За углом начинается рай

На утренний обход я, естественно, опаздываю. На бегу застегивая рабочую форму, я пролетаю по коридорам, молясь о том, чтобы не встретить Пятую. Редко выбирающаяся из своих лабораторий, она, тем не менее, обладает уникальной способностью оказываться именно там, где ее меньше всего ждешь. Я ни капли не удивлюсь, если сейчас забегу в свой кабинет, а там, в моем рабочем кресле и с кружечкой чая в изящных руках, восседает моя начальница. Опять будет ругаться, это точно… Но чем прохладнее становится на улице и чем теплее наши отношения с Какаши, тем тяжелее вставать, заставляя себя оторваться от любимого человека на целый день. На бесконечный рабочий день! А я, ко всему, еще и наплакалась вчера — мне даже пришлось незаметно применить Хенге, пока Какаши не заметил мои красные глаза, опухшие веки и помятое лицо. Голова гудит, будто сидящая в ней внутренняя Сакура безостановочно бьет в гонг… “Я вообще молчала! — возмущается внутренняя. — Чего придираешься с раннего-то утра?” Я опасливо дергаю ручку своего кабинета. Закрыто. Слава богу, никакой Тсунаде-сама в ближайшее время я не увижу. Заперевшись изнутри, я включаю чайник и позволяю себе во весь рот зевнуть. Как же я хочу спать. Но… Если выбирать между здоровым сном и тем, что произошло у нас с Какаши вчера, я бы выбрала Какаши. Я бы выбирала его всю оставшуюся жизнь. С самого утра меня не отпускает ощущение, что мы стоим на пороге чего-то важного для нас обоих. Будто вот-вот найдется недостающий кусочек мозаики или ключ для секретного шифра. Будто случится что-то настолько правильное и закономерное, что определит наши отношения навсегда. И предчувствие это однозначно доброе. И еще… Как же мне хочется его увидеть!.. Вздохнув, я падаю за свой рабочий стол. Впереди восемь часов безделья. Конечно, мне предстоит сегодня заняться смешиванием солдатских пилюль, исследованиями и осмотрами амбулаторных больных, но работой это не назвать — так, рутина. Из-за того, что Пятая бережет мою печать Бьякуго, зная, что я не могу ее закрыть, если активировала, мне снова приходится чувствовать себя бесполезной! Даже молодые ирьенины, только-только закончившие свое обучение, заняты с пациентами, а я — опытный медик, между прочим! — торчу в кабинете с бумажками. Тоска... Я тщательно проверяю свой рабочий стол и ящики — не подкинул ли мне кто-нибудь работенку, пока меня не было на месте. Но увы — я не нахожу даже завалящей истории болезни, которую можно было бы написать. И домой не уйти: я дежурный ирьенин и обязана быть в Госпитале, чтобы в случае необходимости меня не пришлось искать по всей Конохе. Ску-ка! И Ино сегодня выходная. Даже новости не обсудить… Я честно стараюсь не уснуть и быть в боевой готовности. Я хожу по кабинету, машу руками, пытаясь разогнать кровь вместе с усталостью, цитирую вслух отрывки из ранее прочитанных книг — в основном, учебников, конечно. Но сон все равно мягко обволакивает мой мозг, коварно искушая меня плюнуть на все, оставить вместо себя клона и уйти в пустую палату стационара отдыхать. Кажется, в последнее время я несколько вымоталась — и это не связано с тратой чакры или тяжелой работой. Сейчас предел моих мечтаний ограничен лишь десятью часами здорового крепкого сна и парой дней ничегонеделанья в руках Какаши… — Сакура-сан, можно? Деликатный стук в дверь мгновенно разгоняет остатки сна, будто бы я не боролась с ним последние пару часов. Я выпрямляюсь в кресле, машинально поправляя на себе форму, напускаю на себя важный вид и говорю: — Да, входите. Вошедшая Рэн-сан мнется на пороге. В ее руках я вижу папку с документами, из которой в хаотическом порядке торчат разноцветные закладки. Мельком оглядываю коллегу — кажется, она должна была уйти еще несколько часов назад, почему задержалась? Рэн-сан выглядит еще более помятой, чем я, и мне становится стыдно — пока я вчера жалела себя, а потом кувыркалась с Какаши, люди в Госпитале работали без права отдыха… — Что случилось, Рэн-сан? — участливо спрашиваю я. — Разве вы не с ночной смены? — Да, — Рэн-сан смущенно потирает переносицу, — с ночной. Только вот уйти пока не получается, в реанимации нестабильный пациент, нужно следить… — Давайте, я послежу? — охотно предлагаю я. — А вы идите отдыхать. — Нет, нет, — мотает головой Рэн-сан. — Пятая-сама не велела… Сакура-сан, только вот… Мне документы нужно было передать Шестому-сама на подпись, а послать некого, все заняты, я и подумала… — Оставляйте, конечно, я отнесу, — стараясь контролировать радость в своем голоcе, отвечаю я. — А что с “нестабильным”? — Не рассчитал с солдатскими пилюлями, — вздыхает Рэн-сан, проходя ближе к столу и опуская на него увесистую папку. — Жуткая нестабильность чакры, лечить невозможно, только переждать, вы же понимаете… Вспомнив, как я беспомощно корчилась в доме Саске на полу, залитом собственной кровью, не в силах вылечить себя, я вздрагиваю, будто меня коснулся призрак чего-то ужасного. Это липкое прикосновение ощущается слишком реальным, и я даже на мгновение зажмуриваюсь, будто в ожидании удара. Да, нестабильность чакры для шиноби — серьезный недуг. Солдатские пилюли крайне коварны — они мобилизуют все силы организма, но если не рассчитать, то результат их использования может стать трагичным… — Когда вернусь, я приготовлю травяной отвар для больного, — говорю я Рэн-сан, вставая. — Поскольку в нем не будет чакры, хуже не станет. — Спасибо большое, — Рэн-сан кланяется чуть ли не в пояс, за что мне мгновенно становится стыдно. — Вы будете замечательной начальницей, Сакура-сан! — Постарайтесь не перенапрягаться, — советую я, смутившись. — Если очень хочется спать, я могу вызвать в Госпиталь свою ученицу, она последит за пациентом. Но Рэн-сан делает такое лицо, что я мгновенно понимаю — это ее больной и она будет вести его до конца, не позволяя никому и близко подойти. Какая же она умница — ответственная и аккуратная. Надо будет намекнуть Тсунаде-сама, чтобы поощрила человека… Папка с документами не просто выглядит очень тяжелой — она действительно оттягивает мне руки, пока я несу ее в Резиденцию. На улице уже достаточно прохладно, да и в карманах погреть озябшие пальцы не получится, поэтому к тому моменту, как я вхожу в здание Резиденции, они уже основательно замерзли. Бдительная охрана выглядывает из каморки у самого входа — кто там пришел, можно ли доверять? Один из шиноби прикрывает что-то спиной, делая невинные глаза, но я успеваю увидеть там доску с партией “го” и укоризненно качаю головой. — Шестой-сама занят? — спрашиваю я у одного из охранников. — Вас велел всегда пропускать, Сакура-сан, — он мгновенно теряет всякий интерес, убедившись в том, что посетитель не несет угрозы. — У него АНБУ, но думаю, они скоро закончат. Я благодушно киваю и уже направляюсь к лестнице, как озорство заставляет меня