За углом начинается рай

Выйдя на улицу, я, наконец, осознаю в полной мере, что лето закончилось. Небо выглядит отяжелевшим и отсыревшим. Густая пена сероватых облаков заполонила его до самого горизонта: дело явно идет к дождю. Ветер сегодня тоже достаточно промозглый, хотя и не срывает вывески с магазинчиков и не сбивает с ног. Прохожие удивленно косятся на меня — слишком по-летнему одета, да еще и бегу вприпрыжку. В самом деле, откуда им знать, что мне пришлось ускорить ток своей чакры, а значит, и крови в несколько раз, чтобы согреться. Сердце стучит, как бешеное, а от кожи едва не поднимается пар — такой способ не замерзнуть достаточно вреден, но уже через пару дней у меня будет осенняя курточка… — Чего приперлась? — спрашивает из-за двери Ино каким-то хрипловатым, нетипичным для нее голосом, когда я стучусь в ее дом. — Нормально ты друзей встречаешь, — возмущаюсь я, несколько оторопев. — Случилось чего? — Ничего… Дверь распахивается так резко, что мне приходится отпрыгнуть, чтобы не получить по носу. Показавшаяся на пороге Ино выглядит, мягко говоря, не очень — она растрепана, какая-то вся помятая, а очень красные глаза красноречиво намекают на не сложившийся у подруги день. — Чего надо? — требовательно спрашивает Ино, сдувая с глаза челку. — Заказ хотела сделать, — растерянно отвечаю я, — но, кажется, ты не в духе… Зайду-ка я завтра, пожалуй. Я успеваю развернуться и даже сделать шаг, когда слышу приказное: — Стоять! Ино скрывается в доме, но через пару минут выходит, запирает дверь и хватает меня за запястье: — Пойдем, — хмуро говорит Ино, утаскивая меня в сторону мастерской. — Мне нужно отвлечься, а не то я сегодня прибью кого-нибудь. И даже знаю, кого. — Ты с Саем, что ли, поругалась? — спрашиваю я, отдуваясь. — Не говори со мной про эту бледнолицую глисту, — шипит Ино, вталкивая меня в дверь мастерской и запирая ее изнутри на два оборота. — Чтоб его Кьюби унес, этого Сая! — Однако… — Что шьем? — перебивает меня Ино. — Соображай быстрее, у меня еще два заказа срочных дома. — Если ты не в настроении, — не выдерживаю я, — давай, я пойду? На меня-то чего орешь? Ино тяжело вздыхает. Она садится за швейную машинку, включает настольную лампу и начинает заменять иглу. Я молча стою и жду: зная Ино много лет, я уверена, что сейчас из нее польется поток откровений. Понятия не имею, что там произошло у них с Саем, но знаю по себе: иногда пара свободных ушей может сделать куда больше, чем тихая истерика в одиночестве. — Поссорились мы, — тяжело роняет Ино, не глядя в мою сторону. — Совсем, похоже, поссорились. Ты лучше скажи, что шьем, а то мне еще ткань искать… — Мне нужна осенняя куртка, — начинаю перечислять я, решив быть поделикатнее в расспросах, — пара блузок, брюк и… “И красивое кружевное белье!” — встревает внутренняя. — И красивое кружевное белье, — со вздохом повторяю я за ней. Ино от неожиданности дергает рукой и, зашипев, сует уколотый иглой палец в рот: — Намана, — шепелявит она, посасывая ранку. — Сё так даеко зашо? “Все так далеко зашло? — расшифровывает мне внутренняя Сакура. — Давай расскажем?” — Это неважно, — я заливаюсь краской до самых ушей, отходя к шкафу с тканями и пытаясь слиться с ним. — Просто… Для себя хочу… — А то я не знаю, какие ты трусы носишь “для себя”, — фыркает Ино, доставая палец изо рта и залечивая ранку нормально. — Колись, вредина! Я же умру от любопытства! — Ничего я тебе не скажу, — мотаю я головой, чувствуя, как полыхают уши. — Ты — само зло! — Ино наставляет на меня палец и осуждающе смотрит из-под челки. — Теперь я буду страдать! Ладно, раздевайся, буду мерки снимать. Вдруг у тебя сиськи выросли, а я и не в курсе… Пока я раздеваюсь, уговаривая себя не стесняться, Ино вооружается измерительной лентой и подходит ко мне с достаточно кровожадным видом: — Сейчас мы для тебя подберем праздничную обертку, — хихикает она, оборачивая мою грудь лентой. — Нет, не выросли. Надежды нет, ты все еще доска. — Не всем же быть дойными коровушками, — не выдерживаю я, обидевшись за свой бюст, и прикрываю его ладонями. — Зато не обвиснут раньше времени! — У тебя наконец зубки появились? — с восхищением говорит Ино, на мгновение прервав свои измерения. — А Шестой положительно на тебя влияет! — Прекрати, — заливаюсь я краской снова. — Давай не будем об этом… — Будем-будем! — Ино плотно оборачивает лентой мои бедра, записывает результат и поворачивает меня лицом к стенке. — Выпрямись уже, я плечи измерю. — Давай, лучше о Сае поговорим, — предлагаю я. Мне стоило подумать заранее, прежде чем заговаривать о Сае в тот момент, когда Ино измеряет обхват моей шеи. На какую-то секунду вокруг горла затягивается удавка из измерительной ленты, но подруга быстро спохватывается и ослабляет натяжение: — Да что о нем говорить, — вздыхает она. — Руку вытяни и держи. Не получается у нас. Совсем мы разные, кажется, с ним. — Ты же еще неделю назад вся в радужных мечтах была? — изумляюсь я столь резкой перемене в отношениях Ино. — Что у вас произошло? — Съехались мы, — мрачно отвечает Ино. — Боком развернись. В общем, ушла я. Сказала, что нужно подумать… — Да почему??? — Да потому что, — передразнивает Ино, — потому что кое-кто мог бы и предупредить близкую подругу о том, что жизнь с любимым мужчиной — это не сладкий пряник, а сущий кошмар. У меня так и перехватывает дыхание от этой ее фразы. Не может быть, чтобы и Сай тоже… — Он обидел тебя? — дрожащим голосом интересуюсь я, подставляя под измерения бок. — Это я его обидела! — рявкает Ино. — Голос сорвала, пока на него орала, а он стоял и лыбился, вобла сушеная, хоть бы выражение лица сменил для приличия! Сакура, ну ты же меня знаешь — не могу я жить спокойно, мне встряска нужна, я люблю, чтобы искры летели! А у нас искрит только в постели, видимо! — Сай-кун просто не умеет выражать свои эмоции, — пытаюсь я заступиться за бывшего сокомандника. — Но он тебя