За углом начинается рай

Я задумчиво стою перед зеркалом, поворачиваясь к нему то правым, то левым боком. Кабинет закрыт на ключ на все обороты, поэтому я не боюсь, что кто-то ворвется, как обычно, со стопкой историй и отчетов, и увидит меня в таком виде. Я имею в виду — совершенно голую, растрепанную и в синяках. “Нда-а, подруга, — в замешательстве тянет внутренняя Сакура, — как же Какаши-то на радостях сорвался…” Я наклоняю голову в сторону, чтобы посмотреть на испещренную засосами шею. Вчера, вернувшись от Какаши, я упала спать, в чем была — только подтащила к себе его жилет, обняла и провалилась в сладкий сон без сновидений. А утром.... Хорошо, что подошла к зеркалу, а не стала расчесываться на бегу, как обычно. Бесстрастное стекло безжалостно демонстрирует мне густо-фиолетовые следы поцелуев Какаши. Вся шея, плечи, ключицы, и особенно грудь покрыты отметинами от его губ… Я провожу пальцем по особенно крупному засосу на горле. А ведь мне не было больно вчера, мелькает у меня в голове изумленная мысль. Более того — мне было очень, очень сладко, и до сих пор всем телом я чувствую тепло объятий сенсея. Только вот такого рода отметины уже не спишешь на аллергию при всем желании… Я поднимаю ладонь, поднося ее к самому крупному синяку, и активирую Мистическую ладонь. Едва бледно-зеленая чакра касается темно-фиолетовой отметины, как внутренняя Сакура снова оживает: “Не своди-и-и! — жалобно просит она. — Зачем? Давай, опять Хенге, а?” “С ума сошла? — мысленно отвечаю я. — Тебе нравится ходить в синяках?” “Это не синяки, это засосы! — парирует она. — Не следы увечий, а символ страсти!” “Причины разные, последствие — одно!” Засос бледнеет медленно, нехотя, постепенно меняя цвет с густо-фиолетового на желто-зеленый. Я нахмуриваюсь: так можно и на утренний обход опоздать… “Дался тебе этот обход! Ты вообще сегодня выходная!” “Но я же здесь, почему бы не зайти к пациентам?”, — машинально отвечаю я самой себе. “Затем, что ты — выходная! Что ты вообще делаешь на работе? Сходи, погуляй, дойди до Ино, закажи осеннюю куртку, купи пару кунаев у Тентен — она только открыла свой магазин и очень хочет быть полезной, узнай, как дела у Кибы, наконец! Что, жизнь на Госпитале закончилась? К Какаши, в самом деле, зайди!” Предложение внутренней Сакуры застает меня врасплох — я даже теряю контроль над чакрой, и Мистическая ладонь мигает, рассеиваясь. К Какаши?.. Но… Как после вчерашнего… “Что-о-о? — в интонациях внутренней Сакуры слышится отчаяние. — Что ты хотела сказать? Как ему в глаза смотреть? Такое ощущение, будто ты вчера с ним не обжималась на диванчике, а с кунаем нападала!” “Это не считается! — я впиваюсь взглядом в зеркало, пытаясь высмотреть в собственном отражении насмешливую улыбку внутренней. — Он был пьян, а я…” “Пьяна от стр-р-расти! — смеется внутренняя, и мне кажется, что отражение игриво подмигивает. — Чего краснеем? Хорошо же было!” — Я схожу с ума, — бормочу я вслух, снова принимаясь за исцеление засосов. — Стою и разговариваю с зеркалом. “Ты тему-то не переводи! — не успокаивается внутренняя. — Ты что, теперь от Какаши прятаться будешь? Чтобы он вдруг не сделал тебе хорошо еще раз?” “Прекрати, извращенка! — я заливаюсь краской так густо, что на ее фоне бледнеют даже самые темные синяки. — Что за шизофрения такая беспокойная у меня!” “И вовсе не шизофрения, а твоя подавленная чувственность! Вчера ты меня почти выпустила, что, жалеешь теперь? Разве тебе не понравилось, как Какаши дурел от твоих прикосновений? Разве ты не хотела быть желанной для своего мужчины? Чтобы он не просто драл тебя на холодном полу или столе, а ласкал?” Я решительным усилием воли ускоряю движение чакры по всему телу. Теперь я