обернуться и подмигнуть: — И кто выигрывает? — Я, — гордо заявляет шиноби, оставшийся в каморке. — Ой… — Иваши, ты дурак, — мгновенно накидывается на него напарник, — она же ученица Шестого! Ой, то есть, не выдавайте, пожалуйста, Сакура-сан! Очень скучно сегодня, прямо глаза слипаются, не спать же на посту! Я понимающе хмыкаю, вспоминая, как страдала еще час назад. Хотя бы не спят, в самом деле. Из кабинета Какаши я слышу негромкую речь — кажется, он выдает АНБУ инструкции. Не желая подслушивать, отхожу к окну в конце коридора, усаживаясь на подоконник с документами в обнимку. Осень уже в разгаре, надо же. За этим окном еще совсем недавно было столько зелени и тепла, а сейчас стекло совсем холодное. Я дышу на него, пока стекло не запотевает, и от нечего делать вывожу пальцем несколько кандзи, сразу же смущенно стирая. Момента, когда дверь кабинета Какаши открывается, я не замечаю, увлеченная своими мыслями и созерцанием осени за окном. Просто в один момент я вздрагиваю, ощущая на себе чужой взгляд, и поднимаю глаза. Напротив меня стоит очень высокий АНБУ в маске черепахи и внимательно смотрит сверху вниз. — Здравствуйте, — от неожиданности выдаю я тоненьким голоском. АНБУ безмолвно наклоняет голову, имитируя поклон, и уходит в сторону лестницы. Странный какой… — Сакура? — Какаши выглядывает из кабинета, едва АНБУ отходит от меня. — Надо же, я думал, показалось. Что-то случилось? Я вскакиваю с подоконника, едва не забывая папку — мне с трудом удается подавить желание по-детски кинуться к Какаши на шею. Вцепившись в документы, я почти бегом преодолеваю коридор и прохожу в кабинет: — Вот, — я смущенно протягиваю Какаши увесистую папку. — Просили передать на подпись. — А я подумал, что доктор-сама соскучилась, — мурлычет Какаши. Он забирает документы и сгребает меня в охапку свободной рукой, целуя в макушку прямо через маску. Я мгновенно таю от этого жеста, подобно сливочному маслу на горячей сковороде. Желание все бросить и побыть с Какаши, с трудом задавленное утром, вспыхивает с новой силой. — Ты так быстро убежала утром, даже не позавтракала, — замечает Какаши, отпуская меня и открывая папку. — Я и так на обход опоздала, — я засовываю любопытный нос в документы, но не могу ничего понять в калейдоскопе цифр и терминов. — Что это? — Опись всего оборудования Госпиталя, — машинально отвечает Какаши, листая бумаги. — Ты очень занята сегодня? Я подпишу и отправлю папку с тобой назад. — С тех пор, как Пятая стала беречь мою чакру, я вообще чувствую себя бесполезной, — вздыхаю я, сбрасываю сандалии и забираюсь на диванчик с ногами. — Хоть курьером побуду. — Ты? Бесполезная? — Какаши даже отвлекается от документов, поднимая на меня изумленный взгляд. — Брось. Кто бесполезный, так это я. — Бесполезный Хокаге, ага, — хмыкаю я. — Хорошая шутка. — А что, не так? — Какаши красноречивым жестом обводит залежи бумаг на своем столе. — Посмотри на все это. Целыми днями мне несут и несут макулатуру. Отчеты, ходатайства, заявления, прошения… Последнее время у меня чувство,что в этой деревне рулон туалетной бумаги невозможно купить без моего разрешения. Я пытался донести до жителей — идите к Шикамару, он все объяснит, но нет же! Они идут к Шикамару, получают у него ответы на свои вопросы, а потом приходят ко мне и задают их еще раз! Вдруг я скажу что-то принципиально другое? И удивляются, когда я повторяю то, что сказал мой заместитель. Надо же, открытие какое! — Тебе нужен еще один помощник, — сочувствующе говорю я. — Может, пока я жду, смогу что-то для тебя сделать? Хочешь, документы переберу? Судя по глазам Какаши, он разрывается — согласиться или благородно отказаться. Не дожидаясь, пока Какаши велит мне отдыхать, я подхожу к его столу, сгребая разномастные листки в кучу и перетаскиваю на свой диванчик. — Так, — чешу я нос, — что тут надо сделать? Прочитать? — Это я уже все прочел, — сдается Какаши. — Я буду благодарен, если ты разложишь отчеты по датам и отдельно выберешь все, что прислало АНБУ. Там в нижнем левом углу будет пометка, ты увидишь. — Поняла, — киваю я, принимаясь за работу. На какое-то время воцаряется уютное молчание. Я вожусь с бумагами, с каждой минутой путаясь все сильнее — их так много, что разобраться очень трудно. Мне приходится сесть перед диванчиком на пятки, а на самом диване разложить стопки отчетов — сейчас их уже семь и количество безудержно растет. Причем стопка с отчетами АНБУ, на удивление, самая скромная — в основном мне попадается всякая ерунда. Я раскладываю бумаги механически, но иногда зрение выхватывает общую суть документа, и с каждым таким случаем у меня глаза на лоб лезут. “Просим помочь с ремонтом общественного туалета на улице такой-то.” “Чертова собака Инузук опять нагадила на мой газон, разберитесь.” “Прошу облагородить такой-то переулок цветами.” “Очереди возле Ичираку-рамен шумят по вечерам и мешают спать моему ребенку”... — И вот из-за этой ерунды ты приходишь домой едва живым? — возмущаюсь я, отложив очередной отчет в стопку АНБУ. — Почему Хокаге вообще должен заниматься собаками и туалетами? Я не помню, чтобы Пятая… — О, нет, она про собак не читала, — хмыкает Какаши, делая пометки в принесенной мною папке. — Этим занималась Шизуне. — Такое ощущение, что в мирное время люди всей деревней решили обнаглеть, — качаю я головой. — Хорошо, хоть АНБУ не занимается такой ерундой. Совсем мало отчетов. — АНБУ в принципе не любят писать отчеты, — замечает Какаши. — В какой-то степени они правы — все, что написано на бумаге, можно украсть и подделать. АНБУ предпочитают приходить лично и передавать информацию устно. — Да, я видела, от тебя уже с самого утра не отстают… Я безрадостно вздыхаю. Видимо, стоит поговорить сейчас, пока Какаши еще не совсем замучали ненужными бумажками и бестолковыми вопросами. Как я не ломала голову, пора признать — сама я не справлюсь, а замалчивать проблему больше нельзя… — А можно и мне обратиться к господину Шестому с просьбой? — стараюсь я скрыть за шуткой впивающийся в душу страх. — Без очереди, в любое время дня и ночи, — бормочет Какаши, не отрываясь от документов. — Что случилось, мышка? Я оставляю неразложенные отчеты возле дивана и перебираюсь поближе к Какаши — сейчас мне жизненно необходимо быть поближе, потому что разговор обещает быть тяжелым. С трудом подавив желание по-детски забраться к нему на колени, я обнимаю Какаши со спины, утыкаясь лицом в копну его светлых волос, и глухо выговариваю: — Я надеялась справиться сама, но все зашло слишком далеко. Мне очень, очень нужна твоя помощь. Я чувствую, как плечи Какаши напрягаются, но он не подает вида, внимательно слушая меня. Я тяжело вздыхаю, уже ненавидя себя за то, что нагружаю Какаши своими проблемами, и договариваю: — Мидори влюбилась в Саске. Какаши почему-то заметно расслабляется, но