любит… — Ха! Откуда ты знаешь? Он даже мне об этом ни разу не сказал! Ни разу! — подчеркивает Ино. — Замуж звал, а в любви не признавался! Вот уж нет, я буду полной дурой, если соглашусь на таких условиях! Отодвинув меня от шкафа с тканями, Ино ныряет в него практически с головой и принимается раздраженно чем-то шуршать внутри. Я деликатно молчу, и без лишних слов зная: раз у Ино открылся словесный поток, она и так выложит все подчистую, без понуканий. Впрочем, то, что Сай не признавался в любви Ино до сих пор, меня мало удивляет: я была его сокомандницей и знаю Сая как личность несколько дольше. Это ведь нам с Наруто пришлось объяснять Саю, что такое истинные эмоции и зачем нужны узы между людьми… — А какой он в быту! — Ино появляется из шкафа с охапкой отрезов тканей. — Это ужас, а не парень! Ест, как бегемот, куда только калории уходят — тощий, как глиста, а посуду мыть не моет! Что, появилась женщина в доме и резко разучился тарелочку ополаскивать после себя? Тебе какой цвет нравится? Хотя я сама выберу, у тебя вкуса нет. — Спасибо, — обиженно бурчу я. Ино выхватывает из стопки тканей отрез и прикладывает ко мне: — Вот из этого куртку сделаю, — удовлетворенно кивает она сама себе, — и опушку белую по воротнику можно… Как раз материала только на тебя и хватит, я уже голову сломала, куда его деть. Что там еще? Штаны хочешь? Джонинские до дыр сносила, что ли? — Ино! Ино ехидно смеется, снова ныряя в шкаф. Теперь она достает здоровенный кусок белой плотной ткани: — Во-от, — довольно тянет подруга, встряхивая отрезом. — Как все замечательно, скажи? А бельишко я знаю, из чего тебе сшить, ха-ха… Ино, не глядя, сует руку в шкаф и извлекает нечто ярко-желтое и с узором из символов огня. — Самое то, — ядовито киваю я, мечтая задушить дорогую подругу — Хоть сейчас в нем на свидание. — Я знала, что ты оценишь, детка, — подмигивает Ино весело. — Ладно тебе, расслабь, что напрягала. Это отрез для Мираи, девочка растет не по дням, а по часам, Куренай-сенсей из моей мастерской не вылезает в последнее время… А вот это можно действительно пустить на твои трусишки… Ино достает из шкафа плотный сверток и раскатывает его по столу. Да, стоит признать, что Ино гораздо лучше разбирается в одежде, чем я — она предлагает мне идеальный вариант: нежно-розовое воздушное кружево. Я представляю на себе комплект белья из этой ткани и внезапно в животе завязывается горячий узел. Против воли перед глазами встает картинка: я лежу, разметавшись по простыням, изгибаясь кошечкой, а надо мной на коленях стоит Какаши и, просунув руки мне под спину, борется с застежкой лифчика, едва ли не капая слюной… “Хорошее кино я тебе показываю, а? — самодовольно хихикает внутренняя. — Ух, сейчас бы к нему на ручки… Я бы поцелуями не ограничилась!” “Уймись, прошу тебя, — издаю я мысленный стон, — в самом деле, я не могу так!” “А тебе ничего делать и не надо, — ободряет меня мое подсознание, — закрыла глазки и получай удовольствие… Аппетит-то приходит во время еды!” — Чего краснеем? — подначивает меня Ино, глядя на то, как я в замешательстве вожу пальцами по завитушкам кружева. — Уже представляешь сладенькое, м? — Ну тебя! — я отдергиваю руку, будто ошпарившись. — А он симпатичный под маской? — щурится Ино с поистине кошачьей улыбкой. — По глазам вижу, что снима-ал! — Ино, я же тебя не спрашиваю, симпатичный ли Сай под штанами! — не выдерживаю я. — Ну, в самом-то деле! — В штанах-то у Сая порядок, — фыркает Ино, залезая в ящик стола и извлекая чудовищного размера ножницы. — Но, видимо, нас с ним только секс вместе и держал… Когда тебя раскладывают на горячих источниках или зажимают в каждом темном углу, да еще так активно, легко строить иллюзии о собственной неотразимости… Сакура, он ужасный! Я просила прибить полочку в ванной, потому что мне некуда было поставить все свои шампуни… — Там не полочка нужна, а полноценный шкаф, — фыркаю я, перебивая. — Не всем же, как тебе, одним и тем же шампунем годами пользоваться! — отбивает мою подачу Ино. — Так он три дня тянул, а потом прибил криво! А когда я пожаловалась, что у меня зубная паста постоянно с этой полки падает, пригвоздил ее к стене кунаем и ушел на всю ночь! Представляешь? Настоящее хамство! Ино с гневом сдувает челку с глаза, достает мелок и принимается строить выкройку прямо на кружевном отрезе. Я решаю посидеть и немного подождать: мне даже становится любопытно, как же будет смотреться на мне белье из этой красивой ткани… — Вернулся весь в чернилах! — продолжает метать молнии Ино, кружась вокруг стола. — Кунаи где-то потерял! Я еле отстирала его барахло, представляешь? И он постоянно забывает свои вещи то на стуле, то под кроватью, и считает это нормальным! А дети пойдут — мне что, разорваться, с таким-то папашей? Все стены разрисуют, а мне потом отмывать? — Ино, Ино, ты как-то разогналась, — примирительно поднимаю ладони я, пытаясь успокоить разбушевавшуюся подругу. — Ты еще замуж не вышла, а уже о воспитании детей думаешь. — Какое “замуж” может быть за этого человека? — Ино шмыгает носом и так выразительно клацает ножницами, что, будь я Саем, приняла бы это движение на свой счет. — С ним жить невозможно! — А ты пробовала поговорить? — интересуюсь я. — Ну, словами через рот, м? И сказать то же самое, что сейчас говоришь мне — ему? — Ему скажешь, — ядовито шипит Ино, примеряясь к выкройке. — С ним даже поругаться нормально нельзя. Я ору на него, голос срываю, ногами топаю, пар из ушей идет — а он стоит и улыбается, как дурачок, все шире и шире. Я еще громче ору — он еще шире улыбается. Знаешь, вот где уже его фальшивые улыбки! Ино резко тычет ножницами туда, где у мужчин находится кадык, заставляя меня испугаться ее резкого движения. — Хоть бы раз голос на меня повысил! — в сердцах топает ногой подруга, делая первый надрез на кружеве. — Я, знаешь, ору и сама думаю: вот будь на его месте, наверное, по