Доброй ночи, Коичи

— Не смотри!       Сакакибара рванул вперёд, в два шага добрался до Мэй и закрыл её от Фудзиоки. Увы, было слишком поздно: в глазах Мэй уже заблестели слёзы, а светлая кожа сделалась алебастровой, лишённой последних капель крови кукольной оболочкой. — Не смотри! — повторил Сакакибара криком. Сердце било по рёбрам, кровь отзывалась уколами в онемевших пальцах. Как он мог её оставить? Разве нельзя было уяснить всю опасность после того, что случилось в гостинице? Почему он так легко её покинул? Распираемый совестью и страхом, Сакакибара уводил Мэй прочь от Фудзиоки. Только бы не проснулась! Только бы не умерла! — Скажи что-нибудь! — воззвал он, пытаясь спасти подругу от паники. «Пощёчиной? Нет, не так!» — отмёл он мимолётный вариант, и вместо этого сдавил Мэй в крепких объятиях. Порыв чужого дыхания обжёг лицо, сердце больно ударило по горлу. Сакакибара держал её в руках: Мэй смотрела на него, а её грудь вздымалась от судорожных вздохов. Он почувствовал: паника отступает. Медленно, норовя вновь вцепиться клыками страха, но всё же отступает. Взгляд Мэй стал осознанным, дыхание выровнялось. На последнем издыхании она, не отрываясь друг от Коичи, вошла в комнату и закрыла дверь на замок. Кажется, пронесло. — Там... — указала Мэй на телефон рядом с зеркалом. Сакакибара снял трубку, набрал номер Ёмиямской больницы и продиктовал адрес квартиры Мисаки, пересказав диспетчеру всё, что произошло с Фудзиокой. Затем вернулся к Мэй. Она сидела на лестнице, вжималась бледным лицом в колени и тихо вздыхала, пытаясь пережить увиденное. — Не надо было тебя оставлять, — сокрушённо вздохнул Сакакибара. — Ты не знал, — прозвучало из-под колен, — не мог ничего сделать. Поколебавшись, Сакакибара опустил руки на ладони Мэй, а спустя секунду уже держал её в объятиях. — Никогда больше не отпущу, — сказал он, утирая слёзы краем рубашки. Невольно поднял взгляд на дверь, и его пробрала дрожь от вставшего перед глазами образа Фудзиоки. Вдруг она сейчас встанет? Вдруг вломится в комнату и заставит Мэй увидеть свою смерть? Нет уж, в этом сне может случиться что угодно! Подгоняемый страхом, Коичи попросил Мэй подняться по лестнице и забрался за ней следом — так, словно это был единственный безопасный закуток во всём кошмаре. Не добираясь до кровати, они рухнули на пол. Мэй потянулась за объятиями. — Не ходи туда. Не трогай её, — попросила она, держась за рубашку Сакакибары. — Сказал же, не отпущу, — заверил её тот. — Дыши глубже, попробуй успокоиться. У вас есть успокоительное? — Нет, всё внизу, — указала Мэй на дверь. — Только не ходи туда. — Не пойду, — вновь заверил Коичи. В доме стало так темно и холодно, что ему почудилось, будто они вернулись в смертную пустоту. Сакакибара стянул с кровати покрывало, укутал Мэй. Девочка подалась вперёд и прижалась к его груди. — Тебе тоже нужно, — прошептала она, заплетая Сакакибару в покрывало. Стало теплее. — Спасибо, что увёл меня оттуда, — еле слышно добавила Мэй. — Я не знала. Думала, что смогу выдержать. Но она, как настоящая. Как тогда... — Не думай об этом, — ответил Сакакибара. — Это сон, помнишь? Подумай лучше про... ну...       О чём? Что счастливого было в жизни Мэй? Увлечения? Друзья? — Подумай... Сколько чая мы купим, когда проснёмся. А ещё... Помнишь, я обещал, что одним блюдом ты не отделаешься? Я тебе такого наготовлю, пальчики оближешь! А ещё... Сакакибара спешно перебирал в памяти всё, что было связано с Мэй. — И Соу? Пригласим его из Хинами? Он будет рад тебя видеть! В темноте Коичи заметил, как лицо Мэй тронула улыбка. Воодушевлённый, он продолжил. — И Тешигавару с Юей пригласим! А ещё я отведу тебя в художественный музей, в Токио! А ещё... Последнее слово растворилось на устах, когда Мэй обняла его. Единственный глаз смотрел на покрасневшие щёки Сакакибары. — Никого больше не приглашай, — прошептала она с усмешкой. — А то мне ничего не достанется. Улыбнувшись, Коичи обнял её в ответ. Под покрывалом стало теплее.       