***
Следующим утром их уже ждала карета, которая отвезла пару в Прованс. В этот раз они пробыли в пути около пяти часов. Летели днём, поэтому из окна кареты открывались красивые виды на природу Франции. Ближе к Провансу они стали пролетать над красивейшими лавандовыми полями. Именно там карета приземлилась и покатила дальше по земле. Они проезжали мимо одного из монастырей, по территории Аббатства Сенанк. Женевьева уговорила Люциуса остановиться и прогуляться по монастырю. На территории аббатства приходилось очень много ходить по ступеням, поэтому девушка быстро выдохлась, и они просто решили погулять по красивейшим полям лаванды. А какой там стоял аромат… Все было хорошо, пока Женевьева не начала отчаянно чихать, а из глаз не потекли слёзы. — По-моему… апчхи! Нам лучше пойти… Апчхи! Апчхи! — Да, пожалуй, — усмехнулся Малфой и повёл чихающую девушку в карету. После лавандового поля, они остановились в ближайшей деревне, отведать вкуснейшей местной кухни. Пребывание в Провансе было более долгим, чем в Париже. Люциус и Женевьева объехали многие городки и деревни этого края, наслаждаясь красивой природой и незабываемой кухней. Завершили они путешествие по Провансу посетив красивейший лазурный берег. Белый песок щекотал ступни, а вода была такой тёплой и прозрачной, как нигде. После они поехали в Италию, останавливаясь в каждом городе и деревне, которые попадались по пути. Тур по итальянскому государству был чисто гастрономический. Женевьеве казалось, что она за всю свою жизнь не съела столько, сколько за неделю в Италии. И хоть она и говорила, что по приезде в Англию не влезет ни в одно из своих платьев, Малфой был этому очень рад. Мисс Аренберг теперь и вовсе вернулась в своё изначальное состояние по весу и в куда лучшее по настроению. Из Италии полетели в Швейцарию, остановившись на берегу синего Женевского озера, обрамлённого высокими горами. Вид из окна их виллы был настолько захватывающим, что Женевьева часами могла сидеть в кресле напротив окна и просто наблюдать за озером и горами. В Швейцарии было прохладнее. Они любовались горными пейзажами и гуляли по небольшим улочкам городов. Там Малфои пробыли ещё дольше — почти две недели. В Швейцарии Женевьеве очень понравилось. Она ранее никогда не бывала в этой красивой стране. Когда они уже собирались лететь дальше (Люциус никогда не говорил, в какую страну они поедут), Малфой осторожно обратился к своей жене: — Я пойму если ты откажешься, но я хотел бы предложить тебе посетить твою семью в Антверпене… — Я рада, что ты поймёшь мой отказ, — недовольно проговорила мисс Аренберг, — Ни за что я не хочу туда ехать. — Как скажешь. Но твоя мать… Но Женевьева и слышать ничего не желала.***
Путешествуя, они объехали почти всю западную Европу примерно за полтора месяца. За это время Женевьева округлилась ещё сильнее (во всех смыслах). Люциус был очень рад тому, что вывез её из Англии. Волшебница выглядела даже более счастливой, чем до беременности. Когда настало время возвращаться домой, они были в Будапеште. После ланча, Люциус и Женевьева прогуливалась по набережной, мимо величественного здания парламента, и решили попить чай в небольшой кофейне, а заодно отведать местных пирожных. Люциус отошёл в уборную, а мисс Аренберг стала разглядывать сидящие вокруг парочки. На красивой террасе, с которой открывался прекрасный вид на реку, разместилось примерно полтора десятка небольших столиков, за которыми сидели в основном пожилые пары или семьи с детьми. Мисс Аренберг невольно задержала взгляд на пробегавшем мимо мальчугане лет пяти, который бежал за неуверенно стоящей на ногах девочкой, совсем ещё малышкой. В горле встал ком. Женевьева поглядела на собственный живот и вздохнула. Люциус раз за разом убеждал её в том, что все происходит так, как и должно быть; что их свела судьба, и что это большое счастье для них обоих… и временами девушка даже в это верила. Но по-настоящему лучше ей становилось от его обещаний полного покоя и возможности вести прежнюю жизнь и после рождения ребёнка. Волшебница старалась как можно реже думать обо всем этом, убеждая