шее бы надавала за такие слова. Или выпорола бы по голой заднице на коленке. А он стоит и улыбается, придурок! Эта его улыбка идиотская! Когда у нас все хорошо — одно выражение лица, когда все плохо — то же самое выражение лица! Замуж? За него? Ха! Пока не перестанет позволять загонять себя под каблук, ни за что за него не выйду-у-у! Ино вдруг заливается слезами, роняя ножницы и сползая на пол. Я вскакиваю, чтобы утешить подругу, мысленно называя Сая такими словами, которые вслух произносить-то страшно. Но, когда я случайно наступаю на касающийся пола край кружевного отреза, Ино резко приходит в себя: — Сядь, где сидела! — взвивается она, спасая от меня ткань. — Слушай, тебе определенно надо поговорить с Саем, — пытаюсь я воззвать к разуму Ино, возвращаясь на свою табуретку. — Проблемы истериками не решаются… — Ах, кто бы говорил! — ядовито плюется Ино. — Я и смотрю, как вы здорово поговорили с Саске-куном, что ты от него аж к Шестому сбежала! Жестокие слова Ино оглушают меня подобно пощечине. Я сжимаюсь на своей табуретке в комок, стараясь загнать поднявшуюся из глубин подсознания боль на место, и не сразу замечаю, что Ино изменилась в лице. Она бросает ножницы, не закончив вырезать деталь, и подлетает ко мне, хватая за руки: — Прости! — выпаливает Ино с мольбой. — Язык у меня поганый! — Нет, все правильно, — тихо отвечаю я, аккуратно высвобождая запястья и сжимая кулаки на коленях. — Мы не говорили. Но он и не слушал… Хенге. Ино отшатывается от меня, зажимая рот ладонью. В ярком освещении мастерской синяки на моем теле кажутся особенно крупными… Я поднимаю голову, разрешая Ино рассмотреть мои расквашенные губы, поврежденную ключицу и темные круги под обоими глазами, а затем развеиваю иллюзию. — Ты, кажется, хотела знать, почему я ушла от Саске? — равнодушно интересуюсь я, не замечая стоящих в глазах Ино слез. — Вот… Лучше бы он сюрикены по дому разбрасывал или посуду не мыл… Это все решается простым разговором, а я вот еле вырвалась… — Почему, почему ты не сказала мне, почему??? Я вздрагиваю. В интонациях Ино я отчетливо слышу ужас, с которым у меня то же самое спрашивал Какаши-сенсей… — Я бы ему в задницу кунай засунула! — Ино воинственно поднимает кулак. — Я бы ему… — Ты бы ему ничего не сделала, — перебиваю я Ино. — Как и я. Единственный равный ему по силам шиноби Листа — это Наруто, и его уже целый год где-то носит. Любой, кто попытался бы меня защитить, скорее всего, просто погиб бы. В любом случае, я не хочу, чтобы эта история дошла до чьих-либо ушей. И речь сейчас не о Саске… — Но хоть Шестой тебя не обижает? — дрожащим голосом интересуется Ино. — Скажи, что не обижает! — Не обижает, — ровно подтверждаю я. — И никогда не обижал. Ты мне белье сегодня доделаешь, м? — Я думала, это у меня проблемы, — Ино шмыгает носом, возвращаясь к выкройке. — А у меня так, временные неурядицы… — Вам нужно поговорить, — советую я еще раз. — Решить все проблемы на берегу, пока не поженились. Потом будет слишком сложно, поверь мне. — Он ни разу не сказал мне, что любит меня, — горько вздыхает Ино, убирая остатки ткани со стола и усаживаясь к швейной машинке. — Но я ведь знаю, что это так… Почему он не хочет озвучить? — Я плохо разбираюсь в психологии мужчин, — пожимаю я плечами, — но, зная Сая… Я осекаюсь на полуслове, судорожно поджимая ноги, потому что вижу пошевелившуюся в дальнем углу маленькую хвостатую тень. Мышь! Захлебнувшись воздухом, я даже не успеваю вскрикнуть: мышка поворачивает ко мне свою острую мордочку, и я вижу, что… Нарисованная. Мышь нарисованная!.. “Мы стояли тут голые! — возбужденно орет внутренняя, пока я придумываю, каким способом буду убивать Сая, когда встречу. — Сай видел нас голыми! Твою ж… Ты должна запихать ему его свиток для рисунков поглубже в…” Я усилием воли загоняю возмущение и злость на Сая поглубже в подкорку, закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Все-таки дыхательная гимнастика АНБУ — великая вещь. И из адреналинового штопора выйти, и в ситуации Ино разобраться… Я мерно наполняю легкие кислородом, слушая щелканье ножниц и тарахтение швейной машинки, а сама размышляю — кто же все-таки жертва в этой истории, Ино или все-таки Сай? Ино я знаю с младых ногтей и прекрасно осведомлена о том, как она способна проклевать мозг, когда ей что-то нужно. И как Ино умеет выводить на эмоции, не всегда позитивные, тоже знаю. Но я уверена, что Ино любит Сая, и все ее угрозы уйти и бросить его — не больше, чем крик о помощи. Однако, если она не прекратит пилить беднягу, думаю, терпение кончится и у него, а уж терпеливее парня, чем Сай, найти ей будет трудновато. Уж точно, Изумо с городских ворот не стал бы выносить ее вопли с улыбкой!.. Нет, определенно, в данной ситуации неправа именно Ино, но как же объяснить это ей, чтобы не стать врагом номер один… — Слушай, — нарушаю я относительную тишину мастерской, — что-то у меня в последние дни проблемы с контролем чакры, может, посмотришь, отчего? — Тебе к Хьюгам, — Ино, не отрываясь от прокладываемой строчки, указывает ножницами на дверь. — Но я хочу, чтобы именно ты посмотрела, — подчеркиваю я. — Если ты не забыла, я не способна видеть тенкецу, — Ино, наконец, поднимает на меня удивленные глаза. — Память отшибло, что ли? — А я говорю, посмотри, — настаиваю я. — Ты должна, потому что я так хочу. — Тебя с какого дерева уронили, лобастая? — изумляется Ино. — Не могу я! Не умею! — А Сай не умеет проявлять эмоции, но он же старается! — я обвинительно наставляю на подругу палец. — Тебе не кажется, что заставлять его наступать себе на горло равносильно тому, что я прошу тебя вырастить в твоих глазах бьякуган? — Это не одно и то же, — фыркает Ино, возвращаясь к работе. — Да ладно? А ничего, что Сай не виноват в том, что сделал с ним Данзо? Ничего, что он впустил тебя в свою жизнь настолько глубоко, как никого не впускал? Зачем ты