Ночную тишину прорезал вой сирены. Скорая помощь спешила к магазину семейства Мисаки. Друзья услышали, как она припарковалась во дворе. На пороге показалась бригада врачей. Послышался стук в дверь. Коичи спустился вниз. Мэй — за ним. — Открыто! Входите! — крикнул Коичи из окна. Люди в медицинской форме прошли в зал и поднялись в прихожую. — Где хозяева? Что случилось с девочкой? — прогремел из-за двери голос одного из врачей. — Мы тут! Не открывайте! — поспешил добавить Сакакибара. — Тут её сестра, она боится! — Что видели? — произнёс тот через дверь. — Она... Тряслась, тянулась ко лбу, — перебирал в памяти Сакакибара, — и упала! — Так... В машину её, ребята, — приказал врач после недолгого осмотра. — Где мама с папой? — Они не мои, а Мэй! Это дом семьи Мисаки! Хозяева уехали по делам! — Та-ак... Семья Мисаки, не застали на месте, — послышался скрип карандаша по бумаге. — Номер родителей? Сакакибара хотел было обратиться к Мэй, но та ответила за него. — Моя сестра не из этой семьи. Позвоните в резиденцию Фудзиока. Номер: 20-01-09, — отчеканила Мэй на одном дыхании. Скребок карандаша зафиксировал всё на бумаге. — Поехали, — приказал врач людям, что несли Фудзиоку. Хлопок двери — и машина скорой помощи, гремя сиреной, устремилась к центральной Ёмиямской больнице.       Коичи отпустил Мэй. Приоткрыл дверь, выглянул наружу. Пол прихожей облепили грязные следы, но Фудзиоки там больше не было. Выдохнул, обернулся. — Можно выходить. Мэй посмотрела на дверь и мотнула головой: не пойдёт. — Ну, давай побудем здесь, — кивнул Сакакибара. Закрыл дверь на замок и устроился на лестнице. Мэй — рядом. — Я разбила его тогда, — махнула на напольное зеркало рядом с телефоном. — Хотела сломать и глаз, но не достала.       Сакакибара молчал, не представляя, как искоренить этот кошмар. Друзья? Еда? Увлечения? Ничто не помогло ему, когда умерла Рейко. — Моя сестра в смерти. Это хуже всего, что было в пустоте. Она одна, сходит с ума, где ничего нет. А я здесь, с тобой.       Коичи попробовал утешить Мэй объятиями, но та не позволила себя коснуться. Поднялась, открыла дверь и пошла по следу из уличной грязи. — Ты куда? — вскочил следом Сакакибара. Мэй спустилась на первый этаж и пошла ниже, в подвальное помещение. Галерея встретила её дымным полумраком, витающим сквозь ряды незавершённых работ Кирики. Нагромождение кукольных частей контрастировало с редкими куклами, занимающими места на прилавках. Мэй прошла мимо куклы сросшихся животами близнецов. Обогнула витрину с пёстрой куклой-аристократкой и остановилась у малинового гроба. — Как думаешь, что станет с маленькой девочкой, которая родилась в мире, где ничего нет? — прозвучал вопрос от Мисаки. Она покосилась на Сакакибару, ожидая ответа. — Ну... Если ничего нет, она умрёт от голода... — неуверенно пробормотал Коичи, поёжившись от взгляда, который бросила на него Мисаки. — В смерти нельзя умереть во второй раз. Если нерождённый ребёнок попадёт в пустоту, он навсегда останется младенцем, плачущим в темноте. Мама не расскажет ему, что такое добро и зло. Он не сможет понять окружающий мир и не будет знать, что такое смерть. Но в посмертии ребёнку не так страшно, как человеку, что осознал окружающую реальность.       Мэй оставила ладонью след на пыльном гробу и потянула за ручку. Петли натужно скрипнули и на свет выбралась кукла в человеческий рост, выглядящая точно, как Мэй. — Ты про ребёнка Кирики-сан? — спросил Коичи. — Мне хочется верить, что ей не страшно в этой темноте, — кивнула Мэй. — Но моей сестре гораздо хуже. Прошёл год... наверно, она уже потеряла рассудок, — продолжила Мэй, завивая на палец искусственные волосы куклы. Фарфоровая кожа переходила в мертвенно-бледный оттенок, сливаясь в единый цвет, будто это Мэй движется на шарнирах, а кукла отдыхает, посапывая в удобном гробу. Когда Мэй обернулась, она увидела в руках у Коичи знакомую куклу. Две маленькие девочки. Сиамские близнецы, сросшиеся животами. Мирно спят, закрыв кукольные глазки. — Я бы изобразил их живее, — бросил Коичи, вернув куклу на место. — Слишком они бледные. Будто смерть для них уже наступила. — Кирика делает только таких, — пояснила Мэй, встав рядом с Коичи. — Не может поменять стиль. А может, не хочет. — А может, так и задумывалось, — подумал Коичи вслух. — Аристократы, рабочие, актёры, дети, — повторял он, обводя галерею