Моей ступни касается что-то щекочущее и немного колючее.
Глубоко вздохнув, я с умиротворением переворачиваюсь на другой бок, обнимая подушку. Выходно-ой… Можно спать, сколько угодно, теперь Ияши не будет отвлекать своими историями болезни…
Снова это колючее теплое прикосновение, и сквозь сон до меня доносится еле различимое фырканье.
— Еще пять минут, — сонно бурчу я, втягивая ногу под одеяло.
— Какие пять минут! Всю жизнь проспишь, а собачка голодная!
Я сажусь на постели, прижимая к груди одеяло, так резко, что едва не падаю. В качающемся со сна окружающем пространстве я первые мгновения ничего не могу разобрать, но вот зрение наконец фокусируется, и я могу рассмотреть сидящего передо мной на одеяле нинкена, нетерпеливо подергиваюшего влажным носом.
— Покорми меня! — требовательно заявляет Паккун, постукивая хвостом по одеялу. — Я кушать хочу! По-кор-ми!
— Ты что тут делаешь, — я падаю обратно на подушку, обнимая ее, как родную. — Что-то случи…
Зевок не дает мне закончить фразу. Выходно-ой… Когда же мне дадут выспаться в собственный выходной, хоть раз? Вечно в этом Госпитале найдется работа, да еще и Паккун притащился с утра пораньше…
— Вставай! — Паккун, слабо зарычав, хватается за край одеяла зубами и потихоньку начинает стаскивать его с меня. — Хочу есть! Покорми!
— Где я тебе еду найду, — я сонно пинаюсь, мечтая вернуться обратно в мир сладких грез и утреннего безделья. — Столовая не рабо…
Еще один зевок. Глаза так и слипаются, и я чувствую, как разум снова начинает мирно погружаться в сон. Да-а-а, еще пять минут…
На моей пятке смыкаются мелкие острые зубки и, взвизгнув, я подскакиваю на постели, обматываясь одеялом:
— Паккун, ты с ума соше… Ой…
Я не узнаю места, в котором проснулась. Вместо футона подо мной — обычная кровать, застеленная простым белым бельем, и кутаюсь я не в свое тонкое покрывало, больше похожее на салфетку, а в добротный светло-коричневый плед с узорами из сюрикенов. Рабочего стола тоже как не бывало, и моих книжных шкафов я не вижу. Растерянно кручу головой, осматриваясь. Где это я?.. Небольшая комната с деревянными стенами, круглое окно на одной из них… Перевожу взгляд на пол: вместо выщербленных половиц своего больничного кабинета я вижу абсолютно гладкие, идеально подогнанные друг к другу, доски и небольшой круглый махровый коврик прямо возле кровати. Две полки на дальней стене, маленький прикроватный столик с торшером…
— Я не в Госпитале! — соображаю я, наконец.
— Проснулась? — насмешливо гавкает Паккун. — Теперь пойдем со мной. Какаши забыл меня покормить, значит, этим займешься ты!
Едва Паккун договаривает, события вчерашнего дня обрушиваются на мою бедную голову настоящим камнепадом. Погром на моем рабочем месте, бег по вечерней Конохе, голубой халат с сюрикенами… О-ох!..
Я чувствую, как мои уши в один момент загораются ярче любого факела, и со стыда закапываюсь под одеяло с головой, стараясь слиться с простынями. О, что я натворила, я же притащилась вчера к Какаши и напросилась переночевать… Что он про меня подумал, я боюсь даже представить!
— Долго сидеть будешь? — Паккун спрыгивает с кровати, подходит к двери и требовательно скребет ее лапой.
— А где Какаши-сенсей? — спрашиваю я, вылезая из-под одеяла.
— Ушел куда-то, — беспечно отзывается Паккун, снова начиная вилять хвостом. — Наверное, до вечера не вернется. У Хокаге всегда найдутся дела поважнее, чем покормить своего голодного напарника!
“Нужно заправить постель”, — мелькает у меня в голове паническая мысль.
Я хватаю покрывало, встряхиваю его, чтобы сложить, и оглушительно чихаю — мое движение поднимает почему-то целое облако пыли. Ка-а-ми, это же все с меня! Опилки, маленькие щепки, пыль… Я в ужасе оглядываю свою одежду: она выглядит так, будто я год работала на лесопилке! Хотя учитывая, в какую мелкую крошку я вчера разгромила собственный кабинет… Ужас! При каждом небольшом движении с меня так и сыплется мусор, и я еще легла в таком виде спать, не раздевшись, да еще и не на свой футон?..
— Подожди, Паккун, — с мольбой бросаю я, стаскивая с кровати простыню. — Погоди, я хоть постель перестелю, кошмар какой…
Чтобы стряхнуть с простыни весь мусор, мне приходится изрядно ею помахать. Я аккуратно застилаю ее обратно, подтыкая под матрас так, чтобы ни единой морщинки не было, и так же поступаю с покрывалом, придирчиво оглядывая результат. Фу-ух…
— Я не знаю, где твой корм, — поворачиваюсь я к Паккуну. — Покажи мне, я покормлю тебя и уйду, и так доставила проблем…
Паккун ведет меня по узкому коридорчику прямиком на кухню, постоянно оглядываясь: иду ли я следом. Его ушки дрожат в нетерпении, а хвост работает, как метроном.
— Какаши каждое утро дает мне собачьи консервы, — облизывается Паккун, царапнув кухонную дверь лапкой. — Это наша традиция. Дай мне консервы! Вон в то-о-ом шкафу, на самой верхней полке!