заставляешь рыбу летать? Рыба не полетит. Рыба сдохнет! — Что ты несе.... Ино осекается посреди фразы, и я победно понимаю: наконец-то до нее дошло. Рука Ино замирает над маховым колесом машинки, и тарахтение, издаваемое ею, замолкает. — Я просто хочу, чтобы он говорил со мной, — с обидой в голосе говорит Ино. — Я прекрасно знаю, что Сай не виноват! Но почему он со мной не разговаривает? — Возможно, потому что не может вклиниться в твои постоянные претензии? — я бью наотмашь, точно зная, что Ино-то потом меня простит, а вот их с Саем отношения нужно спасать. — Ино, мяукающая кошка мышку не поймает! Он привык рисовать на стенах и разбрасывать сюрикены по дому. Но это его дом! Он же не указывает тебе, в каком порядке нужно хранить швейные иглы или составлять икебану! Ты сейчас совершаешь ту же ошибку, что и я когда-то с Саске: ты придумала себе идеальные отношения и пытаешься засунуть Сая в какие-то рамки, чтобы он соответствовал. Подумай лучше — ты Сая любишь или придуманный тобой образ? Если образ, то уходи сейчас, не мучай человека! — Конечно, Сая, — голос Ино вздрагивает. — Он — лучшее, что могло со мной случиться. Он всегда знает, когда у меня был тяжелый день, и не трогает, просто приносит чай с пирожным и оставляет в покое… А если мне хочется обниматься, он будет обнимать меня ровно столько, пока… Сакура! Я дура! Я такая дура! Из больших светло-зеленых глаз Ино веером брызжут слезы, а опустившаяся внезапно игла машинки чуть не пропарывает ее палец еще раз. Уронив стул, Ино вскакивает и начинает метаться по мастерской, заламывая руки: — Что я натворила? Я же люблю этого дурака! Где его теперь искать, как мириться? Я перевожу взгляд на дальний угол, где сидит, поджав огромные уши, нарисованная на стене мышка. Пожалуй, не стоит мне убивать Сая — Ино и так найдет, как испортить ему жизнь… Тут пожалеть человека нужно, эх… — Кажется, когда я шла к тебе, я видела Сая недалеко от Ичираку, — громко говорю я, так, чтобы и мышка расслышала мои слова. — Думаю, он все еще там… Ино кидается ко мне, хватая за руки, потом к машинке, затем снова ко мне, не в силах ни разорваться, ни выбрать между пошивом для меня заказа и срочными поисками Сая. — Иди уже, — машу я рукой устало. — Мне не горит. Похожу пока в джонинском, погреюсь чакрой пару дней. — Я тебя люблю! — Ино кидается мне на шею, а затем хватает за руку и тянет прочь из мастерской. — Прости! Я все сошью, честно, очень быстро сошью! — Главное, карманы к трусам не пришей, — зубоскалю я. Ино запирает мастерскую и опрометью кидается в сторону Ичираку, забыв даже накинуть куртку. Надеюсь, она догадается ускорить ток чакры, если замерзнет, думаю я и ежусь, потирая голые плечи ладонями. Что ж, два или три дня просто придется посидеть в более-менее теплом кабинете, а там, надеюсь, Ино принесет мне теплые вещи… Когда я уже практически заворачиваю за угол, направляясь к Госпиталю, меня кто-то хватает за запястье: — Нет, я так не могу! — появившаяся буквально из ниоткуда Ино тяжело дышит, опираясь ладонями о колени. — Пойдем со мной, а? Я ведь наговорю ему, как всегда, и сделаю еще хуже! — Думаю, вам лучше поговорить наедине, — я качаю головой, пытаясь ускорить шаг. — Сакура-а-а! — Ино буквально виснет на моих плечах, силой разворачивая меня в сторону раменной. — Ты не поступишь так с лучшей подругой! Вздыхаю и позволяю себя увлечь — не драться же с Ино, честное слово! К тому же я порядком замерзла и голодна: думаю, покупка дымящегося ароматного рамена у Теучи-сана будет отличной идеей. Да и я не совсем уверена, что Сай слышал, а, главное, понял мой намек на Ичираку. Шпион недоделанный! Я ему обязательно припомню при встрече!.. Оказывается, что Сай все-таки слышал и понял. Я замечаю его раньше Ино: Сай слоняется вокруг Ичираку, делая вид, что находится тут совершенно случайно. Спину Сая оттягивает огромный свиток, который тот использует для рисования, и я впервые замечаю, что Сай действительно выглядит чрезмерно худым, угловатым и каким-то несчастным. Ино, должно быть, совершенно слепая, что не замечает, как Сай переживает из-за их ссоры… — Сай… — Ино встает, как вкопанная, посреди улицы, не обращая внимания на то, что мы мешаем редким прохожим. — Ой, ты же замерзнешь… Сай оборачивается на звук голоса Ино, и я мысленно заряжаю ладонью себе по лбу: в такой-то холод Сай додумался натянуть свою любимую укороченную майку, которая открывает всю спину и живот! Модник недоделанный! А мне потом его почки лечить? — Иди к нему, — я немного подталкиваю Ино. — И постарайся держать себя в руках. На подгибающихся от волнения ногах Ино ковыряет к Саю, не сводящему с нее глаз. Улыбка на лице Сая становится все шире и шире. Действительно, очень трудно понять, фальшивая ли она, если смотреть только на губы Сая. Я знаю его несколько лучше, чем Ино, поэтому смотрю в глаза. “Кажется, нам тут делать больше нечего”, — хмыкает внутренняя Сакура, когда Ино, наконец, равняется с Саем. Отходя поближе к раменной и делая вид, что просто иду пообедать, я краем глаза вижу, как Ино пытается что-то говорить, но быстро сбивается и просто обнимает Сая, утыкаясь лбом ему в плечо. Вот и славно. Вот и хорошо. Хоть она и делает такие же ошибки как я, я точно знаю — у этих двоих все сложится, потому что они оба этого хотят. Ино куда умнее меня, она задавила свою гордыню и прислушалась к мнению человека со стороны. Жаль, что я в свое время не слушала никого… А Сая я убью потом. — Нет ли новостей о Наруто? — спрашивает меня старик Теучи, когда я уже устраиваюсь на высоком стуле в ожидании рамена. — Нет, Теучи-сан, — я качаю головой, голодными глазами наблюдая за готовящейся лапшой. — Иногда мне кажется, что свою миссию он завершил за первую же неделю, а все остальное время решил посвятить путешествиям с Хинатой. — Он заслужил, — улыбается Теучи. — Он столько лет тяжело трудился, можно и расслабиться немного после