себя, что поймёт свои чувства, когда увидит ребёнка. Пока они были смесью из волнительного ожидания, периодической радости и приязни к чаду и чувства вины от того, что он (или она) родится в семье, где его хотели только наполовину. Её взгляд продолжал безразлично переходить от одного человека к другому, пока не остановился на сидящем к ней спиной молодом человеке. Глаза Женевьевы расширились. «Этого не может быть… он не может быть здесь! Но ведь, такой редкий цвет волос…» Она со вздохом поднялась со стула, и немного разогнув ноющую поясницу, направилась к сидящему к ней спиной блондину. Ещё подходя сзади, Женевьева увидела книгу в длинных пальцах. С каждым шагом волшебница была всё сильнее уверена в том, что знает кто перед ней, и с каждым шагом возрастала надежда на то, что она ошибается. — Драко? — неуверенно позвала его со спины Женевьева. И конечно, он обернулся. За столом сидел Драко Малфой. _______________________________________ Парень удивленно уставился на неё, затем его взгляд скользнул ниже, к большому животу и удивление у него на лице усилилось. — Женевьева? Что ты тут делаешь? Со спины, оглядываясь куда-то назад, по-видимому говоря что-то официанту, к ней подошёл Люциус. — Дорогая, пойдём. Нам уже принесли… — взгляд Малфоя остановился на сыне, и мужчина остолбенел. Женевьева не знала, что ей делать. В глазах парня мелькнул испуг. — Ну здравствуй, Драко, — холодным голосом проговорил Малфой-старший. — Отец, я… — слова застряли у него в горле. — Я тебя внимательно слушаю. Повисло молчание. На троицу уже оборачивались люди. Люциус выглядел так, словно только что выслушал самое большое в жизни оскорбление. Малфой-младший казался испуганным и пристыженным. Мисс Аренберг продолжала стоять между ними, стараясь не смотреть ни на одного, ни на другого и чувствовала себя виноватой в случившемся. «Если бы я не подошла к Драко, может быть, Люциус его и не заметил бы…» Минуту спустя, она поняла, что дальше так продолжаться не может, взяла Люциуса за руку и, надеясь немного успокоить, встала между ним и сыном, пытаясь прерывать их зрительный контакт (что выходило слабо, так как оба Малфоя были выше её). — Люциус, — каким только могла, нежным голосом проговорила она, — Давай ты присядешь за наш столик, а я подойду через минуту. Малфой-старший не обратил на её слова никакого внимания. — Что, нечего сказать? — спокойно спросил он сына, однако, голос его был холоден как лёд. — А тебе? — набравшись смелости, ответил ему мальчик, — Я смотрю, ты не слишком-то скучал, пока меня не было, — слегка кивнув в сторону Женевьевы, сказал он. — Пока тебя не было? После того, как ты сбежал, как трус, ты хотел сказать? — голос Малфоя был полон гнева, — После того, как ты бросил меня, отвечать за твой провал и побег, последовавший за ним… После того, что Он мог сделать со мной и с твоей матерью, если бы нашёл её, — Люциус презрительно посмотрел на сына и бросив, — Я не желаю больше тебя видеть. Ты недостоин носить мое имя, — отвернулся и ушёл. Мисс Аренберг, лихорадочно соображая, не понимала куда кинуться. Ей было жаль Драко. Люциус, по-видимому от злости забыв зачем они пришли в это кафе, направился к выходу. Драко продолжал стоять, глядя ему вслед. Женевьева взяла у проходившего мимо официанта-магла ручку, подошла к младшему Малфою и быстро написала на первой странице его книги адрес, а затем под ряд несколько цифр и букв. — Послушай меня, — сказала она парню, который с негодованием посмотрел на неё, — В Англию тебе возвращаться нельзя. Он найдёт тебя и убьёт, если ты это сделаешь. Здесь, — она указала ручкой на адрес, — на севере Испании, находится дом моего дяди Айзека. Он завещал его твоей матери. Дом очень хорошо защищён. Ты можешь жить там. Один, или вместе с матерью, дело ваше. А это, — она подчеркнула написанные в строчку буквы и цифры, — Номер счёта в бельгийском банке Триодос. Тебе нельзя возвращаться в Англию и посещать Гринготтс. Будешь снимать деньги там. — Мне не нужны… — скривив лицо начал Драко. — Нужны, — не допускающим возражения тоном сказала Женевьева. — Он примет тебя