За углом начинается рай

- Как говорится, если хочешь насмешить судьбу - расскажи ей о своих планах… Какаши с непроницаемым лицом толкает ногой дверь и проходит внутрь. Я вовсю верчу головой по сторонам - пока мы выбирались из деревни, стараясь остаться незамеченными, пока шли по лесу, я так старалась не отставать, что даже не запомнила дороги. Усталость пульсирует у меня в висках, расплываясь темными кругами перед глазами. Шизуне кажется достаточно тяжелой, несмотря на то, что весит едва ли больше меня самой. Просто она безвольно висит на моем плече, даже не пытаясь перебирать ногами - я фактически всю дорогу ее тащила. Сколько раз мне хотелось поддаться эмоциям и уронить ее, я даже не считала. Без чакры тащить на себе живого человека по пересеченной местности - просто какая-то пытка. Мне показалось, что мы шли целую вечность, хотя, конечно, вряд ли прошло минут десять, когда из густого леса прямо нам навстречу вынырнула одинокая хижина. Я, отдуваясь, втаскиваю Шизуне внутрь и с наслаждением роняю на стоящую внутри кровать. И только теперь, наконец, оглядываюсь. Неприглядная и скособоченная снаружи, внутри хижина кажется номером в безумно дорогой гостинице. Кровать, на которую я только что практически бросила Шизуне, просто огромна, завалена шелковыми подушками и интимно прикрыта балдахином. Посреди широкой комнаты, прямо в полу, мирно побулькивает ванна с гидромассажем. Я такую последний раз видела на миссии в страну Воды, и то - на рекламном буклете! В дальнем углу стоит холодильник, на окнах - шелковые занавески, и… - Что это за дом, Какаши? - изумленно спрашиваю я, забыв про бесчувственную Шизуне. - Чей он? - Ничей, - коротко отвечает Какаши, запирая дверь. - Наш. На пару дней. Вообще-то это был мой сюрприз, мда. Не думал я, что Шизуне-сан первая полежит на этой кровати. Фраза, отпущенная без задней мысли, заставляет мою кровь просто-таки вскипеть от ревности. Я свирепо выдыхаю, покосившись на обмякшую на шелковых простынях Шизуне. Она даже не реагирует на столь двусмысленную фразу Какаши - просто пялится в потолок широко раскрытыми глазами. Да что с ней такое? Будто бы ее парализовало или… Когда мы подошли к Якинику, Шизуне плакала. Я никогда не видела, чтобы Шизуне плакала! А потом она просто упала - и если бы Какаши не успел ее подхватить, думаю, Шизуне ударилась бы виском о мостовую и… - Где-то у меня было лекарство, - говорит Какаши, сбрасывая сандалии. - Ты, наверное, устала, да? Не стоило тащить Шизуне самой, я бы прекрасно донес ее сам. - Незачем давать Шизуне-сан столь бесценный опыт, - ядовито бурчу я, наплевав, что Шизуне, может быть, прекрасно все слышит. - Мышка, прекрати, - качает головой Какаши. - Это уже попросту смешно. Его усталый тон заставляет меня захлопнуть рот. Какаши стаскивает парик, одним движением рукава стирает с лица одну из нарисованных полос, затем отклеивает вторую, прикрывающую шрам. Несколько секунд - и Какаши снова становится собой, за исключением глаз - он пока не вынул линзы, и смотрит на меня глазами Сукеа. Ступая по полу босыми ногами, Какаши проходит к холодильнику и достает оттуда бутылку. - Сливовое вино? - удивленно моргаю я. - Ты же говорил что-то о лекарстве… - Извини, я не принес сюда аптечку, - разводит руками Какаши, вытаскивает зубами пробку и наливает вино в извлеченный из холодильника же бокал. - Не планировал, что, кроме нас, здесь будут гости. - Но как алкоголь может быть лекарством? Какаши вручает мне второй бокал, наполненный желтоватым напитком практически до краев, а сам приподнимает голову Шизуне и вливает вино ей между губ. Заставив сделать один или два глотка, Какаши отпускает ее, позволив лечь, а сам одним махом допивает вино. - У нее просто нервный срыв, мышка, - криво усмехается Какаши, катая бокал между ладоней. - В таком состоянии можно глотать саке, как воду, и не пьянеть. Но вино развяжет ей язык, а выговориться сейчас ей просто необходимо. Я смотрю на Шизуне, щечки которой постепенно начинают розоветь, и вздыхаю: - Знаешь, у Тсунаде-сама действительно тяжелая рука. Я столько раз получала от нее по шее, так что думаю, что и Шизуне приходилось. Вряд ли Шизуне в таком виде, потому что получила пощечину. - Согласен. Конечно, Пятая бросила в меня стулом, когда я попытался зайти в Якинику, но… Погоди, Шизуне придет в себя, и ты с ней поговоришь. Нужно выяснить, что происходит, пока эти две дамы не рассорились вдрызг. - Я поговорю с ней? - изумляюсь я до глубины души, поднимая глаза на Какаши. - Ты забыл, что Шизуне меня терпеть не может? Стоило отнести ее в Госпиталь, и дело с концом! - В Госпитале ее никто не выслушает, мышка. Ей не врач нужен, ей нужен друг. - Не думаю, что мы еще друзья, - фыркаю я. Какаши ставит бокал на пол и поворачивается ко мне. Его лицо… Оно кажется мне совершенно непроницаемым. Створки раковины закрылись, и теперь вряд ли кто назовет его мягким. Шаринган алеет в полутемной комнате, подобно фонарю… - Не разочаровывай меня, Сакура, пожалуйста. Что-то нехорошо поворачивается в моей душе, но я не успеваю сообразить, что. Какаши поднимается с кровати и выходит из хижины, оставив нас с Шизуне вдвоем. Я отупело продолжаю сидеть рядом с ней, неотрывно глядя в медленно розовеющее лицо семпая. Сейчас она похожа вовсе не на ворону, скорее - на сломанную куклу с перерезанными ниточками. Ее глаза краснее моих тренировочных платьев, веки - набрякшие и воспаленные. И следы по щекам… Я даже не замечала, что Шизуне всю дорогу безмолвно плакала, слишком я была увлечена своей ревностью и нежеланием передать свою ношу Какаши даже на минуту. Что произошло между ней и Пятой? И, скажите на милость, почему Какаши попросил меня не разочаровывать себя? Что я такого сделала?.. Шизуне моргает. Я упустила этот момент, но сейчас вижу, что ее взгляд стал куда сфокусированнее. Теперь она не пялится в пустоту, а смотрит на меня. Ее пальцы чуть сжимаются, комкая тонкие простыни… - Как же я ненавижу тебя, Харуно… Голос Шизуне абсолютно безэмоционален. Таким голосом можно сообщать прогноз погоды, а не говорить о ненависти. Но, тем не менее, ее слова задевают меня. К тому же - с каких пор Шизуне называет меня по фамилии? - Ты у меня все забрала, - тихо