За углом начинается рай

Какаши осторожно опускает меня на холодный каменный пол, выдыхая сквозь зубы. Я машинально вцепляюсь ему в запястье, заставляя сесть рядом со мной. Внутри все так и дрожит, как заячий хвост: буквально несколько минут назад мой жизненный путь мог окончиться в темноте и пустоте, и не осталось бы ничего, что можно было бы похоронить… - Чертова лестница, - рвано кашляю я, пытаясь расстегнуть колючий шерстяной плащ. - У меня определенно какие-то особые отношения с ними! - Ты в порядке? - Какаши помогает мне справиться с пуговицами и страдальчески морщится, разведя полы плаща. - Ох, мышка, прости меня. - Ты ни при чем, - мотаю я головой. Весь мой живот и верхняя часть бедер представляют собой сплошной синяк. Коварная лестница чуть меня не угробила! Ни я, ни Какаши не ожидали, что казавшаяся безопасной ступенька преподнесет такой сюрприз - уже после того, как Какаши ее преодолел, в стене открылся потайной лючок, и в меня, не ожидавшую подобной подлости, на огромной скорости влетел увесистый мешочек с песком. Он был так тяжел и так быстро двигался, что меня буквально снесло с короткой ступеньки. Если бы я не завопила от неожиданности и невыносимой боли - показалось, будто меня разорвало пополам, - если бы Какаши спустился ниже, чем на один шаг, если бы он не успел схватить меня буквально за кончики пальцев… - Ты уверена, что ты в порядке? - Какаши хмурится, разглядывая мой быстро наливающийся багровой синевой живот. - Вдруг у тебя разрыв чего-нибудь, или кровотечение, или… - Или я - хорошая ученица своей наставницы, - устало перебиваю я, - и успела прикрыться чакрой. Шаннаро! Какаши, не смотри, я некрасивая! - Я тебя донесу, - не терпящим возражений голосом говорит Какаши. - Один из дежурных АНБУ владеет Мистической ладонью и может тебя осмотреть. - Трусами перед ним светить? - прихожу я в искусственный ужас. - Нет и еще раз нет, они не парадные! И, не успевает Какаши отреагировать на мое зубоскальство, как я добавляю с легкой ухмылкой: - Смотри, что я могу. Не переставая улыбаться, я с вызовом гляжу на Какаши, наблюдая, как он реагирует на изменения, происходящие с моим телом. Уже практически черный, кровоподтек становится сначала бордово-синим и стремительно начинает желтеть. Я невольно морщусь: как же сильно колет всю кожу, чешется неимоверно! Но смесь эмоций, которую я вижу в глазах Какаши, буквально вынуждает меня принимать расслабленно-беспечный вид: мол, ерунда. Мелочи. На самом деле удар, нанесенный с такой силой, у любого другого шиноби вышиб бы кишки через горло, разорвал бы в лохмотья печень и заставил бы долго и мучительно блевать кровью перед смертью. У любого другого шиноби, не обучавшегося у Пятой-сама, точнее сказать. Уж как она меня гоняла, как лупила, пока я не научилась держать защиту вокруг органов даже во сне! Но Какаши этого знать не обязательно, ведь так? - Вот и все, - заявляю я спустя десять минут, поднимаясь на ноги. - Видишь? Я в полном порядке. - Он все еще зеленый, - хмурится Какаши. - Не хочу тратить много чакры, - отмахиваюсь я. - Какаши, не переживай за меня. На мне все очень быстро заживает даже без использования Бьякуго. Почти так же быстро, как на Наруто. Веришь? - Обещай, что попросишь Пятую осмотреть тебя, когда все это закончится, - требует Какаши. Я согласно киваю, лишь бы он перестал переживать. - Холодно здесь, - я следую за Какаши, делая вид, что вовсе не пытаюсь перевести тему разговора. - Все же мне очень интересно, насколько мы глубоко под землей. Какаши молчит и только хмурится, отмеряя гулкие шаги по каменному полу. Его молчание заставляет замолчать и меня - я только растерянно посматриваю на его напряженную спину и закаменевшие плечи. Вот только молний сейчас нет - значит, не сердится. Не сердится ведь? Вроде как и не на что… - Я его не видел, - сердито пнув подвернувшийся под ногу маленький камешек, говорит, наконец, Какаши. - Я не видел его. Почему мешок среагировал на тебя, а не на меня, мышка? - Ну… Не знаю, - пожимаю я плечами, поспевая за ним. - Кто строил это место, Мадара или не Мадара, уже не узнаешь, но одно я знаю точно - дураком он не был. Все ловушки, если ты заметила, спроектированы реагировать на того, кто идет впереди. На человека с шаринганом, а не на его спутника, - Какаши снова от души пинает несчастный камушек. - Я не заметил мешок. Но это меня он должен был сбить с ног. Что-то с этим местом не так… - Твой шаринган! - вдруг вспоминаю я. - Наруто вернулся, тебе стоит… - Я уже с ним разговаривал, - тихо перебивает Какаши, упорно не поворачиваясь ко мне лицом. - И как? - сердце так и замирает в груди, и я спотыкаюсь на ходу от волнения. - Он сможет все исправить? - Если бы Наруто мог, как думаешь, стал бы я с тобой спускаться сюда? От горечи начинает щипать в глазах и носу. Я даже несколько отстаю от Какаши, чтобы переждать это вновь нахлынувшее чувство отчаяния. Наруто не сможет помочь. Какаши предстоит ослепнуть на один глаз, ох, Ками! И как именно его уговаривать принять донорский орган после того, как я видела одного из клонов "вживую"? - Все нормально, мышка, - Какаши останавливается, дожидается, пока я поравняюсь с ним, притягивает к своему боку и лохматит мне макушку усталым жестом. - Я примерно этого и ожидал. Никто не может быть настолько сильным. Он - джинчуурики, но все-таки не бог. - А было бы здорово, - вздыхаю я. - Распустили бы штат ирьенинов по домам, заменили бы всех одним Наруто… - И окончательно лишили бы беднягу личной жизни, - хмыкает Какаши. Он отпускает