практически ощущаю, как она струится через тенкецу, ускоряя регенерацию в десятки и сотни раз. Багровые кровоподтеки на глазах становятся сначала желто-зелеными, затем просто желтыми и наконец исчезают, оставляя кожу нетронутой и нежно-розовой. “Они мне нравились”, — расстроенно говорит внутренняя Сакура. “Сама подумай, а если я не удержу Хенге при Какаши? — парирую я. — Он увидит синяки и решит, что обидел нас!” “Давай хоть к Ино сходим, — бурчит внутренняя. — Я хочу нам новое красивое белье!” “Белье-то зачем?” “Издеваешься? — взвивается мой внутренний голос. — Издеваешься, да? То есть, вот эти твои панталоны, которые ты зовешь трусами…” — Сакура-сан, вы заняты? Стук в дверь прерывает мой напряженный диалог с собой. Я вздрагиваю и подхватываю с пола ворох сброшенной перед осмотром синяков одежды и прижимаю к груди. — Я занята! — странно-высоким голосом отзываюсь я. — Что случилось? — Сакура-сан, — голос Ияши звучит еще более высоко и тревожно. — Пожалуйста, спасите мою жизнь, Сакура-сан! — Минутку! — я бросаю требующую стирки одежду за книжный шкаф и спешно ныряю чуть ли не с головой в сумку, вытаскивая первое, что попадается под руку. — Минутку, Ияши-сан! В красное тренировочное платье я впрыгиваю буквально за мгновение. Пока я спешно сворачиваю и прячу за шкаф футон и жилет сенсея, Ияши за дверью начинает тихонько подвывать. Его паника передается и мне — схватив со стола ключ от кабинета, я случайно роняю его в щель между старыми половицами и трачу лишние три минуты на то, чтобы его извлечь. Наконец, распахнув дверь, я сталкиваюсь с коллегой — Ияши-сан выглядит ужасно. Он бледен, покрыт липким потом, а в глазах его стоит смертный ужас. — Отравились? — я мгновенно активирую Мистическую ладонь, начиная диагностировать Ияши. — Поранились? Где? — Пятая, — шепчет Ияши, буквально стекая по стенке. — Пятая-сама к себе требует… Упав на колени, Ияши вдруг стаскивает белую ирьенинскую шапочку с головы и крепко прикладывается лбом к полу: — Прибьет! — завывает коллега, активно пытаясь пробить половицу. — Сакура-сан, смилуйтесь! Не успеваю я паразита исследовать, не успеваю, я еще отчеты не дописал по шиноби Тумана, у меня восемь пациентов — трое тяжелых, один крайне тяжелый, не успеваю я! Пятая сказала, что если вечером не будет отчета по паразиту, она меня с должности снимет, а у меня семья, у меня четверо детей, Сакура-сан, я один в семье кормилец! Я пытаюсь поднять Ияши с колен, но его почему-то не держат ноги: он утекает из моих рук, будто желе, снова падая на пол. В измученном лице Ияши я вижу столько страха, словно ему сказали, что завтра на Коноху снова нападет Пейн, а вместо Наруто с ним будет драться он. Как можно так бояться Тсунаде-сама, я не понимаю… — Ну давайте я ваших пациентов на себя возьму? — предлагаю я, отчаявшись поднять коллегу с колен. — Что там у вашего крайне тяжелого? А вы займитесь паразитом. — Да не получается у меня, — поднимает Ияши залитое слезами лицо. — Не получается! Пятая приказала, чтобы отчет был сегодня вечером, паразита извлекли позавчера ночью, как можно сделать какие-то исследования всего за сутки? Я ночь не спал, едва успел посмотреть под микроскопом ткани телохранителя Мизукаге и отчет набросать — утром смотрю в него, и сам свой почерк не понимаю! Сакура-сан, смилуйтесь, заступитесь перед Пятой, вы ее любимица, а меня она точно прикончит! — Ияши-сан, не расстраивайтесь так, я… “МОЛЧИ! — вдруг оживает внутренняя Сакура. — Выпусти меня на минутку, у меня идея есть!” “Ты чего задумала? — с подозрением отзываюсь я, наблюдая, как Ияши вытирает слезы собственной шапочкой. — Надо помочь человеку!” “И извлечь из этого максимальную выгоду! Выпусти, я сейчас с ним сама договорюсь!” — Я