Я растерянно замираю на пороге, оглядывая небольшую кухоньку. Как и комната, где я проснулась, кухня выглядит аскетичной и будто не обжитой. Две кухонных тумбы и плита между ними, кухонный шкафчик на стене, холодильник и круглый низкий столик в центре кухни. И все. Никаких предметов на поверхностях, никаких маленьких вазочек, которые любит расставлять везде мама, или забытых на столах ножей, ни единой пылинки нигде — стерильная чистота! И я… Стою на чисто вымытых, выскобленных полах, ощущая, как при каждом моем движении с меня сыпется мусор…
“Нужно все за собой убрать, — обжигает меня стыдом, пока я достаю с верхней полки и вскрываю банку консервов для Паккуна. — Подмести каждую половицу, по которой прошлась. Но…”
— О-о-о, вкуснятина, — Паккун довольно опускает мордочку в миску, шумно чавкая едой. — Да, если хочешь в душ, тебе в соседнюю дверь. Какаши говорил, что в Госпитале нет горячей воды.
— Мне как-то неловко, — мои уши снова загораются, да и лицу становится слишком жарко.
— Неловко — это когда у тебя опилки в волосах, — гавкает Паккун. — Все, не отвлекай, самая важная собака Конохи изволит кушать. Помрешь с вами от голода, пока допросишься…
Оставив Паккуна набивать животик, я, пятясь, выбираюсь с кухни, стараясь не делать лишних движений, чтобы не очень сильно мусорить. Видимо, нет выбора — нужно воспользоваться душем Какаши, и если я все за собой там приберу и положу на свои места, он может даже не заметить, что я…
“Тебе просто хочется к нему в душ, — ехидно подначивает внутренняя, заставляя мое сердце кувыркнуться от испуга. — Ла-адно, не трясись, в этом нет ничего страшного, всего-то ополоснуться за пять минут…”
“Я же весь слив ему забью”, — я хватаюсь за голову, но тут же ойкаю и вытаскиваю из волос длинную щепку.
“А то Какаши с миссий приходит чистый, как попка младенца, — парирует внутренняя. — Если с тебя так песок будет сыпаться, ты ему вообще весь дом уделаешь, этого хочешь, что ли?”
“А если я что-нибудь уроню? Разолью? Я же такая неуклюжая!”
“Ну, что поделать, — вздыхает внутренняя Сакура, — тогда он тебя непременно убьет. Десять кунаев в сердце за две капли использованного шампуня и еще один — в глаз, за мокрую мочалку… Шевели задницей, вонючка, я чувствую, что у нас даже в трусах опилки!”
Пререкаясь с внутренней, я даже не замечаю, как действительно вхожу в ванную комнату и прикрываю за собой дверь. Включив свет, я снова впадаю в ступор отчаяния: и здесь все настолько чистое, что я чувствую себя богиней помойки, посланной вершить хаос и пачкать все вокруг себя.
“Ну? — торопит внутренняя Сакура, пока я одеревеневшими руками стаскиваю с себя и бросаю у порога одежду. — Давай быстрее, раз-два, пока Какаши не пришел, нам еще штаны наши вытряхивать”
Всхлипнув от стыда, я прикрываю грудь руками, будто меня кто-то может здесь видеть, и залезаю в ванну. На полочке, прикрученной рядом с душевой лейкой, я вижу несколько одинаковых флаконов геля, но не решаюсь трогать — с меня хватит и кусочка туалетного мыла, а мочалку я вовсе не стану трогать: намылюсь руками…
Хлынувшая на голову горячая вода заставляет меня застонать от блаженства. Опустив глаза, я с ужасом наблюдаю, какие же грязные струйки убегают в сток, и насколько черные у меня ноги… Точно — я ведь вчера неслась, не разбирая дороги, поднимала клубы пыли ногами и, наверное, представляла собой одновременно жалкое и смешное зрелище со стороны… А еще я этими грязными руками с запекшейся под ногтями кровью обнимала Какаши… Какой кошмар!..
Мне кажется, что уходит едва ли не половина бруска мыла, когда вода, стекающая с моих волос, наконец, становится прозрачной. Я отжимаю их руками, не решаясь трогать девственно-чистое, висящее на крючке, полотенце, и сгоняю с тела воду — тоже ладонями. Только вот… Как надеть на отмытое, скрипящее от чистоты тело пропитанную потом и обсыпанную опилками одежду?.. Я должна была это предусмотреть до того, как лезть в ванную!..
Судьба сегодня особенно безжалостна ко мне — когда я уже поворачиваю дверную ручку, решаясь добежать до гостевой комнаты, как есть, я слышу со стороны кухни голос Какаши и моментально захлопываю уже приоткрывшуюся дверь обратно. Сердце колотится, как бешеное, хотя я даже не разобрала, о чем разговаривают Паккун и Какаши… О-ох, какая же западня… Я беспомощно стою посреди светлой ванной комнаты, ощущая, как с моих волос по голой спине стекают холодные капельки, и не знаю, как поступить… Выскочить так? Нет, только не голышом!.. Закутаться все-таки в полотенце?..
Что же все так плохо? Я в отчаянии гляжусь в зеркало, висящее над раковиной, пытаясь приладить к себе злополучное полотенце то так, то эдак. Никак не получается: оно маленькое, мужское! Какаши нет нужды выбирать, обматывать им бедра или грудь, а мне что делать?.. Выскочить с голым задом или голыми сиськами?.. А если он увидит? Останется ли от меня хотя бы кучка пепла после того, как я сгорю со стыда?
В отчаянии оглядываюсь — ну, почему он не оставил в ванной хотя бы своей футболки?.. Стоп, а что это за шкафчик такой рядом с раковиной?
От отчаяния я забываю, что пять минут назад боялась что-то потрогать или уронить: сейчас на кону слишком многое. Я падаю на колени и почти с головой влезаю в этот шкафчик, надеясь найти в худшем случае футболку, а в лучшем — какие-нибудь джонинские штаны. Но…
“Это. Трусы. Какаши, — судя по интонациям, внутренняя Сакура там держится за сердце от счастья. — Мы трогаем трусы Какаши. Не на самом Какаши, но это уже успе-е-ех!”