того, как спас мир, не так ли? Ха-ха! Я грустно улыбаюсь, кивая и больше думая о еде, чем о Наруто. Зачем бы мне волноваться об этом дурачке, в самом деле? В кои-то веки он, наконец, в надежных руках Хинаты, и я справедливо считаю, что ее мягкость и ласка куда быстрее сделают из Наруто человека, чем мои тумаки. Но… Иногда мне действительно не хватает Наруто, эх… — Один большой рамен со свининой, — дочка Теучи, Аяме, подмигивает, опуская передо мной огромную порцию лапши. — Приятного аппетита! — Спасибо, — я втягиваю аромат еды носом и не удерживаюсь от комплимента: — Пахнет просто восхитительно! Желудок согласно квакает, намекая, что пора бы заканчивать обнюхивать еду, и начинать ее есть. Горячая лапша приятно согревает живот изнутри, и во всем теле становится веселее. Неудивительно, что в осеннее время так много желающих поесть в Ичираку: особенно, в такой прохладный день! Заправив мешающую прядь волос за ухо, я неспешно наслаждаюсь едой и вдруг вспоминаю, как сидела здесь, на этом же самом месте, пытаясь подсмотреть в очередной раз, что под маской у сенсея… Краска мгновенно приливает к лицу, и мне очень хочется рухнуть прямо в недоеденный рамен, чтобы скрыть смущение. Позор! Я отчитывала Какаши-сенсея за то, что он не знает о новой примете среди молодежи, касающейся Ичираку! Наверное, я выглядела в тот момент полной дурой! Да я больше чем уверена, что Какаши прекрасно знал, что сюда ходят парочки, “на удачу”, как я тогда выразилась, поэтому и позвал меня! Какой же я была слепой и глупой! Наверное, сенсей здорово веселился, слушая мою гневную отповедь!.. — Саске-сан, здесь еще три места свободных! — слышу я откуда-то сзади. От неожиданности я резко вдыхаю, и мир вдруг накреняется перед глазами. Крохотный кусочек свинины попадает не в то горло, и перекрывает дыхание намертво. Я не могу ни крикнуть, ни кашлянуть — в легких не хватает на это воздуха, и судорожные удары сцепленными в замок руками по животу не приносят ощутимой пользы. Грудь начинает гореть от недостатка кислорода, а разум затуманивается… Крепкий, острый кулачок врезается мне между лопаток, выбивая злополучный кусочек из горла с первого же тычка, и я со всхлипом втягиваю живительный воздух, едва ли не падая обратно на стул. В глазах стоят слезы, и я не сразу понимаю, кто с тревогой заглядывает мне в лицо, но, наконец, различаю символ на протекторе и хрипло спрашиваю: — М-мидори? — Сакура-сенсей, нельзя торопиться, когда кушаете! — Мидори заботливо помогает мне стереть слезы с глаз. — Хорошо, что мы с Саске-саном зашли пообедать, да, Саске-сан? Я едва не давлюсь еще раз — теперь воздухом. — Саске-кун… С трудом подавляю желание вскочить и убежать с криками ужаса. Кажется, после того нашего последнего разговора прошла целая вечность, так давно я не видела Саске даже мельком. Я даже успела забыть, насколько холодный у него взгляд, и как насмешливо он может улыбаться самым краешком губ… Саске стоит чуть поодаль от меня и восторженно что-то мне втолковывающей Мидори, и действительно улыбается. Вот только в отличие от мягкой и доброй улыбки Какаши-сенсея, его выражение лица напоминает, скорее, оскал… — А мы тут с Саске-саном гуляли, — снова слышу я голосок Мидори, искрящийся почти детским восторгом. — Замерзли, очень! Саске-сан дал мне свою куртку! Мой желудок пронзает тонкая игла забытой, как казалось, боли, когда я вижу на плечах Мидори куртку Саске. Я могла бы с закрытыми глазами найти десяток мест, где прокладывала потайные швы после его миссий, маскируя прорехи… — Пойдем отсюда, — лениво предлагает Саске, а по моему позвоночнику стекает в трусы волна холода, когда я слышу его голос. — Тут занято. — Н-ничего, я уже собиралась уходить… Я с трудом поднимаюсь, концентрируя все внимание на том, чтобы не упасть. Ноги стали просто-таки ватными, хотя все подсознание так и вопит: беги! Подальше отсюда, от этого ужасного человека! — Два больших рамена, мне и моей подруге, — Саске кивает показавшемуся из-за ширмы Теучи, а на щеках Мидори расцветает румянец. — Сакура-сенсей, я вас немножко провожу, можно? — Мидори подхватывает меня под локоть. — Пока рамен будет готовиться… Поговорим, давно ведь не виделись. — Да, конечно, — сейчас моя улыбка еще фальшивее, чем улыбки Сая. — Приятного дня, Саске-кун, развлекайтесь. Я позволяю Мидори утащить себя из Ичираку, вздыхая практически с облегчением. Чем дальше щебечущая ученица уводит меня, тем легче мне становится. Одно присутствие Саске рядом будто повесило мне камень на шею размером с Луну… — А еще Саске-сан учит меня техникам Молнии, — тарахтит ученица. Я с трудом концентрируюсь на ее словах, пытаясь переварить их: — Постой. Саске учит тебя? — Вы все прослушали, Сакура-сенсей? — Мидори расстроенно топает ножкой. — Я же только что вам рассказывала, что Госпиталь Суны разрешил мне остаться в Конохе еще на месяц, и что Тсунаде-сама занята, поэтому я пока сижу без дела, и Саске-сан… — Учит тебя Молнии… — договариваю я ошеломленно. — Погоди. Но Саске не ирьенин, чему он может научить тебя? — А он меня не целительским техникам учит, — щечки Мидори наливаются румянцем, а в голосок пробирается чистый, незамутненный восторг. — Вы видели, какой классный у него Чидори? Саске-сан сказал, что может научить меня так же! — Чидори? Его нельзя использовать без шарингана, ты путаешь, — я мотаю головой, пытаясь поспевать за весело шагающей ученицей. — Чидори слишком суровая техника! — Ой, ну и ладно, — весело отмахивается Мидори. — Это неважно! Самое главное, что я могу проводить с ним все свободное время! Я чуть не влетаю в какого-то случайного прохожего, оступившись. Не верю своим ушам! Так Ино не ошибалась, что… — Погоди! — я хватаю Мидори за рукав, несколько притормаживая. — Давай-ка поподробнее. Мне очень интересно, чем вы с Саске так заняты, что проводите вместе все твое свободное время. Мидори оборачивается на меня, и я