говорит Шизуне, переводя взгляд на потолок. - Все и всех. - И снова в эфире Шизуне-семпай и ее восемь приглашений на ужин, - вздыхаю я, поднимаясь. - А я, между прочим, спину сорвала, пока сюда вас тащила. И вот наша благодарность. Плюнув на заранее тупиковый разговор с Шизуне, я поднимаюсь, чтобы налить себе еще вина. А день так хорошо начинался! Прогулка с Какаши, маска эта… Не так должно было закончиться наше свидание, но Шизуне-сан воистину мастер находить момент… Наполнив бокал до краев, снова сажусь на кровать, отпиваю буквально чуточку, и, подумав, все же протягиваю бокал Шизуне. Я ожидаю, что Шизуне гордо откажется и лишь для приличия держу бокал на весу с полминуты, не глядя в сторону семпая. Но вот я чувствую движение рядом - это Шизуне с трудом садится, забирает из моих рук бокал и выхлебывает его до дна. Похоже, Какаши не ошибся с “лекарством”. И… Кажется, я начинаю вспоминать, где еще я видела такой же взгляд, как у Шизуне сейчас. Когда Наруто узнал, что за голову Саске обещана награда, как за ниндзя-отступника, его накрыло мощнейшей панической атакой - бедняга упал в снег и мог только тяжело дышать, хватаясь за сердце. Тогда Какаши-сенсей не доверил его никому - прогнал Сая и меня “погулять”, а сам остался с Наруто. Выходит, Какаши тогда тоже напоил Наруто, пока того не отпустило и он не смог проплакаться? Остается только ужаснуться - сколько же всего произошло в жизни Пятой, что она так любит “лечиться”... - Госпожа сказала, что это я виновата, - механически шепчет Шизуне, замерев с пустым бокалом в руке. - Сказала, что я в ответе за то, что с тобой случилось. Что я провоцировала тебя, и ты решила доказать, что достойна места главного ирьенина. Что из-за меня ты больше не шиноби… - И все? - фыркаю я, отнимая бокал у Шизуне, чтобы та его не разбила. - Семпай, она же пьяная. Нашли, из-за чего расстраиваться! - Госпожа приказала мне покинуть Коноху, - мертвым голосом отзывается Шизуне. А вот теперь я изумлена настолько, что чуть не роняю бокал сама. Поставив его на пол, я поворачиваюсь к Шизуне всем телом, залезая на кровать практически с ногами. - Что значит - покинуть Коноху? - Может быть, это и к лучшему, - шепчет Шизуне. - Я тут никому не нужна. Никому. Из левого глаза Шизуне вытекает крупная слеза, прочерчивая влажную дорожку по щеке и срываясь с подбородка. Шизуне плачет, даже не пытаясь утереть лицо, некрасиво кривя губы и всхлипывая, как обиженный ребенок. И я не придумываю ничего лучше, чем обнять ее. Да, обнять! Женщину, которая последнее время заставляет меня подумывать о другоубийстве чаще, чем хотелось бы, ту, к которой я так ревную, что зудит под ребрами! И Шизуне не отстраняется, когда я прижимаю ее к себе и принимаюсь укачивать. Только продолжает шептать: - Как же я тебя ненавижу… - Да за что? - обиженно восклицаю я над ухом Шизуне. - Что я такого вам сделала? Что, кроме Какаши в Конохе мужчины кончились? - Да при чем тут Шестой, - истерически усмехается Шизуне. - Ты украла у меня госпожу Тсунаде! - Здравствуйте, приехали, - я отстраняюсь, но почему-то не убираю рук с плеч семпая. - В каком смысле? Губы Шизуне начинают дрожать еще сильнее, и она всхлипывает, прикрывая лицо широкими разорванными рукавами. Кажется, “лекарство” полностью подействовало - первый ступор прошел и пришли слезы. Это хорошо… Наверное. - У меня, кроме госпожи, никого нет, - плачет Шизуне и вдруг заходится грубым кашлем - от слез. - Я ушла с ней из деревни совсем еще маленькой. Училась у нее. Пыталась быть лучшей! Но она никогда не хвалила меня так, как теперь тебя! Сакура - то, Сакура - это… Я устала, понятно? Устала быть твоей тенью! - Я ничего не понимаю, - искренне говорю я, начиная пугаться бессвязных речей Шизуне. - Конечно, - едко усмехается Шизуне, всхлипывая. - Зачем тебе понимать. Зачем шиноби твоего уровня задумываться о том, как чувствуют себя его менее талантливые товарищи… - Моего уровня? Шизуне-сан! - возмущенно восклицаю я. - Вы не забыли, что я - сокомандница Саске и Наруто? Вы ничего не путаете? Да я всю жизнь в команде на вторых ролях! Они же меня даже на войне из-за спин не выпускали! Моего уровня? Я пахала днем и ночью, чтобы хоть что-то уметь, я тянулась к вашему уровню, как к образцу для себя, я… Я всегда вами восхищалась, семпай! За что вы меня ненавидите? - Сколько лет ты училась у госпожи? - кричит Шизуне. - Три? Четыре? Я училась пятнадцать лет, но не смогла освоить печать Бьякуго и физическую силу госпожи Тсунаде! Пятнадцать лет, Сакура! А ты справилась так, будто бы Бьякуго - дзюцу D-ранга! Почему это должна быть я, скажи? Почему именно я должна быть слабой? Чем я это заслужила? Я упорно трудилась, чтобы быть полезной госпоже, а теперь она не нуждается во мне, ей интереснее с тобой и с этим… С этим Орочимару! Все, что я слышу в последнее время от госпожи - твое имя! Сакура, Сакура, Сакура! Она называет тебя дочерью, которой у нее никогда не было, но ведь это я, я, я - ее названая дочь, я! Это меня госпожа растила с малолетства, это я! Выдохнув такую длинную фразу, Шизуне снова заходится кашлем. Кажется, силы начинают ее покидать… - А теперь она считает меня виноватой в том, что ты чуть не погибла, - кашляет Шизуне, с ненавистью глядя на меня. - Будто я заставила тебя использовать смертоносную технику! Я просто хотела быть полезной, поняла? Пока госпожа была Хокаге, я была нужна ей, я помогала ей, а теперь - все? Что мне делать? У меня, кроме госпожи, никого нет в Конохе! Моя семья мертва, у меня нет мужа, который нуждался бы в моей любви, нет детей, только госпожа Тсунаде! И ты украла ее у меня! - Шизуне-сан, хватит, - тихо, но твердо говорю я. - Я столько трудилась, чтобы разработать вакцину от яда этого нукенина, а теперь оказывается, что она бесполезна, и только ты, ты, ты, снова ты! Я хочу помочь, но ничего не могу! Никому не нужный мусор! Шизуне вдруг вскакивает с кровати и бросается к выходу. Только ее опьянение помогает мне успеть закрыть дверь собой и выставить вперед руки, останавливая семпая. Шизуне, пошатнувшись, резко останавливается, чуть не падая вперед, и требовательно топает ногой: - Выпусти меня! - Нет, - качаю головой я. - Выпусти! Я хочу уйти! - Я