“Заткнись, пожалуйста, — умоляю я в полуобмороке от стыда, комкая тонкую серую ткань. — Что делать-то?”
“Что-что… Надевай. А сиськи полотенцем обмотаешь. Добежим до гостевой и оттуда попросим Какаши принести что-нибудь переодеться. Элементарно!”
Голова начинает кружиться от стыда, когда я действительно натягиваю найденные трусы. Хуже быть уже просто не может!..
“Знаешь, что я тебе скажу, подруга? — в восхищении спрашивает внутренняя, когда я разглядываю себя в зеркале, стараясь не умереть на месте. — Судя по этим трусам, у Какаши — чертовски большой…”
“Еще слово, и я иду за таблетками от шизофрении! — я закрываю лицо руками, потому что оно начинает пылать. — Извращенка!”
“Ханжа! Ты слова “член” боишься?”
“Прекрати!”
“Чле-е-ен! — издеваясь, вопит внутренняя. — У Какаши он есть, хочешь, проверим?”
Усилие, которое я прикладываю для того, чтобы мое болтливое извращенное альтер-эго заткнулось, заставляет мою голову заболеть. Обмотав грудь маленьким полотенцем, я с трудом связываю его кончики узелком где-то под мышкой, и выглядываю из ванной, осматривая предполагаемый путь…
“Здесь три шага, — подначивает меня внутренняя Сакура. — Давай! Вперед!”
Я глубоко вдыхаю и опрометью кидаюсь в коридор…
Задетая локтем дверь громко ударяется в стену, и дверь, ведущая на кухню, распахивается. Я не успеваю метнуться обратно в ванную — на пороге кухоньки появляется Какаши в том самом голубом халате и чашкой в руках…
— Ох, нет! — издаю я писк ужаса, пытаясь прикрыть ладонями пах, будто это поможет скрыть то, что я в его трусах. — Ох, нет!
От этого движения неверный узелок под мышкой развязывается, и мне приходится скрестить руки на груди и уткнуться в стену лицом, пытаясь спрятать свою наготу. Какаши издает какой-то непонятный возглас, и я слышу, как он роняет кружку — она явно разбивается. В следующий момент мне на плечи ложится мягкая махровая ткань, и мужские руки бережно укутывают меня в халат, обернув его вокруг моего тела, и помогают завязать пояс. Я мигом просовываю руки в рукава и затягиваю пояс плотнее, но от стены отлепиться не могу — я в полуобмороке от стыда, и сейчас умру.
— Прости, прости, — слышу я крайне виноватый голос из-за спины. — Я не подумал, что ты встанешь так рано. Я хотел принести тебе чистую одежду до того, как ты проснешься, велел Паккуну не будить… Я и полотенце широкое принес.
Громкое: “Пуфф” оповещает меня о том, что у Паккуна резко появились неотложные дела, и я выдавливаю из себя тихое:
— Я его покормила, если что.
— Ах ты ж, варежка волосатая, — Какаши в досаде, кажется, шлепает ладонью по колену. — Провел тебя, да? Он с утра уже дважды поел, получается, обжора. Еще и консервы, наверное, выпросил?
— Ага…
Я не могу обернуться — лицо пылает так, что кожа вот-вот расплавится и стечет с костей, как воск со свечи…
— Я оставлю вещи вот здесь, — краем глаза я замечаю большой бумажный пакет, который двигает ко мне босая мужская нога. — Оставлю и пойду делать кофе, если найду в шкафу еще одну чашку. И не буду подсматривать, если ты волнуешься об этом.
— Ага, — сдавленно повторяю я.
Когда кухонная дверь издает характерный щелчок, я хватаю пакет и опрометью кидаюсь в комнату, едва не спотыкаясь о порог. Сердце колотится, как бешеное, и я понятия не имею, как показаться сейчас Какаши на глаза…
Когда я разворачиваю пакет, в нем обнаруживаются стандартные женские джонинские штаны и тонкая весенне-летняя куртка моего размера. Я с удивлением примеряю одежду — все подходит, будто на меня сшито. Но как Какаши…
Когда я переворачиваю опустевший пакет. из него на пол планирует клочок бумаги. “Поцелуй его, он старался!”, — написано на клочке знакомым почерком, и я прикрываю глаза ладонью, пытаясь не рассмеяться. Поня-я-ятно! Кто же еще в Конохе продает одежду, кроме Ино Яманака? И у кого еще Какаши-сенсей мог бы купить форму моего размера, не зная, какой именно у меня размер?..
Вот только Ино — случайно или с умыслом — не положила в пакет белье, и мне приходится остаться в трусах Какаши…
Короткие волосы быстро сохнут — с них уже перестало капать, и я расчесываю их пальцами, выходя из комнаты. С кухни до меня доносится мерное звякание посуды и тонкий аромат кофе. Желудок вспоминает вдруг, что не ел со вчерашнего дня, и издает громкое урчание.
Кухонная дверь распахивается, и на пороге возникает Какаши — без банданы, без маски, в одних джонинских штанах и со сковородкой в руках. Я чувствую, как мое сердце подскакивает к горлу и начинает в нем биться, наращивая темп...
— Составишь мне компанию? — говорит Какаши и обезоруживающе улыбается, подписывая мне этим приговор.
Я уже открываю рот, чтобы согласиться, как в голову стучится слишком страшная мысль.
— Я руки помою! — бросаю я, снова скрываясь в комнате. — Минутку!
— Ты же только из душа, — удивленный голос Какаши заставляет меня жмуриться от стыда, пока я пихаю себе под куртку скомканный бумажный пакет.