вижу, какие у нее совершенно ненормальные глаза. Неужели я когда-то выглядела так же? Жуть! Она просто излучает восторг от одной мысли о Саске, будто еще немного, и завизжит от переполняющих ее эмоций! — Он учил меня сюрикенджутсу, — Мидори стискивает кулачки, прижимая их к груди. — Научил ходить по воде. Обещал подтянуть мое теневое клонирование. И смотрите, что он мне подарил, сенсей! Мидори поднимает руки к голове и через мгновение протягивает мне ладошки, практически приплясывая от восторга: — Ношу, не снимая! — хвастается девчонка. — Какой же он классный, правда? На дрожащей от возбуждения ладони Мидори я вижу заколку. Не просто заколку… Я осторожно касаюсь ее, поворачивая другой стороной… Та самая. Та самая заколка… От нахлынувших воспоминаний подкашиваются ноги. Саске притягивает меня к себе, шепча на ухо: “Мне нравятся мои отметины на тебе” и оставляет в ладони эту самую заколку в виде осеннего листочка. Каким же надо быть чудовищем, чтобы… — Я, кажется, влюбилась, — с придыханием говорит Мидори, подпрыгивая на месте. — Я хочу остаться в Конохе! Хочу остаться с ним! — Ты с ума сошла? — я мгновенно трезвею от слов Мидори, будто от пощечины. — Какое “влюбилась”? Ты слишком юна для Саске! — Ой, ерунда, — отмахивается ученица. — Три года! Когда я стану совершеннолетней, эта разница будет совершенно нормальна! — Мидори, очнись! — я хватаю девчонку за плечи, слегка встряхивая. — Ты что, не знаешь, кто такой Саске? Не знаешь, что он — бывший нукенин? Он опасен для тебя! — Ну, вас-то в свое время это не остановило, верно? — улыбается Мидори, не делая попытки освободиться. От неожиданности я разжимаю свою хватку: руки беспомощно падают вдоль тела, и я делаю шаг назад от Мидори. — Ты знаешь… — беспомощно тяну я, стараясь не глядеть в глаза ученице. — Саске-сан мне все рассказал, — говорит Мидори, улыбаясь. — Вы такая смелая, Сакура-сенсей! Солгать Тсунаде-сама, что любите Саске-сана, чтобы вытащить его из тюрьмы! Решиться на фиктивный брак! Я вам очень, очень благодарна! Мидори складывается в поклоне так внезапно, что я шарахаюсь еще на два шага от нее. Голова начинает кружиться от избытка ошеломляющей информации. Что происходит? Может быть, я в гендзюцу? Что за ерунда происходит, как могут Саске и Мидори… Он определенно что-то задумал, что-то подлое, совершенно непростительное! Нашел себе вторую Карин, тоже мне! “Иди к Карин, и пусть она тебе десяток детей родит”, — вспоминаю я свои же слова, и едва удерживаюсь, чтобы не зажать себе рот от испуга. Нет, нет, он же не может быть настолько чудовищем?.. — Мидори, пожалуйста, послушай меня, — я складываю руки в замок, прижимая к груди в попытке быть более убедительной. — То, что я тебе скажу, может звучать слишком страшно, но на самом деле мы с Саске… — О, я тоже послушаю, можно? Я с трудом удерживаюсь от вскрика неожиданности и оборачиваюсь. Саске стоит за моей спиной, улыбаясь своей страшной улыбкой, а в глазах у него вращаются томоэ. — Саске-сан! — Мидори расцветает еще сильнее и кидается к Саске, обхватывая его руками за талию. — Мы идем есть? — Иди, малышка, — снисходительно говорит Саске. — Я сейчас приду. Теучи приготовил сладких онигири, это все для тебя. В следующую секунду у меня вылезают от изумления глаза: Саске провожает Мидори, запищавшую от восторга и метнувшуюся в Ичираку, сочным шлепком по обтянутой шортами попе. Я даже не знаю, как реагировать на этот абсолютно нетипичный для Саске жест, только пячусь мелкими шажками подальше, пытаясь вырулить на более оживленную улицу. Черт побери, угораздило же Мидори с ее болтовней заманить меня в крохотный переулок, где никто обычно не ходит!.. “Опасность!”, — вспыхивает у меня перед глазами тревожная неоновая надпись. — Так что ты хотела рассказать Мидори? — шелковым голосом интересуется Саске, подходя ближе. Я стараюсь делать на каждый шаг Саске два своих, но он все равно неумолимо приближается. Когда я встречаюсь лопатками с забором, отделяющим один переулок от другого, мои колени слабеют от страха и плохого предчувствия. “Ты должна ее защитить! — оживает внутренняя Сакура, выписывая мне животворящий пинок. — Девочка в опасности!” Я делаю глубокий вдох, собирая в кулак всю свою силу — и физическую, и моральную. Если Саске попытается напасть, я его ударю. Я точно его ударю, обязательно. Я должна! — Не трогай Мидори, — цежу я, глядя прямо в глаза Саске и стараясь не трястись. — Она еще ребенок! — Ей следовало бы одеваться скромнее, — усмехается Саске, опираясь одной рукой в забор рядом с моим ухом. — Она так и провоцирует меня, проказница. — Она ребенок! — резко повторяю я. — Это незаконно! — Помилуй, Сакура-чан, — откровенно издевается Саске, — кто же обижает твою драгоценную ученицу? Ты видела ее милые глазки? Кажется, ее все устраивает, разве нет? Я только открываю рот, чтобы ответить, как выражение лица Саске вдруг резко меняется с веселого на злое и он тихо добавляет: — Или ты думала, я теперь монахом стану, раз уж ты сбежала? Решила, что такая незаменимая, и я должен по тебе страдать, Сакура? Не ты ли мне в верности у алтаря клялась, обещала спасти Учих от исчезновения? И теперь смеешь рот открывать, ты, бесполезная бесплодная дрянь? — Ты не посмеешь, — холодею я, внезапно догадавшись о причинах поведения Саске. — Я немедленно напишу в Суну и ее отзовут из Листа! Едва последние звуки вырываются из моего горла, на нем смыкаются железные пальцы. Я издаю жалкий всхлип, вцепляясь в руку Саске, но могу лишь бестолково царапать его рукав. Чем сильнее я сопротивляюсь, тем грубее он сжимает мою гортань. В глазах снова начинают плавать радужные круги, и сила уходит из моих пальцев — мои руки беспомощно повисают плетьми, и только тогда Саске немного ослабляет хватку, позволяя воздуху хотя бы тонкой струйкой проникать в мои легкие. Он подходит совсем близко, так, что меня почти полностью скрывают широкие полы