мои плечи, но вместо этого берет за руку. Я гляжу под ноги и сразу понимаю, зачем: пол исчез, и только бесконечная чернота скалится снизу. Но в этот раз ей меня не провести: я помню, что все это - иллюзия, и на самом деле я шагаю по каменному полу, а вовсе не плыву по воздуху. У нас за спиной, невидимые, стоят колоссальных размеров ворота, способные удержать за собой даже беснующегося биджуу. В этот раз я не вижу их, но мне и незачем. Интересно, как долго мы тут находимся? Сколько времени будет на часах, когда поднимемся? Успею ли я сделать какие-то элементарные приготовления или трижды пожалею, что не захотела разделить ответственность хотя бы с Ино? Только вот… Пятая наверняка уволит меня после того, что я собираюсь сделать. Хоть она и намерена поставить меня над всеми остальными ирьенинами, формально я пока остаюсь ее подчиненной. А Тсунаде-сенсей мало что не любит так же сильно, как самодеятельность сотрудников. - Пятая меня уволит, - со вздохом озвучиваю я свои опасения, сжимая руку Какаши чуть сильнее, чем надо бы. - И спасибо, если уволит, а не прибьет. - Почему? - удивленно оглядывается на меня Какаши. - Разве ты собираешься сделать что-то плохое? - Она очень не любит, когда ей лезут через голову, - я состраиваю унылую гримасу. - И знаешь, в целом она будет права, наверное. И Шизуне, думаю, тоже права. Быть хорошим сотрудником - не значит стать хорошим руководителем. - Ну, не буду спорить, это утверждение можно считать истинным, - пожимает плечами Какаши. Я ожидаю, что он продолжит свою мысль, но Какаши молчит, и мне приходится пихнуть его локтем в бок, возмущенно насупившись: - Ты два часа тому назад утверждал, что работа старшим ирьенином создана для меня и я отлично справлюсь! А теперь соглашаешься с Шизуне? Может, она вам все-таки нравится, Какаши-сенсей? А? - Вот же маленькая вредина, - голос Какаши становится искренне удивленным. - Я всего лишь хотел сказать, что не каждому дано командовать. Но это же не значит, что ты должна отказываться от места, даже не попытавшись! - Но что мне делать? - я запрокидываю голову, встречаясь взглядами с иллюзией бесконечной пустоты надо мной. - Как правильно быть начальником? Я ведь никогда никем не командовала! В нашей команде главным был всегда Наруто! - Вообще-то, главным был я, - замечает Какаши. - Формально - да, - ехидно замечаю я и подпрыгиваю от неожиданности: Какаши умудряется чувствительно ущипнуть меня за задницу через толстую шерстяную ткань. - В свое время твой старый, формально главный, сенсей был еще и лидером команды АНБУ, - Какаши с видимым сожалением убирает руку с моего зада. - Уж чему, а правилам хорошего командира я тебя научить смогу. - Если Пятая меня не уволит, - уныло киваю я. - А если уволит - возьмешь меня в АНБУ? Я могла бы ходить на миссии, как медик… Шаги Какаши даже сбиваются с ритма от неожиданности. И вот она - ярко-синяя молния, проскочивщая по широким плечам с едва слышимым треском! - Нет, - отрезает Какаши беспрекословно. - В АНБУ ты не попадешь ни при каких обстоятельствах. - Но почему? Я - хорошо обученный джонин с навыками выше среднего, я справлюсь! Да я могу любую операцию провести в полевых условиях, не только дырки от кунаев залечить! - Я сказал - нет, - шерстяной плащ Какаши уже весь так и трещит, наэлектризованный донельзя. - У тебя нет качеств АНБУ. - Вот сейчас обидно было. Это каких таких качеств у меня нет? - фыркаю я. - Типичная женщина, - вздыхает Какаши. - Сама придумала, сама обиделась. Сакура, почему именно АНБУ? Тебе так хочется, чтобы я стал твоим непосредственным начальником и орал на тебя на планерках? Если мышке хочется пожестче, так я… - Нет, нет, не переводи тему, - надувшись, говорю я. - Мне просто интересно, почему я не гожусь для АНБУ. В конце концов, много у нас в деревне ирьенинов, способных не только спасти свою команду, но и надрать зад врагу? - А еще - быстро и безболезненно убить членов своего отряда и себя, если есть хоть малейший шанс попасть в плен? - тихо и как-то безжалостно продолжает Какаши. - Знать три тысячи способов прервать человеческую жизнь, не касаясь и пальцем? Уметь пытать пленника несколько часов подряд, не слушая его мольбы о смерти? Сакура, ты понятия не имеешь, чем именно занимаются АНБУ! Думаешь, они просто носят забавные маски и иногда ходят на задания с повышенным риском? Тебе действительно хочется участвовать в акциях устрашения, убивать мирное население, даже детей? Ты знаешь, каково смотреть на своих товарищей и видеть перед собой гробы с их мертвыми телами? Твой близкий друг будет разговаривать с тобой, смеяться, а ты будешь мысленно прикидывать, как убьешь его, если поступит приказ… - Пожалуйста, замолчи! Я зажмуриваюсь, затыкаю уши и отворачиваюсь, пытаясь отгородиться от вставшей перед глазами картины. В мозгу все ещё бьют набатом ужасные слова Какаши, как бы я ни старалась их забыть. Когда на мои плечи ложатся теплые широкие ладони, я чуть не взвизгиваю, будто это не ласковое прикосновение, а удар. - Видишь, - Какаши успокаивающе поглаживает меня по спине, помогая продышаться. - По одной твоей реакции сразу понятно, что АНБУ - не твое. - Как, как, как? - вырывается у меня горький возглас. - Как? Ками, я ведь тоже шиноби, я убивала, я видела всякое, но это же за гранью добра и зла! Какаши, неужели ты тоже делал все эти ужасные вещи? Ты? Как ты смог? Ты ведь такой добрый!!! - Доброта не есть глупость, мышка. Глупость - это жалеть врага в ущерб своей деревне и своим товарищам. АНБУ жертвуют своими жизнями