и оделась, как на свидание — ее юбка снова прикрывает разве что трусы. Слишком легкомысленный вид для посла доброй воли, мда. Киба, примчавшийся первым, всячески демонстрирует нетерпение — Акамару уже укоризненно посматривает на хозяина, нарезающего широкие круги по кабинету, а во время очередного такого круга хватает зубами за штаны и поскуливает — дескать, не маячь, пожалуйста. В отличие от Кибы, огромный белый пес абсолютно спокоен и добродушен, улыбается во все зубы, и мне даже трудно поверить, что вот этот пушистый огромный зверь на самом деле — первоклассный пес-ниндзя. Если бы я не видела Акамару в бою, ни за что не поверила бы, что он способен не только зализать врага насмерть. Какаши-сенсей скромно стоит в углу кабинета, терпеливо ожидая, пока Шикамару не перестанет думать. — Да сколько еще ждать! — рявкает Киба, плюхаясь на задницу рядом с Акамару и обнимая пса за шею. — Я хочу этому уроду руки с ногами местами поменять поскорее! — Чем ты громче орешь, тем быстрее думает Шикамару, — язвит Ино, но Киба не понимает намека. — Шикама-а-а-ару! Слушайте, ткните его чем-нибудь, он вообще живой? — Я тебя сейчас сам ткну, если не угомонишься, — цедит Саске, которого Киба явно раздражает. — Эй, ты! Это не у тебя племянника чуть не убили! И собаку! Ты хоть знаешь, как трудно натренировать пса-ниндзя? — разоряется Киба, снова вскакивая на ноги и обвиняюще тыкая в Саске пальцем. — Киба, заткнись уже, — советует Сай, выглядывая из-за Ино. — Воплями дело не решишь. Внезапно Шикамару, не выходя из транса, хватает со стола Какаши-сенсея пресс-папье и прицельно метает в Кибу, даже не повернувшись в его сторону. Крякнув, Киба заваливается на Акамару, потирая быстро растущую шишку и злобно косясь в сторону стола Хокаге. Подавляю смешок: пора бы запомнить, что Шикамару терпеть не может, когда ему мешают думать — ведь и без Кибы обстановку тихой не назвать. Молчание пока храним только я и Какаши-сенсей, потому что уже знаем свои роли в предстоящем плане. — Итак, — медленно начинает Шикамару, не отрывая взгляд от карты, — ситуация такова. Темари Собакунэ, сестра Казекаге Песка… — И твоя подружка, — слышим мы сладкий голосок Ино. — ...еще слово, и кто-то полетит из окна, — не меняя тон, продолжает Шикамару, — прислала сокола с просьбой о помощи. Какаши-сенсей и Сакура уже рассказали всем вам о происшествии с нашими генинами. Вчера трое шиноби Песка умерли в мучениях в больнице Суны, ночью их вскрыли — картина та же. Ни лица, ни других техник нукенин не показал. Мы не знаем, кто он, что ему нужно и как с ним сражаться, если кроме пары царапин на жертвах нет никаких повреждений. — Я ему устрою повреждения, когда доберусь, — бурчит Киба вполголоса, чтобы не бесить Шикамару. — Так вот: один из раненых еще жив. Мы с Ино, кажется, напрягаемся одновременно. Дело принимает совершенно иной оборот. Если есть еще живой шиноби, значит, нас просят не об обучении, а о спасении. — Поскольку Суна официально просит помощи, а проблема приобретает статус политической, мы должны определить состав команд, которые сегодня же выдвинутся на помощь Песку, а также в патруль вокруг Листа, — медленно говорит Шикамару, не обращая более внимания на Кибу. — Итак… Он снова погружается в молчание, будто засыпая с открытыми глазами. Нетерпеливый Киба показывает руками, как будет душить Шикамару, и грязно ругается одними губами. Ино скучает и посылает кокетливые взгляды Саске, и я уже начинаю высматривать еще что-нибудь тяжелое на столе Какаши-сенсея, когда снова слышу голос Шикамару: — Итак, пока что единственный способ помочь жертве отравления — наложить Четырехгранную нефритовую печать, изобретение Сакуры. Поскольку во всей деревне ее никто не умеет использовать, кроме нее и Ино, думаю, будет разумно сделать так: Ино и Сай летят в Звук и станут их страховкой на случай нападения... — Кому, как