помогу, — выпаливаю я, подчиняясь пинкам внутренней Сакуры. Вспыхнувшая в глубине зрачков Ияши надежда не оставляет сомнений: он пойдет на все, лишь бы умаслить Тсунаде-сама. — Вы возвращайтесь к пациентам, а я займусь вашим паразитом, — продолжаю я, — но с условиями. Во-первых, вы перестаете приносить мне истории болезней на подпись в неурочный час. Что за безобразие? Мой рабочий день заканчивается в шесть часов вечера! Если я временно живу в Госпитале, это не значит, что я на работе круглые сутки! — Сам буду их писать, клянусь! — Ияши комкает шапочку и смотрит на меня такими влюбленными глазами, что мне даже становится стыдно. Но внутреннюю Сакуру не остановить — получив временный контроль над моими мозгами, она продолжает вершить справедливость: — И, во-вторых, я хочу снова работать с пациентами. — Смилуйтесь, Сакура-сан, — Ияши снова падает ко мне в ноги, заливаясь слезами. — Пятая под страхом смерти запретила допускать вас до пациентов! — Ничего страшного, вам сейчас не ее нужно бояться, а меня, — “успокаиваю” я коллегу. — Мне с Пятой-сама проще договориться, чем вам, не правда ли? Я же, как вы выразились, ее любимица! Не переживайте, я не буду злоупотреблять доверием. — Я подумаю, — мямлит Ияши, хотя по его глазам видно, что он уже на все согласен. “Блеск! — судя по интонациям, внутренняя Сакура в своем каземате довольно потирает ручки. — Классно я его, да? Мы с тобой — прирожденные управленцы!” “Зря ты так, — укоряю я, — хороший же человек, а ты его до сердечного приступа доводишь”. “Ничего-ничего, если бы не мы, Пятая бы его не то, что до приступа — до инфаркта довела бы!” — Показывайте паразита, Ияши-сан, — вздыхаю я, поднимая — в который раз? — коллегу с колен. — И отчеты по шиноби Тумана тоже показывайте, буду думать. К лаборатории Ияши-сан бежит впереди меня, поминутно оглядываясь — следую ли я за ним? — Я не могу заняться этим в кабинете? — отдуваясь, спрашиваю я у ожившего коллеги. — Пятая-сама настрого запретила выносить паразита из лаборатории, — разводит руками на бегу Ияши-сан. — Она и так с трудом отбила этот экземпляр у Ибики-сана. Вам нужно надеть защитный костюм, пожалуйста. Ияши помогает мне облачиться в плотный и неудобный прорезиненный костюм, в котором я мгновенно покрываюсь потом с головы до ног. С тоской помянув нехорошим словом неработающий душ, натягиваю на лицо защитные очки и только тогда прохожу в лабораторию следом за Ияши. Как бы неудобна ни была вся эта сбруя, такие предосторожности совершенно не лишние, особенно, если не имеешь понятия, с чем работаешь. "А вдруг оно не умерло", — со страхом думаю я, наблюдая, как Ияши-сан набирает код на тяжелой дверце сейфа. Как бы то ни было, в этой лаборатории на самом деле будет проще исследовать паразита, чем в кустарных условиях кабинета. Пятая-сама, едва заступила на пост Хокаге, заказала за бешеные деньги из-за семи морей микроскоп, в котором можно разглядеть, наверное, даже совесть Орочимару, настолько он мощный. Освещение в лаборатории выверено идеально, но этой игрушке даже сумерки нипочем, я проверяла несколько раз лично. А тяжелая бронированная дверь лаборатории гарантирует, что если тварь не издохла и вцепится в меня, то я не причиню вреда пациентам, оставшись здесь, внутри, до логического конца. Поежившись, я слежу, как Ияши ставит на рабочий стол склянку с извлеченным из мозга Чоуджуро паразитом, предусмотрительно не давая ее мне в руки. Следом из сейфа появляется стопка испещренных мелким почерком листов и пухлый конверт. — Пятая-сама приказала каждое движение при вскрытии фотографировать, — поясняет коллега, неуклюже извлекая стопку фотокарточек. — Я должен был приложить их к отчету... Я наклоняюсь над