взглядом, — все выглядят так, будто готовятся к смерти. А эти, — он указал на сиамских сестричек, — совсем не волнуются... — Странные они. Им было бы спокойнее, не знай они друг друга, — заключила Мэй, коснувшись двойного живота куклы. — Как думаешь, что происходит с такими после смерти? — спросил Сакакибара. — Они ведь не могут отделиться друг от друга? Может, потому они такие спокойные? — Возможно, — признала Мэй, бросив оживлённый взгляд на Сакакибару. — Жаль, что мы с сестрой получились не такие. Умерли бы вместе. Последние слова Мэй исчезли во мраке подвальной галереи. Воцарилась тишина. Ни звука не донеслось в пыльных стенах, пока Мэй не захлопнула крышку кукольного гроба. — Ты боишься умереть, — заключил Коичи. — Боюсь, — кивнула Мэй. — Ты помнишь, что случилось с Теруей-саном. Нам тоже было бы лучше разойтись, когда проснёмся... — Недавно ты говорила иначе, — возразил Коичи, заметив, как вздрогнула Мэй после его слов. — Думаешь, я вот так просто забуду о тебе? После всего, что было? — Мне тоже это не нравится, Коичи... — Конечно. Ты же этого не хочешь, — напирал тот. — Не лучше ли прожить жизнь так, чтобы в смерти вспоминать всё самое лучшее? — Ты можешь веселиться, зная, что твоя тётя... — отрезала было Мэй, но тут же осеклась. — Нет, прости. Я не это хотела сказать. — Я понял, — прервал её Коичи. — Фудзиока, может, и страдает — но не думаю, что она хотела бы видеть тебя такой. Чтобы ты не позволяла себе жить из-за неё. Коичи сделал шаг. Мэй отступила назад. В дымке подвала её фигуру застилали белесые всполохи фарфора, словно внутрь кукол поместили рабочие лампочки. Коичи протянул руку. Ладонь легла на хрупкое плечо. — Если боишься остаться одна в пустоте, мы можем соединить нас. — Что? — переспросила дрогнувшим голосом Мэй. — Попросить сшить наши руки, когда мы умрём. Лечь в один гроб после смерти. Мы ведь попали в один сон? Может, и в пустоту попасть сможем?       Мэй замерла. Любая другая девушка посчитала бы его психом — и, наверное, была бы близка к правде. Сакакибара пережил больше зла, чем любой в его возрасте — но и Мэй была такой же. Немигающим взглядом она обвила ладонь Сакакибары, не решаясь убрать её с плеча. Молчала. — Если ты, конечно, хочешь, — отступил Сакакибара. — Это ненормально, — возразила Мэй. В голосе, однако, не чувствовалось укора. — А для нас теперь весь мир ненормальный, — усмехнулся Коичи и убрал руку с плеча Мэй. — Кто ещё поверит, что нам приснились мертвецы? — Ты забудешь. Или умрёшь. — Нет, если мы и дальше будем вместе.       Сакакибара замолчал. Глубокий вздох едва ли подавил нарастающее волнение. Где-то внутри завязали узел, закрыли поток воздуха, выпустили предательский ужас. Змеями он кружился по животу Сакакибары, стягивал горло, заплетал язык. Будто монстр из прочитанных книг Стивена Кинга пришёл захватить контроль, не дать поделиться тем, что влекло Сакакибару по закоулкам этого сна. Будто убийца Сэйто, из-за которого его травили в младшей школе, приставил нож к его горлу. Одно слово — и он выпустит кровь. Сакакибара говорит. — Мэй, я... Ты... мне нравишься, — произносит, задыхаясь от невидимой удавки. — Ты будешь моей девушкой? — вполголоса, почти шепчет заветные слова. Он опускает взгляд. Знает: не в характере Мэй кидаться парню на шею или падать на колени от чувств. И действительно — он видит всё тот же взгляд. Мэй молчит. Сакакибара почти дрожит. Кто-то должен прервать эту тишину. — Мне надо подумать, — отвечает Мэй вполголоса. Удавка спадает с шеи Сакакибары, но он не может поднять взгляда. — Ладно, — бросает сквозь силу. Хочет развернуться, но тут же теряется в пространстве, когда чувствует ладони Мэй. Она обнимает его. — Ты больше всех заслуживаешь забыть это проклятье, — шепчет, не поднимая взгляда. — Давай проснёмся. И решим, как быть дальше.       Сакакибара вскинул голову в согласном кивке. И правда, рановато говорить о таких вещах. Вот выберемся, поможем друг другу встать на ноги — тогда и решим, как построить будущую жизнь. — Я хочу увидеть её, — сказала Мэй, делая шаг в сторону лестницы. — Нужно закончить с сестрой. — А ты справишься? — Не знаю, — ответила она. — Но другой дороги нет.