не мне, — кокетничает Ино, отбрасывая с глаз длинную челку. — Я не хочу хвастаться, но мало у кого контроль чакры настолько тонок и великолепен, как у меня… Ино кисло смотрит в мою сторону, и заканчивает: — Ну, и у Сакуры, конечно. "Ты слышала? Эта свинина считает себя лучше нас!" — фыркает внутренняя Сакура, и на этот раз я согласна с ней полностью. Такое ощущение, что это вовсе не я, а Ино первая пришла к Тсунаде-сама просить об обучении. И вовсе не я обучала Ино многим техникам практически в полевых условиях. И Четырехгранную нефритовую печать изобрела тоже не я, а Ино. А я так. На диване посидеть пришла. Стерва. — Серьезнее, Ино, — Шикамару не обращает внимания на ужимки сокомандницы. — Сакура и Какаши-сенсей отправятся в Суну, возможно, они успеют спасти раненого. Этот парень, как я понял — один из десяти особо приближенных к Казекаге. Гаара готов отдать за его жизнь что угодно, так он ему нужен. Постарайся, Сакура. — Обязательно, — вздыхаю я. — Затем, — Шикамару водит пальцем по карте, — ты и Хокаге-сама должны быстро вернуться, чтобы не оставлять госпиталь Конохи без пользователя печати надолго. Для страховки мы вызовем обратно в деревню Тсунаде-сама. — Какой смысл Хокаге вообще покидать Лист? Пусть Саске проводит Сакуру до Суны, кто вообще сунется к ней с таким-то защитником? — фыркает неугомонный Киба. — Моя жена в защите не нуждается, — подает голос Саске. — Она и одна доберется прекрасно. Внутри все так и падает. Конечно, слова Саске можно расценить и как комплимент, но зная его, я понимаю, что это вовсе не так. Скорее, слова Саске можно расценить, как: "Да кому она нужна". Шикамару качает головой: — Поскольку дело принимает политический оборот, Гаара просит о визите Хокаге, чтобы договориться о тактике борьбы с внешними угрозами вроде этой. Очень давно не было ни слышно, ни видно врага такого уровня. Так что Какаши-сенсей идет с Сакурой, здесь вариантов нет. Я и Киба отправляемся в противоположную от них сторону, чтобы не выдавать противнику их цель… — Могу я сказать? — подает голос Какаши-сенсей. Все головы поворачиваются к нему. Только Саске продолжает играть сюрикеном, будто его это никак не касается. — Есть ли смысл использовать Дзюцу превращения, чтобы превратить одного члена каждой двойки в Сакуру? Я не успеваю открыть рот, как сенсей поясняет: — Исходя из предположения, что Сакура — практически единственная, кто может бороться с ядом этого нукенина с хотя бы минимальным успехом, есть вероятность, что он захочет убрать ее. Если мы превратим по одному человеку в Сакуру и отправим в разные стороны по боевой двойке, это может его запутать и дать нам время спокойно добраться до Суны. Шикамару смотрит на Какаши-сенсея с неприкрытым уважением. И тут подает голос Саске: — Что ж, а пока вы развлекаетесь, я пойду искать этого мерзавца и вернусь через пару часов с его головой. Должен же хоть кто-то сделать по-настоящему полезную вещь. — Ты остаешься в деревне, — перебивает его Шикамару. — Коноха остается без Хокаге, Наруто далеко, нужно кому-то защитить Лист от внешних угроз, если таковые будут. — Или же я просто иду, нахожу его и убиваю, и тогда Хокаге не должен покидать деревню вообще, — пожимает плечами Саске. — Кто рискнет напасть на меня в здравом уме? — Суна просит о помощи. Мы не можем игнорировать этот призыв, — рявкает Шикамару. — Потому, что там — твоя подружка, или ты просто любишь все усложнять? Я с мольбой поворачиваюсь то к Шикамару, то к Саске, потому что всеми фибрами чувствую назревающий скандал. В самом деле, оставлять Саске в деревне, когда все идут на задания… Саске тяжело сидеть на месте. Для него лучшая тактика защиты — это нападение. Ино пытается что-то сказать, но внезапно получает тычок в спину от Сая, с интересом наблюдающим за перепалкой, надувается и замолкает. — При чем здесь мои отношения