фотографиями, стараясь разглядеть их как можно лучше через медленно запотевающие защитные очки. — Вы прирожденный фотограф, — говорю я с уважением, оценив, с какой четкостью сделаны снимки. — Думаю, Тсунаде-сама обязательно оценит вашу работу по достоинству. Вспыхнувшее на лице Ияши удовольствие не могут скрыть даже гигантские очки и защитная маска. Он прямо-таки загорается от гордости. Глядя на то, как человек реагирует на пустяковый комплимент, я снова задаюсь вопросом: за что же Пятая так строга с Ияши-саном? — И вот, — коллега раскатывает по столу широкий свиток. — Здесь запечатаны образцы тканей мальчика… Будьте любезны, Сакура-сан, передайте скальпель… Не имея возможности из-за маски прокусить палец, как обычно это делают шиноби, Ияши-сан легонько прикасается к острейшему лезвию, извлекая каплю крови. Остроту инструментов Пятая-сама тоже контролирует лично: хоть в нашем распоряжении и есть специальная техника, но ведь куда удобнее взять со стерильного столика остро заточенный скальпель и сделать нужный надрез, чем тратить на это лишнюю чакру. Поэтому весь режущий инструмент в Госпитале наточен так, что им можно разделить на слои, наверное, даже воздух. Сложив печати, Ияши-сан прикладывает испачканную кровью ладонь к свитку, извлекая из его недр вереницу стеклянных чашечек с образцами тканей. — Это все, — с облегчением говорит коллега. — Теперь моя жизнь в ваших руках. — Ияши-сан, — вдруг спрашиваю я с любопытством, — почему же вы все-таки настолько боитесь Пятую? Ияши вздрагивает, вытягивается в струнку и громко, с выражением произносит: — Пятая-сама — лучший начальник в мире! Люблю ее, как мать родную! Строга, справедлива, мудра! Слова плохого про нее не скажу! — Да ладно вам, — смеюсь я, — ее тут нет, а я не болтливая. Так почему вы ее боитесь? Честно, Ияши-сан! — Строга, справедлива, мудра! — выкрикивает Ияши-сан, разве что не прижимая руки к сердцу. — Люблю ее, как мать! Лучший начальник в мире! — Тьфу на вас, — устало бормочу я, усаживаясь к микроскопу. — Идите. С облегчением выдохнув, коллега рысью направляется к двери, когда мне в голову приходит гениальная идея: — Ияши-сан, было бы здорово, если бы вы пригласили сюда Шино Абураме. Думаю, никто не сможет сделать исследование этого паршивого таракана лучше, чем он. Ни один микроскоп не заменит Кеккей Генкай. — Пятая настрого запретила разглашать информацию о паразите, — колеблется Ияши. — Да ну вас! Кому нужно это исследование сильнее, вам или мне? — Хорошо, — быстро отвечает коллега. — Найду и приглашу. Вы же меня не сдадите, правда ведь? — Идите уже, — устало тороплю коллегу я. — Мне не хотелось бы тратить на это весь свой выходной. "Предлагала же пойти к Ино", — расстроенно вздыхает внутренняя Сакура, когда входная дверь тяжело закрывается за Ияши. Я не обращаю внимания на нытье своего внутреннего голоса. Защитные очки мешают пристроиться к микроскопу и безжалостно отправляются на дальний конец стола, а я для начала решаю заняться образцами тканей. Тем более, что Ияши-сан уже проделал какую-то часть работы, и мне остается лишь систематизировать его записи, оформить в красивое изложение и… "Перевязать праздничной ленточкой", — гундосит внутренняя. Едва я снова обращаюсь к фотографиям, мне даже немного делается дурно. Абсурд — какие только трупы я не вскрывала, пока обучалась у Пятой и начинала работать в Госпитале, но на фотографиях мертвое человеческое тело смотрится намного более жутким. А уж снимки тканей и, в особенности, мозга… Я с трудом подавляю тошноту, когда вспоминаю, как умирающий паразит судорожно высасывал что-то из мозга Чоуджуро, едва ли не чавкая от жадности. Мерзкий шестилапый таракан… Ладно. Как я и ожидала, мягкие ткани, кости