назад. Просто ему нужно время. Я должна идти, — и она быстрым шагом, насколько позволяла ноющая спина, направилась вслед за Люциусом. Малфой-старший, с лицом, отражающим полные гнева мысли, ожидал её глядя куда-то далеко за горизонт. — Что ты там делала? — повернулся он к положившей ему на плечо руку, волшебнице. Люциус пытался смягчить голос, но прозвучал вопрос все равно резко. — Расплачивалась с официантом, — соврала Женевьева. — Ложь. Я же просил не врать мне, — сверкнул глазами мужчина. — Убедилась, что у Драко есть на что и где жить, — выдохнула она. — Не упоминай при мне его имя. Для меня, он — оскорбление. Я не мог вырастить труса, который предал всю свою семью ради собственной шкуры. — Хорошо, — мягко проговорила девушка, — Мы не будем о нем говорить. Пойдём, дорогой, — она впервые назвала его как-то ласково. Но мужчина не двинулся с места. Женевьева взяла его ладонь, и снова прислонила к своему животу. Буквально через секунду малыш толкнулся, и лицо Малфоя-старшего прояснилось. Видя, как он реагирует на это, девушка не смогла сдержать улыбку. — Пойдём, Люциус.***
Вернулись в поместье они вечером следующего дня. В тёмном и мрачном Малфой-мэноре всё было по-прежнему, но после такого, полного радости и положительных эмоций, путешествия, всё здесь казалось Женевьеве чуточку прекраснее, чем раньше. Шёл восьмой месяц её беременности и ходить становилось все тяжелее. Каждый раз, когда она смотрела на свой живот, волшебнице казалось, что он должен лопнуть, словно шарик, потому что растягиваться до таких размеров решительно не мог. Зато ей очень нравилось плавать в бассейне, где она и проводила часы напролёт. Люциус теперь стал и вовсе невыносим. Он ходил за Женевьевой по пятам, словно сторожевой пёс, сопровождающий её везде и всюду. — Ты куда? — поднялся с кресла Люциус, откладывая в сторону свиток пергамента, глядя, как его молодая жена неловко встаёт с постели. — В туалет. Хочешь со мной? — раздражительно посмотрела она на Малфоя. Люциус стоически принимал все капризы супруги и продолжал сутками дежурить возле неё. Целитель Мердлок, который наблюдал Женевьеву в течение всей беременности, остался очень доволен тем, как она себя чувствовала по приезду и посоветовал им продолжать побольше бывать на свежем воздухе и посещать разные места. — Следите за тем, чтобы она не заскучала. Моральное состояние очень важно на таких сроках. Я бы посоветовал давать миссис Малфой всё, что она захочет. Физически и мать и дитя полностью здоровы, — опережая вопрос, заверил Малфоя лекарь. — А что касается родов… — Что касается родов, миссис Малфой хочет, чтобы мы сделали все сами, — видя непонимание в лице мужчины, Мердлок продолжил, — Она хочет минимизировать негативный эффект для своих внешних и внутренних данных. Это вполне естественно для девушек её возраста, особенно для тех, кто заводит ребёнка впервые. Вам не о чем переживать, я лично займусь этой процедурой. Малфой продолжал недоверчиво глядеть на целителя. — Посудите сами, мистер Малфой, кто лучше проконтролирует процесс рождения ребёнка, группа целителей-профессионалов или девушка, которая, как она сказала, теряет сознание при виде своей крови? — Пожалуй, вы правы, — согласился Люциус.***
Время бежало вперёд огромными шагами. На смену восьмому месяцу пришёл девятый. Промозглый февраль сменил дождливый март. Мердлок сам назначил дату родов, они выпадали на последние числа марта. Сложно было сказать, кто из будущих родителей волновался больше. Наверное, Люциус. Женевьева, обсудив все с целителем, полностью доверила ему делать его работу. — Вы же понимаете, я хочу выглядеть также, как до всего этого? — каждую встречу с Мердлоком спрашивала она. — Да, миссис Малфой, я помню. Волшебница немного дернулась. Она так и не смогла свыкнуться с этим обращением. — Вы не могли бы называть меня просто, по имени? — Как скажете, — целитель пробежал взглядом по длинному листу пергамента и продолжил, — Через неделю жду вас в родильном отделении Святого Мунго. Женевьева снова дернулась. — Так скоро… — с испугом и неким сожалением в голосе, выдохнула она. — Ну, вы