уже однажды видела такой взгляд, семпай, - как можно убедительнее говорю я, - и ни к чему хорошему это не привело. - Я хочу уйти, - снова повторяет Шизуне, умоляюще глядя на меня. - В Камень. У них больше нет ирьенинов, там я буду нужна. Там я буду особенной! - Вы и так особенная, семпай, - вырывается у меня искренне. - Умная, храбрая и очень сильная. Просто вы - другая. Вы лучше всех разбираетесь в ядах, а ваше знание анатомии меня всегда восхищало! Ну и что, что у вас нет физической силы Пятой? У меня теперь ее тоже нет… Шизуне делает шаг назад, глядя на меня с каким-то мистическим страхом: - Так это правда… Ты… - Да, - киваю я грустно. - Так что, думаю, Пятая-сама довольно скоро перестанет меня незаслуженно захваливать. Пожалуйста, семпай, останьтесь в деревне. Я всех подвела. Если еще кто-то пострадает от паразита, только вы сможете помочь бедняге. Шизуне думает мучительно долго, но, наконец, кивает. Улыбнувшись с облегчением, я добавляю: - К тому же, я точно знаю, в чем вы определенно лучше меня, Шизуне-сан. Разве было хоть раз, чтобы вы нарушали три правила ирьенина? Вырвавшийся из груди Шизуне смех больше похож на рыдание, но все же это смех. Усадив Шизуне на кровать, я наливаю ей еще бокал вина, слежу, чтобы он был выпит до дна и сажусь рядом. Уже совершенно пьяная, Шизуне икает и говорит полусонно: - Шестой, конечно, потрясающий мужчина, но знаешь… Мне ведь никогда не нравились блондины. Прежде чем я успеваю ответить, Шизуне уже сворачивается клубочком и засыпает, мирно сопя покрасневшим от слез и алкоголя носиком. Устало выдохнув, я поднимаюсь, чтобы перевернуть над бокалом бутылку и понять, что вина в ней больше нет. Ну, хоть попробовала… “Знаешь, мне ее жалко, - говорит внутренняя Сакура, пока я расстроенно изучаю несколько капелек вина, оставшихся на дне бокала. - Она похожа на тебя прежнюю. Маленькая, напуганная и никому не нужная девочка”. “Ну, все же она не права…” “Точно? У нас с тобой хоть родители живы, есть Ино, есть Наруто… Да при встрече с тобой любой деревенский спешит в пояс поклониться! А у нее, кроме старой алкоголички Тсунаде, никого нет. Вообще никого. Ни-ко-го, понимаешь? Я бы тоже психовала”. Задумчиво я гляжу на Шизуне, изучая ее разгладившееся во время сна лицо. Я так пристально ее изучаю, что пропускаю момент, когда входная дверь открывается и возвращается Какаши, пахнущий дождем и лесом. - Смотрю, вы поговорили? - спрашивает Какаши, усаживаясь рядом со мной и обнимая за плечи. Я молча киваю, не отводя взгляда от Шизуне. - Ей лучше? - Не знаю, - пожимаю я плечами. - Но ты был прав. Ей очень нужен друг. Нужно поговорить с Пятой, когда она протрезвеет и перестанет швыряться в людей стульями. Какаши усмехается и закатывает рукав водолазки. Кандзи проступают на его предплечье, когда Какаши касается их двумя пальцами. Пуфф! Дым заволакивает половину хижины и из него выходят стражи Хокаге. Все трое - Райдо, Иваши и сжимающий в зубах сенбон Генма, выглядящий бесстрастным и ничем не удивленным. Какаши кивает на спящую Шизуне и распоряжается: - Отнесите ее домой. Уложите спать. И пусть один из вас остается с Шизуне-сан, пока она сама не захочет одиночества. Приказ понят? - Да, Шестой-сама, - отзывается Иваши, даже не спрашивая, почему вдруг их вызвали в такое место. - Будет исполнено. Райдо молчит, не говоря ни слова, а Генма поднимает Шизуне на руки и удобно устраивает ее голову на своем плече. Двое других стражей берут его за локти и мгновенно телепортируются прочь, унося с собой спящую Шизуне. Только теперь Какаши позволяет себе выдохнуть, снова стащить с лица маску и откинуться назад, падая на постель, где только что спала Шизуне: - Ну, разобрались, - усмехается он устало, прикрыв глаза локтем. - Хорошенький сюрприз вышел… Девочки, вы все вино приговорили или старому господину Шестому осталось что-нибудь хотя бы понюхать? - Бутылка пустая, - со вздохом говорю я, падая рядом с Какаши. - Прости. - Всего одна бутылка? Ожидал от Шизуне-сан большего. Он поднимается, подходит к холодильнику и, к моему удивлению, достает оттуда еще одну бутылку вина. Только, в отличие от предыдущего, это вино играет рубиновыми оттенками. Разлив его по бокалам, Какаши подмигивает мне с другого конца комнаты: - Угадай, из чего оно? - Гранатовое? - устало предполагаю я. - Мимо. - Хм-м… Смородиновое? Не знаю, скажи? - Черешневое. Я рывком сажусь на кровати, неудержимо расплываясь в улыбке: - Серьезно? Можно попробовать? Какаши передает мне бокал и я мгновенно засовываю туда нос, вдыхая богатый аромат черешни. Он заставляет меня улыбнуться еще шире, с нежностью посмотрев на Какаши: - Я теперь всегда буду ассоциировать черешню с тобой. - Хм-м, - Какаши улыбается уголком рта, но ничего не отвечает, отпивая из своего бокала едва ли четверть глотка. А вот во мне исчезает сразу половина высокого бокала. Вино просто потрясающее! Легкое, вкусное, оно пьется, как компот, не оставляя на языке неприятной спиртовой горечи, и только через полминуты мне в голову слегка ударяет алкоголь, заставляя пьяно хихикнуть: - Напьемся и в академию не пойдем. - Надеюсь, что ты не похожа на Тсунаде и в этом тоже, - стонет Какаши, отбирая у меня бокал, который я едва не опрокидываю на простыни. - Не-а. Слабовата на голову, - вздыхаю я, распластываясь на простынях. - Так… Ты мне расскажешь, что это за место? Прохлада шелка и его неповторимая текстура сподвигают пьяную меня на мелкое хулиганство - я стаскиваю с себя зеленую блузку, бросая куда-то под кровать, и растягиваюсь на простынях, с удовольствием ощущая прикосновение шелка к обнаженной коже. Какаши, тоже принявшийся было стаскивать водолазку, от этого зрелища даже замирает - его взгляд на какую-то секунду перестает быть сфокусированным. - Ты меня в гроб загонишь, - бормочет Какаши, наконец, освобождаясь от водолазки. - Это место… В общем, я хотел провести тут с тобой пару дней, в уединении. Только, естественно, без Шизуне-сан. - Ладно уж, так получилось, - вздыхаю я, переворачивась на живот и принимаясь болтать босыми ногами. - Потрясающая идея - выбраться из деревни на пару дней. А кто строил домик? - Тензо, - улыбается Какаши. - Капитан Ямато??? - я рывком сажусь на кровати. - Ты