Какой стыд, думаю я, какой позор — я чуть было не оставила свои грязные вещи у порога ванной комнаты. Попадись Какаши на глаза мои трусы, мне осталось бы утопиться в унитазе со стыда, не иначе… Не желая выходить со свертком в руках, я прячу его под ванну, обещая себе, что непременно при первой же возможности вытащу и постираю. Следовало заняться этим прямо сейчас, но ароматы, доносящиеся с кухни, лишают меня воли и разума, а также я слышу недвусмысленно квакающий желудок, намекающий, что еще немного, и он начнет процесс самопереваривания...
Я стараюсь не поднимать глаз на Какаши, пока он ест — в пустой голове мечутся юркие рыбки разных глупых мыслей, и я не знаю, с чего начать разговор. Не начинать же извиняться, в самом-то деле!.. Хотя и очень хочется… Свой завтрак я проглотила слишком быстро, Какаши же ест неторопливо и размеренно, и каждый раз, как он кусает свой тост, его хруст отдается колоколом в моей голове. Честно говоря, я в панике. Все вышло так глупо и спонтанно, я совершенно не готова тут находиться! Я чувствую себя бесполезной и мешающей на этой ослепительно чистой кухне, и даже завтрак готовила не я, как должна была — в благодарность за приют, а сам Какаши…
— Я вымою, — я хватаю тарелку Какаши, кажется, в тот самый момент, как она опустевает.
— Не стоит, — в голосе Какаши я слышу удивление. — Мне пока еще не оторвали руки, Сакура-сан.
— Все равно, — я мотаю головой, боясь поднять глаза. — И-извини, от меня одни проблемы, хоть посуду вымою…
— Проблемы? Хм-м, я что-то не заметил…
Не слушая насмешливый голос Какаши, я встаю к раковине и ожесточенно тру щеткой тарелку, пока она не начинает сиять, как свежекупленная. Никогда я так не хотела, чтобы тарелок было не две, а двадцать две: посуда слишком быстро заканчивается, а я так и стою, уперевшись взглядом в кухонный фартук и боясь оглянуться.
Краем глаза я вижу, как Какаши легко поднимается с пола и подходит ко мне со спины:
— Посмотри на меня, пожалуйста, — мягко просит он, протягивая руку и заправляя мешающую мне прядь волос за ухо. — Са-ку-ра, ну, посмотри… Ты мне совершенно не мешаешь, ни капельки. Что на тебя нашло? Ведь я сам пригласил тебя переехать.
— От меня везде только мусор и разрушения, — я машинально начинаю выщипывать посудную губку, но тут же отбрасываю ее, будто ошпарившись. — И опилки. И пыль. И я потратила мыло.
— Что же ты за человек такой, — стонет Какаши, утыкаясь лбом мне в плечо. — Сакура, пожалуйста, чувствуй себя, как дома. Здесь все — твое, включая хозяина, пожалуйста, не бойся лишний раз к чему-нибудь прикоснуться. Это большой и бесполезный дом, я практически здесь не живу, только ночую между миссиями, ты абсолютно ничему здесь не навредишь!
Сердце сладко екает от слов Какаши, и звенящая струнка в груди снова натягивается.
— Ты ходил к Ино? — улыбаюсь я, сжимая край кухонной тумбы.
— Ну, мои вещи, скорее всего, были бы тебе великоваты, — усмехается Какаши, — да и длинноваты… Поэтому да, я пошел к Ино, и сказал: “Продайте мне, Ино-сан, стандартную джонининскую форму сорок второго размера…”
— Какаши, — перебиваю я, улыбаясь еще шире. — У меня сорок четвертый.
— Да? Хм-м-м…
— Она в курсе, — уточняю я. — И поняла, для кого ты покупаешь форму. Ты не заметил, что она положила женский комплект, а не мужской?
— И тут великий шпион прокололся, — сокрушенно говорит Какаши.
Его ладони ложатся на мои плечи, мягко разворачивая меня лицом к себе, а затем шершавые пальцы касаются моего подбородка, чуть приподнимая:
— Ну посмотри на меня, — просит Какаши еще раз. — Почему ты прячешь глаза?
— Извини, что разбудила вчера…
— Прекращай, — Какаши легонько сжимает мои плечи. — Подумаешь… Я и не спал вовсе. Могу я тебе помочь, в самом деле, или нет? Я же твой парень.
— Мой… парень?
— Ну… — Какаши явно смущается, поднимая руку к затылку в привычном жесте. — А что, это не так?
— Просто звучит по отношению к тебе странно, — улыбаюсь я, наконец, находя силы посмотреть ему в лицо.
Подчиняясь желанию, которое сильнее меня, я поднимаю руку, вплетая пальцы в густые пепельные волосы Какаши, убирая их с его глаз. Какаши ловит мою вторую ладонь и легонько сжимает, неотрывно глядя в мои глаза.
— А как, если не парень? — шепчет Какаши опасно-низким голосом.
От этого бархатистого тона у меня заметно тяжелеет внизу живота, и снова я ощущаю сладкую истому, будто вот-вот проснулась после глубоко эротического сна…
— Мой… мужчина, — я зажмуриваюсь от стеснения на мгновение.
— Мне нравится…
Какаши наклоняет голову, одновременно приподнимая мое лицо, и наши губы встречаются так легко и естественно, будто мы только и делаем все свободное время, что учимся целоваться. Горячий комок в животе обрастает пылающей бахромой, и теперь уже и между ног становится сладко и тревожно от предвкушения нежных поцелуев Какаши. Его губы касаются моих так ласково, что мое сердце едва не останавливается, и я, тихонько застонав, позволяю ему толкнуться в мой рот языком. Как же сладко… Если у него никогда не было подруги, где же он научился так?