теперь напрягаюсь я. Такое ощущение, что он ожидал услышать нечто совершенно иное и готовился к худшему, а новости о том, что несовершеннолетняя куноичи из Суны вот-вот натворит дел, это так, ерунда. — Я знаю, мышка, — отвечает Какаши, облегченно выдыхая. — Откуда? — от изумления я даже расцепляю свои объятия. — Черепаха следит за Саске с тех самых пор, как его выпустили из тюрьмы, — поясняет Какаши. Я впиваюсь ногтями в ладони, прикрывая наполовину глаза — так силен укол боли, прошивающий горло. АНБУ следит за Саске… Почему, почему тогда никто не вмешался, когда он размазывал меня по половицам? Почему никто не попытался меня защитить, когда меня насиловали на холодном полу?.. — Я приказал не лезть в дом и не подсматривать за личной жизнью, — мрачно говорит Какаши, будто угадав, о чем я думаю. — Это я виноват, что ты пострадала, Сакура. И мне с этим жить. — Ты же не мог знать. — с трудом отвечаю я, расслабляясь. — Саске хороший актер… — Вот только человек он отвратительный, — цедит Какаши. — Но теперь АНБУ докладывает мне все: где Саске гуляет, что ест, какой зубной пастой чистит зубы и сколько раз в день моргает. Ну, и про отношения с твоей ученицей, естественно, доложили тоже. Впрочем, Саске так обнаглел, что даже не пытается их скрывать. Я вообще с трудом понимаю, что происходит. — Зато я очень хорошо понимаю, — бормочу я под нос. — Какаши, что нам делать? Какаши оборачивается и я вижу, как он мягко улыбается из-под маски на это мое “нам”. — Не переживай. Я уже отправил запрос Гааре, он отзовет Мидори в Суну, как только получит его. Едва начавший проходить, страх снова сковывает меня. Я в ужасе подношу костяшки пальцев к губам, и от Какаши не укрывается этот жест. Отложив бумаги, он тянется к моим рукам и убирает их ото рта, чтобы я не начала кусать их, как обычно делаю, когда сильно нервничаю. — Что с тобой? — я слышу нотки тревоги в голосе Какаши. — Все ведь хорошо, Саске не успел навредить Мидори. Хотя целоваться они могли бы и поменьше, конечно, но АНБУ вмешались бы, если бы девочке угрожала опасность… Я издаю нервный всхлип. Что мне делать? Против воли в ушах встают крики, и богатое воображение рисует страшные картины: кровавый закат, обагренные половицы родительского дома и неподвижных родителей, приникших друг к другу в последний раз. И я ни минуты не сомневаюсь, что Саске исполнит свою угрозу. Что мне делать?.. Окно открыто. Я должна успеть! “Не смей, — шипит внутренняя, когда я уже разворачиваюсь, чтобы выпрыгнуть с третьего этажа на ближайшую крышу. — Только попробуй! Ты опять, да? Снова это делаешь?” “Я должна их защитить!” “Защитить от чего? Саске еще даже не в курсе, что Мидори отсылают! Ты прекрасно знаешь, что мы не справимся с ним!” “Плевать, я должна!” “Что должна? Погибнуть вместе с родителями? Включи голову! У Какаши есть власть, он может помочь! — упорствует внутренняя. — Попроси его!” “Я не могу его вмешивать, Саске и его убьет!” “Да что ж это за Саске такой, — язвит внутренняя, — что на него никакой управы, и вся деревня сидит теперь, как на бочке с порохом! Получается, он может творить, что захочет? Думаешь, Какаши не догадается ни о чем, если твоих родителей убьют? Или может, ты хочешь сама их вскрывать и писать заключение о смерти?” Жестокие слова внутренней Сакуры вызывают у меня ступор. Я застываю в нелепой позе, обернувшись к открытому окну, и могу лишь раскрывать глаза — все шире, шире, шире… Я чувствую, что Какаши обхватывает меня руками поперек туловища и прижимает к себе, снова целуя в макушку. Его ласковые объятия и успокаивающий шепот долго не могут пробиться сквозь ледяную корку ужаса и вины, сковавших меня, но все ж пробиваются, и я поворачиваюсь, чтобы повиснуть у него на шее. — Мидори нельзя отсылать. Не сейчас. Не так! — Да что происходит, мышка? — встревоженно спрашивает Какаши. — На тебе лица нет! — Ты можешь связаться с Гаарой еще раз? Нельзя ее отсылать! — повторяю я, ничего не видя перед глазами. — Если Саске узнает, он… Мои плечи стискивают крепкие ладони, и Какаши отстраняет меня от себя, вглядываясь в глаза. Я хочу поднять руки ко рту, но он не позволяет и только смотрит, выворачивая наизнанку своим встревоженным и цепким взглядом. “Попроси его! Сейчас же! Одного слова хватит! Он все решит, я знаю! Начни уже ему доверять! — кричит внутренняя Сакура в голос. — Уже слишком многое стоит на карте, хватит самодеятельности! Проси!” — По-мо-ги, — по слогам выговариваю я омертвевшими губами. — Саске… убьет моих родителей, если Мидори уедет… — Так… В опасно сузившихся глазах Какаши я не вижу ничего хорошего, только холод и сталь. Я дрожу все сильнее, будто меня кинули в сугроб, и чем больше дрожу, тем сильнее ненавижу себя. Опять я влипла, и меня приходится кому-то защищать, потому что сама я слишком слаба и беспомощна!.. — Он так и сказал тебе? Голос Какаши кажется одновременно шелковым и настолько острым, что им можно резать камень, как масло. Я прикусываю губу, стараясь дышать ровнее — в который раз я наблюдаю эту удивительную метаморфозу? Сейчас Какаши совершенно не похож на себя домашнего, и я даже жду, когда по его плечам снова начнут метаться острые синие молнии… — Пожалуйста, помоги мне, — повторяю я, не в силах отвести взгляд от бешеных глаз Какаши. — Я думаю, пора отправлять отряд АНБУ за головой Саске, — цедит Какаши. — Я еще год назад, когда выпускал его из тюрьмы, предупредил, что при первом же проявлении агрессии в сторону жителей Конохи он горько пожалеет об этом. — Пожалуйста, не надо! — вырывается у меня непроизвольно. — Ты понимаешь, в насколько глупом положении я оказываюсь? — прищуривается Какаши. — Саске творит, что хочет, у меня под носом, а я могу только наблюдать за этим, и то — чужими глазами! — Наруто должен скоро вернуться, он во всем разберется! — Ты в это все еще веришь? — Я знаю, — с мольбой вцепляюсь я в ладонь Какаши, ощущая под пальцами чуть скрипнувший материал защитной перчатки. — Сакура, у любого терпения и любой доброты есть предел, — Какаши аккуратно высвобождает свою руку, качая головой. — То, что Саске еще никого не убил, не должно быть ему индульгенцией. Все его поведение просто лишает меня выбора. Ему и так многое простилось, на месте Саске я сидел бы сейчас тихо-тихо и не смел бы пальцем пошевелить без разрешения. Прости, мышка, я больше не могу подвергать Коноху опасности. Саске доигрался и будет наказан. Какаши усаживается обратно в кресло, переплетая пальцы. Я замираю возле его стола, чувствуя себя нашкодившим ребенком. Сколько раз я обещала себе не трепать Какаши нервы, и вот — он снова напоминает натянутую струну. Конечно, Какаши не может позволить Саске подобное поведение — Саске прекрасно чувствует слабину в людях и потом пользуется этим по полной. Если Саске “прогнет” Хокаге, боюсь представить, что начнется в