ему что, рассказал??? - Не волнуйся, - ворчит Какаши. - Ничего я ему не рассказал. У нас есть два дня, Сакура, а потом этот домик исчезнет: он не выращен с нуля древесной техникой, он превращен из живых деревьев. Так экономнее, у Тензо и так полно забот с новым госпиталем. - Два дня с тобой - тоже очень круто, - вздыхаю я, прикрывая глаза. Я так и чувствую, как алкоголь кружит вместе с кровью по моим сосудам. Пока я могла использовать чакру, при посиделках с Пятой я сразу же выжигала лишний градус, поэтому опьянения не чувствовала. А сейчас, да еще на пустой желудок… В голове царит приятная пустота. - Спать хочешь? - спрашивает Какаши. - Нет, - вздыхаю я, сворачиваясь клубочком. - Да. Не знаю. Полежишь со мной? Чувствую, как Какаши ложится рядом и притягивает меня к себе на плечо. Счастливо вздохнув, я обвиваю его руками, утыкаясь носом в плечо и вдыхаю невероятную комбинацию ароматов вина, его кожи и леса. О-о-о, кажется, вино куда коварнее, чем я поначалу подумала. Или стоило что-нибудь съесть, перед тем как… В глазах стоит приятный туман и все сильнее хочется целоваться. - Давай целоваться, - неожиданно для себя озвучиваю я свое желание. - Заманчиво, - улыбается Какаши, поворачиваясь ко мне. Я воспринимаю это, как приглашение - подтягиваюсь на его плече, закрываю глаза и впиваюсь поцелуем в любимые тонкие губы. О-о-о, как же хорошо! Напоминает один из наших первых поцелуев, когда он пахнул черешней, как вазочка с вареньем. Заворчав что-то одобрительное, я пытаюсь пробиться в его рот, слегка царапая ноготками обнаженную грудь Какаши, но… - Не съешь меня, пожалуйста, - улыбается Какаши, чуть отстраняясь. Мягко, но настойчиво Какаши нажимает мне на затылок, принуждая снова лечь на его плечо. Хм. Чего это он? Разве мы уже не должны срывать друг с друга лишнюю одежду в порыве страсти? Надо исправить… Я провожу пальцами по мгновенно напрягшемуся животу Какаши прямо к застежке его штанов. Теперь-то я ее одним движением… Но не успеваю я приняться за застежку, как на мою руку сверху ложится широкая ладонь, останавливая меня. - Ты не хочешь? - расстроенно поднимаю я взгляд. - Почему? - Давай просто пообнимаемся, - предлагает Какаши. - Куда нам торопиться? Что-то мне не нравится в его тоне. Не нравится настолько, что в животе мгновенно скручивается страх. Или это алкоголь туманит мне разум? Это же мой Какаши, что может случиться? Вздохнув, я киваю, снова укладываясь на широкое плечо. Хм, а если просто его погладить? Принимаюсь водить ладонью по груди и животу Какаши в нехитрой попытке массажа, подглядывая одним глазом за его реакцией… Ну я же вижу, что его джонинские штаны, которым Какаши не изменил даже в выходной, топорщатся в известном месте. Почему он мне отказал?.. - Пара выходных - как раз то, что мне нужно, - говорю я, лишь бы что-то сказать. - Прийти в себя. - Должен сказать, что я тобой неимоверно горжусь, - Какаши заводит прядь волос за мое ухо. От этого нехитрого прикосновения меня окончательно развозит. Замурлыкав, мне кажется, в голос, я всем телом прижимаюсь к его боку, обхватывая его ноги своими, и обнимая его руку, как висящая на ветке мартышка. - Да-а, - я потираюсь щекой о плечо Какаши, - и Наруто такой счастли-ивый… Ради этого стоило практически умереть. Спохватившись, я захлопываю рот. Может быть, не расслышал, а? - Что. Ты. Сказала? - медленно спрашивает Какаши. Ой. Ой-ой-ой. В голосе Какаши я слышу надвигающуюся грозу, и мне почему-то становится очень страшно. Он пытается отнять свою руку и сесть, но я вцепляюсь в него еще крепче. - Но сейчас все отлично! - спешу оправдаться я. - Видишь, я жива, полна сил, и… - Сакура. Ой, как же мне не нравится, как именно Какаши произнес мое имя. Ой, как не нравится! Он все же высвобождается и садится на кровати, повернувшись ко мне спиной. В ужасе я ожидаю, что Какаши встанет и начнет одеваться, чтобы уйти, но он медлит, и тогда я ползу по кровати к нему, чтобы обхватить руками со спины и прижаться к нему изо всех сил. Как же я жалею, что потеряла свою физическую силу! Сейчас я вряд ли удержу его, если он захочет уйти!.. - Что ты еще мне не сказала? - устало спрашивает Какаши, не реагируя на мое объятие. Нет, я не буду плакать. Не снова. Я уже свое отплакала. Ресницы становятся мокрыми, но это ерунда, я не выпускаю слезы из своих глаз. Я лишь… - Я больше не шиноби, - шепчу я, и теплые струйки все-таки облизывают мои скулы, стекая к подбородку. - Прости меня. Прости, пожалуйста… - Просто прекрасно, - вздыхает Какаши, не двигаясь. Он так долго молчит, что в моем животе начинает сворачиваться в тугой клубок ужас. Я все испортила, опять! Сколько раз я обещала себе ничего не скрывать, и вот!.. - Я не знала, как действует эта техника! - спешу оправдаться я, чувствуя себя бьющейся в стекло мухой. - Не знала, что она так опасна! Какаши, пожалуйста, ты должен меня понять, я не могла бросить Хинату в таком состоянии, не могла! - И когда же будет следующий раз? - ровно спрашивает Какаши. - Кого следующего ты будешь спасать ценой своей жизни? - Никого, - гулко сглатываю я. - Пятая сказала, что если я воспользуюсь чакрой, то умру - моя система циркуляции так повреждена, что я едва выжила. Тебе больше не придется волноваться за меня, понимаешь? Я больше не шиноби и не ирьенин. Я просто Сакура. - Просто Сакура, - усмехается Какаши с какой-то непередаваемой интонацией. Снова повисает тягостное молчание. Я боюсь отпустить Какаши, разжать руки, будто бы он сразу же исчезнет и никогда не вернется. Какаши молчит, но я чувствую, что очень, очень обидела его! Я плохая, я хуже всех! Сколько можно трепать ему нервы?.. - Почему Пятая не сказала мне… - по плечам Какаши проскакивает короткий голубоватый разряд, настолько слабый, что я ощущаю его, как легкий щелчок. - Ожидание смерти - хуже самой смерти, - шепотом отвечаю я. - А ожидание смерти близкого человека - вовсе невыносимо. Я именно поэтому ничего не сказала Наруто, и Тсунаде-сама тоже… Какаши, пожалуйста, не сердись! Я не могу, когда ты сердишься! - Так и знал, что этим все закончится. Какаши все же высвобождается из моих рук и отходит к окну, упираясь основаниями ладоней в узкий подоконник. Он смотрит в окно, но