“Наконец-то никто не помешает, — мелькает у меня в голове восторженная мысль. — Можно не торопиться…”
Как и все прошлые разы, барьеры в моей голове рушатся, как карточный домик, едва Какаши стоит меня поцеловать. Все стеснение и стыд куда-то исчезают — я обвиваю руками талию Какаши, смело притягивая его ближе. Колено Какаши удобно вклинивается между моих ног — я практически сижу на его бедре, пока он целует меня, наклонившись ко мне всем телом. Так неторопливо, так ласково — совсем не похоже на безумие, накрывшее нас в его кабинете. Теперь он тоже не торопится, он изучает меня, пробует на вкус, прощупывает почву — как далеко я разрешу ему зайти? И я разрешаю, раскрываясь под его поцелуями, смело касаясь его языка своим, вырывая тихий стон, музыкой отдающийся в моих ушах. Какаши скользит языком по моим губам и вновь толкается в мой рот, а я хнычу, цепляясь за его обнаженные плечи, лаская пальцами мягкую кожу и вздрагивая всякий раз, как подушечки находят мелкие шрамы на них… Пусть он не останавливается, пусть это не заканчивается, пусть он никогда никуда не исчезает, я этого так хочу, я хочу, чтобы он был — как он сказал? — весь мой, только мой и для меня, насовсем… Нет ни страха, ни оков, и под босыми ногами у меня — не половицы, а пена небесных облаков, потому что так целоваться может только бог…
Это какая-то немыслимая магия — полчаса назад мне было страшно коснуться полотенца в его доме, и уши полыхали от стыда, а сейчас мы сплетаемся языками, и я смело глажу его торс, исследуя кончиками пальцев мускулистую спину, и не испытываю ни капли смущения. Будто он действительно полностью и безраздельно мой, и жаль только одного — я не могу знать, как ощущает мои прикосновения Какаши. Нравятся ли ему движения моих рук так же сильно, как мне нравится трогать его?.. Какаши же лишь поддерживает меня под лопатки одной ладонью, второй вцепившись в кухонную тумбу для равновесия. Он не делает ни единого намека на более интимное продолжение поцелуев, не пытается расстегнуть на мне тонкую куртку, только поддерживает, и упавшие ему на глаза волосы щекочут мое лицо, когда я прижимаюсь лбом к его лбу, пытаясь отдышаться. Голова кружится, будто из-за поцелуев организму не хватает кислорода, и сердце колотится, как безумное, вызывая одышку, но Какаши не торопит меня — он скользит по моему лицу приоткрытыми губами, легко-легко касаясь то скул, то щеки, то кончика носа…
“Я тебя люблю, — сладко екает у меня внутри, и я сжимаю пальцы на плечах Какаши, осознав, что это была моя собственная мысль, а не внутренней Сакуры. — Пожалуйста, будь…”
Громкий стук в дверь заставляет нас отпрянуть друг от друга. Я снова прячу глаза, стараясь сделать вид, что не замечаю, как топорщатся джонинские штаны Какаши в известном месте, а сам Какаши вылетает с кухни, натягивая на ходу маску, подобно запущенному со всей силой кунаю. Его нет достаточно долго, и я с замиранием сердца гадаю: кто же пришел домой к Хокаге-сама в его собственный выходной?
“Еще и отвлек от такого важного дела, — хихикает внутренняя. — Кто бы это ни был, небо, прими его душу”.
Какаши возвращается нескоро — у меня даже успевает развязаться горячий узел в животе, оставив лишь легкую истому на прощание. Я поднимаю глаза на Какаши и замираю под тяжестью тревоги в его взгляде. Дурное предчувствие обрушивается на мои плечи, подобно лавине.
— Это был Киба, — даже маска не мешает мне рассмотреть, как на лице Какаши играют желваки, и кулаки его сжимаются сами собой, заставляя вены на предплечьях вздуться. — В деревне зараженный, Сакура.
***
— В деревне зараженный, Сакура, — глухим голосом говорит Какаши.
Спина мгновенно становится мокрой, когда я вижу совершенно потерянный взгляд сенсея.
— К-кто? — заикаясь, уточняю я, будто эта информация что-то изменит.
— Эбису, — теперь голос Какаши звучит еще мрачнее. — Неделю назад он вернулся с миссии, и с тех пор не покидал Коноху. Видимо, паразит сидит в нем достаточно долго, и… И еще мне придется убить его…
Какаши, не глядя на меня, подходит к раковине и принимается вытирать вымытые мною тарелки, будто не замечая, что, пока мы целовались, они давно высохли сами. Я замираю с поднятой рукой, не решаясь его коснуться: по плечам Какаши снова проскакивают разряды, как и всегда, когда он нервничает или зол. Какаши выглядит напряженным донельзя, как готовая взорваться бомба…
— Почему именно ты? — в отчаянии спрашиваю я, сжимая кулаки. — Почему ты? Любой АНБУ мог бы…
— Эбису — специальный джонин, — перебивает меня Какаши, уперевшись ладонями в тумбу, отчего его плечи бугрятся мускулами. — Он очень силен. Я не хочу лишних жертв.
— Должен быть выход…
— Да нет выхода! — рявкает Какаши, и я мгновенно втягиваю голову в плечи. — О-ох, Сакура, прости меня, я тебя напугал.
— Мне не стоит лезть, я понимаю, — тихо отзываюсь я, опуская глаза.
Какаши мигом оборачивается ко мне, хватает за запястье и притягивает, обнимая. Я утыкаюсь носом ему в грудь и закрываю глаза, которые уже предательски чешутся и горят.
— Я просто… Эбису — один из лучших джонинов Конохи, — в голосе Какаши звучит невероятная боль. — И я знаю его с детства. Он — сокомандник Гая. Нас нельзя назвать близкими друзьями, но Эбису — шиноби Конохи, хороший парень, и я могу насчитать навскидку с десяток человек, которые будут его оплакивать… Я не могу, но должен!
— Хочешь, это сделаю я? — предлагаю я, скрепя сердце.
Поглаживающие меня по плечам руки замирают, и я слышу резкое:
— Исключено.