и душевным здоровьем, чтобы рядовым шиноби жилось хотя бы немного спокойнее. И вообще… Со временем любой боец АНБУ покрывается такой коркой, что вообще перестает воспринимать человеческие эмоции, и свои в том числе. Вот почему так мало бывших АНБУ. Они уже не умеют жить по-другому. Ты там что, плачешь? - Нет, - шепчу я. - Вовсе нет. - Пойдем, мы почти пришли. Я покорно переставляю ноги, волоча их в сторону хранилища. Какаши держит меня за руку, периодически виновато поглаживая большим пальцем по запястью, будто извиняется за ужасные слова, сказанные в попытке оградить меня от ужасной ошибки. Нет, нет, определенно точно в АНБУ я не хочу! С чего меня вообще посетила идея вступить в их ряды? Я предпочту честный, открытый бой с противником и уж точно не стану никого пытать и мучить! Вот только… Я поднимаю глаза на Какаши и не могу представить его пытающим детей и женщин чудовищем. Командир отряда… Значит, ему приходилось отдавать приказы? - Какаши, - шепотом зову я. - А ты… Успел обрасти коркой? - Мышка, давай забудем этот разговор. Мне вообще не стоило… - Пожалуйста! - взмаливаюсь я, дергая его за руку. - Прошу! Ты знаешь обо мне все, я тоже хочу знать! - Даже такую грязь? - Даже такую грязь! Я сама не замечаю, как бездна под ногами вновь сменяется гладким каменным полом. Почти пришли, значит. Скоро покажется простая деревянная дверь, за которой прячутся такие тайны мироздания, которые простым людям, вроде нас, знать совершенно не стоит… - Чего я только в АНБУ не повидал, - ворчит Какаши недовольно. - Тебе совершенно не стоит этого знать. Проще вспомнить, чего я не делал, чем… - Девушек не трогал, - перебиваю я, вспомнив откровения Паккуна. - И чуть не умер, избитый. - Паккун? Вот же язык без костей! - фыркает Какаши, внезапно развеселившись. - Что он тебе наплел? Дай угадаю! Сказал, что меня свои же покалечили, да? Внезапно чувствую себя полной дурой и только киваю, подтверждая догадки Какаши. - Не слушай этот блохастый тапочек, - смеется Какаши. - В любом отряде действует жесткая субординация, это верно, но меня никто не калечил за тот случай. То, что куноичи периодически насилуют, если взяли в плен, к сожалению, правда, но было все немного не так, как тебе наплел Паккун. На самом деле ее хотели немного напугать, чтобы развязать язык. Но пойми и ты - маленькая засранка украла важный документ, его необходимо было вернуть любой ценой. Никто не знал, что она прячет ампулу с ядом в зубе. В АНБУ берут только людей с темным прошлым, это верно, но, поверь, никто из них не получает удовольствия от вида человеческих страданий. Они носят маски зверей, но сами они не звери. Никогда не бойся АНБУ, мышка, любой из них, не задумываясь, отдаст свою жизнь за деревню и каждого из ее жителей. Вспомни Черепаху. Разве он не опекает тебя, как родную? - Опекает, - шепотом признаю я. - Это даже странно. Я, конечно, его лечила, но если вспомнить, как часто в Госпитале бывают члены АНБУ… У каждого ирьенина тогда было бы по телохранителю. Какаши, ты знал, что я его лечила? Ты поэтому приказал именно Черепахе меня защищать? - Что? - в некотором замешательстве переспрашивает Какаши. - Приказал? Нет, нет, вовсе нет, это была его инициатива. Я не имею никакого морального права приказывать Черепахе. Я не успеваю переспросить, что именно имеет в виду Какаши. Дверь в хранилище возникает перед глазами буквально из ниоткуда: вот ее не было, и через мгновение она уже здесь. Вновь отделяюся от стен коридора пять молчаливых теней в серых бронях и звериных масках, положив руки на свои танто. Вспомнив, что делала в прошлый раз, я протягиваю вперед руку с нанесенной на предплечье печатью, и кандзи проступают через мою кожу. Четыре тени из пяти молча кланяются и снова отступают, исчезая с глаз, и только один АНБУ вдруг ведет себя странно: он падает на колени, лбом в пол, чуть ли не задевая головой сандалии отшатнувшегося Какаши. - Что? - требовательно спрашивает Какаши, нахмурившись и машинально потянувшись к бандане. АНБУ не поднимается с колен, но выпрямляется и начинает отчаянно жестикулировать. Я плохо понимаю язык жестов, которым пользуются эти ребята, но у меня получается разобрать жесты "голос" и "можно". - Разрешаю, говори! - нетерпеливо приказывает Какаши. - Что случилось? - У Тануки живот болит, господин Шестой! - АНБУ снова падает в ноги Какаши. - У меня не получается ему помочь! Пожалуйста! Ему нужно наверх, в Госпиталь! - Тануки, выйди! - рявкает Какаши. Тишина. Ни единого шороха около стен, будто бы не затаились между висящими в воздухе пылинками четверо вооруженных мужчин. - Тануки! Это приказ! Вздох, изданный левой стеной, преисполнен великим терпением и укоризной. Снова от нее отделяется тень, и вот я вижу, как молодой длинноволосый шиноби в маске енота опускается на колено перед Какаши, склоняя голову. И чего это они все торопятся упасть ниц, едва увидят Хокаге? Я вот не могу припомнить, падали ли АНБУ в ноги Пятой, хотя она была добра и справедлива ко всем шиноби. Почтение, уважение, благоговение? Пожалуйста. Но так, сходу, в ноги? Это уже не протокол. Это что-то глубоко личное… - Сакура, осмотри бойца, пожалуйста, - сухо говорит Какаши, делая пару шагов назад. - Тануки, разрешаю тебе говорить с Сакурой-сан. - Снимите маску, Тануки-сан, - прошу я, мельком оглядев позу парня. Кажется, АНБУ-медик не солгал и был совершенно искренен в своем порыве: Тануки выглядит, как человек, у которого смертельно болит живот. Он даже на коленях стоит с трудом. Как же этот бедолага нес свою