деревне… Нет, Саске не один из тех убийц, которые способны вырезать целую деревню ради забавы или от скуки, делать демона из него тоже не стоит. Но если Саске начнет “наказывать” каждого, кто косо на него посмотрит… Что же делать? Чувствую себя отвратительно — вытащив Саске из тюрьмы, я выпустила на свободу неуправляемую силу, не подумав, как ее, в случае чего, обуздать. Решила, что ласка и тепло приручают любого зверя, ой, глупая! Еще Мидори в чем-то смею обвинять! Но мне, что мне делать? Откуда я могла знать, что глупая девчонка, наивная дурочка влюбится в Саске? Он прав — было глупо считать, что после развода он станет монахом и забросит свои идеи по возрождению клана. Саске вот-вот исполнится девятнадцать, у него кровь кипит, на месте Мидори могла оказаться любая… "И стала бы ты так истерить, если бы, допустим, он запал на Тентен?" — резонно интересуется внутренняя. "А что, Тентен заслуживает такого обращения?" "Ты не поняла меня. Мидори-то мы защитим, но кто станет следующей?" "Главное — уберечь Мидори, а там видно будет”, — я стараюсь не признавать, что внутренняя права, но выходит плохо. "Ты прекрасно понимаешь, что Наруто ничего не решит, — устало говорит внутренняя. — Он может быть сколь угодно сильным и мудрым, если дело не касается Саске, потому что Саске — его слабое место, его "инь", его лучший друг". — Я отошлю твоих родителей на миссию, — говорит вдруг Какаши, перебивая внутреннюю Сакуру. Внутренняя затыкается мгновенно, будто ей выключают звук, и я могу лишь поразиться, насколько легко у Какаши получилось заставить ее замолчать. — Куда? — переспрашиваю я, плохо понимая, куда клонит Какаши. — Скажем… — Какаши на мгновение задумывается. — Страна Горячих источников подойдёт. Отправлю их отнести один документ, и пока твои родители вернутся, мы уже решим нашу проблему. — Каким образом? — в мои слова прорываются дрожащие нотки. — Ты хочешь его убить? — Не убить, но… Ты ведь понимаешь, что с Саске нужно что-то решать? — Какаши смотрит на меня так, что я снова начинаю чувствовать себя виноватой. — Даже если свиток украл не он, в чем я сильно сомневаюсь, за одно только то, что он делал с тобой и собирался сделать с Мидори, ему полагается тюрьма и печать на глазах навечно. А уж угрозы в сторону твоих родителей… Горло стискивает спазм и я поспешно отворачиваюсь, чтобы Какаши не увидел, как дрогнули мои губы. Где Наруто, когда он так нужен? Где его носит? Неужели все, что можно сделать — это бросить Саске в темницу, беспомощного, скованного, слепого? И ведь понимаю, что другого выхода нет, понимаю! Какаши брал на себя ответственность за каждого жителя деревни, он не может позволить сумасшедшему шиноби с силой полубога делать, что ему заблагорассудится! Но как же я боюсь за самого Какаши! Ведь Саске давно ищет малейший повод, чтобы с ним поквитаться, а с шаринганом, кровоточащим от малейшей нагрузки… — Есть ли в АНБУ достаточно сильные шиноби, чтобы одолеть Саске? — тихо спрашиваю я, опуская голову. Слышу мимолетный скрип, и через полминуты ощущаю, как Какаши опускается рядом со мной и мягко притягивает к себе. Я больше не могу и не хочу подавлять свои желания, поэтому забираюсь к нему на колени и обвиваю руками за шею. Почему-то когда Какаши так держит меня, слегка покачивая и целуя в плечо, сразу становится спокойнее и хочется по-детски верить, что все проблемы и несчастья мира решатся сами собой. Ведь это добрый мир, мой мир, в нем не должно быть страданий и слез, я так не хочу… — У меня есть несколько опытных бойцов, которые натренированы конкретно на преодоление гендзюцу, — тихо и успокаивающе говорит Какаши. — Я лично занимался с ними — по крайней мере, из моих иллюзий я научил их выбираться. И еще есть двое, которые вампирят чужую чакру — у Саске ее много, но все же не как у джинчуурики, а без чакры сделать толкового Сусаноо у него не выйдет. Не бойся, Сакура. Это сложно, но не невозможно. Я тоже помогу… — Нет! — я крепче вцепляюсь в плечи Какаши, даже не думая о том, что мой испуганный вскрик могут услышать снаружи. — Только не ты! Пообещай! Саске давно ищет повод, он прикончит тебя! — Но я же не могу отправить своих людей… — Отправить своих людей на смерть без себя, хотел ты сказать? — в отчаянии сжимаю пальцы я. — Пожалуйста, только не ты! Я… Я тебя не пущу! — Вот это новости, — усмехается Какаши. — Да почему же? “Потому, что я безумно боюсь тебя потерять. Потому, что у меня плохое предчувствие. У Саске два шарингана, у тебя — один и больной. Саске тебя ненавидит, а ты его все еще жалеешь. Потому, что отпустить тебя — значит, подписать приговор…” Но вслух я говорю совершенно иное: — Потому, что я — все еще шиноби Листа и обязана защищать своего Каге! Теплые ладони скользят по моей спине, и у самого уха раздается шепот, мгновенно впрыскивающий в мои жилы порцию живого огня: — Тогда мне нечего бояться с такой храброй и сильной защитницей. Разве что меня завалит лавина отчетов о собаках и испорченных ими газонах… — Не смешно! — возмущаюсь я. Но битва уже проиграна: я чувствую, как Какаши прикасается к моему плечу губами через свою невозможную маску, щекоча теплом дыхания и заставляя умирать и воскресать каждую секунду. Пожалуйста, пусть он послушает меня, пусть не помогает своим людям! Я не хочу, я не могу его потерять, когда едва обрела, когда кусочки головоломки только-только начали складываться в красивый узор… Я уже слишком многое намечтала себе, чтобы вот так все рухнуло… Я не сомневаюсь в том, что Какаши — самый сильный шиноби деревни, но Саске и Наруто всегда были далеко за пределами этой шкалы… Бой Какаши и Саске уже никогда не будет безопасным тестом с колокольчиками... — Пустите меня! — вдруг слышу я из коридора звонкий голосок. — Мне нужно к Хокаге! Да пустите же! Какаши замирает, останавливая свои ладони на полпути к моим бедрам, а я торопливо соскальзываю с его колен, невыносимо краснея — совсем с ума сошла, Какаши на рабочем месте, а мне вообще давно пора бы вернуться в Госпиталь! Но звуки возни, доносящиеся из коридора, становятся все отчетливее, и через несколько мгновений я слышу еще более возмущенное: — Да пустите! — с досадой выкрикивает Ясуши снаружи. — Это важно! Шестой-сама! Шестой-сама! — Я нанял идиотов, — стонет Какаши, упираясь локтями в колени и пряча лицо в ладонях. — Круглых, беспросветных, абсолютных и… Охрана! Дверь распахивается резко, будто охранники стояли под дверью и слушали все, о чем мы говорим, а вовсе не стерегли лестницу. Через мгновение в кабинет вваливается один из стражей, которого я уже видела сегодня — он держит обнаженный кунай и настороженно озирается, выискивая угрозу для Хокаге. Двое других маячат прямо за дверью, тоже с кунаями наперевес. Я на мгновение поражаюсь: что это, привычка или глупость — выхватывать кунай, даже не зная, с каким врагом