с Темари? — равнодушно спрашивает Шикамару. — Говорил же — ненужные эмоции мешают продуктивности, — цедит Саске. — Зачем нужно обучать чужие деревни нашей технике и давать им преимущества на случай будущих конфликтов? И когда Какаши-сенсей уже явно хочет вмешаться, рот вдруг открывает Сай, мило улыбаясь в сторону Саске: — Послушай, ты, макака с шаринганом… Ино чуть не падает с подоконника, Киба давится восклицанием, а Саске медленно моргает, активируя риннеган и выразительно смотрит в сторону Сая, которого, кажется, понесло: — Тебя из тюрьмы вытащили не затем, чтобы ты по лесу бегал и хуем тряс. Тебе Хокаге и его правая рука велят остаться в деревне, так что изволь заткнуться и слушаться старших. Ты пока еще никто, чтобы тут свои порядки наводить, вот когда до статуса Каге дослужишься, мы тебя внимательно выслушаем. А если из-за тебя, гондона, хоть один генин пострадает, я тебя лично выебу в жопу. С этими словами Сай перехватывает за талию Ино, внезапно показавшую мне язык, перетаскивает на свою летающую птицу, натягивает на лицо свою самую сладкую улыбку и говорит: — Хорошего дня всем вам. Я готова броситься между окном и Саске: воображение уже рисует мне окровавленное тело Сая под стенами резиденции, рыдающую Ино и мужа за решеткой. Чем думал Сай, провоцируя на агрессию противника в разы сильнее себя? И какого, простите, Кьюби Ино показала мне язык? Хотя нет, с этим все в порядке: думаю, несмотря на всю свою симпатию к Саске, она сейчас несомненно гордится смелостью Сая. Но все же… Все же — почему Саске молчит? Он даже не смутился. Даже не прекратил играть сюрикеном, будто важнее него ничего не свете нет. Будто его только что не опустили на глазах многих людей… "А если бы ты ему подобное сказала, уже нечего было бы хоронить", — обвиняюще звучит у меня в мозгу. — Итак, все свои роли поняли, работаем, — Шикамару хлопает ладонью по карте и поднимается из кресла Какаши-сенсея. Я выхожу из кабинета, потирая лоб ладонью. Слишком ответственное задание дал нам Шикамару: научить печати все деревни страны Огня. Это будет крайне тяжело, ведь я даже не понимаю, как она работает. Просто однажды мне пришлось смотреть в глаза умирающему от опухоли ребенку, не успевшему не то, что в академию поступить — ходить начать. Руки сами сложились в печати, это было наваждением или озарением, я не знаю. Вспомнилась одна техника Тсунаде-сама, а терять было уже нечего. К сожалению, все было напрасно: ребенок умер через два дня, когда Нефритовая печать вдруг сама собой разошлась, подобно несостоятельному шву на ране. Я пыталась повторить успех на безнадежных стариках, и все шло, как под копирку: печать отводит смерть, но если разрушается сама, без моего участия, то это конец… — Сакура, — слышу я холодный голос, уже почти спустившись к выходу. Меня хватают за руку и затаскивают под лестницу. Здесь темно и в углах висят гроздья пауков, что комфорта не добавляет. Но Саске — а это именно он остановил меня — не собирается, кажется, держать меня здесь долго. Я наивно тянусь обнять супруга — все же весь этот год я неотлучно находилась в деревне, и вот пришло время хоть и ненадолго, но покинуть ее. Но Саске недовольно отстраняется, оглядывая меня с ног до головы, и цедит: — Не напортачь, как всегда. Когда он уходит, с силой метнув в стену надоевший сюрикен, я опускаюсь, где стояла, не в силах сдержать короткое рыдание. Он все еще считает меня обузой… *** — Он всегда опаздывает, — вздыхаю я, прислонившись к городским воротам. — Мне даже интересно, какую Какаши-сенсей придумает причину снова. Сай, стоящий напротив и обнимающий огромный свиток, молча, но с интересом следит, как я отправляю в рот очередную солдатскую пилюлю. — Странные у тебя вкусы, Сакура, — он улыбается, но я уже знаю, что улыбка эта — насквозь фальшивая. — Ты о чем? — бубню я с набитым ртом. — Что муж, что