службу, молча стоя у стены, неподвижный, безмолвный? Или режим каменного истукана включается у них лишь в присутствии Каге? Впрочем, мне некогда рассуждать - я хочу увидеть лицо бойца. - Нет, - упрямо мотает головой Тануки, отказываясь снять маску. - Это важно. Я хочу посмотреть на ваши глаза и кожу, - продолжаю настаивать я. - Простите, госпожа доктор, - слабым от боли голосом заявляет Тануки, - но нет. Собака ошибся. У меня ничего не болит. Я могу нести вахту! - Хорошо, - вздыхаю я. - Какаши-сенсей, мне нужно срочно отойти вот туда, за поворот. Разрешите, Тануки будет сопровождать меня? Я - хрупкая женщина, и мне так страшно ходить здесь одной… - Конечно, - в единственном открытом глазу Какаши скачут бесенята, но он умудряется сохранять серьезный вид. - Тануки, охраняй Сакуру-сан любой ценой, это приказ! - Да, господин Шестой, - браво выпаливает боец и встает на ноги, неловко покачнувшись. Обнажив танто, он решительно выступает вперед, "провожая" меня. Я терпеливо следую за ним, пока дверь в хранилище и боевые товарищи Тануки не остаются достаточно далеко. Ещё несколько минут пути, и мы наверняка вышли бы к воротам, но тут Тануки роняет на пол свой танто и едва не падает следом. Я едва успеваю подставить плечо, принимая на свою спину вес бедолаги, и опускаю его на холодный пол. - Госпожа доктор, - в голосе Тануки сквозит невыносимая боль. - Пожалуйста… - Ох, мальчишка! Я торопливо раздеваю АНБУ, расстегивая ремешки его брони, задираю тонкую водолазку под ней и обнажаю живот бойца. Понятия не имею, почему назвала Тануки мальчишкой - воины в масках для меня все похожи, по спинам и волосам возраста не определить. Но только мальчишка будет упрямо отрицать, что болен, лишь бы не показать свою боль товарищам! Будто его товарищи никогда не болеют, не страдают расстройствами желудка, не ходят, извините, в туалет, и тем более никогда не обращаются к медикам! Воистину, пока кунай в спине спать не мешает, не почешутся! - Болит? - я тянусь к животу АНБУ. - Руки убери, я только потрогаю! - Не болит, - Тануки прерывисто дышит, когда я начинаю осторожно касаться твердого, как доска, живота. - И как долго "не болит"? - машинально переспрашиваю я, нажимая под правым ребром. - Четыре дня, - Тануки снова пытается прикрыться, но получает чувствительный шлепок по рукам. - Давно служишь в АНБУ? - я нажимаю на пупок, пытаясь пустой болтовней отвлечь парня. - Два месяца, - стонет Тануки. Ясно. Понятно. Мальчишка! Закатываю глаза, мысленно ругая новобранца за глупость. Так стремился выслужиться, доказать, что достоин маски и места, что терпел невыносимую боль. Это только кажется, что шиноби может терпеть боль сутками, не обращая на нее внимания! На самом деле боевые ранения действительно практически не замечаешь - в боевом-то запале, но вот такую боль не заметить невозможно! Она выматывает, изнуряет, не позволяя спать, пошевелиться, поесть. Сильные мужчины - посильнее этого сопляка! - приползали, как сейчас помню, в Госпиталь сдаваться после того, как съели на миссии незнакомую еду или ошиблись в опознавании ягоды. А этот - смотрите! - храбрится, а сам сейчас заплачет. Плохо. Живот твердый, как доска, и это вовсе не из-за накачанного пресса. - Четыре дня, говоришь, не болит? - ласково спрашиваю я Тануки. - А что кушал? - Ничего, - стиснув зубы, цедит парень. - Ну, мне-то не рассказывай. С "ничего" животы не болят. Точнее, болят, но не так. А ну не врать доктору! Что ел? - Данго сверху принес, - шипит Тануки страдальчески. - Данго, значит… Быстро, чтоб сократить мучения больного, я обминаю весь его живот и, наконец, выделяю самую чувствительную область. Мне даже не нужно снова просить снять маску - я и так знаю, что кожа у Тануки серая и липкая от холодного пота, слизистые - сухие, а губы - обкусаны. Данго.. Вполне безобидное лакомство. Отравиться им - это нужно постараться. Тут что-то другое… - Я сейчас буду смотреть тебя чакрой, - предупреждаю я. - Немного будет щекотно, шевелиться нельзя. Слышишь, Тануки-сан? - Да. - Вообще нельзя шевелиться, понял? Представь, что ты на секретном задании, сидишь в засаде, а вокруг - враги. И все вооружены до зубов! У них отряд сенсоров, а у тебя - секретный свиток, и его очень ждут в Конохе! И ты сидишь тихо, как мышка… Забалтывая парня, я ввожу окутанную чакрой руку в его живот. Отвернувшись, Тануки мужественно терпит, будто действительно сидит в засаде, окруженный взводом неприятеля. Я пускаю в ладонь немного чакры. Чакра - это глаза и уши ирьенина, чакра помогает мне заглянуть в человеческое тело так же верно, как при вскрытии я заглядываю в разрезанный труп. Картина, открывшаяся мне, меня не радует. Совсем не радует. Но это не то, что я ожидала увидеть… - Тануки, - ласково зову я. - Да, госпожа доктор? - Данго любишь, малыш? - продолжаю я зубоскалить. "Малыш" кивает, сопя под маской. - Так вот что я тебе скажу, солнышко, - я мягко начинаю извлекать руку из тела АНБУ. - Данго нужно кушать без зубочисток. Не успевает парень отреагировать, как я вытаскиваю руку совсем. На моей ладони лежит крохотный, но острый обломок деревянной шпажки, на которых обычно подают данго. Тануки чуть приподнимается на локтях, издавая изумленный возглас, но тут же падает обратно, хватаясь за живот. - Тихо, тихо, тихо, - мне приходится приложить немного усилий, чтобы отвести руки Тануки от больного места. - Я еще не закончила. Очень неудачно ты полакомился данго, Тануки-сан. Зубочистка воткнулась в ткани и вызвала воспаление. Как ты вообще терпел? Тебе наверх