предстоит сражаться? А если тут второй Мадара? Или Хокаге стал бы звать охрану, если бы с врагом можно было справиться оружием? — Кунаи убрать, — с досадой приказывает Какаши, покосившись на меня. Охранник мигом подчиняется, пряча оружие в подсумок, и выпрямляется по струнке, ожидая приказаний. — Я вам какие инструкции давал, припомни, пожалуйста? — в голосе Какаши я снова слышу дыхание зимы и острые осколки льдинок. — Сакуру-сан и Инузук впускать по первому требованию. Всех Инузук! Почему мальчишку задержали? Почему не слушаете, когда я на вас не ору, а? Мне начать, как Пятая, вас строить, может, тогда поумнеете? — Виноват, Шестой-сама! — побледневший, как простыня, охранник падает на одно колено. — Пожалуйста, простите нас! — Инузуку, Черепаху и Птицу — ко мне, — распоряжается Какаши не терпящим возражений голосом. — И отправить гонца — за Мебуки и Кизаши Харуно. Сейчас же. Охранник бросается вон из кабинета едва ли не ползком, а я, будто растеряв все силы, обрушиваюсь на диванчик, жалобно скрипнувший от такого неподобающего обращения с собой. — Все будет в порядке, — успокаивающе говорит Какаши, устало улыбнувшись. — Просто доверься мне, Сакура. — Надеюсь, никто не пострадает, — бормочу я. Не успеваю я договорить, как в кабинет, чуть ли не выбив дверь, вваливается Ясуши. Он выглядит таким напуганным, будто за ним два квартала гнался Мадара — на мальчике просто лица нет. Ясуши прижимает к груди своего белого щенка и тяжело дышит, затравленно глядя на Какаши. Нехорошее предчувствие снова наваливается на мои плечи. Да когда же это закончится? — В Ичираку, — с трудом выговаривает Ясуши, когда снова может нормально дышать после долгого бега. — Этот з-запах. Вы велели… вам доложить. Какаши мгновенно понимает рваные фразы Ясуши: я вижу, как мгновенно обостряются черты его лица под тонкой маской: — Все, все хорошо. Ты молодец. Отличная работа. — Там тетя Аяме, — не успокаивается Ясуши. — С ней то же самое, что было со мной, я знаю! Вы ее спасете? Вы должны ее спасти, пожалуйста! Взгляд Ясуши полон мольбы, и он не может стоять на месте — все время дергается обратно к двери, будто ждет, что Какаши сейчас поспешит за ним, в Ичираку. — Ясуши, сначала нам с Хокаге-сама нужно разработать план, — вмешиваюсь я в разговор со своего диванчика. — Нужно учесть некоторые детали. Но обещаю, с Аяме-чан все будет хорошо. Самое главное ты сделал. Не переживай. Кажется, мне удается убедить мальчика — Ясуши несколько успокаивается, рвано выдыхая сквозь зубы. — Хорошо. Тогда оставляю это на вас. Я могу идти? Я оставил свой квадрат без присмотра. — Конечно, — кивает Какаши, и Ясуши мгновенно испаряется, будто его здесь и не было. — Охрана! В этот раз появляется другой страж: у него заранее виноватое лицо — похоже, готовится получать разнос, как и его напарник Иваши. Но Какаши, кажется, не собирается продолжать “строить” охрану и дальше — он только коротко приказывает: — Гонца за Пятой. Чем скорее, тем лучше. Прости, Сакура, сегодня Госпиталю придется обойтись без тебя. — У тебя есть солдатские пилюли? — спрашиваю я, едва дверь закрывается. Какаши рассеянно качает головой, хмурясь и думая о чем-то своем. — Ясно, — вздыхаю я. — Придется пойти другим путем… Я забираюсь на диванчик с ногами, чтобы ненароком не упасть, закрываю глаза и складываю печать концентрации. То, что я собираюсь сделать, очень похоже на режим накопления природной чакры Наруто… Похоже, но не совсем. Для Наруто это происходит безболезненно. Несколько коротких, рваных вдохов, и я зажмуриваю глаза, чтобы тотчас же открыть внутренние. Пятая учила меня этому режиму два года, и я все равно не освоила его до конца, поэтому до сих пор не умею закрывать приоткрытую Бьякуго, но кое-чему все же научилась. В моем теле бушует море — огромное, глубокое море чакры, оно заключено в крохотной печати на лбу, и я собираюсь превратить это море в океан. Я погружаюсь так глубоко в себя, что перестаю чувствовать собственное тело, и вот, наконец, мне удается коснуться своей системы циркуляции чакры. Сейчас я могу ускорить ее движение, но мне нужно совсем не это: я продолжаю стремиться вглубь, как стремится дерево к воде своими корнями, касаюсь каждой клетки своего тела и начинаю тянуть. Боль, которую я чувствую, невозможно описать словами — я хочу кричать, но у меня нет для этого воздуха, хочу съежиться, но не хватает сил… Я прошла через пожар, лишилась всей кожи на теле, но эта боль… О, эта боль… — Сакура, ты в порядке? — пробивается через алое марево боли встревоженный голос. — У тебя губы синие. — Все нормально, — хриплю я пересохшим горлом. Клетки делятся чакрой неохотно, но все же делятся. Я собираю ее в ручейки, а ручейки — в полноводные реки, и направляю эти реки в Бьякуго. Такой способ напитать ее Пятая не приветствует, и я знаю, что мне еще прилетит от нее по шее за это, но выбора у меня нет. — Что ты делаешь? — обеспокоенно интересуется Какаши снова. — Сакура, не пугай меня, говори! — Коплю… чакру… Я попросила бы Какаши не спрашивать ни о чем и довериться мне, но говорить мне тоже больно — будто под языком лежит игольная подушечка, а в горле засел морской еж. К счастью, мне нужно продержаться лишь минуту или две: большего живые ткани не выдержат. Отбирать жизненную силу у собственных клеток чревато: я не трогаю лишь сердце и жизненно важные органы… Минуту, две? Я не могу продержаться и двадцати секунд — под ребро впивается острое шило, и я теряю концентрацию. Я замираю на диванчике, не шевеля ни мускулом — даже дышать невыносимо больно. Какаши пытается коснуться меня, но все, на что я способна — лишь издать горловой предупреждающий звук. К счастью, Какаши понимает и убирает руку. Ч-черт, это всегда настолько больно?.. — Остановись, — просит Какаши. — Остановись немедленно, это приказ! — Грозный Хокаге-сама, — хриплю я, пытаясь улыбнуться. — Я уже давно остановилась. — Тогда почему ты похожа на смерть? — Это больно, — честно отвечаю я, немного расслабляясь. — Но уже проходит. Я чувствую, как на лицо мне ложится ладонь, и безотчетно трусь о нее щекой, молча благодаря за поддержку и ласку. Мне очень хочется открыть глаза и посмотреть на Какаши, но сил нет. Зато я точно знаю: в печать Бьякуго отправилось много чакры, и если бы я могла, я отправила бы туда еще столько же, но тогда я неделю не смогу ходить… — Что ты делала? — спрашивает Какаши требовательным тоном. — Как это работает? — Можно воды? — я пытаюсь облизнуть пересохшие губы, но слюны не хватает. Я теряю счет времени — через минуту или через год моих губ касается прохладное стекло и живительная влага по каплям проникает между ними. Я предпочла бы, конечно, чтобы эта вода была густо сдобрена сахаром, но восстановлением потраченных сил займусь потом. Сейчас я жадно пью, самой себе напоминая верблюда. Кажется, я сейчас выпила