пилюли твои — одинаковая дрянь. А ты терпишь — добровольно и с песнями. — Сай, — вздыхаю я, притворно хмурясь и поднимая кулак, плотно обтянутый защитной перчаткой, — помнишь наш разговор о том, что люди не всегда хотят слышать правду? Вот что теперь ты будешь делать, если Саске-кун на тебя рассердился? Ты же против него и минуты не простоишь. — Было очень приятно выслушать эту правду от тебя, Сакура, — продолжает улыбаться Сай. — Но у Саске кишка тонка. Он же не хочет снова сидеть в тюрьме за убийство и предательство деревни, ведь так? — Ты однажды договоришься, — предупреждаю я и тянусь за еще одной пилюлей, заедая яблоком, вынутым из рюкзака. — И сколько этих грязевых шариков ты уже съела? — Сай расстилает свиток прямо на земле и достает самую большую из своих кистей, неторопливо принимаясь за работу. — Около половины корзины и еще столько же планирую съесть в дороге, — машинально признаюсь я, стараясь игнорировать мерзкий вкус пилюль. Сай не так уж и неправ, называя их грязевыми шариками, мелькает у меня в голове. К сожалению, эта версия пилюль еще омерзительнее на вкус, чем то, что я готовила для Наруто, когда он тренировал новую технику. Но сколько я не билась, улучшить вкус без потери эффективности не получается: к счастью, уже после первой у меня перестали реагировать вкусовые рецепторы, и горечь я ощущаю едва ли наполовину. Но выхода нет: печать Бьякуго на моем лбу требует пополнения, а времени копить чакру в обычном режиме уже нет: в Суне ждет раненый и измотанные коллеги-ирьенины. Нельзя опозориться. — Что ж, искренне сочувствую твоему желудку, — механически пожимает плечами Сай, слишком увлеченный рисованием. Вздыхаю, снова посматривая на солнце. Прошло не так и много времени, но мне кажется, что Какаши-сенсей отсутствует целую вечность. Даже несколько минут опоздания могут стать для шиноби Песка последними, а мы тут ждем, пока сенсей переведет через дорогу какую-нибудь старушку, как обычно! — Йо, вы кого-то ждете? — вдруг слышу я смеющийся голос откуда-то сверху. Яблоко я кидаю, не глядя, на звук: по треску и паре спланировавших щепок догадываясь, что оно глубоко вошло в ворота в том месте, где только что сидел Какаши-сенсей. — Вы хоть понимаете, что если мы опоздаем, то будет скандал? — у меня нет сил даже ругаться на виновато потирающего затылок сенсея. — Вы же Хокаге, в самом деле, сколько можно опаздывать? — Начальство не опаздывает, а задерживается, — наставительно поднимает палец сенсей. — Это вас Шикамару научил? — фыркаю я. — Вы пилюли взяли? — Извините, что перебиваю, — Сай, склонившийся над рисунком, поводит острыми лопатками, — но… Искусство ниндзя: Огромные рисованные звери! Подчиняясь высвобожденной чакре Сая, пыль вокруг поднимается буквально столбом, а через секунду меня, пискнувшую от неожиданности, впечатывает в Какаши-сенсея потоком ветра, издаваемым гигантской птицей, выпорхнувшей из свитка. В отличие от птиц, которых обычно рисует для себя Сай, эта больше похожа на ласточку, только вот у нее четыре ряда крыльев и размерами она не уступает боевому слону. Какаши-сенсей издает легкий присвист, оглядывая рисованное чудовище со всех сторон. — Поскольку время у вас ограничено, а до Суны дорога неблизкая, позвольте представить вам свою новую технику, — голос Сая скромен до неприличия, но в глазах нет-нет, да и мелькает самодовольство. — Летает быстро. Радиус действия увеличен. — То есть, она доставит нас прямо в Скрытый Песок? — спрашиваю я, с уважением наблюдая, как чернильная птичка чистит нарисованные в мельчайших подробностях перья, будто живая. — Понятия не имею, — жмурится Сай с улыбкой. Я, уже наступившая на одно из подставленных крыльев и готовая забраться на спину ласточки, растерянно оборачиваюсь: — Как это — не имеешь понятия? — Я не могу сказать даже приблизительно, на какое расстояние в птице сохранится