его плаща — это почти объятие, если не считать того, что я медленно задыхаюсь. Томоэ в его красных глазах снова начинают вращаться, и я падаю, падаю в чернильную темноту под аккомпанемент его практически ласкового шепота: — Ты никуда и никому не напишешь, Сакура. И Мидори не уедет из Конохи. Знаешь, почему? Потому, что я знаю, где живет твоя ма-а-ма. Кажется, клан Харуно не обладает техниками, способными противостоять шарингану, верно, моя дорогая бывшая женушка? Вот так, не сопротивляйся. Нужно быть покладистой девочкой, и все будет хорошо, верно? Ты же помнишь, как было хорошо, когда ты слушалась? Перед угасающим моим сознанием встает ужасная картинка — я лежу на обеденном столе, в луковой шелухе и картофельных очистках, под моей лопаткой нож, и Саске мучает меня, врываясь между беспомощно раздвинутых ног, вырывая из груди крики боли. Картинка мутнеет, смазываясь, и превращается в другую — моя скула вжимается в половицу, руки заведены за спину, где запястья удерживают жестокие пальцы мужа, и снова между ног вколачивается раскаленный штырь. Когда-то очень давно раздробленная ключица снова начинает ныть, напоминая, как ее обидели, а Саске не отводит взгляда — теперь он показывает мне самую ужасную из всех картинок: меня, в тонком прозрачном халатике, прижатую грудью к холодной стене дома. Шелковые трусики бесполезно болтаются в районе колен… — Саске-сан! — слышу я откуда-то издали. — Саске-сан, Теучи-сан спрашивает, добавлять ли черемшу! Воздух ранит мои легкие битым стеклом, когда пальцы Саске исчезают с горла. Я цепляюсь за забор, стараясь хотя бы не упасть, хотя бы не показать Саске, что он и в этот раз победил… — Какая незадача, — вздыхает Саске, криво улыбаясь. — Меня зовет моя подруга. — Она все равно… кха… поймет, — я скребу окровавленными пальцами доски забора, стараясь сморгнуть выступившие на глазах слезы. — Она… кха… не дура… Саске, вздохнув, поднимает руку, и я машинально зажмуриваюсь, пытаясь предотвратить очередное гендзюцу. Но вместо удушающего захвата я ощущаю легкий щелчок двумя пальцами по лбу, и слышу холодное: — Прости, Сакура. Может быть, в другой раз. *** “Очнись. Очнись. Очнись”. Монотонный голос в голове никак не затыкается, не давая мне покоя. Кто беспокоит меня в моей ослепительно-темной бездне? Здесь так хорошо, так тихо, и никто не может схватить за горло… “Очнись. Очнись, балда, остановись, прекрати.” Очень саднят руки, будто я ловила голыми руками бомбу Биджуу, и она сожгла мои пальцы до углей. И как же горит в горле… “Ты должна остановиться, слышишь?” Нехотя я оборачиваюсь на назойливый голос. Что это позади меня? Зеркало? Мое отражение выглядит разозленным и напуганным… Оно поднимает руку и размахивается… Я хватаюсь за щеку, покачиваясь. Пощечина ощущается совсем, как настоящая, и от звука звонкого хлопка по лицу темнота вокруг вздрагивает и начинает двигаться. Она отползает, подобно скулящей собаке, и едва ли не машет хвостом… Так вот почему так болят руки?.. Колени едва держат меня — я не могу стоять ровно и шатаюсь, как пьяная. Где это я? Что за руины вокруг? Пыль стоит столбом, въедаясь в глаза — я кашляю и взмахиваю рукой, стараясь разогнать ее… Резкий короткий звук падения — оглядываюсь посмотреть: это из моей ладони вылетел, встретившись со стеной, обломок доски. Откуда она?.. О… Массивный письменный стол, который мне так нравился за его гладкую, широкую столешницу, выглядит сейчас совершенно плачевно. Кто-то разорвал эту столешницу, будто испорченный черновик отчета, на мелкие кусочки, колючие от торчащих щепок. Что здесь происходило? Кому понадобилось громить мой рабочий кабинет?.. Я оборачиваюсь. От зеркала, некогда висевшего на стене, остался лишь один жалко торчащий из изувеченной рамы осколок, больше похожий на кривой зуб. Я вижу в этом осколке лишь собственный левый глаз. Колени перестают слушаться окончательно, и я жалко сажусь на задницу, чудом не насадившись на выдранную из пола с мясом доску. Как же я… Я ничего не помню! Не помню, как вернулась, не помню, как громила кабинет, не помню ничего, кроме прикосновения холодных пальцев к горлу и почти ласковых угроз Саске! Тело трясет, как в ознобе — что же я натворила?.. Оглядываюсь вокруг. Протрезвевшим взглядом выхватываю из полутьмы наступающих сумерек то разбитый книжный шкаф, то проломленную стену, то покосившуюся, болтающуюся на одной петле входную дверь… Чудо, что уцелели оконные рамы, но вот пол выглядит ужасно. Судя по моим окровавленным ладоням, я выдергивала из него половицу за половицей и крушила ими все вокруг, пока в руках не оставался лишь жалкий измочаленный огрызок. От футона, который я прятала за шкафом, остались лишь клочки, а сумка с одеждой и вовсе куда-то пропала… Я издаю жалкий стон, встаю и, спотыкаясь, бреду в дальний угол. Там, на спинке покореженного стула, висит единственная нетронутая во всем кабинете вещь, и я хватаю эту вещь, вжимаюсь в нее лицом и вою, захлебываясь собственным отчаянием. Зеленый плотный жилет пахнет вовсе не черешней и зеленым чаем, как должен, а пылью и моим бешенством, но я не порвала его, я не выдернула ни единой ниточки, хотя во всем кабинете, кроме этого джонинского жилета, уцелела только лампочка на потолке… Как же я все это натворила?.. Я стою, уткнувшись в жилет Какаши-сенсея лицом, и чувствую себя такой маленькой, такой беспомощной, одинокой напуганной девочкой, которая ничего не может сделать и никого не защитит. Сенсей… Ха! Какой из меня сенсей, что я не могу уберечь свою ученицу от своего же бывшего мужа? Я хорошо знаю Саске — он не блефовал, намекая на возможную гибель моей мамы. Уверена, что если я попытаюсь сказать Мидори хоть слово правды, так и произойдет, более того, я знаю, что ни одна экспертиза впоследствии не докажет, что маму убил именно Саске. Что же мне делать?.. Как защитить влюбившуюся в Саске дурочку? Она еще ребенок, она еще такая