бы и море. — Если я расскажу, что делала, ты заставишь меня поклясться, что я больше так не буду, — с трудом говорю я, немного напившись. — Поэтому не заставляй меня лгать, пожалуйста. — Это опасно? Для тебя? — Я была осторожна, — я, наконец, открываю глаза и устало улыбаюсь Какаши, выглядящему почему-то напуганным. — Все хорошо. Какаши хмурится и берет меня за плечи, разворачивая и укладывая на диванчик. От этого движения у меня под ребро входит уже не нож, а настоящая боевая катана, и я едва сдерживаю крик боли, чтобы еще сильнее его не напугать. — Ты слышал Ясуши, — говорю я, переждав боль. — Аяме заражена. Я намерена сделать все, чтобы вытащить из нее паразита, даже если мне придется открыть Бьякуго. — Еще не факт, что… — О, брось, — слабо улыбаюсь я, снизу вверх глядя на Какаши. — Ты и сам знаешь, что Ясуши не ошибся. — Я не хочу, чтобы ты спасала жизнь Аяме ценой своей. Какаши садится на самом краю диванчика, и я с готовностью сворачиваюсь в клубок, укладывая голову ему на колени. Какаши рассеянно стягивает с меня бандану и запускает пальцы в мои волосы. С ума сойти, как же так вышло, что прикосновения к волосам, которых я совсем недавно до одури боялась, могут быть настолько приятными и долгожданными? Я сейчас сама себе напоминаю огромную кошку — замурлыкала бы, если бы умела... — Если хочешь, я тебе объясню, — вздыхаю я, понимая, что Какаши все равно просто так не отстанет. — Ты знаешь, как работает Бьякуго? — В общих чертах, — осторожно отвечает Какаши. — Все же не я ученик Пятой, знаешь ли. Я улыбаюсь в ответ на эту подколку. Как же мне сформулировать в словах то, что я сделала несколько минут назад? Это даже не полноценная техника — так, манипуляции с собственной чакрой. Если бы Пятая не объяснила мне популярно, что такие вещи умеет делать далеко не каждый шиноби, тем более, в таком объеме, как я, я продолжала бы думать, что вытягивать чакру из собственных клеток — так же естественно, как дышать... — Система циркуляции чакры вырабатывает куда больше чакры, чем требуется для ниндзюцу, — начинаю я издалека. — Ну, ты и сам прекрасно это знаешь. Если шиноби не будет тренироваться каждый день... — Чакра застоится и ее станет меньше, — нетерпеливо перебивает Какаши. — А что ты сделала-то? Я щипаю Какаши за бок, больше щекоча, конечно, и продолжаю: — Сейчас у шиноби достаточно мирное время. Пока мы мотались по миссиям, вопрос застоя в системе циркуляции как-то не стоял, но теперь многим шиноби, не знающим, чем себя занять, приходится ежедневно тренировать хотя бы Хенге, чтобы чакра обновлялась. Бывало, ко мне приходили ниндзя с недельной температурой или с хронической усталостью, а потом обижались на то, что я советовала им поколотить тренировочный манекен или потренироваться в своих техниках. Приходилось разжевывать. Какаши грустно улыбается, будто вдруг вспомнил о чем-то своем, но не перебивает и лишь кивает, показывая, что внимательно слушает меня. — Так вот, сколько бы чакры ни вырабатывало тело, половина ее все равно идет на поддержание жизни в организме шиноби. Ты знаешь, у шиноби по сравнению с гражданскими, регенерация тканей происходит гораздо быстрее, а боль, которая лишит гражданского сознания, мы можем перенести на ногах. Все это делает чакра. И... я отобрала эту чакру у своих тканей. — Ты ЧТО? — взвивается Какаши, не дослушав. — Чтобы больше так не делала! — Да, Пятая тоже орала, — вздыхаю я, недовольно поморщившись. — Сказала, что открутит мне голову, если узнает, что я использую эту технику. Но послушай, отбирать чакру у своих же клеток в какой-то мере даже полезно! — Это же должно быть невыносимо больно! — Какаши невольно зажмуривает единственный открытый глаз, и я вспоминаю, как больно мне было смотреть на его порезанные пальцы. — Больно, — вздыхаю я. — Но боль быстро проходит. Пока у меня нет тяжелых пациентов или я не на миссии, я постоянно откладываю излишки чакры в Бьякуго, поэтому моя чакра не застаивается в системе циркуляции, и постоянно вырабатывается свежая. Но если стоит вопрос жизни и смерти, а у меня руки по локоть в истекающем кровью израненном шиноби и заканчивается чакра, что я могу сделать, как ты думаешь? Открывать Бьякуго только для одного человека нецелесообразно, в печати чакры на целый гарнизон. И я научилась брать у своих тканей чакру взаймы. Если не трогать жизненно важные органы... Какаши смотрит на меня сверху вниз практически со священным ужасом, а я упорно не могу понять — что такого я говорю? Может быть, для не-ирьенина подобные вещи тяжело слушать, но ведь это Какаши, он столько всего повидал уже, что такие мелочи не должны его смущать... — Это даже в каком-то смысле полезно, — успокаивающе улыбаюсь я ему. — После того, как я... Это даже не техника, это манипуляции с чакрой, понимаешь? Чтобы долить в стакан чистой воды, я должна выплеснуть оттуда остывший чай. Я просто заставляю свое тело отдать чуть больше чакры, чем оно хочет мне отдавать. — Если ты не рассчитаешь усилия, ты можешь здорово себе навредить, — Какаши все равно хмурится. — Организм не просто так оставляет себе эту чакру. — Да знаю, знаю, — я с трудом, но уже самостоятельно сажусь и кладу голову на плечо Какаши, прикрывая глаза от удовольствия. — Однажды я оперировала очень тяжелого пациента, чакра кончилась, взять было неоткуда, никого рядом... Шиноби-то выжил, а я неделю ходить не могла. Но ведь это прошло, видишь? Чакра только быстрее вырабатывается после таких манипуляций, и я очень осторожна — я так поступаю только в случае крайней необходимости. Во взгляде Какаши вдруг мелькает что-то такое... Такое! Будто он готов отдать всю свою чакру мне добровольно, лишь бы я больше никогда не отбирала ее у своих органов. Я нахожу его ладонь и осторожно переплетаю наши пальцы: вот же я, и все со мной хорошо. — Да уж, Третий был мастером подбирать команды, — усмехается Какаши, несколько расслабляясь. — Саске, Наруто, ты... Вы, ребята, делаете с законами мироздания все, что вам угодно, переворачиваете их с ног на голову и даже не понимаете, что именно вы творите. Ты понимаешь, что твою технику вряд ли освоит даже Наруто? — Ему-то зачем? — беспечно пожимаю я плечами. — У него Биджуу внутри, там чакры на легион таких, как я, хватит. — Да, но речь шла не о нужде в твоей технике, а в возможности ее освоения. Это только твое, уникальное джуцу. Ты не сможешь ему никого научить, только передать по наследству. Снова катана боли входит под мое ребро, но теперь опасная техника ни при чем — едва Какаши упомянул "передачу по наследству", я вспоминаю последний, самый страшный свой секрет, который еще не рассказала ему. Однажды все равно придется. Однажды, но только не сейчас, когда я так уютно лежу у него на плече в последние спокойные минутки этого дня. Скоро придет Пятая и придется думать над тем, как вытащить