запас чакры, — Сай улыбается еще шире, но теперь мне искренне хочется его стукнуть. — Ты хочешь сказать, — медленно и очень возмущенно уточняю я, — что она может испариться под нами в самый ответственный момент? — Ага. Если Сай улыбнется еще хотя бы немного шире, у него встретятся углы рта на затылке, не иначе. Вздыхая и бурча что-то про сумасшедших художников, с трудом забираюсь на огромную птицу, понимая, что пожалею об этом. Какаши-сенсей запрыгивает ближе к хвосту, чтоб уравновесить ласточку, а в следующий момент восемь гигантских крыльев уже поднимают пыль вокруг нас, отрывая птицу от земли так же легко, будто она всего лишь бумажная. Мои руки сводит судорогой, так крепко я стараюсь держатся за шею ласточки, изгибаясь в самых неподобающих позах на поворотах. Пока птица набирает высоту, я еще могу с интересом наблюдать за уменьшающимися под нами деревьями и деревней, но когда понимаю, что скоро земля станет размером с чайную чашку, а ласточка и не думает снижаться, закрываю от греха подальше глаза. Вопреки ожиданиям, летит птица очень плавно, а ее восемь крыльев работают слаженно и синхронно, не раскачивая наш нарисованный транспорт, но само осознание того, что ни одной настоящей ласточке в жизни не подняться на такую высоту, заставляет сердце испуганно сжиматься и сбиваться с ритма. Да, думаю я, на такой птице дорога в Суну покажется минутным приключением. Если мы не умрем. — Хорошо, что нет дождя, — шутит сзади Какаши-сенсей через некоторое время. — Было бы весьма некомфортно, что скажешь? — Скажу, что Саю было бы выгоднее, чтобы я свалилась с птицы и умерла, — издаю я придушенный стон, — или он покойник. Сенсей, умоляю, скажите, что вы умеете управлять этой штукой! — Понятия не имею, как она работает, — жизнерадостно откликается Какаши-сенсей, а я с возгласом отчаяния пытаюсь удержать в себе пилюли. — Сакура, тебе плохо? Сенсей подбирается поближе и я чувствую, как его рука обхватывает меня за талию, даря хотя бы немного ощущения безопасности. — Я переела солдатских пилюль и теперь меня тошнит, — страдальчески жалуюсь я, не открывая глаз. — А еще я боюсь такой высоты. И мне нужна ещё одна пилюля, а оторвать руку от птицы мне страшно. Вот что делать? — Где они? — В подсумке на правой ноге. Я чувствую, как сенсей смещается еще немного, а затем, как аккуратно он касается подсумка на бедре, отщелкивает замок и запускает внутрь пальцы. Я точно знаю, осталось доесть всего три пилюли, и прошу: — Одну, пожалуйста, нужно оставить еще на обратную дорогу, потому что придется идти пешком. Внутренняя Сакура внезапно оживает в моем подсознании, когда сенсей, несмотря на всю свою аккуратность, все же касается пальцами моего бедра, доставая пилюли. Краска немного согревает мои скулы, а через секунду я ощущаю на своих губах горечь и машинально открываю рот, забирая пилюлю. Птица вдруг решает заложить вираж и от неожиданности я делаю неловкое движение и случайно захватываю вместе с пилюлей кончик пальца сенсея. — Простите, — смущенно бубню я, пережевывая то, что мне дали. "Какой роскошный", — издает стон неугомонная бестолочь в подкорке. "Заткнись уже, извращенка, стыдно за тебя!" — тоже мысленно прикрикиваю я. Чакра, высвобождаясь из пилюли, заставляет все мои поры буквально сочиться силой. Я бережно собираю каждую каплю и отправляю в печать Бьякуго: как бы я ни ненавидела этот способ пополнения печати, он все же самый быстрый… — Сенсей, — жалобно прошу я, не открывая глаз, — поговорите со мной. — О чем? — мгновенно отвечает он слегка рассеянным голосом. Все же нахожу в себе силы приподнять ресницы и повернуть голову чуть влево, чтобы рассмотреть сенсея. Вольготно устроившись на ласточке, будто в удобном кресле, Какаши-сенсей умудряется на ходу читать небольшую книжку в яркой обложке, не обращая внимания, что под ним — бесконечная пустота, лес