✱✱✱

      Коичи вошёл в ночную Ёмияму вслед за Мэй. Посвежели воспоминания о ночной прогулке: о том, как он, задыхаясь, бежал по пустынным улицам и почти расстался с жизнью на сыром тротуаре. Воображение рисовало ему мёртвое тело, поедаемое бродячими псами на обочине. «Не сегодня!» — гремел внутренний голос Сакакибары. Рука нащупала ладонь Мэй. Друзья перешли улицу. — Думаешь, она ещё жива? — спросил Сакакибара в тишине. — Не знаю. Теперь всё не так, как было раньше, — отчеканила Мэй, сосредоточенно шагая вперёд. — Я не знаю, что случится, когда мы войдём к ней. — Так может, не стоило идти? — По-другому мы не вернёмся. Если мне позвонят из больницы, чтобы сказать о её смерти — я могу не выдержать... Не знаю как, но это меня заденет, — она понизила голос и до Сакакибары донеслось лишь холодное шептание. — Я должна увидеть её на своих условиях.       Небо заволокли тучи. Мэй и Коичи шли в темноте, не разбирая дороги. Фонарных столбов не было в этой части города, а машины давно перестали ездить. Сакакибара ненароком представил, как в одном из этих покосившихся домов зажигается свет, и на всю округу доносится крик проснувшегося от кошмара ребёнка. Кто знает, что может породить человеческий разум во сне? Коичи держал Мэй за руку, не то чтобы защитить, не то из-за захватившего его страха. Так они добрались до больницы: прошли под зажжёнными глазами-окнами, миновали парковку с языками-машинами скорой помощи и вошли в пасть-парадный вход.       Вестибюль был совсем, как настоящий: полумрак окутал каждый угол, и лишь тусклая лампа над столом приёма граждан давала понять, что это место не вымерло. Мэй повела Коичи в другую сторону: к лифту, в котором они когда-то встретились. Кабина опустилась вниз, створки скрылись под стенами и выпустили в вестибюль женщину, при виде которой у Коичи похолодело в груди. Высокая, стройная, с большими глазами-пуговками, выдающими в ней любительницу паранормального. Его лечащий врач — Санае Мидзуно. Именно с ней Коичи обсуждал тайну своего класса — ещё до того, как подружился с Мэй. От неё он получил прозвище «мальчик-жутик», и она же стала его первой подругой в Ёмияме.       Отшатнувшись, он пропустил её вперёд: Санае даже не взглянула на него. Следом Коичи схватил Мэй за руку, оттащив от порога кабины. Отвел к ступеням лестницы, прошёл на этаж выше и объяснился, шепча вполголоса: — Лифт сломан. В прошлом году там умерла сестра Такеру. — Сестра? — на миг замялась Мэй, но тут же пришла в себя. — Ладно. Тогда пойдём по лестнице... — Подожди, — вдруг одёрнул себя Сакакибара. — Ты видела женщину, что выходила из лифта? На ней был цвет смерти? — Нет, — покачала головой Мэй, — я не видела... А почему ты спрашиваешь? — Она могла быть мертвецом. Ладно, пошли.       Они поднялись на шестой этаж, в больничные палаты. Надеяться, что Фудзиока попала в свою палату, не приходилось: прошло слишком мало времени с момента прибытия скорой помощи. Гораздо страшнее было другое. Если этот сон действительно работает так, как они подозревают — сейчас ему не составит никакого труда убить Фудзиоку в реанимации. Если это произойдёт — Мэй придёт конец. А вместе с ней — внутри Коичи затянулся узел — и ему. — Пришли, — вполголоса шепнула Мэй, когда они остановились перед потрёпанной дверкой с номером 33. На этаже никого не было: лишь пара дежурных врачей прохаживалась вдоль коридора, поглядывая на мутные окна. Сакакибара не рискнул ждать, пока его заметят: нажал на ручку, толкнул дверь в ожидании столкнуться с замком — и та распахнулась. На подгнившей кровати, окружённая запахом лекарств, лежала Фудзиока. Одеяло медленно вздымалось: она ещё дышала.       