всегда можете придти ко мне со вторым… — О нет-нет. Не думаю, что это когда-нибудь случится, — быстро проговорила Женевьева. Если Люциус переживал из-за самого процесса рождения, Женевьеву одолевало беспокойство из-за близящейся встречи с её ребёнком. Она смирилась с браком, смирилась с беременностью, но ребёнок, для которого она должна была стать матерью, не укладывался в голове. Чем ближе становилась назначенная целителем дата, тем сильнее её нервировал Люциус. Он стал ещё больше времени проводить с Женевьевой, хотя ей и казалось, что это, уже, невозможно. Аренберг хотелось побыть рядом с человеком, который бы умерил её беспокойство и продемонстрировал бы спокойное принятие ситуации, а Малфой, который вздрагивал и спрашивал все ли хорошо, всякий раз, когда она переворачивалась с одного бока на другой, её совершенно не успокаивал. За день до назначенной даты, волшебница обратилась к Люциусу: — Люциус… — Да? — Малфой по-обыкновению сидел в кресле у кровати. Они недавно закончили завтракать. — Я хочу тебя кое о чем попросить, — выдохнув, начала Женевьева, сама совершенно неуверенная в своём решении. — Все, что угодно, — развёл руками мужчина. — Приведи сюда мою мать, пожалуйста. Только предупреди её обо всем, я не хочу слышать удивленные возгласы. Сказано — сделано. К обеду в камине Малфой-мэнора появился Люциус, а за ним стройная высокая женщина, выглядевшая даже чуть младше старшего Малфоя. На деле, она была его ровесницей, но многочисленные процедуры по омоложению делали своё дело. — Прошу вас, миссис Аренберг. — Благодарю. У вас чудесный дом, — мать Женевьевы с сомнением оглядела мрачные убранства мэнора, а Люциус увидел в её глазах тоже, что видел около года назад в глазах Джеки, когда она точно также попыталась соврать ему. Внешне мать с дочерью были похожи лишь общими очертаниями — обе высокие, стройные и кареглазые. Но в остальном, Женевьева пошла в отцовскую породу. Волосы миссис Аренберг были более светлые, а черты не такими яркими. В целом, её внешность была миловиднее, а лицо Женевьевы, из-за темных бровей и глаз, оттеняющихся светлой кожей, выглядело более резким, что ничуть его не портило, даже наоборот, придавало страсти. Одно лишь сходство между ними было абсолютным — голос. Когда Люциус оказался в небольшом коттедже, на юге Франции, который занимала сейчас мадам Селин Аренберг, и услышал, как она заговорила, мужчина невольно вздрогнул и огляделся. Он был уверен, что слышал голос Женевьевы. — Проводите меня к ней? — вырвал его из размышлений тот самый голос миссис Аренберг. — Разумеется, прошу вас. Видно было, что Селин волновалась. Когда Люциус рассказал ей о цели своего визита, лицо женщины на секунду тронуло удивление, а затем его сменила горечь и обида. Малфой мгновенно понял, почему. Дочь не сообщила ей о беременности. — А ведь она даже не ответила на мое письмо, когда я спросила её об этом, — вздохнула миссис Аренберг, глядя на Люциуса, часом ранее, — Какой я, должно быть, была ужасной матерью, раз моя дочь не посвятила меня в это. Они поднялись вверх по ступеням, Люциус постучал в дверь спальни. — Войдите. Малфой открыл дверь и пропустил миссис Аренберг вперёд. Она вошла и неуверенно проговорила: — Здравствуй, дорогая. — Привет, мам. В глазах Селин виделся некий испуг и горечь. — Пожалуй, я вас оставлю, — сказал Люциус и закрыл за собой дверь. Он чувствовал себя неуютно и беспокойно рядом с ними. Следующие несколько часов Женевьева провела наедине с матерью. Та, пожалуй, впервые за долгие годы была нужна ей по-настоящему. Миссис Аренберг как могла сдерживалась и не спрашивала, почему дочь не ответила на её письмо. Они беседовали обо всем и ни о чем. Малфой-старший тем временем сидел в библиотеке и погруженный в свои мысли, смотрел в окно. Он надеялся на благоразумие и порядочность обоих женщин, изрядно при этом волнуясь. Ведь его маленькая тайна — то, с чего все началось, могла в любой момент открыться.***