и кровь убитого мною несчастного телохранителя Каге Тумана под микроскопом выглядят совершенно обычными. Я одним глазом пялюсь в окуляры, а другим — в разбросанные по столу фотографии. Ияши добросовестно трудился, отсняв весь органокомплекс с разных ракурсов, да еще и с перерывами во времени — по три одинаковых фото через каждые двадцать минут, если верить подписям. Мои подозрения подтверждаются: все органы Чоуджуро сразу же после смерти стали стремительно разлагаться, будто для них ускорили время в несколько раз — за какой-то час они превратились в болотную жижу, и мне кажется, я даже от фотографий обоняю этот ужасный запах мертвечины. Однако покрытые консервантами образцы выглядят неплохо и растекаться в моих руках не спешат. В чем чертов секрет?.. Я прилежно исследую препараты один за другим, параллельно описывая процесс на бумаге. Тсунаде-сама знает мой почерк, так что Ияши должен будет переписать мой отчет, думаю, он прекрасно справится с этим. Постепенно исследование увлекает меня настолько, что я забываю и об Ино, и о новом кружевом комплекте белья, о котором назойливо шепчет внутренняя Сакура… "Еще бы чулочки, а? — мечтательно вздыхает она. — М-м-м… И шелковый халатик, прозрачный такой…" "Да зачем тебе? Ты забыла, чем кончилось дело в прошлый раз? И где оказалось потом то белье?” "Не мне, а нам! Вот тут препарат поверни немножко… У тебя другой мужчина, балда! Добрый, ласковый, заботливый! Да такой тебя будет из этого белья высвобождать, словно подарок распаковывать! Ты же подарки на дни рождения в обертку из-под пирожков не заворачиваешь, верно? Вот только представь: ты живешь с Какаши…" Я действительно поворачиваю предметное стекло, продолжая изучать фрагмент мышечной ткани. Что-то мне здесь не нравится… "Я еще не согласилась", — замечаю я. Кошмар, мне лечиться надо, срочно… "Ой, не нуди, — отмахивается внутренняя. — Просто представь! Ты выходишь из душа, в красивом белье. По твоей коже стекает вода…" "В красивом, но мокром белье? — уточняю я от нечего делать, пытаясь понять, что не так с препаратом. — А полотенец у нас нет?" "Зануда! Погоди… Не трогай препарат!" Мои пальцы замирают, так и не коснувшись образца. "Увеличь еще, — почти приказывает внутренняя. — Еще, еще, подкручивай на максимум… Слушай, что-то мне это напоминает…" Я задумчиво приникаю к окулярам, пытаясь понять, что насторожило меня. Давно пора привыкнуть, что моя внутренняя, подавленная мною же, ипостась куда внимательнее меня… "Ты что-то видишь?" — мысленно взываю я к ней. "Откуда эта проба?" Я сверяюсь с записями Ияши-сана. Хм. Образец был взят во столько-то времени, такого-то числа… Нашла! Правый бицепс! "Ткань выглядит так, будто мышца испытывала значительную перегрузку, — замечает внутренняя Сакура. — И, когда я говорю, значительную — я имею в виду, колоссальную. Будто Чоу пытался поднять этой рукой Скалу Каменных Лиц…" — Он сопротивлялся, — сипло говорю я себе под нос. — Он не хотел никому навредить… — Следовало тебе взять собаку с собой, — слышу я из-за спины. Пока я резко поворачиваюсь, рискуя уронить стул, моя рука автоматически перемещается к пояснице, где обычно висит подсумок, и лишь через мгновение я соображаю: из-за защитной одежды кунай достать не получится. — Если хотел бы я, убил бы давно тебя, — меланхолично произносит Шино, прислонившийся к стене лаборатории. — Почему? Да потому что четыре минуты стою здесь я, не замечен тобой. — Прости, пожалуйста, Шино-кун, — вежливо извиняюсь я, памятуя о патологической обидчивости Шино. — Я увлеклась исследованием. Однако насколько же тихо вошел Шино, что я не уловила ни единого шороха? Конечно, любого шиноби учат передвигаться бесшумно — исключение, наверное, лишь