— Какаши, пожалуйста, — взмаливаюсь я, обхватывая его руками. — Не обязательно делать все самые ужасные вещи самому!
— Если он на тебе хоть царапину оставит, я его не просто убью, — мрачно обещает Какаши, — я его развешу по всем деревьям Конохи. Нет, Сакура, я не могу позволить тебе… Пожалуйста, пусти меня, с этим нужно покончить сейчас.
Я зажмуриваюсь до темных кругов перед глазами, но расцепляю сомкнутые в замок руки, позволяя Какаши высвободиться. В груди растет чудовищных размеров боль, когда я вижу, насколько убитый у Какаши взгляд. И ведь он сделает это, он возьмет на себя ненависть тех людей, которым Эбису был близок, и, возможно, даже Гай-сенсей… Нет, нет, почему именно Какаши? Почему не любой другой АНБУ?..
Я, не в силах просто сидеть на месте, плетусь за Какаши, замирая на пороге его комнаты. Он, конечно, видит, что я увязалась за ним, но ничего не говорит — присев перед широким комодом, он вытаскивает из него все ящики и принимается чем-то греметь. Я вытягиваю шею, чтобы рассмотреть содержимое комода, и Какаши поднимает взгляд, слабо улыбаясь из-под маски:
— Я тебя не укушу, если ты хочешь посмотреть.
— Такой арсенал, — смущаюсь я, пряча улыбку. — Тентен бы понравилось.
— Да уж, — мрачно хмыкает Какаши, проверяя остроту кунаев. — Скорее всего, все это мне не понадобится, но… Как-то спокойнее, когда в оружейном подсумке болтается что-то тяжелое, хах. А я должен обойтись одним Чидори. Не знаю, что паразит делает с мозгом жертвы, но, видимо, ограничения физической силы он снимает, подобно вратам Гая, а Эбису достаточно хорош в тайдзюцу, и…
Взгляд Какаши опять останавливается, и я чувствую себя так, будто кунай, который он держит в руке, входит мне прямо в сердце. Я должна, я обязана что-то придумать, невозможно смотреть… Я прикусываю губу и, пользуясь тем, что Какаши не смотрит на меня, складываю пальцы в “думательную” комбинацию, надеясь, что она помогает не только Шикамару…
Пока я напряженно шевелю мозгами, Какаши отбирает несколько кунаев, пару сюрикенов и задумчиво косится на висящий на стене танто, но решает не брать его. Из небольшой коробочки он вылущивает несколько взрывных печатей, прячет все в подсумок и поднимается, не озаботившись возвращением ящиков на место. Какаши подходит к шкафу и просовывает в него руку, не глядя.
— Хороший бронежилет, — тяжело говорит Какаши, вытаскивая тот самый болотного цвета жилет, который я уже видела однажды. — Только тяжеловат немного… Извини, Сакура. Выходной как-то не сложился. Можешь осмотреть дом, пока я не вернусь, только не советую лазить на чердак, там сам Кьюби лапу сломит…
— Погоди! — осеняет меня вдруг.
Я перехватываю Какаши поперек тела уже в тот момент, когда он проходит мимо меня, и по инерции разворачиваюсь, утыкаясь носом ему между лопаток.
— Я тебе не рассказала, — говорю я в спину сенсея. — Я разговаривала с Шино. Есть информация по паразиту, которая тебя заинтересует.
— Давай вечером, — глухо отзывается Какаши.
— Нет, — я напрягаю руку, чтобы сенсей не мог отвести ее и уйти. — Ты должен выслушать меня сейчас, потому что есть шанс спасти Эбису-сенсея, а не убивать.
Какаши накрывает мою ладонь, покоящуюся на его твердом животе, своей, и легонько сжимает:
— Тогда я внимательно слушаю тебя…
Мы снова сидим на кухне, за низким столиком, только теперь на нем нет завтрака, а уютный и домашний Какаши снова превратился в Хокаге-сама, и я не могу отделаться от мысли, что выгляжу делающей отчет ученицей. Я пересказываю сенсею разговор с Шино настолько подробно, как только могу, особый упор делая на предположительный способ спасения Эбису-сенсея.
— Это слишком опасно, — отрезает Какаши, едва я заикаюсь о том, что нужно попытаться сделать то же самое, что я делала с генинами. — Я не могу позволить тебе…
— Это единственный способ…
— Даже не проси, — нахмуривается Какаши. — Подпустить тебя к опасному противнику на минимальную дистанцию? Ни за что.
— Я уже делала это, — я стискиваю кулаки, продолжая спорить. — К тому же, теперь я знаю, как именно я делала это! Если не получится выманить паразита, я запечатаю его Нефритовой печатью, и у нас будет время еще немного подумать!
— Сакура…
— Хватит трястись надо мной, как над хрустальной вазой! — взвиваюсь я. — Я пока еще тоже шиноби Конохи, давно не генин, и способна оценивать риски! Разве не ты говорил, что спасти жизнь труднее, чем отнять? С каких пор вы ищете легких путей, Какаши-сенсей?
— Ты предлагаешь мне выбирать между вашими жизнями! — тоже повышает голос Какаши.
— Тебе показать, что я сделала голыми руками со своим кабинетом? — парирую я.
— Да уж, мне уже доложили, — усмехается Какаши.
— Когда? — удивленно моргаю я, сдуваясь. — Кто? Неужели дежурный ирьенин…
— Вовсе нет, — Какаши улыбается из-под маски так, что мне снова становится невероятно стыдно. — Всего лишь перепугавшийся гражданский, гулявший мимо Госпиталя в вечерний час, и услышавший звуки погрома.
— Ками, как стыдно-то, — я закрываю ладонями лицо. — Нужно пить успокоительные капли, чтобы так не срываться.
— У всех бывают плохие дни, не переживай, — я чувствую легкое прикосновение к своим пальцам. — Твой кабинет уже восстанавливают.