там ничего не видно - лишь густой лес, окружающий наше бунгало. А меня начинает потряхивать. Потряхивать так ощутимо, что клацают зубы. Плохое предчувствие, охватившее меня, буквально сжимает мне глотку своей когтистой лапой, не позволяя вдохнуть нормально. Что значит - все закончится? Что? Что он хочет сказать?.. - Какаши, что ты имеешь в виду? - шепотом спрашиваю я, боясь позорно разреветься и начать умолять. - Что значит… закончится? Какаши не поворачивается ко мне лицом, но по его плечам снова проскакивает разряд. Я уже точно знаю - он начинает искрить, только если крайне зол, будто бы его чакра сама собой пытается вырваться и сформировать убийственное Чидори. Он зол на меня? - Я ведь не могла поступить по-другому, - шепчу я, не уверенная даже, что он меня слышит. - Понимаешь? Это моя воля Огня… - К черту! Сакура, следовать философии воли Огня - не означает попытки умереть всякий раз, когда кто-то в опасности! - взрывается Какаши. - Пытаться защитить - да, делать все, что должен и можешь - да! Но не умирать же! - Да откуда я знала! - кричу я. - Это случайность! Понимаешь? Просто случайность! Так получилось, никто не виноват! - Нет, - вдруг обрывает меня Какаши. - Виноват. Я виноват. Он утыкается лбом в стекло и замолкает. Повисает такая тяжелая тишина, что я слышу, как за окном начинается ветер - похоже, запах дождя от Какаши мне не почудился и грядет гроза. Эти октябрьские грозы… Скоро выпадет снег… Какаши молчит, но я и без слов все понимаю, и меня начинает тошнить от страха. - Пожалуйста, - губы кажутся деревянными, а язык еле двигается, комкая слова. - Пожалуйста... - Вокруг меня все умирают, - тихо говорит Какаши, не оборачиваясь. - Я знал. Знал и все равно подпустил тебя к себе. Все, кого я любил, умерли, и теперь ты тоже умрешь. Я изо всех сил пытаюсь тебя защитить, но это проклятие сильнее. К черту… - Что за ерунда? - перебиваю я, не позволяя Какаши продолжать свои страшные речи. - Я не собираюсь умирать, вот еще! Я собираюсь прожить с тобой прекрасную жизнь и любить тебя, пока у меня есть на это время! - Так ли его много, - криво усмехается Какаши. Его спина так напряжена, что напоминает каменную. Мне так сильно хочется обнять его, согреть, поцеловать каждый маленький шрамик на его коже, но гуляющие по плечам Какаши синеватые всполохи не позволят мне прикоснуться. Не понимаю, что происходит. Не понимаю, о чем он говорит. Не понимаю, но боюсь безумно, потому что не помню, когда в последний раз видела Какаши таким… - Послушай меня, - Какаши стискивает пальцы на подоконнике так сильно, что я с кровати вижу, как они белеют. - Моя мать умерла от неизвестной болезни раньше, чем я успел запомнить ее лицо, и оставила отца несчастным. Потом я и его потерял, а следом - Обито и Рин. Всякий раз, как я хоронил кого-то из близких, во мне что-то умирало. Все, что я мог сделать - запретить себе чувствовать. Стать машиной. Идеальным шиноби, всегда помнящим правила. И особенно - двадцать пятое. - К черту двадцать пятое правило! Плакать - не стыдно! - я даже приподнимаюсь на коленях от избытка чувств. - Облегчить душу слезами - не стыдно! Нет смысла лечить нарыв, если не выпустить гной из-под кожи, это всякий ирьенин знает, с душой - то же самое! - Это не одно и то же, Сакура… - Уверен? Да ты посмотри на наших товарищей! У каждого второго - травма детства, у каждого первого - посттравматическое расстройство! А мы продолжаем запихивать эту боль глубже и глубже, пока она не начнет гнить внутри нас! Ты знаешь, я никогда не соблюдала двадцать пятое правило, и сейчас думаю, что это меня спасло от больших проблем с психикой! Не стыдно плакать, не стыдно любить, Какаши! Он, наконец, поворачивается ко мне - и я резко захлопываю рот, увидев, какое у него выражение лица. Какаши отлепляется от окна и снова садится рядом со мной. Ками, так хочется его обнять, но вдруг он отстранится? Я чувствую, что могу потерять его сейчас, если не прогоню эту тьму, это черное облако, наползающее на мое солнце!.. - Минато-сенсей тоже так считал, - тихо говорит Какаши, не глядя на меня. - Говорил, что все, произошедшее со мной - лишь совпадение. Трагическое, да, но совпадение. Поддерживал меня, стал для меня самым близким на тот момент человеком, практически вторым отцом. Кушина-сан заботилась обо мне, как о родном. Я их полюбил. Искренне. Я видел в них свою семью. А потом они… - Ты в этом не виноват, - я протягиваю к Какаши руку, но не осмеливаюсь коснуться. - Да, - криво усмехается Какаши. - Это ведь… Всего лишь совпадение, да? То, что люди, любившие меня, погибли. Любовь делает человека уязвимым, Сакура, любовь - это слабость. - Замолчи, - всхлипываю я, не удержавшись. - Замолчи. Ты говоришь, как Саске. Совсем, как Саске. Чтобы не разрыдаться, я прикусываю себе палец. Не понимаю, что происходит! Почему? День так чудесно начинался! Что я такого сделала, что бунгало, которое задумывалось любовным гнездышком, скоро станет прибежищем разлуки? - Что я сделала? - непонимание, бьющееся о мои ребра изнутри, все же вырывается из горла горьким восклицанием. - Почему ты так себя ведешь сейчас? Ты же наш Хокаге, как ты можешь ругать меня за то, что я следовала Воле Огня? Пыталась защитить семью Наруто? - Сакура, а кто защитит мою семью? - взрывается Какаши, стискивая кулаки. - Кто, если я сам не могу, кто? Видит Ками, я этого ожидал! Не стоило мне… Какаши осекается, но сказанного не воротить. Я не сенсор, как Ино, и не могу читать его мысли - всегда расстраивалась, что не могу! Но сейчас его сожаление буквально сквозит из зрачков. Не нужно быть телепатом, чтобы понять, что он… - Ты жалеешь, что мы вместе, - шепчу я. Какаши прикрывает глаза, но не спешит меня разубеждать. Всхлипнув, я пытаюсь подняться с кровати. Перед глазами стоит темнота, и я вряд ли дойду до деревни, но хотя бы попытаться обязана. Только бы совладать с ногами… - Пожалуйста, послушай, - тихо говорит Какаши, не пытаясь меня остановить. - Выслушай меня, и… если захочешь, я не буду тебя держать. Ты права, нарывы надо очищать. Мне сейчас тоже очень нужен друг. Я прикипаю к месту, не в силах больше сделать ни шагу. Поворачиваюсь к Какаши, сажусь у его ног прямо на пол, кладу голову