— Каково это? — протяжно посмотрев на мать спросила Женевьева. — Рожать? Но ты ведь говорила, что… — Нет. Впервые увидеть ребёнка. Я боюсь… — голос девушки дрогнул и немного осип, — Боюсь, что не обрадуюсь. Что не смогу полюбить его. Я ведь не хотела… — по щеке волшебницы скатилась одинокая слеза. — Джеки, о чем ты говоришь? Конечно ты полюбишь его. Скажу тебе по секрету, — она грустно усмехнулась, — Если бы дети рождались только у тех, кто всей душой этого хочет, род человеческий уже давно бы вымер. Ты обязательно будешь любить этого малыша. Возможно, по-своему, но будешь. — А что ты почувствовала, когда родилась я? — немного прокашлявшись произнесла Женевьева, — Только честно. — Честно? — выдохнула миссис Аренберг, — Я была напугана не меньше тебя. Ведь тогда мне было всего двадцать… Но когда я впервые на тебя посмотрела, я поняла, что ничего прекраснее я не видела в жизни. И не увижу, — она посмотрела на дочь, — Сейчас, я думаю, что уделяла тебе недостаточно времени, — голос женщины тоже немного охрип, но она вздохнула и продолжила, — Но этого я уже не изменю. Могу только посоветовать тебе слушать своё сердце. Не каждая может целиком посвятить себя ребёнку, но думаю, это и не требуется. Любому малышу нужна в первую очередь счастливая мать.***
На ночь миссис Аренберг осталась в Малфой-мэноре. Утром следующего дня, они втроём отправились в госпиталь Святого Мунго. Целитель Мердлок встретил компанию и усадив Женевьеву в кресло-каталку, повёз её в палату. — Я бы хотел… — начал было Малфой. — Нет, — оборвала его волшебница. — Ты зайдёшь только когда всё закончится. И ты тоже, — повернулась она к матери, которая тоже хотела что-то сказать. — Никаких родственников, — посмотрела она на лекаря, и тот кивнул. — Она всегда была такой? Такой… — обратился Люциус к миссис Аренберг, когда коляска уже отъехала на порядочное расстояние. — Всегда, — кивнула женщина тоже глядя им вслед. — Зато, она знает, чего хочет. Наверное, именно поэтому мы и не были слишком близки. Она решительная и сильная, а я… Я всегда и во всем соглашалась с её отцом. — Что же в этом плохого? — непонимающе сказал Малфой. — Только то, что мужчины не ценят таких женщин, мистер Малфой, — усмехнулась Селин. — Каждому мужчине нужен вихрь, который способен его уничтожить, иначе вам всё быстро надоедает. Люциус промолчал. Он вспомнил Нарциссу, которая всегда и во всем соглашалась с ним. И действительно, эта женщина не наскучила ему только потому, что даже и не смогла его заинтересовать. Следующие три часа казались мучительно долгими. Малфой не отходил от двери палаты, за которой находилась его жена. Он то сидел, то вставал и ходил взад-вперёд. На исходе четвёртого часа, из палаты вышел Мердлок, снимая окровавленные перчатки и сообщил ожидающим, что они могут войти. К удивлению Малфоя, Женевьева довольная крутилась в одном белье возле зеркала, разглядывая себя в разных ракурсов. — Посмотри, Люциус! Никакого живота! Я выгляжу даже лучше, чем раньше! — восторженно заявила она. Малфой попытался выдавить из себя улыбку, но это у него не очень получилось, так как лицо было искажено волнением. — А где ребёнок? — с пересохшим горлом обратился он к Мердлоку. — Поздравляю, у вас близнецы, — улыбнулся целитель и указал рукой на две маленькие кроватки, стоявшие у стены. Малфой почувствовал, как внутри него словно оборвался какой-то очень тяжёлый орган и загремел вниз. Слова целителя эхом раздались в голове. «Близнецы» Люциус, не чувствуя ног, медленно подошёл к кроваткам и заглянул туда. Действительно, в каждой из двух лежало по крошечному малышу, каждый из которых казался таким маленьким, словно мог поместиться в двух ладонях. Оба были завернуты в голубые пеленки, а из-под маленьких голубеньких шапочек виднелись светлые волосики. — Они оба мальчики? — не веря в произошедшее, спросил он Мердлока. — Именно. Два здоровых мальчика. — Представляешь, целых два! — Женевьева выглядела совершенно довольной собой, но стояла немного поодаль, — Я так и знала, что от одного ребёнка живот не может быть таким большим. Люциус подошёл ещё ближе к одной из кроваток и коснулся щечки малыша, который почти сразу уставился на него голубыми глазами, а затем ухватил за палец маленькой ладошкой. — Они такие