надо, без разговоров. - Вахта, - снова принимается сопротивляться АНБУ. - Еще полторы недели. Собака полечит. Все нормально! - Хочешь причинить неприятности Шестому-сама, умерев на дежурстве? - прищуриваюсь я. - Хм. Да, ты прав, мелочи жизни. Мне стоит что-то передать твоей матери? Кажется, теперь до Тануки доходит. Он перестает пытаться встать и покорно лежит, пока я использую на нем Мистическую ладонь. Я и так прекрасно все поняла о состоянии Тануки, но мне нужно напугать его до полусмерти. А как напугать АНБУ, людей, которые не просто знают, что рано или поздно умрут? Они уже считают себя мертвыми. - Собака - один из лучших АНБУ-медиков, - цедит Тануки, продолжая упрямиться. - Может, он не ученик госпожи Пятой, но тоже может многое! Вздыхаю. Неужели придется читать парню лекцию о различиях АНБУ-ирьенинов и обычных, госпитальных? Одно дело - ускорить регенерацию в ране, заставляя молодую ткань заполнять дыру в боку, оставленную пропущенным кунаем, найти запирающую кровь траву в лесу или замедлить распространение яда. И совсем другое - убрать первопричину болезни. Какой смысл в технике, используемой на раздавленном Песчаным гробом теле, если никто не удосужится собрать в правильном порядке размозженные кости и сухожилия? Да, молодой АНБУ в маске енота прав, в деревне есть и другие ирьенины - и принадлежащие к АНБУ, и госпитальные. И учились они не у Пятой-сама, тем не менее, исполняя свою работу хорошо и вовремя. Только почему же никто из этих великолепных ирьенинов не смог помочь покалеченному Ли и лежавшему в коме после гендзюцу Саске, пока Пятая-сама не вернулась в деревне? Не потому ли, что у Пятой совершенно иной подход к самому понятию ниндзя-целительства? - Послушай меня, Тануки, - начинаю я говорить, пуская в голос металлические нотки. - Я очень далека от службы АНБУ и, честно говоря, знать не хочу, какие вы миссии выполняете. Но господин Шестой совсем недавно мне объяснил, что далеко не каждый шиноби сгодится в АНБУ. И если он выбрал тебя, доверил тебе беречь нашу деревню, значит, ты ему нужен. Храбрость не равняется глупости. От того, что один боец оставит свой пост, господин Шестой пострадает меньше, чем если потеряет перспективного воина. У тебя в животе - сильное воспаление. Его нельзя исцелить Мистической ладонью - токсины уже пошли в кровь. Тебя нужно оперировать. Как только мои коллеги удалят некроз у тебя в животе, можно будет использовать чакру и поставить тебя на ноги за считанные часы. Останешься тут - умрешь и подставишь своего командира. В Конохе не так уж и много шиноби, которыми можно заменить погибшего АНБУ. И сразу же, пока Тануки переваривает мои слова, добавляю, преисполнившись вдохновения: - Ценность жизни шиноби определяется в момент его смерти. Жизнь шиноби коротка. Но как именно ты хочешь умереть? В бою, защищая свою деревню и Волю Огня, или в жару и бреду, долго мучаясь от боли, с гниющим изнутри телом? - Я понял, госпожа доктор, - сдается, наконец, АНБУ. - Я сделаю, как прикажете. Помогаю парню подняться на ноги. Он стоит уже заметно лучше - занозу из его тела я достала, да и боль временно сняла. Но все это потеряет смысл, если не очистить его рану изнутри. Надеюсь, временное облегчение не обманет Тануки… - Сколько тебе лет, Тануки? - спрашиваю я из любопытства. - Двадцать три, - машинально отвечает он. Мой рот расползается в улыбке: - Мальчишка! Мне не нужно снимать с Тануки маску, чтобы понять, что тот тоже улыбается во весь рот. Вернувшись к двери, я уже не нахожу там Какаши. Ни его, ни стражников в звериных масках. Качнувшись к стене, Тануки мгновенно исчезает между танцующими в воздухе пылинками. Ками, если это техника Камуфляжа, то исполнена она с невообразимым мастерством. Интересно, если протянуть руку, удастся ли их коснуться? Впрочем, у меня еще есть, чем заняться. Как бы я ни спешила помочь Хинате, для ирьенина все пациенты должны быть одинаково значимы. Как же хорошо, что этот "мешок с камнями" можно хоть на время спихнуть со своей спины! - Собака-сан! - зову я коллегу-медика, крутя головой по сторонам. - На пару слов, пожалуйста! Черт, и как привыкнуть к тому, как эти стражники буквально вываливаются из складки между мирами? Вот Собаки не было, и вот я уже вижу перед собой белую фарфоровую маску с красными узорами и смешно торчащими собачьими ушками. Он, кажется, снова хочет упасть передо мной на колени, но я уже оказываюсь быстрее и не позволяю этого: - Хватит пыль по полу собирать, - советую я, наверное, излишне резко. - Нужно поговорить. Отведя Собаку за угол, туда, где я лечила Тануки, я показываю ему извлеченный из тела бедолаги кусок зубочистки. Возглас раскаяния, изданный Собакой, дробится на отдельные слоги и поднимается под самый потолок, оставаясь там. - Что у вас есть из лекарств? - деловито спрашиваю я, поднимая волосы наверх. Лишь попытавшись собрать их в хвост, я вспоминаю с досадой, что у меня нет резинки. Да и слишком короткие волосы не хотят ложиться в более-менее приличную укладку. Тем временем Собака лезет рукой под броню и извлекает небольшой свиток. Раскатывает по полу и прикусывает палец, извлекая каплю крови. - Вот, - говорит Собака, призвав из свитка свой арсенал. - Это все. Мне не приходится ни раскупоривать пузырьки, ни нюхать содержимое, чтобы опознать каждое из лекарств. В конце концов, половину из этих пузырьков наверняка заполняла я. Отодвинув бесполезные сейчас снадобья, я выделяю несколько настоек и составляю в шеренгу, затем пробую на язык один из порошков и сразу же вытираю