на колени. Чувствую пальцы в своих волосах… В последний ли раз? - Я - твой друг, - говорю я, чувствуя, что сердце начинает сбоить от бешеной скачки. Какаши молчит непозволительно долго, так долго, что я успеваю подумать, что время остановилось. Когда я снова слышу его голос, он кажется мне деревянным и таким же искусственным, как пластиковые цветы на могилах. - Я думал, я с ума схожу, - усмехается Какаши, с силой проведя свободной рукой по лицу. - Думал, что нервы не выдержали войны. В свою же ученицу, вчерашнего ребенка, влюбиться? Да нет, говорил я себе, это просто эйфория после победы, мне весь мир любить хотелось. А потом ты мне приснилась. Раз, второй. Третий. - И что же я делала? - шепотом спрашиваю я. - Всякое. Смотрела на меня. Держала за руку. Это сначала. А потом… Уши начинают гореть от интонации, с которой Какаши произносит это “потом”. Нетрудно догадаться, что именно я вытворяла в его снах, если вспомнить, что он делал в моих! - Я поняла, - шепчу я, пунцовея. - И знаешь… Они были такими реальными, эти сны, что я не мог понять утром, которая из реальностей - настоящая? Та, где ты замужем за Саске, или там, где ты целуешь меня и называешь своим? Я все думал - пройдет, углубился в работу, отчеты эти дурацкие… Засиживался до глубокого вечера, пока глаза не начинали слипаться, засыпал прямо на документах - и снова ты. В каждом моем сне - ты. Это было похоже на одержимость. Настолько сильную одержимость, что я просыпался, а мои ладони помнили твои поцелуи… Я осторожно касаюсь пальцев, впутанных в мои волосы, беру Какаши за руку и подтягиваю его ладонь к своим губам, касаясь их нежно и бережно. - Да, - Какаши ласково проводит большим пальцем по моим губам, - очень похоже… - Ты поэтому просил меня не уходить, да? - шепотом спрашиваю я, прижимаясь щекой к этим чудесным пальцам. - Поэтому не верил, что я - настоящая? Какаши не отвечает на этот вопрос, но мне и не нужно - я без его слов все поняла. Его рука такая теплая и добрая, я так не хочу отпускать его, так не хочу… - А когда сгорел приют, - я вздрагиваю, вспомнив, как мое тело облизывали языки огня, - зачем ты ко мне пришла, скажи? - Я просто… Просто почувствовала, что так будет правильно, - признаюсь я. - Когда я все поняла, это было, как… Будто вся моя жизнь, все, что я сделала, вело меня к этому моменту. К тебе. Понимаешь? Все, о чем я в тот момент жалела - невозможность бежать к тебе ещё быстрее. - А я ведь тебя чуть не предал… Пальцы Какаши чуть сжимаются на моем плече, но я не позволяю ему меня отстранить. Только поднимаю глаза, пытаясь разглядеть в качающемся пространстве его лицо. И… О, Ками, как же он смотрит! За один такой взгляд я готова умирать еще тысячу тысяч раз! - Когда Тсунаде-сама сказала, что ты выживешь, я испугался, - признается Какаши с непроницаемым выражением на лице. - То есть, испугался не потому, что ты выживешь, я… Что делать? Как себя с тобой вести? Вдруг ты просто надышалась дыма и вела себя неадекватно? Вдруг будешь меня избегать? Я хотел делать вид, что тебе все приснилось, что ничего не было, а потом ты пришла и стала просить попробовать… Ками, мне показалось в тот момент, что я падаю. Думал, я могу контролировать свои эмоции, но ты еще не успела договорить, а я уже мысленно на тебе женился. - Звучит неплохо, - осторожно улыбаюсь я. - Тебе так кажется, - перебивает меня Какаши. - Таким людям, как я, лучше быть одиночками. Так безопаснее для всех. - Да с чего ты взял, что твоя любовь меня убьет? Какаши, спешу тебе напомнить, что это Саске чуть не убил меня, а ты заботился обо мне и сидел рядом, пока я бредила! И если бы не ты, меня просто задавило бы обломками приюта, да! И если бы не ты, тот ополоумевший АНБУ меня достал бы! - не выдерживаю я. - Послушай, ты - лучшее, что со мной случалось в моей жизни! - Это пока, - замечает Какаши тихо. - Ты еще такая юная, Сакура… - И тем не менее, я - не ребенок и могу отвечать за свои чувства! Ты можешь бросить меня, но знаешь, что? Даже если ты можешь приказать себе меня разлюбить, то я - не могу! Я тоже постоянно боюсь, что тебе причинят боль или убьют, но мы ведь шиноби, это наша жизнь, так ведь? Ты сам сказал, что уже умирал и не боишься этого. Разве тебе было больно? - Нет, - помолчав, соглашается Какаши. - Это не было больно. - Так и что с того, если я вдруг умру? Я просто подожду тебя на той стороне, и дальше мы пойдем вместе! Пальцы Какаши больно сжимаются на моем плече, и я ойкаю, не в силах сдержаться. Будто ошпарившись, он отдергивает руку. Синие всполохи на его обнаженных плечах практически не исчезают… - Не говори так, - почти с угрозой в голосе требует Какаши. - Никогда. - Один из нас все равно умрет раньше, Какаши, - отказываюсь я замолчать. - И второму придется как-то с этим жить. Но если из-за этого отказываться от чувств, то лучше прямо сейчас завернуться в саван и ползти на кладбище, потому что это - не жизнь! Любовь не делает нас уязвимыми, слышишь? Любовь делает нас сильнее! Посмотри на Наруто! Всем, чего он достиг в жизни, он обязан любви! Он любит своих товарищей, он любит всю деревню, и его любовь будет защищать всех нас, когда Наруто станет Хокаге! А пока Хокаге ты, и любить нас должен ты, так вот скажи мне, пожалуйста, господин Шестой - если ты любишь всех жителей Конохи, это значит, что ты немножко любишь и меня? - Не немножко, - пальцы Какаши касаются моей шеи. Всхлипнув, я запрокидываю голову назад, открывая ему свое беззащитное горло. Какаши так осторожно, так нежно ведет пальцами вдоль сонной артерии, что впору действительно умереть - от счастья. “Ками, как же он нас любит”, - потрясенно шепчет внутренняя Сакура. - Я больше не шиноби, - шепчу я, подчиняясь его деликатным прикосновениям. - При всем желании я теперь не смогу подставиться. Буду домашней курочкой, нести золотые яички… Смеется. Ками, его смех - медом по моей душе. - Какая же ты курочка, если ты - мышка, - нежно говорит Какаши, вплетая пальцы в мои волосы. - С дли-инным хвостом, - улыбаюсь я. Большой палец Какаши проходится по моим губам, и я ловлю его зубами, шаловливо касаясь языком. Смиренный вздох касается моего слуха. - Как же сложно быть чьим-то парнем, - замечает Какаши, не спеша