из бедняжки Аяме паразита и оставить ее в живых. Задачка не для слабаков... — Поцелуй меня, — тихонько прошу я, поворачивая лицо к Какаши. — Я что-то переживаю. Хмурый взгляд Какаши несколько светлеет. — Хм, кажется, мне что-то мешает. Какой коварный план, Сакура-химе, вы просто хотели снять со своего старенького учителя маску, не так ли? — А в итоге сняла не только маску, — мурлычу я уже в губы Какаши. Я ловлю выдох Какаши, превращая его в свой вдох. Он разворачивает меня к себе и с предвкушением тянется к маске, одновременно прикрывая глаз, и готовится поцеловать меня, но... БАМ! Громкий звук удара и непритворный крик досады и боли одного из охранников заставляют Какаши распахнуть глаза. Он вскакивает с диванчика, прикрывая меня собой, а сам вытягивает руку вперед — и в его пальцах само собой вспыхивает ярко-белое зарево прирученной молнии. Я отворачиваюсь — смотреть на Чидори физически больно, глаза невыносимо жжет от такой яркой чакры... В дверь ударяется что-то крупное — судя по звуку, чье-то живое тело. Еще один вскрик заставляет меня втянуть голову в плечи. Да что там происходит? На деревню напали? Все уже убиты и только мы с Какаши еще в живых? Молния в руке Какаши становится просто-таки невыносимо яркой. Я прикрываю глаза ладонями, но даже так мне не удается спрятаться от ее света... — Что с нашей дочерью? — слышу я мамин крик и невольно распахиваю глаза. Какаши уже опустил руку и сделал два шага назад, к своему столу. Сквозь плавающие в глазах яркие пятна я вижу, что его защитная перчатка дымится, почти сожженная Чидори дотла. — Привет, мам, — ойкаю я в сторону двери, различая там знакомые силуэты. Постепенно картинка снова набирает резкость. И чем отчетливее я вижу родителей, тем сильнее мне хочется спрятаться за диван от стыда и неловкости. И заодно настучать по шее гонцу, который передал родителям приглашение на аудиенцию к Хокаге. Папа прибежал прямо в кухонном фартуке — его торчащие в разные стороны волосы испачканы в муке, а в дрожащей руке воинственно зажата поварешка. Мама почему-то в своей парадной блузке, которую надевала всего два раза — и те на инаугурацию Хокаге, Пятой и Шестого — но бледна, как смерть. Не знаю, что могло так напугать маму, но вот сковородку она не забыла прихватить с собой. Кажется, именно ею прилетело по лбу охранникам Какаши, явно не ожидавших подобной прыти от женщины,а уж что она сделала с гонцом, я представить боюсь. — Сакура? — выдыхает папа сипло, опуская поварешку. — Ты жива? — Вы объясните, что происходит, Шестой? — мама, грозно размахивая сковородкой, делает шаг в сторону Какаши, заставляя его отступить за свой стол. — Вдруг среди белого дня прилетает взмыленный гонец и, ничего не объясняя, велит нам срочно, очень срочно, явиться в Резиденцию на прием к Хокаге! Мы думали уже, что с Сакурой что-то случилось! — По-вашему, я могу приносить только дурные вести, Мебуки-сан? — Какаши успокаивающе улыбается в сторону моей мамы, чуть зажмурившись и приподняв ладони. — Вы же видите, с Сакурой все в порядке. — А что мы должны были подумать? — взвивается мама. — Сакура почему-то не возвращается в родительский дом после развода... — Ма-а-ам, — обреченно тяну я, пытаясь остановить ее поток сознания. Но маму уже понесло. Она машет сковородкой так, что я начинаю опасаться за Какаши всерьез. Будучи только генином, воинственна моя матушка не меньше, чем целая армия вооруженных до зубов АНБУ — она и демона забьет своей сковородкой насмерть, если ей покажется, что тот угрожает ее семье или деревне. Недаром папа ее побаивается — стоит маме войти в боевой раж, и остановить ее очень тяжело, почти невозможно... — Молчи, неблагодарная девчонка! — фыркает мама, повернувшись ко мне. — Могла бы и навестить родителей, раз уж жива! — Могла бы и прийти ко мне в Госпиталь, пока меня после пожара лечили! — не остаюсь я в долгу. — А я приходила! — мама переходит уже на высокие частоты. — Только ты либо спала после лечения, либо была на процедурах! — Девочки, девочки, успокойтесь, тут же Хокаге, — смущенно бормочет папа. Мы с мамой синхронно поворачиваемся к нему и одновременно рявкаем: — Не мешай! — Не беспокойтесь, Кизаши-сан, я подожду. Голос Какаши наполнен такой ледяной вежливостью, что она остужает даже маму. Опустив, наконец, сковородку, она виновато кланяется: — Простите, Шестой-сама, за этот скандал. Но когда гонец пригласил нас к вам, мы решили, что Сакуру убили и вы хотите сами сообщить нам об этом. Поймите, она наша дочь. — Я прекрасно понимаю ваше беспокойство за Сакуру, — Какаши бросает на меня нечитаемый взгляд, — но пригласил я вас совершенно для другого. Мебуки-сан, Кизаши-сан — я отправляю вас на миссию. Сегодня. Как можно скорее. — Нас? — папа округляет глаза от удивления и прячет поварешку за спину, пытаясь свободной рукой отряхнуть фартук от муки. — Но... Мы уже много лет не были на миссиях. Боюсь, мы не подойдем... — Ничего страшного, — успокаивает папу Какаши. — Это простейшая миссия ранга D. В Страну Горячих источников нужно передать один документ, дождаться ответа и вернуться с ним в Коноху. Все просто. — Но у вас полная деревня молодых генинов, которым нечем заняться, — мама с подозрением щурится. — Зачем отправлять шиноби, которые уже давно домоседы? Кажется, Какаши не продумал, что будет отвечать в случае подобных вопросов. Я делаю круглые глаза, виновато глядя на него с диванчика, и жалею, что не обладаю способностями Ино и не могу передать ему ответы телепатически. Уж кто-кто, а я знаю, как разговаривать с моей мамой! — Миссия далеко не срочная, — говорит Какаши с таким видом, что я понимаю — дома меня ждет нахлобучка. — К тому же, считайте эту миссию моей благодарностью за вашу дочь. Я страдальчески зажмуриваю один глаз, чуть скаля зубы в гримасе. Какаши, что же ты творишь... Прозвучало крайне двусмысленно, надеюсь, мама ничего не заподозрит... Но мама, к счастью, не столь проницательна, как, к примеру, Пятая. Вместо того, чтобы догадаться о наших с Какаши отношениях, она поворачивается ко мне и упирает руки в бока: — И во что ты вляпалась в этот раз? — А я при чем? — вырывается у меня. — Думаешь, я совсем дура, да? — шипит мама, угрожающе наступая на меня. — Вся эта миссия... Думаешь, я не понимаю, что нас просто пытаются спровадить из деревни? — Ты ошибаешься, — фальшиво улыбаюсь я, вжимаясь в спинку дивана. — Я сама отнесла бы этот документ, делов-то, но я так занята в Госпитале... — Так занята, что посреди своего рабочего дня ошиваешься в кабинете Хокаге? — МОЛЧАТЬ! Я замираю с открытым ртом, не успев высказать то, что хотела. Папа? Это мой папа повысил голос? Мягкий, тихий, веселый папа, который никогда в жизни не орал? Который таракана с кухни выпроваживает, извиняясь при этом? — Вы обе, — папа обвинительно наставляет на нас палец, — забыли, что не