Я зажмуриваюсь до кругов перед глазами, выдавливая:
— Я тебя не заслуживаю.
— Вот уж точно, сокровище-то такое, — бормочет Какаши. — Ладно… Хорошо, давай попытаемся. Нужно разработать план, так ведь?
Взвизгнув от радости, я кидаюсь на шею Какаши, но не рассчитываю силы. Крякнув, Какаши тяжело валится на пол, едва успевая схватить меня за талию, чтоб я не кувыркнулась через себя. Только через несколько секунд я осознаю, что опять поставила себя в глупое положение: Какаши лежит подо мной на спине, а я стою над ним на четвереньках, и еще внутренняя Сакура вопит что-то восторженное и подначивающее…
— И-извини, — я делаю попытку встать, но Какаши удерживает меня, заглядывая в мои глаза настолько серьезно, как можно это сделать из подобной позы.
— Самое главное, Сакура, — тихо говорит Какаши, — помни: если ничего не получится, это не твоя вина.
Я наклоняюсь, зубами стаскивая с Какаши маску, и игриво целую его в нос, прежде чем подняться:
— Все получится, — уверенно заявляю я, отряхивая свои джонинские штаны. — Но вы должны научить меня одной технике, Какаши-сенсей…
***
— Серьезно?
Колокольчики в руке Какаши издают веселый “треньк”.
— Тест с бубенчиками? — вопреки моей воле, уголки губ начинают расползаться в стороны.
— Мне нравится этот вид испытания, — серьезно говорит Какаши, привязывая бубенчики к своему левому бедру. — Если у тебя получится техника Камуфляжа, ты спокойно отберешь их у меня.
— Было бы неплохо, если бы ты сначала объяснил мне, как она выполняется, — с сарказмом отвечаю я, складывая печать тигра. — Я не очень-то сильна в ниндзюцу.
— Каждому свое, — пожимает плечами Какаши. — Нельзя быть универсальным солдатом. Тентен, к примеру, специалист по оружию, Ли — мастер тайдзюцу, а Наруто…
— А Наруто всего лишь сделал из одной своей любимой техники — десяток ее разновидностей, — фыркаю я, концентрируясь. — Вот кто бы говорил про универсальных солдат, кроме тебя… Ладно. Что мне делать?
— Давай сначала я покажу, — хитро улыбается Какаши, складывая печати.
Он исчезает мгновенно, и у меня даже глаза начинают побаливать, отказываясь осознавать, что человек, стоящий мгновение назад передо мной, пропал быстрее, чем я успела моргнуть.
— Я здесь, — слышу я голос из-за спины, и моих лопаток касается широкая ладонь.
Я делаю выпад, но чуть не улетаю по инерции в стену.
— Ошибочка, я уже здесь, — левое плечо ощущает касание, и я ухожу в перекат, пытаясь разорвать дистанцию. — Ой, уже здесь…
Когда я заканчиваю перекат, меня аккуратно ловят, и я слышу короткий смешок.
— Это нечестно! — обвиняю я Какаши, барахтаясь в его крепком захвате. — Ты мне не показал, как выполняешь технику, ты просто пропал и издеваешься!
— Сакура, тебе это все равно ничего не даст, — смеется Какаши, появляясь из ниоткуда. — Ну, давай я покажу еще раз, медленно?
— Давай, — бурчу я, сосредотачиваясь. — Во что бы то ни стало, я должна освоить эту технику…
— Ты еще добавь про путь ниндзя, — улыбается Какаши, складывая печать. — Вот, смотри…
Правая рука сенсея испаряется до самого плеча, и я машинально передергиваюсь — так жутко это выглядит. Я нерешительно провожу пальцами по тому месту, где должно располагаться предплечье, но тут же отдергиваю руку: от моего прикосновения бывшее только что совершенно невидимым, предплечье на мгновение проявляется, будто сотканное из воздуха.
— Все равно я ничего не поняла, — вздыхаю я, признавая поражение. — Как меня из Академии-то выпустили…
— Ничего, — подбадривает меня Какаши. — Попробуй еще раз.
Он снова исчезает полностью, и я делаю моментальный прыжок вперед, пытаясь схватить сенсея прежде, чем он переместится, но мои руки хватают пустоту.
— Ой, как неловко, — сокрушается Какаши откуда-то слева. — Почти достала!
Я честно пялю глаза в пустоту, пытаясь увидеть хоть что-нибудь, что может выдать издевающегося надо мной Какаши с головой: искривление пространства вокруг его невидимого тела, неверно преломившиеся солнечные лучи, пытаюсь почуять его запах… Все бесполезно. Не Бьякуган же мне отрастить в глазах, чтобы его поймать!
— Я тут, — слышу я слева. — А теперь здесь, — доносится справа. — А теперь…
Прежде чем я успеваю оглянуться, я чувствую, как меня обхватывают поперек груди крепкие руки, лишая меня возможности атаковать. Не успеваю я хоть что-то предпринять, как моей шеи касаются приоткрытые губы, и я на мгновение ощущаю дразнящий укол языка.
— Какаши! — возмущаюсь я, барахтаясь. — Сейчас не время!
— Прости, — Какаши снова проявляется, тихонько смеясь. — Не удержался. Теперь пробуй ты. Сначала концентрируешь чакру вокруг себя, затем входишь в резонанс с окружением.
Я складываю печати и глубоко вдыхаю. С первым этапом подготовки проблем не возникает: сама Тсунаде-сама высоко оценивает мой контроль чакры, так что мне не составляет труда покрыть все свое тело тонкой пленочкой чакры. Теперь надо спрятаться…
— Тоже результат, — замечает Какаши, глядя на мою левую ногу.
— У меня получилось? — тяжело дышу я.