отнимать палец. - Почти так же сложно, как бежать с подожженной задницей и повязкой на глазах по минному полю. - Приходилось? - озорно подмигиваю я. - Не пробовал, - усмехается Какаши. - Но я и чьим-то парнем никогда не был. - Почему же тогда “почти так же сложно”, а не “так же сложно”? - Потому что на минном поле я, по крайней мере, взорвусь один. - Хорошо. Пойдем другим путем. У тебя есть кунай? Какаши отрицательно качает головой: - Зачем он тебе? - Хочу принести тебе клятву, господин Шестой. На крови. Пообещаю, что не буду умирать раньше тебя, если тебе от этого станет легче. - Как-то слишком… Радикально, - с сомнением говорит Какаши. - Не думаю, что я достоин хотя бы капельки твоей крови, госпожа доктор. Наверное, я слишком резко меняюсь в лице, потому что Какаши мгновенно осекается: - Прости, прости, я… Дурак, по привычке ляпнул. Я уверен, Пятая обязательно найдет выход. В конце концов, Наруто после сражения с Какузу чуть руку не потерял, его ведь вылечили! - То - рука, - расстроенно шепчу я. - А у меня вся система циркуляции держится на честном слове. Я даже Хенге не могу использовать - сразу умру. Никогда не чувствовала себя такой беспомощной. Но знаешь, если б я знала, что меня ждет, я все равно использовала бы эту технику. - Знаю, - ласково шепчет Какаши, проводя мне по щеке ладонью. - В этом вся ты. Самоотверженная маленькая мышка, которая никогда не ставила свою жизнь превыше жизней товарищей. С длинным хвостом. - И если ты меня бросишь, - притворно-сурово заявляю я, - тогда мне точно конец. Я ведь себя даже защитить не могу теперь! Меня любой студент Академии сможет пинками под зад гонять кругами по Конохе! Кто мне еще поможет избежать унижения, кроме такого сильного, храброго, мудрого господина Хокаге? Молю, защитите меня, сенсей! - Клянусь, - ладонь Какаши замирает на моем лице. Не чувствуя онемевших ног, я поднимаюсь с колен, чтобы забраться к Какаши на эту невозможно огромную кровать. - Наша мне нравилась больше, - замечаю я, проведя ладонью по шелковой простыне. - Она узкая, зато мы вынуждены спать в обнимку. - Хм-м, - наконец-то на губах Какаши появляется озорная улыбка. - Изначально я рассчитывал на то, что последнее, что мы будем делать на этой кровати - это спать. - Вы меня пугаете, Какаши-сан, - мурлычу я, придвигаясь ближе. - Что же мы будем делать… На этой огромной кровати… Какаши все же не выдерживает моего тона, которому я изо всех сил пытаюсь придать соблазнительности. Я вижу, как он пытается себя контролировать, но у него снова ничего не получается. Я понимаю. Я так его понимаю! С самого начала я надеялась, что наши отношения будут неторопливыми, что я буду вкушать каждый момент с ним, как дорогое, вкуснейшее мороженое, разворачивать его, как долгожданный подарок на праздник. А в итоге все мое существо так и кричит: “Ками, Ками, Ками, он дышит, он смотрит на меня, несите пожарный шланг!”. Он смотрит на меня так, как не смотрел никто на этой грешной земле - как он может считать, что его чувства могут мне навредить? Невозможно. - Ты говорил, что никакая птица не выбрала свою клетку добровольно, помнишь? - шепчу я, приближаясь к Какаши так тесно, что могу чувствовать на лице его дыхание. - Ты - не моя клетка, Какаши. Ты - мои крылья. - Кажется, я знаю теперь, кто будет впредь писать для меня цветистые речи на официальные мероприятия. Я непонимающе моргаю. Какаши выглядит смущенным, его скулы отдают багрянцем. Как же он, такой белокожий, легко краснеет! - Я говорю только то, что чувствую. Может быть, десятую часть, - я подбираюсь на коленях ещё ближе к Какаши, осторожно протягивая руку и касаясь его растрепанных после парика волос. "Молодец! А теперь поцелуй и приласкай его, пусть растает!" - командует внутренняя, будто я без нее не справлюсь. Облизав пересохшие губы, подползаю к Какаши еще на шажок. "Чего тормозишь, руку он тебе, что ли, откусит?" - Когда ты рядом, у меня в голове начинается адский цирк, - бормочет Какаши, будто не замечая, как я примериваюсь к его губам. - Одна часть меня требует поскорее зацеловать тебя до потери сознания, а вторая вопит: Хатаке, ты же ее угробишь! Чем настойчивее требует одна, тем громче вопит другая. - Как мне это знакомо, - не удерживаюсь от смешка я. - У меня прямо сейчас такая же история. Только вот одна часть меня хочет целоваться, а вторая спрашивает, почему мы еще не начали. Какаши медленно поднимает руки и кладет на мои плечи. В самом деле, он в наш первый раз так не сомневался! - Хватит уже думать, - закатываю я глаза. - Мы не на поле боя, и я - не Джуби, чтобы придумывать против меня тысячу тактик. Поцелуй меня немедленно, или я решу, что больше не кажусь тебе привлекательной! Мои ладони ложатся на обнаженный торс Какаши, и он вздрагивает от этого прикосновения. Его глаза так расширены, что занимают половину лица, он тяжело дышит… Нежно-нежно касаюсь губами его шрама чуть ниже Шарингана, ощущая, как неровно срослась кожа. Следующий мой поцелуй приходится чуть ниже, а левая ладонь неторопливо ползет по напряженному предплечью вверх, чтобы через полминуты коснуться затылка Какаши. А правая, пользуясь тем, что Какаши, кажется, полностью поглощен моими поцелуями, крадется тем временем к застежке джонинских штанов. Сердце колотится так, что отдает одновременно в висках и между бедер, и я даже не знаю, чего хочу сильнее. Какаши все же подчиняется и откидывается на спину, позволяя мне забраться сверху и встать над ним на четвереньках. - Попался, - бессознательно шепчу я. Наши губы, наконец, встречаются, и Какаши, смирившись, впускает меня, отвечая на поцелуй. Я, уже практически протрезвевшая, мгновенно пьянею обратно, да еще до такой степени, до которой не смогу допиться даже на пару с Пятой. Руки Какаши оказываются у меня на спине - он осторожно поглаживает мои лопатки, даже не пытаясь расстегнуть столь мешающий сейчас лифчик. Медленно, очень медленно он водит ладонями по моей вспотевшей от желания коже, спускается к талии, едва заметно оглаживает задницу. Я уже почти хнычу от нетерпения, но не тороплю Какаши. Не тороплю, потому что сейчас, целуя меня, он не жмурится, и я вижу, что именно плещется на дне зрачка его единственного родного