наивная, добрая! Не могу даже подумать о том, как в ее тело вопьются жестокие пальцы, оставляя синяки… Мир наваливается на мои плечи всей своей тяжестью. Я сжимаю пальцы, комкая зеленый жилет изо всех сил… Как же мне хочется, чтобы меня обняли, мелькает у меня в голове жалобная мысль. Как же мне хочется… Чтобы погладили по голове, сказали, что все будет хорошо… Так хочется снова заглянуть в разные — один черный, другой красный — глаза, провести пальцами по мягкой, неколючей щеке, задеть подушечкой пальца ласковые губы… Так хочется, чтобы в мои волосы вплелись длинные заботливые пальцы, которые никогда не посмеют взять меня за горло, перекрывая воздух… Какаши. Как же я хочу сейчас, чтобы он был здесь, потому что только с ним я могу чувствовать себя в полной безопасности. Только когда он рядом, во мне воцаряется мир, и я начинаю осознавать, что вовсе не слабая, не беспомощная, что я нужна и важна… Я не закрываю кабинет — это бесполезно, дверь держится на соплях. Я выхожу в коридор на негнущихся от усталости и страха ногах и плетусь к лестнице, волоча за собой в опущенной руке мужской джонинский жилет. Я не оставлю его здесь ни за что. Даже если вся деревня увидит, что я иду в Резиденцию с жилетом Какаши, я возьму этот жилет с собой… — Сакура-сан, что случилось? — наперерез мне бросается молоденькая дежурная ирьенин. — На третьем этаже стоял такой грохот, я хотела проверить, но испугалась… Я фокусирую взгляд на встревоженном лице коллеги, слегка откашливаюсь, чтобы не подвел дрожащий голос, и ровно отвечаю: — Я пыталась изучить новую боевую технику, Рэн-сан, но что-то пошло не так. Боюсь, мой рабочий кабинет уничтожен. Поскольку очередное мое дежурство будет лишь послезавтра, я вынуждена временно покинуть Госпиталь. Не беспокойтесь, я оплачу ремонт кабинета. Было бы замечательно, если Тсунаде-сама не узнает об этом досадном инциденте. Не слушая ответа Рэн-сан, я плетусь в душ для пациентов, чтобы отмыть руки от крови — я даже не заметила, как поранилась щепками, разрушая все вокруг себя. Лениво отмечаю, что горячей воды так и нет, но это уже неважно… У меня нет желания встречаться с бдительно прогуливающимся перед входом в Резиденцию незнакомым мне Инузукой, поэтому я привычно пускаю чакру в ступни, взбираясь по стене, как обезьянка. Я даже не использую маскировочных техник — настолько мне в кои-то веки плевать, увидят ли меня. Зеленый жилет я волоку за собой, стиснув его мертвой хваткой в замерзших на осеннем ветру пальцах… Окно закрыто. “Суббота”, — вспоминаю я с досадой. Конечно, у Какаши выходной… Я прикладываю ладонь к прохладному стеклу, дыша на него и стараясь высмотреть, там ли сенсей… Нет, в полутьме кабинета я не наблюдаю никакого движения. Но… На широком столе Хокаге нет ни отчетов, ни ручек, ни других каких-либо рабочих предметов. Поверх постеленной на полированную столешницу белой скатерти я вижу два пустых высоких бокала и вазу с разнообразными нарезанными фруктами. Я захлебываюсь собственным стоном досады — идиотка, какая же дура, он же просил вчера.... “Приходи, — звучит у меня в ушах задыхающийся от волнения голос Какаши. — Я принесу бенто… Мы просто посидим…” — Он меня ждал… — шепчу я самой себе тихо, мечтая провалиться поглубже в ад. — Я забыла… Я совсем забыла… Естественно, Какаши не дождался меня. Я спешу изо всех сил, прыжками передвигаясь по вечерней Конохе, и ругаю себя на чем свет стоит. Он, наверное, решил, что я испугалась — после вчерашнего-то. Я ведь так и не сказала ему, насколько же мне хорошо было в его крепких ласковых руках, насколько сладко мне было его целовать… О чем Какаши думал, одиноко сидя перед накрытым для меня столом, в пустой Резиденции, в свой выходной день, впустую потраченный на идиотку-Сакуру, просто забывшую о его просьбе?.. Я дважды чуть не падаю, промахиваясь мимо фонарных столбов. Конечно, я знаю, куда бегу, просто ноги подкашиваются от усталости, страха и волнения. Я так тороплюсь. Я так неимоверно тороплюсь! Меня тянет к моей цели, будто клещами — скорее, скорее, потому что плечи ноют в ожидании заботливого прикосновения, потому что обоняние истосковалось по ароматам черешни, чая и пряного аромата кожи, который я не спутаю уже ни с чем… “Я люблю Какаши”, — вспоминаю я случайную фразу, услышанную от внутренней. И повторяю на бегу, смаргивая выступающие от резкого вечернего ветра слезы: — Я… Люблю Какаши… Силы окончательно оставляют меня, когда я утыкаюсь лбом в дверное полотно, не в силах поднять кулак и постучать. Лбом, лбом надо стучаться, широким бесполезным лбом, который прячет за собой не способные запомнить что-то важное мозги… Сердце колотится так, будто вот-вот разорвется, если меня срочно не обнимут… Ослепшая и оглохшая от усталости, я даже пропускаю момент, когда за дверью слышится приглушенный собачий лай, да и шарканье шагов по полу проходит мимо моих ушей. Когда вдруг начинает скрежетать замок, я могу лишь бессильно стискивать в кулаке воротник джонинского жилета Какаши… “Я пришла его вернуть, сенсей”, — я истерически усмехаюсь собственной глупой шутке, промелькнувшей в пустой голове, когда дверная ручка опускается. — Кого там несет на ночь глядя? — слышу я усталый родной голос. Я не смею поднять глаз, когда открывается дверь. Мир почему-то снова начинает мерно покачиваться, но я делаю неимоверное усилие и остаюсь стоять… Взгляд выхватывает какие-то отдельные детали вместо полной картинки — длинный махровый халат бледно-голубого цвета с узором из сюрикенов… Такие же махровые домашние тапочки, торчащие из-под него… — Можно у тебя переночевать? — сдавленно спрашиваю я и, не дожидаясь ответа, не выдерживаю. Я роняю джонинский жилет только для того, чтобы, шагнув вперед, вцепиться обеими руками в уютный халат сенсея, уткнуться в мягкую ткань лицом и тихонько заскулить, ощущая, как частички моей разбитой вдребезги души наконец начинают срастаться...