Наруто, который в принципе не способен делать хоть что-нибудь тихо, но Шино будто бы через стену прошел, не иначе! Почему Ияши не сопроводил его до лаборатории, интересно мне знать? И как он настолько тихо закрыл за собой дверь, что я не заметила, как щелкнул замок? Бр-р-р. Воистину, Шино — один из самых загадочных шиноби Конохи... — Виделся с Кибой я сегодня дважды с утра, — Шино отлипает от стены, приближаясь к рабочему столу. — Не стоит бояться нападения тебе. Моя спина мгновенно покрывается потом: — Ты в курсе, Шино-кун? О… причинах, почему Ияши-сан пригласил тебя сюда? — Задета честь клана моего, — мрачно отвечает Шино. Он тянется к выключателю и убавляет освещение, заставляя меня вспомнить о его сверхчувствительных к свету глазах. Я даже удивляюсь, как Шино вообще что-то видит в его черных очках, да еще когда площадь обзора частично перекрыта высоким воротником-стойкой и наброшенным на голову капюшоном. Несомненно, не только Шино, но и сам Кеккей Генкай клана Абураме — один из самых странных в Конохе, и вызывает противоречивые чувства. Дар это или проклятие? “Наверное, ему будет трудно найти девушку, — замечает внутренняя Сакура. — Девчонки практически поголовно боятся насекомых”. “Кто о чем, а внутренняя — про отношения”, — язвлю я мысленно. Шино берет одиноко стоящий у стены стул, перенося его поближе к рабочему столу. — Шестой-сама имел уже к отцу моему вопросы, — безэмоционально продолжает Шино. — Не понравилось это мне и теперь я тут. — Что ж, — я изображаю на лице благодарную улыбку, хотя от деревянного выражения лица Шино меня, скорее, в дрожь бросает, — я счастлива, что ты согласился помочь, Шино-кун. — Узнаю однажды я, кто порочит клана моего честь, и скормлю жукам своим, — добавляет он так же равнодушно, как если бы сообщал о том, что ел на завтрак. Я тихонько сглатываю, стараясь улыбаться как можно дружелюбнее. Характер у Шино тоже своеобразный: никогда не знаешь, в какой момент он может внезапно обидеться на то, что товарищи мало знают о нем. Немудрено: трудно найти второго такого же закрытого человека во всей Конохе! “С одним из таких же закрытых ты вчера чуть не переспала”, — ехидно напоминает внутренняя Сакура совершенно не к месту. Тьфу, пропасть! Кстати, о Какаши… С нарастающей тревогой я пытаюсь представить: что же мог он сказать такого отцу Шино? Не обвинять же в измене деревне? Об этом даже подумать странно — Абураме достаточно закрытый и загадочный клан, но они не предатели! К тому же я уверена: стоит только проверить, и обнаружится, что клан Шино — ни один человек! — не покидал Коноху в дни, когда были совершены нападения. Телепортироваться они не умеют точно, да и летать тоже… “Откуда ты знаешь, — ехидно замечает внутренняя, — вдруг у Шино под его плащом крылья, как у стрекозы? Или — хе-хе! — как у таракана?” “Тараканы не умеют летать”, — справедливо замечаю я. “Но крылья-то у них есть!” Я стараюсь не представлять Шино с тараканьими крыльями и беру склянку с мертвым паразитом крайне аккуратно — не хватало еще уронить хрупкую колбу и испортить образец. Когда я уже собираюсь вытряхнуть паразита на предметное стекло, Шино знаком останавливает меня и протягивает к горлышку колбы пальцы: — Сам я запущу внутрь жуков моих, — говорит Шино. Бр-р-р. Смотреть на то, как из-под кожи живого человека вдруг начинают сквозь каждую пору лезть мелкие жучки, забираются в стеклянный зев колбы и облепляют паразита, мельче которого в десяток раз — жутковато. Не то, чтобы я боялась насекомых… Бабочки, например, очень милы, да и против стрекоз я ничего не имею… Нет, я даже тараканов и гусениц не боюсь, просто они противны мне, а у пауков восемь ног и яд, да и многоножки выглядят всегда так, будто через