в кабаке находитесь? На вас Хокаге смотрит, а вы, как две клуши, все гнездо поделить не в состоянии! — Кизаши, ты... — начинает мама. — Молчи, женщина! — папа поднимает поварешку и грозно нахмуривается. — Приказы Хокаге не обсуждаются, не обсуждались и никогда не будут! Сказано — мы идем в Страну Горячих Источников, значит, мы туда идем! Велено отнести что-то... Документ или желудь в подарочной упаковке — отнесем! Ты, похоже, забыла, что пока еще шиноби Листа? Ведешь себя, как скандальная баба! Какаши бесстрастно наблюдает за перепалкой мамы и папы, а я едва сдерживаю хохот. Уверена, сохранять невозмутимый вид ему помогает исключительно прикрывающая лицо маска. Очень уж смешно выглядят мои родители, когда ссорятся. — Простите, Хокаге-сама, — папа низко кланяется Какаши и дергает маму за руку, принуждая тоже поклониться. — Моя жена несколько переволновалась за Сакуру. — Ничего, я понимаю, — спокойно отвечает Какаши. — Все в порядке. — Мы выдвигаемся немедленно или у нас есть время собраться? — Несколько часов у вас есть, — Какаши косится на стоящее над горизонтом солнце. — Но выходить нужно сегодня. — Есть, — по-солдатски четко отвечает папа и тянет маму за руку. — Разрешите идти? — Идите, — благостно кивает Какаши, опускаясь в свое кресло. Когда папа тянет маму к двери, она вдруг вырывает у него свою руку и поворачивается ко мне, меча глазами молнии. Я сплетаю на груди руки, демонстрируя, что все еще обижена. Если она опять начнет кричать, я... Но мама не начинает скандал заново. Она только вздыхает и говорит: — Папа напек оладьи. С собой их не взять, есть будет некому. Заходи и забирай, поужинаешь домашней едой. — Спасибо, мам, — к горлу подкатывает комок и я чувствую себя немного виноватой. — Можешь пожить у нас в доме, — мама смотрит на стену за моим плечом, упорно избегая взгляда в мои глаза. — Пока нас с папой нет. И вообще, хватит мотаться по друзьям, возвращайся домой. — Мам... Я заливаюсь краской так сильно, что хочется провалиться на месте. Кошусь на Какаши — он смотрит куда-то на потолок, всем своим видом демонстрируя, что не вмешивается в семейные разборки и вообще крайне увлечен поздней осенней мухой. Я набираю воздуха в грудь и признаюсь: — Я... Не у друзей живу. И домой не перееду. Я... не одна. Понимаешь? Мама чуть не роняет сковородку, мгновенно забывая о том, что в кабинете, кроме нашей семьи, находится еще и Хокаге. — Кто? — требовательно спрашивает она. Еще один быстрый взгляд на Какаши — он так внимательно смотрит на чертову муху, будто пересчитывает волоски на ее чертовых лапках! Пожа-а-алуйста, выпроводи их!.. Никакой помощи. — Я не скажу пока, — твердо говорю я, избегая, правда, взгляда мамы. — И Ино не скажет, можешь к ней не ходить. Когда я буду готова, я обязательно познакомлю вас. — Надеюсь, это не еще один ужасный человек с богатым преступным прошлым, — фыркает мама угрожающе. — Ты никогда не разбиралась в парнях, милая. Стоило обратить внимание на другого сокомандника, через несколько лет была бы женой Хокаге... — МАМА! Я вскакиваю и тяну маму к двери, пытаясь поскорее ее выпроводить. Как же мне иногда бывает за нее невыносимо стыдно! — Вам пора! — приговариваю я. — Срочная миссия! Очень срочная! — Когда мы вернемся, напомни себя выпороть, — фыркает мама перед тем, как дверь захлопывается у нее перед носом. Я едва удерживаюсь от того, чтобы пнуть закрытую дверь. Злость на маму переполняет меня настолько, что кажется, вот-вот из ушей пойдет пар. У меня даже волосы на затылке начали шевелиться! — Кажется, Сакура-химе не в духе? — Какаши подходит ко мне со спины и обнимает за плечи, утыкаясь губами в мою макушку. Я молчу, стараясь не вскипеть, как забытый на плите чайник. Не сразу мне удается расслабиться, но, наконец, гнев несколько утихает и я позволяю посадить себя на диванчик, чтобы сразу же сплести руки на груди и закинуть ногу на ногу в максимально закрытом жесте. — Я — джонин Листа! — восклицаю я. — Почти что начальница огромной супер-современной больницы! Взрослый человек, в конце концов! Когда мама перестанет меня позорить всякий раз, как открывает рот? — Кажется, ты несколько преувеличиваешь, — улыбается под своей маской Какаши, опускаясь рядом и потягиваясь, как огромный кот. — Мебуки, конечно, своеобразная женщина, но… — Давай без “но”, — фыркаю я. — Надеюсь, эта их миссия продлится лет десять. Лучше бы ты послал их на Луну! Какаши едва слышно смеется и притягивает меня к себе на грудь. Я мгновенно размякаю в его руках, как оброненное в чай печенье. — Похоже, у вас достаточно натянутые отношения, — замечает Какаши осторожно. Я кривлю губы в гримасе, прежде чем ответить: — Натянутые, как струны сямисэна. Представь: прихожу домой после тяжелой операции, довольная собой, собрала человека по кусочкам, рассказываю маме… Ой, говорит, лучше бы ты посуду помыла. Это вообще нормально? Я их, конечно, люблю и не хочу, чтобы они пострадали, но некоторые отношения хороши на расстоянии. — Это я не могу комментировать, — вздыхает Какаши. — В чем я полный профан, так это в отношениях родитель-ребенок. — Зато в отношениях учитель-ученик у нас все… ммм… — Маленькая вредная мышка, — Какаши легонько щипает меня за бок, и я притворно взвизгиваю — тихонько, чтобы не услышала бдительная побитая охрана. — Ты ведь понимаешь, что однажды придется им сказать, что мы… — Только не это! — в панике я чуть не вскакиваю с диванчика, но Какаши обхватывает меня поперек талии и не дает этого сделать. — Нет, нет, нет, я даже боюсь представить масштабы этого скандала! — А придется, — Какаши чуть прикусывает мое плечо через два слоя ткани. — Если, конечно, ты не решила сменить действующего Хокаге на будущего. — Шутишь, да? — обиженно передергиваю плечами я. — Смешно тебе. А мама спит и видит меня в роли жены Хокаге. — Это можно устроить, — мурлычет Какаши мне в ухо. Я так и замираю, боясь пошевелиться. Восторженный вопль внутренней Сакуры вонзается в мозг не хуже сэнбона. — Хокаге-сама договорится, и я восприму это как предложение руки и сердца, — шучу я деревянными губами. Какаши чуть разворачивает меня за плечи и я оказываюсь с ним лицом к лицу. Сердце так и подпрыгивает в груди в такт с воплями внутренней. Какаши, наконец, стаскивает свою маску — я даю себе твердый зарок однажды ее утащить и где-нибудь потерять. — Я люблю тебя, Сакура, — шепчет Какаши, привлекая меня к себе. “Сейчас поцелует”, — проносится у меня в голове сладкая предвкушающая мысль. Я прикрываю глаза, чуть запрокидывая голову, чтобы Какаши было удобнее. Сейчас моих губ снова коснется аромат черешни и зеленого чая — запах Какаши, который я ни с чем никогда не перепутаю. Я уже готова пить его всеми порами своего тела… БАБАХ! — Пятая-сама, — вздыхает Какаши, и его руки исчезают с моей талии. — Ну, вы бы хоть стучались, честное слово...