губы прямо рукавом, пытаясь избавиться от горечи во рту. - Тануки дадите все это прямо сейчас. Нам с господином Шестым нужно поработать в хранилище, и я понятия не имею, когда мы сможем забрать вашего коллегу наверх. - Есть, - четко, будто своему командиру, рапортует Собака, и сразу же опасливо интересуется: - Доктор-сама, я виноват? Как бы мне ни хотелось оправдать коллегу и снять груз с его совести, видимо, придется быть строгой начальницей. Мысленно взываю к Пятой: сенсей, направьте мою речь правильно! - Вы ничего не смогли бы сделать в таких условиях, - сухо отвечаю я, радуясь, что не вижу лица переживающего за свою ошибку АНБУ. - Тануки нужна операция, и срочно. К тому же, послать за помощью отсюда, как я понимаю, затруднительно. Но инородное тело вы, тем не менее, просмотрели. Если извлечь занозу сразу, тело легче справится с воспалением, вы должны это знать. Щепка не была в труднодоступном месте, достаточно было залезть Тануки в живот. - Но он не позволял дотронуться до себя… - Собака замолкает, осознав, как жалко сейчас звучат его оправдания. - Позволял или нет, это уже ваша проблема, - жестко заявляю я. - Как мы, госпитальные, работаем с детьми, которые верещат в ужасе только от одного вида ирьенина в обозримом пространстве? У вас, АНБУ, достаточно жесткая иерархия. Не позволял осмотреть добром - так приказали бы! Если мне не изменяет память, ирьенин в команде немногим меньше лидера, не так ли? Плохо уговаривали, доктор, очень плохо. Я должна буду доложить госпоже Тсунаде о необходимости вашего дополнительного обучения. Извините. - Да, доктор-сама, - крайне виноватым голосом отвечает Собака. - Разрешите идти? "Ничего себе, - оживает вдруг призрак в моей черепной коробке. - Да госпожа плакса ведет себя, как начальница?" "Изыди, пожалуйста", - мрачно думаю я, следуя за Собакой обратно к хранилищу. "Не отрицай. Тебе это нравится. Почувствовала власть, да?" "Я много училась, чтобы достичь своего уровня. Этот АНБУ должен быть опытнее меня, он же… АНБУ!" "В то время, пока ты книжки читала и рыбу лечила, этому АНБУ приходилось учиться в поле, на умирающих товарищах. А ты - ханжа. Жаль, твои сиськи не настолько велики, как твое чувство собственной важности". "Ты чего вообще пристала?" - возмущаюсь я, поворачивая ручку двери в хранилище. "Ничего, - хмуро бурчит внутренняя. - Просто меня бесит, когда ты натягиваешь корону на свой широкий лоб. Отчитала взрослого мужика, как мальчишку. Сама-то без Бьякуго на многое способна? Если бы Пятая тебя не научила печати, с твоим уровнем чакры ты стала бы максимум санитаркой. Привыкла к удобствам, операционную ей подавай…" Ну, здорово. Теперь, стараниями внутренней, я чувствую себя еще паскуднее, чем после разговора с Шизуне. Вздохнув, прикрываю за собой дверь. Услышав щелчок замка, из-за одного из стеллажей выглядывает Какаши, еще более растрепанный, чем обычно: - Я начал собирать свитки, которые могут понадобиться, но ничего в них не понимаю. Боюсь, просматривать их придется тебе самой. Повинуясь лавине нежности, обрушившейся на мою голову, шагаю к Какаши и утыкаюсь губами куда-то в грубую шерсть дорожного плаща. - Спасибо, - мой голос срывается на мгновение. - Что бы я делала без тебя. - Жила бы спокойно, - бормочет Какаши, вытягивая еще один свиток со стеллажа. - И не чистила бы одежду от собачьей шерсти по утрам. Хихикнув, принимаю из рук Какаши охапку разномастных свитков. К сожалению, устроиться в хранилище решительно негде: Мадара или не Мадара, столик и стулья создатель хранилища не предусмотрел. Что ж, придется сидеть на холодном полу. Могло быть и хуже. Это я в АНБУ час назад просилась? Они на снегу спать обучены, а мне холодный пол не нравится… - Как там мой боец? - Какаши выныривает из утробы хранилища с новой охапкой свитков. - Что-то серьезное? - Данго объелся, - ворчу я, мельком просматривая свитки. - Вместе с зубочисткой. - Жить будет? - слышу я новый вопрос. - Будет. Но его нужно наверх поднимать, без вариантов. Нужно срочно оперировать, заражение достаточно сильное. Собака даст ему лекарства, но в его состоянии это максимум три часа отсрочки. - Не продолжай. Заберем Тануки на обратном пути. Спасибо, мышка. От обилия кандзи уже рябит в глазах. Не то, это все не то! Я ожидала найти новую технику, а не рецепты лекарств! Впрочем… Вот этот рецепт надо запомнить. Пятая никогда не одобряла лекарства, куда нужно добавлять кровь, но я прямо сейчас могу назвать несколько случаев, когда это было бы оправдано. Но… Не то! - Почему эти свитки вообще попали в раздел запретных? - раздраженно восклицаю я в пустоту. - Они бесполезны! Ты говорил, здесь держат техники, способные уничтожить мир! Что еще тут можно найти? Кулинарную книгу клана Сенджу? Не успеваю я выплюнуть эту крамолу, как над моей головой проносится шар ослепительно-белого пламени, разбиваясь о стену за моей спиной. Взвизгнув, я прикрываюсь ладонями, будто это может меня спасти. Судя по тому, как Какаши выронил свитки и метнулся через все хранилище ко мне, это пламя иллюзорным не было. Обернувшись, я прикрываю рот ладонью: белое, кажущееся жидким, пламя, утробно урча, пожирает каменную стену хранилища. Отползаю подальше, вовсю помогая себе пятками, а Какаши тем временем складывает печати и обдает стену водой. Не сразу, но возгорание удается потушить. На месте, куда прилетел сгусток огня, остается выеденная оплавленная дыра. - Оно живое, - изумленно выдыхаю я, не сводя глаз со стены. - Тебе кажется, Сакура. Это просто ловушка. - Нет, ты не понял, - я