Мэй вошла первой. Стены этой палаты несли в себе смертную пустоту: Коичи чувствовал её от макушки до кончиков пальцев. Дьявольские когти смыкались на шее Фудзиоки: давили на неё опухолью, что когда-то чуть не забрала жизнь её сестры. Кожа её была бледнее, чем у Мэй. Сомнений не осталось: сегодня ей предстоит умереть снова.       Сакакибара отвернулся к окну. Ни единого человека не было на пустынных улицах Ёмиямы: сердце перестало гнать кровь по венам города-призрака. Теперь на месте оживлённой улицы были чёрные лужи, содрогающиеся от капель возвратившегося дождя. Биение воды о стекло отозвалось в палате Фудзиоки, наполнив её мерным шумом змеящихся по окнам капель. Сакакибара отвернулся от окна, готовясь решить судьбу Фудзиоки — но та уже открыла глаза и таращилась круглыми зрачками в потолок. Потом наклонилась, обвела взглядом комнату и уставилась на Мэй. — Эй, а мы где? — спросила она у сестры. — Я что, уснула? И что он тут делает?..       Ладонь Фудзиоки, указавшая на Сакакибару, сжалась вдруг в кулак и проколола ногами кожу. Из уст девочки вырвался натужный, болезненный стон, а вторая рука со всех сил сжала простыню, пытаясь вытерпеть внезапную боль. Глаза Фудзиоки едва не вывалились из орбит, сделавшись вмиг напуганными, покрытыми вздувшимися красными капиллярами. Стоило боли притихнуть, как в комнате поселились судорожные вздохи: Фудзиока дышала, отгоняя бьющие по голове там-тамы. Её грудь вздымалась вверх-вниз, словно задыхаясь от невидимой удавки.       Когда Сакакибара поймал взгляд Мэй, внутри всё перевернулось. Никогда он не видел её такой подавленной: редкие слёзы змеились по бледным щекам, срываясь на гнилой пол. Мэй больше не могла держать себя за каменной маской. Она опустилась на кровать, коснулась лба Фудзиоки холодной ладонью и обернулась. В лице её не осталось ни кровинки. Сакакибара не мог предсказать, что она сейчас сделает. — Сколько сейчас времени? — спросила она его. Застигнутый, тот достал из кармана телефон. — Полночь... — А дата? — Первое сентября, — не веря добавил тот. — Но ведь сегодня... — Это всё сон. Должна быть середина августа, — ответила Мэй, наблюдая, как Фудзиока корчится в припадке. — Проклятье уже действует. — Что! Что вы несёте?! Позовите врача! — сквозь боль закричала та. — Поздно, — холодно вздохнула Мэй и зажмурилась: цвет смерти ослепил её. — Коичи, дай мне нож. — Нож?! — воскликнула Фудзиока в агонии. — Вы что делаете?!       Казалось, Сакакибара ощутил на себе, как усиленная проклятьем опухоль давит на мозг Фудзиоки. Череп вдавился в ткани, лёгкие свело судорогой, стоило только поднять взгляд и увидеть, как Мэй тянется к нему за орудием предстоящей смерти. Рука сама потянулась к карману куртки. Мэй сжала нож в дрожащей руке. Настало время просыпаться.       Коичи видел, как Мэй прижала ослабшую Фудзиоку к кровати, нащупала мягкие ткани промеж рёбер, не позволяя вывернуться. Фудзиока не пыталась, лишь тяжело крича от сковавшей её боли. Никто не придёт ей на помощь. Хотелось отвернуться. Остановить Мэй. Сделать всё, чтобы не видеть этого ужаса. Не видеть, как Мэй заносит нож над сердцем близкого человека. Как он заносит ржавую кирку над головой Рейко...       Глухой удар пронёсся по коридорам больницы. Мэй, обмякнув, упала на кровать под остекленевший взгляд Фудзиоки. Девочка посмотрела на Коичи. Кажется, на миг ей почудилось спасение, но тут нож вошёл ей между рёбер, утонув в плоти по самую ручку. Кровь обагрила руку Коичи. Крика не было: лишь слабо вздрогнув, Фудзиока обмякла и больше не двигалась. Тело её истаяло на глазах: сначала кожа, затем плоть и скелет, она вернулась в смертную пустоту. Коичи вновь убил мертвеца. Мэй не увидела, не осознала гибель сестры, что исчезла сейчас рядом с ней.       Едва последний комочек тела Фудзиоки истаял — весь мир погрузился во мрак. Коичи знал: он поступил правильно. Мэй будет жить. Смертной пустоте придётся подождать ещё немного.