секунду прыгнут тебе на лицо и сожрут его... — Никому не по сердцу жуки мои, — в голосе Шино проскакивают нотки горечи, когда он прослеживает направление моего взгляда. — Порой даже близким друзьям… Класс, теперь мне стыдно. Жучков в колбе становится все больше. Я начинаю беспокоиться, пытаясь в слабом освещении разглядеть, что они делают с паразитом. Надеюсь, чтобы исследовать насекомое, жучкам Шино не придется его съесть, иначе будет достаточно трудно объяснить это Пятой… Шино вдруг опускает правую ладонь на стол, и по его белоснежной лакированной поверхности разбегаются во все стороны ниточки чакры, образуя рисунок, схожий с паутиной. Один за другим жучки Шино покидают колбу и спешат на зов, сбегаясь со всех лапок к пальцам хозяина и исчезая под его кожей. Меня начинает мутить. Я, конечно, наблюдала Шино в бою, но не так близко! Стоя на балконе во время экзамена на чуунина и глядя на сражение Шино, я воображала его технику несколько… иначе. — Ч-что?.. Выражение лица Шино резко меняется. Обычно деревянные и неподвижные черты искажаются, изображая теперь то ли недоумение, то ли изумление. — Быть не может этого, — говорит Шино с нотками обиды в голосе,что для него равноценно истерике. — Разыгрываешь ты товарища! — Н-не понимаю, Шино-кун… — Паразит этот — жук клана моего? Шино хватает колбу и резко вытряхивает мертвого паразита на свою ладонь. Я не успеваю остановить его, испугавшись за сохранность образца — Шино с размаху накрывает насекомое второй ладонью, выгнутой лодочкой, и вокруг его сомкнутых пальцев вспыхивает голубое зарево чакры. Клянусь, впервые я вижу хладнокровного Шино в таком состоянии — если проводить параллели с Наруто, это ярость примерно на три хвоста… — Объясни товарищу своему… — требовательно начинает Шино. — Паразит этот взялся откуда? Шутки подобные не смогу простить я! Почему? Да потому что жук этот — мутировавший Кикайчу мой, и генов других насекомых в нем — что пчел в улье! — Я расскажу, Шино-кун, — примирительно поднимаю я ладони, — только верни образец, прошу тебя! С трудом отобрав паразита у Шино, я снова заключаю его в хрупкую темницу колбы и прячу в сейф, тихонько выдыхая от облегчения. — Хозяин этого бешеного таракана убил уже нескольких шиноби Песка, Листа и всех ирьенинов Камня, — я складываю руки на груди, неприязненно посматривая на закрытый сейф. — Судя по повреждениям трупов, он питается мозгом… — Не может мозгом питаться жук этот, — перебивает меня Шино. — Нету рта у него. Чакрой питается он, разрушая тенкецу, как и Кикайчу мои. — Тогда я не понимаю… Я хватаю стопку фотографий, сделанных Ияши-саном и передаю их Шино: — Смотри, Шино-кун, это снимки органов последней жертвы нукенина и его жуков. Видишь, что происходит с ними? И это не предел, у первых убитых, которых я вскрывала, вместо органов была зловонная жижа. — Видел я их, — Шино поднимает ладонь, будто отстраняясь, — решила ты тогда, что гигантский паук нападал… — Ты можешь объяснить, что это за таракан такой? — я жалобно гляжу на Шино. Шино вдруг приподнимает свои темные очки и проходится ладонью по глазам, будто очень устал. Однако! Шино никогда не снимает своих очков, это равноценно тому, как если бы Какаши-сенсей снял маску на публике! Как же его задела техника нашего нукенина, если он так выбит из колеи? — Видела Кикайчу ты моих, — начинает Шино равнодушно. — Малы они и прожорливы, живут в теле моем и чакру мою едят. Несколько часов может жить Кикайчу, но есть самки с яйцами всегда во мне… Кривишься опять. Не любит никто моих жуков… Пока Шино не стал впадать в депрессию снова, я быстренько натягиваю на лицо самое заинтересованное выражение в мире: — Что ты, Шино-кун, я просто немного устала и