тяну Какаши за руку, вынуждая присесть рядом. - Не пламя. Хранилище живое. - Но… - Молчи, пожалуйста! - взмаливаюсь я. - Мне нужно подумать. Я, кажется, начинаю понимать! Какаши послушно замолкает, замирая, как каменный истукан, в неудобной позе. Я верчу головой, пытаясь уцепиться за ускользающую мысль, и чуть не плачу от досады. Вот же оно, решение, только руку протяни! А я никак не могу сформулировать мысль, кружащую в моей пустой голове! - Что ты видишь своим шаринганом, если посмотреть вокруг? - требовательно спрашиваю я. Какаши зажмуривает свой родной глаз и обводит взглядом хранилище. - Только стеллажи и свитки. Намного меньше свитков, чем вижу без шарингана. - Попробуй прочитать, что тут написано? - я раскатываю по полу один из тугих свитков. - Хмм… Внезапно Какаши усмехается, прикрывая рот ладонью, и косится на меня: - Там рецепт тыквенного супа. - Что? - истерически взвизгиваю я. - Какого-какого супа? - Тыквенного… - Но там же рецепт болеутоляющей мази! - я хватаюсь за свиток и уже сама впиваюсь взглядом в кандзи. - Тыква, сливки, мускатный орех… Я роняю бесполезный свиток на пол, хватаясь за голову. - Мускатный орех, - глупо повторяю я. - Какаши. Оно над нами издевается. Хранилище издевается. Я обмолвилась о кулинарной книге, и теперь оно смеется нам в лицо. Какаши хочет что-то сказать, но я молниеносно прикрываю его рот ладонью. Получив быстрый сухой поцелуй в ладонь через маску, понимаю, что намек понят и он будет молчать. Вот-вот сформируется мысль… - Мадара или не Мадара, этот человек дураком не был, - повторяю я слова самого Какаши. - Было бы глупо, если бы можно было просто зайти в хранилище и взять нужный свиток. В конце концов, шаринган можно и украсть… Не обижайся. - Не обиделся. Продолжай. - Если это место создано с помощью большого количества чакры, значит, оно действительно живое. Я обидела клан Сенджу и хранилище попыталось отомстить. Тут все - не настоящее. Если это место строили и Сенджу тоже… Мысли путаются, будто незримый Мадара, предположительно создавший это хранилище, мешает мои мозги огромной ложкой, не позволяя сделать выводы. Я подбираю под себя ноги и прикрываю глаза, стараясь отключить органы чувств и увидеть это место другими глазами. Странно, но мне здесь не страшно. Было бы логично, если бы я, получившая столько боли от Учихи, здесь не могла бы расслабиться, но на самом деле лестница вниз пугает меня куда сильнее, чем само хранилище. Что, если… - Только ничего не говори, ладно? - я наощупь нахожу пальцы Какаши и легонько сжимаю их. - Еще чуть-чуть… - Я могу помочь? Отрицательно качаю головой, делая вдох поглубже: - Просто держи меня за руку. Закрываю глаза, лишаясь зрения, отключаю слух. И мгновенно оказываюсь в давящем на перепонки вакууме. Единственный шум, который я сейчас слышу - биение собственного сердца, дыхание и звук движения крови по сосудам. Кажется, я слишком взволнована - сердце трепещет, как заячий хвост. Шестьдесят ударов в минуту - слишком много. Я чувствую, что хранилище что-то пытается мне сказать, но белый шум, издаваемый собственным телом, мешает мне сосредоточиться. Нужно успокоиться. Я умею управлять собственным телом. Это очень просто. Чакра контролирует все процессы в организме шиноби. Чакра заставляет сердце биться, легкие - дышать, а желудок - переваривать. При любом мелком ранении к царапине устремится не только кровь, но и чакра, стремясь заживить порез. Чакрой наполнена каждая жилка, каждая венка тела, чакра определяет, когда клетке нужно делиться, как расти и когда умирать. Я умею управлять этой чакрой. Я могу ускорить или замедлить ее движение. Раньше мне приходилось разгонять ее насильно, чтобы заживить рану или свести с поруганного тела синяк, теперь же я максимально замедляю все процессы в теле. Желудок перестает хотеть еды и засыпает первым. Кровь замедляет свой бешеный бег, из горной стремнины становясь ленивым ручьем. Дыхание замедляется, но становится глубже и ровнее. Сердце… Пятьдесят ударов в минуту - это слишком много. Тридцать ударов. Я все еще слышу чавкающе-влажные звуки внутри. Двадцать. Мне становится холодно. Но я отрезаю осязание и перестаю ощущать что-либо. Двадцать - это очень много. Бум, бум, бум - сердце ударяется в ребра, выдавливая из себя кровь в суды. Бум, бум, бум - отзывается моя голова, через которую течет эта кровь. Медленнее, нужно еще медленнее. Я еще не достигла своего предела, я могу больше. Все равно, что перекрывать капающий кран в госпитальном туалете - нет смысла затягивать его посильнее, нужно найти то положение, в котором он перестанет течь. Плавно и медленно. Десять ударов. Кажется, я слышу чей-то голос. Он хочет что-то сказать, он меня зовет. Но проклятый стук сердца мешает мне слушать! Одно понимаю сразу - это не Мадара Учиха зовет меня. Я пробыла Учихой слишком долго, чтобы ошибиться. Нет. Меня зовет кто-то бесконечно добрый. Кто-то свой. Кто-то, к кому хочется прибежать и взобраться на коленки, жалуясь на дразнящих тебя мальчишек. Такой добрый, добрый, как… Как дедушка. Пять ударов. Четыре. Два… - Первый-сама, - выдыхаю я, наконец, понимая, кто меня зовет. Мое тело. Оно остается позади - холодное, неподвижное, едва живое. А я - настоящая я! - поднимаюсь с холодного пола. С пола ли? Но вокруг нет стен, а над головой - потолка. Я стою босиком над бездной, а далеко внизу мерцают равнодушные звезды, и теперь я понимаю: это не иллюзия, не бред умирающего мозга. Теперь я действительно здесь. И не одна. Высокий молодой мужчина смотрит мне прямо в