кажется зеленым морем, а встречный поток воздуха треплет страницы. — Как вам не страшно? — я утыкаюсь лицом в нарисованные перья, подавляя желание вцепиться еще и зубами. — Я не могу думать ни о чем, кроме как о возможном исчезновении из-под себя опоры. — Ну, если мы упадем, то всего лишь умрем, — философским тоном отвечает сенсей, шурша страницами. — Да уж, лучше быстрая смерть, чем тот позор, который меня ждет, — бурчу я. — Медики Суны наверняка попросят меня научить их Нефритовой печати, а я не смогу, и все будут надо мной смеяться. — У тебя получилось научить Ино. В чем проблема? — Ино я тоже не учила, можно сказать. Я просто позволила ей залезть мне в голову и скопировать мои действия. Только вот что она, что я — хоть убейте, сенсей, понятия не имеем, как она работает! Я пыталась модифицировать технику Тсунаде-сама, а получила что-то кардинально новое, и теперь не могу понять, что! — Не думай об этом. Вспомни Наруто, у него подавляющее большинство техник основано на одних инстинктах. Заставить его объяснить, какова механика исполнения хотя бы бомбы Биджу, у него закипит мозг. Наруто просто делает — и все. — Отличное сравнение, — язвлю я. — И этот человек говорил: отнять жизнь легко — попробуй ее спасти. Или как-то так. — О. Ты слышала. Снова приоткрываю глаз, оборачиваясь в сторону сенсея: его лица не разглядеть, как обычно, но что-то мне подсказывает, что он смущен. — Спасибо, — я стараюсь вложить всю свою искренность в это короткое слово. Птица вдруг закладывает круг и у меня снова уходит сердце в пятки, когда две из четырех пар ее крыльев превращаются в бесполезные чернила и обтекают, увлекаемые ветром. — Сенсей, мы очень далеко от Суны? — ну вот, теперь я очень напугана. — Понятия не имею. Тебе лучше не знать, насколько мы высоко, — честно отвечает сенсей. — Я больше никогда не поверю Саю, он псих! Я не хочу отсюда падать! — Ну, — вздыхает сенсей, — падаешь же ты с лестниц каждую неделю. — Вы о чем? — теряюсь я. — Бережешь руку и синяк на щеке, — лаконично комментирует этот бессовестный человек. — Или ты не с лестницы упала, Сакура? Внезапно по голосу я понимаю, что он прекрасно знает, что я не падала ниоткуда. — С л-лестницы, — вру я, глотая ставшую вдруг вязкой слюну. Внезапно перспектива падения с высоты становится не такой уж страшной. Куда страшнее, что Какаши-сенсей, кажется, прекрасно понимает всю суть наших с Саске отношений. Надеюсь, я просто трусиха и он посчитал, что это мимолетная ссора. А если нет? Что будет с Саске? — Я только хочу сказать, что если ты захочешь поговорить, тебе всегда есть к кому обратиться, — предлагает сенсей. — Ты всегда можешь рассчитывать на мои уши и мою защиту. — От лестниц? — слабо улыбаюсь я. — Даже если они — без перил, — абсолютно серьезно заявляет Какаши-сенсей. Птица закладывает еще один вираж. Теперь она летит куда тяжелее, чем в самом начале пути, когда обладала ещё восемью крыльями, а не двумя, как сейчас — еще одна пара обтекла чернилами, пророча скорый конец путешествия. К счастью, ласточка начинает медленно снижаться, и чем ниже она спускается, тем легче мне дышится, и вскоре получается убедить себя, что под нами — море. Зеленое такое море, баюкающее гнезда на ветвях. — Если мы сегодня умрем, будет весьма обидно! — перекрикиваю я ставший вдруг сильнее и холоднее ветер. — Я еще не вернула ваш жилет! И не успеваю я закрыть рот, как птица издает беззвучный крик, задрав голову с аккуратным клювом к собирающемуся садиться солнцу, теряет последнюю пару крыльев, а затем превращается в брызги. Потеряв опору под собой, я взмахиваю руками нелепо и отчаянно, будто пытаясь лететь вместо нее, а потом падаю в это зеленое море под нами, пытаясь за оставшиеся секунды примириться с гибелью. "А ведь до Суны оставалось всего ничего", — успеваю подумать я, прежде чем вокруг начинает струиться песок.