— Хм-м, пальцы ног определенно пропали, — Какаши почесывает переносицу ногтем.
— Я вижу совершенно обычную ногу. Почему?
— Ну, пользователю техники было бы не очень легко, если бы он сам себя не видел.
— Отлично, — в сердцах фыркаю я. — И как я должна понять, что техника получилась, и я не просто прижимаюсь к забору, как дурочка, а спряталась?
— По-хорошему, это нужно ощущать, — разводит руками Какаши. — Слушай, идея отличная, я не спорю, но техника Камуфляжа — ниндзюцу А-ранга, а ты хочешь, чтобы оно получилось с налета…
— Ничего, — цежу я, — у меня еще не закончилась чакра…
Я напрягаюсь еще раз. Все мои органы чувств работают на износ, пытаясь ощутить вибрации молекул окружающего мира и встроиться между ними. Встать между слоями воздуха, прикрыться солнечным светом, спрятаться за пылинками… Это немного похоже на работу моей Нефритовой печати: нужно найти резонанс, только теперь я вынуждена не ткать кружево из двух нитей, а вышивать ковер, причем ногами, с закрытыми глазами и сидя при этом на иголках. А ведь Чихару выполняла эту технику легко и просто…
— А ты, — отдуваясь, спрашиваю я, — когда ее изучил?
— Хм-м, — Какаши задумывается на мгновение. — Точно и не упомню… Но подобную технику, естественно, в ее более продвинутом варианте, использовал Джирайя-сама…
— О, я даже знаю, зачем, — ядовито шиплю я, стараясь “испарить” хотя бы правую руку. — И часто ты ее используешь?
— Пару раз бывало, — смеется Какаши.
От возмущения я теряю контроль над чакрой, и ее тонкая пленочка исчезает, как лопнувший мыльный пузырь.
— Да ладно! — я упираю руки в бока, кипя от негодования. — И как именно?
— Я всего лишь подслушивал ваши разговоры, когда делал вид, что опаздываю, — Какаши откровенно веселится, глядя на мое изумленное лицо. — Ты думала, я за девушками в банях подглядываю?
— Учитывая, что именно ты любишь читать… — я сконфуженно складываю печати, стараясь отвлечься от глупых мыслей.
— Мне хватает моей чрезмерно яркой фантазии, Сакура-сан, — ухмыляется Какаши. — Правая нога исчезла до бедра.
— Я что-то не так делаю, — расстраиваюсь я.
— Поиграй со светом, — советует Какаши.
— Легко сказать! — фыркаю я. — Ладно, я попробую еще раз…
Я сосредотачиваюсь изо всех сил. Чакра послушно начинает струиться вокруг моего тела. Поиграть со светом… Я представляю, как тонкие лучики отражаются моей одеждой, преломляясь, и делая меня видимой. Теперь нужно проконтролировать, каким образом они отражаются…
— Святой боже, — ахает Какаши, внезапно отворачиваясь.
Я взвизгиваю, рефлекторно прикрываясь руками. В попытках проконтролировать отражение света от моей одежды, я и сделала невидимой именно одежду, и стою сейчас посреди комнаты, в чем мать родила!
— Ох, мамочка! — я приседаю, стараясь спрятать свою наготу, зажмуриваюсь, и…
Мир вокруг вдруг становится похож на густое прозрачное варево, будто я погрузилась в кисель из стекла. Я все еще вижу себя, но… иначе. Будто бы все, что находится вокруг меня — реальнее, чем я. Мое тело кажется мне фата-морганой, миражом на горизонте в жаркий день, и я осторожно касаюсь пальцем своего колена, проверяя, материальна ли я до сих пор.
— Какаши? — зову я осторожно. — Я, кажется, “исчезла”.
Какаши стоит, отвернувшись от меня, и, кажется, зажимает пальцем левую ноздрю.
— Что с тобой? — встревоженно дергаюсь я.
— О, всего лишь резкий скачок кровяного давления, — гнусаво отзывается Какаши, запрокидывая голову. — Мне ведь уже не восемнадцать, Сакура-сан, но вы, определенно, прекрасны.
— Прекрати! — мне хочется провалиться в мою технику еще глубже, и от одного этого желания окружающее меня стеклянное желе становится еще более осязаемым. — Ты меня успел рассмотреть?
— Какой чудесный день, — бормочет Какаши, затыкая ноздрю пальцем поплотнее. — Я ни о чем не жалею…
— Прекрати-и-и!
— Знаешь, это может сработать и против Эбису, он крайне падок на красивых женщин…
— Какаши! Хватит, я сейчас…
Внезапно я понимаю, что Какаши не смотрит на меня, а значит… Один-единственный шаг — и колокольчики издают победное “дзинь” уже в моей руке.
— Нечестный прием, — Какаши оборачивается, убирая руку от лица, но я успеваю заметить, что его пальцы немного выпачканы в крови. — Но, должен признать, я тебя не вижу. Думаю, с Эбису не возникнет проблем, он не сенсор, не обладает глазными техниками и будет сосредоточен на мне.
Вздохнув, я развеиваю технику, предварительно убедившись, что появлюсь перед Какаши одетой.
— Он должен чувствовать мою чакру, — подчеркиваю я, — но не видеть меня. Только не перетруждай свой шаринган, пожалуйста.
— Хорошо, — покладисто кивает Какаши.
— И забудь все, что видел, — добавляю я.
Какаши перемещается за мою спину быстрее, чем я успеваю среагировать, и я снова чувствую короткий поцелуй в затылок.
— Нет, дорогая Сакура-сан, — Какаши смеется, натягивая свою маску чуть ли не до самых глаз. — На такое ниндзюцу я определенно не способен.
Я уже собираюсь добавить что-то ехидное, когда взгляд Какаши меняется на крайне серьезный, и он добавляет, крепко сжав мои плечи руками:
— Будь осторожна. И удачи.