глаза. Его волосы распущены и достигают поясницы, блестящие и темные, и, наверняка, очень мягкие. Его белое хаори поверх красного платья не оставляет и тени сомнения: передо мной - Хокаге. Но шляпы я не вижу. Вместо нее умный высокий лоб мужчины обнимает полоска белой ткани с нанесенной на нее символикой. И все же - какие добрые, неимоверно добрые глаза! Они не просто смотрят в душу, они… - Господин Первый, - я пытаюсь опуститься на колено, но молодой мужчина отрицательно качает головой. - Я… Он не говорит мне ни слова, но почему же я чувствую себя нашкодившим ребенком? Хочется расплакаться и повиниться, и я действительно плачу, а слезы, срываясь с лица, падают вниз, проносясь в чернильно-темной бездне яркими всполохами метеоритов. - Я просто… Нет, мне ничего не нужно говорить. Он и так знает все, что у меня на душе, будто причина моего визита в хранилище написана на моем широком лбу огромными буквами. И снова я чувствую себя трехлеткой, потерявшей в высокой траве сандалию… - Я хочу защитить близкого мне человека, - я не открываю рта, но слова, кажется, исходят из самого моего нутра. О ком я говорю? О Наруто? Хинате? Какаши? Кого из них я хочу защитить? Вылечить, спасти, уберечь, согреть? - Даже если это мне будет стоить жизни. Легкий ветерок обдает меня, и я снова вижу себя со стороны, только теперь откуда-то сверху. Я… Я ли? Я совсем взрослая, в непривычно-длинном сарафане, и мои волосы… О, они опять длинные! Длиннее, чем были когда-либо! И… Ракурс снова меняется, и я вижу себя маленькую. Кроху в зеленом платье и в одной сандалии. Трава так высока, я не могу найти вторую… На мою макушку ложится теплая ладонь. И почему-то хочется назвать господина Первого дедушкой. Обнять его красно-белое платье, поднимая наверх - ух, какой же он высокий! - наивные детские глазенки. И совсем не страшно уже, что я стою в космическом вакууме, а подо мной рождаются и умирают звезды. Ладонь на макушке такая теплая… Я закрываю глаза. Но не закрываю глаза. Меня охватывает странное сияние, пробирающееся в самую суть моей души. Кажется, господин Первый что-то говорит мне, но я не слышу его - не теми же ушами, которыми много лет слушала оскорбления и уверения в моей бесполезности. Каждое слово Первого весит тонну, но при этом легче пылинки. И я послушно складываю печати. Много печатей. - Первый-сама… Я тянусь своей детской макушкой к доброй ладони. Я касаюсь ее своими взрослыми руками. Мои такие короткие волосы щекочут мне поясницу… Я чувствую, что за нами наблюдает еще кто-то. Темный, холодный и злой. И звезды над моей головой - холодные и багровые. Но я в безопасности. Я маленькая девочка, и мне только что нашли мою сандалию в высокой траве. - Иди, - говорит Первый-сама. И я иду. Спускаюсь по винтовой лестнице, которая больше не обидит меня. Не вылетит из стены кунай, не ударит в живот мешок с песком, не притаится коварной змеей невидимая в полутьме леска… Я знаю - меня берегут. Я больше не потеряю сандалию. И каждая ступенька под моими ногами - звезда. Я уже вижу свое тело далеко, бесконечно далеко внизу. До него осталось всего три шага… Мои руки вдруг наливаются тяжестью. Удивленно посмотрев на них, я вижу резную деревянную шкатулку. И - я не вижу лица, но слышу голос Третьего так же отчетливо, будто он стоит за моей спиной: - Он тоже мой ученик. И… Как же больно! Сердце горит, варится в кипятке омывающей его крови, сжимается, пытаясь сбежать! Пять ударов в минуту, десять… Задеревеневшие члены начинает сначала немного покалывать, а затем будто сотни сэнбонов впиваются в холодные руки и ноги. Больно! Снова этот шум в голове, снова я слышу, как льется кровь по сосудам, как свистит воздух в гортани, и хочется бутерброд с мороженым, непременно с фисташковым, и… - Сакура! Двадцать ударов. Горячо, так горячо, из разбуженных слезных каналов течет кипящая лава, капая с кончика носа на грубую, как колючая проволока, шерстяную ткань плаща. Тридцать ударов. И тепло чужой кожи на щеке. Пальцы. Такие длинные. Руки воина. - Сакура, не пугай меня, прошу... Сорок ударов. Звезды над головой и метеориты под ногами рассыпаются небесной золой. Так холодно и жестко сидеть! Почему здесь нет хотя бы коврика? - Сакура, пожалуйста, ответь, ты в порядке? Ты слышишь меня? Пятьдесят. Я открываю глаза. - Какаши… - Мышка, ты меня напугала, - Какаши хватает мое лицо в ладони, встревоженно вглядываясь в него. - Побледнела так, я думал, тебе плохо. - Я.. долго? - Минута или две. Ты как? Думаю, пора возвращаться, это место плохо на тебя влияет. - Я ее нашла, - перебиваю я Какаши. - Технику. Кажется, теперь он выглядит взволнованным. А я не могу рассказать, что видела, пока целую минуту сидела на полу с почти остановившимся сердцем. Не могу и все! - Где она? - настороженно спрашивает Какаши. - На каком стеллаже? Я поднимаю бесконечно тяжелую руку и касаюсь виска: - Здесь. Что-то громыхает по полу, оброненное мной. Шкатулка. От неловкого падения крышка открывается, повисая на одной петле. - Что это? - Какаши тянется посмотреть, но я в кои-то веки оказываюсь быстрее. Банданы с символом Конохи. Три одинаковых стандартных повязки. Синяя эластичная лента, металлическая блестящая пластина, прихваченная к ткани заклепками. Не новые. Об этом явственно говорят царапины на блестящей поверхности протекторов, вытянутые нитки и… И зацепившиеся за заклепку одной из бандан волосы, вырванные с корнем при попытке снять. Длинные черные волосы. - Он тоже его ученик, - повторяю я зачарованно. Кажется, теперь я начинаю понимать...