глаза. Страх. Клянусь, я еще никогда не видела в глазах Какаши страх. Гнев, ярость, обещание скорой расправы, но никогда - страх. Мне всегда казалось, что наш сенсей попросту не умеет бояться. Но сейчас, именно сейчас, пока я стараюсь нежными прикосновениями губ успокоить Какаши, я вдруг понимаю, насколько же этот всесильный шиноби, эта незыблемая скала - хрупок. Он вовсе не машина, он - всего лишь безмерно искалеченный жизнью человек, который боится только одного - похоронить еще кого-нибудь. Я выцеловываю дорожку по шее Какаши, спускаюсь к ключицам и прижимаюсь губами к грудине, как раз над бешено бухающим под ребрами сердцем. Я здесь, я никуда не исчезну, хочется сказать мне, но горло сдавило спазмом сочувствия и любви, поэтому я могу лишь целовать его и надеяться, что Какаши меня понимает. Если он любит меня хотя бы на десятую часть так же сильно, как я его… Если… Громкое урчание раздосадованного желудка звучит особенно громко в нарушаемой до этого лишь нашим тяжелым дыханием тишине. Этот голодный вопль моего тела мгновенно прогоняет весь хмель возбуждения с Какаши, как я ни стараюсь заглушить урчание ладонями. Покраснев, как помидор, я тянусь за новым поцелуем, но момент уже разрушен. - Сакура, почему ты не напомнила мне, что мы так и не поужинали? - стонет Какаши, с досадой хлопая себя по лбу. - Почему терпишь? - Я забыла, - смущенно бурчу я, отворачиваясь и подтягивая к животу колени. - Сначала Шизуне, потом ты меня напугал… - Ничего не говори, я тоже хорош - принес вина, а про еду не подумал… Какаши одним движением покидает смятую, уже нагретую нашими телами постель и хватает с пола выброшенную водолазку и плащ. Два движения - и вывернутый наизнанку зеленый плащ фотографа Сукеа становится серым и совершенно неприметным. Вряд ли кто-то сможет теперь узнать в Какаши симпатичного бродячего фотографа. Какаши подтягивает маску повыше, молниеносно складывает печати и молча шлепает ладонями о дощатый пол. - Уруши, будь с Сакурой, пока я не вернусь, - распоряжается Какаши. - В деревне все спокойно? - Паккун работает на южных воротах, Булл - на северных, - лаконично гавкает нинкен. - Остальные на своих квадратах. Меня заменит Куровару. - Хорошо. Я скоро. Какаши стремительно оказывается у двери, но, уже почти натянув сандалию, вдруг поднимает озадаченный взгляд на меня: - А что именно тебе можно, Сакура? Ты почти неделю ничего не ела, тебе не станет плохо? Я только отмахиваюсь: - Я солдатские пилюли горстями ела. Поверь, мой желудок способен гвозди переварить. - Отлично, возьму нам обоим гвоздей, - подмигивает Какаши и исчезает за дверью, в опускающихся на мир сумерках. Вдохнув, я сажусь на постель. Чем заняться, пока Какаши нет? Голод, так некстати прервавший нас, снова спрятался, спать мне не хочется, а прогуляться меня не пустит бдительный Уруши… - Уруши? Извини, можно вопрос? Нинкен поворачивает ко мне острую мордочку. - Ты можешь охранять меня снаружи? Я хотела бы искупаться. - Меня не интересует человеческая физиология, хозяйка, - следует вежливый короткий ответ. - Вы можете меня не стесняться. - Извини, но все-таки я стесняюсь. - Хозяин доверил мне вашу жизнь и я не могу ослушаться его прямого приказа, - Уруши отворачивается, всем видом показывая, что разговор окончен. Вздыхаю. Не то, чтобы мне так сильно хотелось искупаться, но царапает меня изнутри что-то типично женское, требующее добиться своего. Уруши совсем не похож на Паккуна, для которого есть свой вид "взятки". Как же его пронять? - Уруши-сан, - нежно воркую я, убедившись, что нинкен дергает светло-коричневым ухом, прислушиваясь. - Какаши говорил, что у тебя из всей стаи самое острое обоняние, это ведь так? На самом деле я бессовестно вру. Какаши так отзывался о Паккуне. Но, кажется, Уруши покупается на грубую лесть - второе ухо, стоящее торчком, тоже чуть поворачивается ко мне. - Не может же быть, что для такого потрясающего носа станет препятствием какая-то жалкая дверь? - продолжаю я лить мед и елей. - Я способен учуять врага на расстоянии трех часов бега, - слегка уязвленно гавкает пес. - Никакая дверь мне не помеха. Но хозяин… - О, Какаши ведь велел быть со мной, точно, - жмурюсь я, ощущая себя коварной собачьей обольстительницей. - Но разве не будет лучше, если такой во всех отношениях замечательный нос учует врага еще снаружи? Если кто-то ворвется сюда, боюсь, сражаться будет не так удобно… Нинкен погружается в раздумья. Беспокойный влажный нос дергается, обнюхивая воздух, короткие черные усы ходят ходуном. В конце концов, Уруши отмечает: - Я чую лишь двух белок отсюда на пять часов и дохлого крота. Хорошо. Я мог бы ненадолго выйти. - О, спасибо! Обещаю, я отсюда ни на шаг! Впрочем, когда мой неусыпный страж покидает бунгало, купаться уже не хочется. Задумчиво я брожу от стены к стене, переваривая недавний разговор. Мне так сильно хочется что-то сделать для Какаши! Что-то, что успокоит его и отвлечет, только вот что… Босой ступней я задеваю забытый на полу парик Сукеа и машинально поднимаю его. Маленькая книжка в яркой обложке, прятавшаяся под ним, заставляет меня рассмеяться. Ах, Какаши, ты неисправим! Взять книжку с эротикой на свидание с живой и готовой на все девушкой! Хм… Но это не "Ича-ича". Не та ли эта незнакомая мне книжица, которую я случайно видела в руках Какаши, когда тот притворялся спящим? Машинально пролистываю книжку - ничего особенного, только вот картинки интере… О-о-о… Моя рука сама тянется за выигранной в тире фальшивой маской. Еще месяц назад картинка из книжки, так понравившаяся внутренней Сакуре, скорее напугала бы меня, чем завела. Но сейчас я живо представляю с собой не мучителя-мужа, а Какаши, и рот сам наполняется слюной. Я хотела отвлечь и успокоить Какаши? Что ж. Не уверена, что успокою, но уж точно отвлеку. - Уруши, почему ты снаружи? - слышу я через какое-то время усталый родной голос. - Ладно, возвращайся в деревню. Дверная ручка поворачивается с едва слышным скрипом. Я тянусь к поднятой на лоб маске и опускаю ее на лицо, теряя девяносто пять процентов обзора и наблюдая мир через две крохотные прорези для глаз. - Сакура… - слышу я изумленный выдох. И отпускаю накинутую на обнаженное тело простыню.