напугана… Рассказывай, пожалуйста! — Такого размера Кикайчу, — Шино кивает на сейф, — не смог бы прокормить я никак. Поглотят всю чакру мою они за несколько минут, даже если будет немного их. Нукенином убитые люди — всего лишь жучиный фуршет. Опять зеленеешь ты… — Это действительно ужасно, — я прикрываю рот ладонью, чтобы меня случайно не вывернуло. — Шино-кун, при всем уважении, это ужасная смерть… Значит, органы разрушаются из-за форсированной потери чакры... — Странные эти жуки, — задумчиво говорит Шино, подпирая подбородок рукой. — Такого размера они… Говорил Хокаге отцу, что берут они жертв под контроль. Правда ли это, ответь? — Да, — я киваю, будто простого “да” недостаточно. — Этот парень, который на фотографиях, был убит мною… Он пытался напасть на Какаши-сенсея во время саммита Пяти Каге, и… — Нетипично и это для них, — Шино, задумавшись, начинает покусывать ноготь большого пальца. — Неразумны Кикайчу мои.Только если… Шино задумывается и будто выпадает из реальности. Я с замиранием сердца ожидаю, что он скажет, наклоняясь к нему так близко, что неосознанно нарушаю личное пространство Шино. Правда, едва я вижу, как из его носа на меня смотрит столь же задумчивый мучной червь… “Кошмар, — орет внутренняя Сакура, пока я снова борюсь с тошнотой, — ты только представь, с ними еще кто-то спит минимум раз в поколение! Представляешь, трахает тебя Абураме, а в его подмышке какой-нибудь таракан копошится! Фу, какой кошмар, я сейчас умру! Подумай о чем-нибудь приятном! О цвете трусов, который мы сегодня закажем для нас у Ино!” — Матка, — вдруг говорит Шино, прерывая брезгливый монолог внутренней. — Матка есть у них. Подобно муравьям, делятся они на рабочих и солдат. Чакру поглощенную несут они матке своей. Представить боюсь, сколько же ест она... — Шино-кун… Я внезапно вспоминаю кое-что очень важное, о чем совершенно забыла, поглощенная новыми событиями и эмоциями. Дети! — Шино-кун, я смогла вытащить паразитов из двух зараженных детей, но так и не поняла, как сделала это. Ты можешь объяснить? Вкратце я пересказываю Шино все, что касается спасенных мною генинов и несчастного АНБУ, съеденного подчистую и убитого при допросе. Снова Шино задумывается — теперь уже минут на десять. Он замирает, направив свой взгляд куда-то на дальнюю стену, а я сижу рядом, поджав ноги и едва дыша: информация, которую дает мне сейчас Шино, поистине, может стать решающей в борьбе с техникой нукенина и спасти чью-то жизнь… — Выманила ты паразитов на сильную чакру свою, — с сомнением в голосе говорит Шино, отмирая. — Думаю я именно так. Почему? Да потому что Кикайчу размера такого должен быть голоден всегда, и невкусно ему генина глодать… — Спасибо, Шино-кун, это бесценная информация! — я вскакиваю, не удержавшись, и от радости даже кидаюсь на шею Шино, забыв о личинках в его носу — Может быть, теперь удастся спасать жертв! — Подумаю я еще, — говорит Шино безэмоционально, не пытаясь ни обнять меня в ответ, ни высвободиться. — Не нравится мне техника эта. Взяли мои Кикайчу клеток паразита образцы. Посоветоваться нужно с отцом. Но должен идти я теперь — в столовой у вас поселились друзья мои… Никто не любит жуков… “Я больше никогда не буду есть в столовой Госпиталя, — кривится внутренняя Сакура, когда Шино покидает лабораторию столь же незаметно, как и пришел. — Теперь-то можно к Ино, а?” Я спокойно тянусь за стопкой бумаги. Достаю ручку. Аккуратно записав все, что сказал мне Шино прямо под моими исследованиями тканей, я отчеркиваю текст широкой линией, оставляя указание для Ияши: “Переписать своим почерком!” “Легче сдаться, чем переспорить тебя. Кьюби с тобой! Как думаешь, какой цвет белья мне подойдет больше?” — задумчиво спрашиваю я саму себя.