маленькие, — понемногу приходя в себя, сказал он. — Это нормально. Близнецы всегда рождаются меньшими по весу. Малфой почувствовал, как Женевьева подошла к нему сзади. — Хотите взять на руки? — спросила её улыбающаяся колдунья-медсестра. Девушка неуверенно посмотрела на неё: — Наверное, да. Женщина взяла сначала одного малыша и передала в руки матери, а затем другого и отдала его отцу. — Какая прелестная семья, — послышался сзади голос Селин и последовавшие за ним всхлипы. — Мам, ну ты что? Тебе не хватило ребёнка? — засмеялась Женевьева, — Вот возьми моего. И миссис Аренберг аккуратно взяла малютку из рук дочери. — Они такие красивые, не правда ли? — улыбнулась Женевьева Малфою. — Они прекрасны, — согласился он. — Но в моей семье не было близнецов. — У моей матушки была сестра-близняшка, — ответила ему мать Женевьевы. — А вы, — Малфой посмотрел на целителя, — знали, что мы ждём близнецов? — он, казалось, не мог поверить своему счастью. — Да, — кивнул тот. — Но Женевьева не хотела, чтобы я озвучивал пол ребёнка, и я решил сделать вам сюрприз. — Когда мы сможем отправиться домой? — спросил Люциус, не отрывая взгляд от малыша. — Сегодня вечером, если захотите. А завтра утром я навещу вас, — целитель посмотрел на часы. — Прошу прощения, у меня ещё одна пациентка. Дороти, останьтесь пожалуйста, — и Мердлок быстрым шагом покинул палату. — Кто принесёт мне поесть? — с улыбкой оглядела присутствующих Женевьева. Она выглядела и чувствовала себя совершенно счастливой. Всё закончилось. Она больше не беременна. При этом, благодаря мастерству Мердлока, выглядит и чувствует себя так, словно и не была. С детьми всё в порядке, а Малфой явно на седьмом небе от счастья. Несмотря на то, что со стороны казалось, будто отец и бабушка заинтересованы в детях сильнее, чем мать, глядя на своих двух малышей, Женевьева действительно испытывала к ним довольно сильные чувства. Нежность, любовь, умиление. Она признавалась себе честно, что не жаждала проводить с ними всё своё время, но как мудро заметила её мама — все любят по-своему. — Я отправлю кого-нибудь, мадам, — снова улыбнулась медсестра Дороти и высунула голову из двери палаты. — Может, поменяемся? — услышал Люциус голос, так похожий на голос его жены, но принадлежащий миссис Аренберг. Она аккуратно положила своего малыша в кроватку и протянула руки к Малфою. Тот, осторожно, словно ребёнок был из хрусталя, передал его бабушке и взял лежащего в кроватке, который уже успел захныкать. Люциус действительно чувствовал себя как никогда счастливым. _______________________________________ Когда вечером, семья в полном составе вернулась в Малфой-мэнор, их там уже ожидала заранее подобранная няня. Женевьева было усомнилась в том, будет ли та справляться сразу с двумя детьми, но её мать тут же сказала, что хотела бы какое-то время тоже пожить с ними и присмотреть за малышами. — Как скажешь, — пожала плечами девушка. Когда близнецов расположили в детской и оставили на попечение няни и бабушки, волшебница беззаботно, едва не вприпрыжку, прошествовала в их с Люциусом спальню, где её уже ждал огромный букет красных роз, и плюхнулась на кровать. — А ты не хочешь побыть с детьми? — осторожно обратился к ней Малфой. — Я весь день была с ними, а до этого ещё девять месяцев. Так что нет, не слишком. Я хочу отдохнуть. — Так, или иначе, я хотел бы тебе кое-что подарить, — мужчина взмахнул палочкой, и в комнату влетела небольшая, обтянутая темной тканью коробочка. Женевьева было подумала, что там ещё одно украшение, но в коробочку поместилось бы, разве что, кольцо. Люциус тем временем вручную открыл её и протянул жене содержимое. На ладони мужчины покоился маленький золотой ключик. Девушка непонимающе посмотрела на Малфоя. — Что это, Люциус? — Ключ, от маленького домика в пригороде Женевы, с видом на горы, которые тебе так понравились, пока мы там были, — слегка улыбнувшись удивленному выражению лица супруги, ответил Малфой-старший. — Знал бы, что сыновей будет двое, подыскал бы что-нибудь поприличнее. — Люциус... я даже не знаю что сказать! Спасибо, разумеется... но я... — Для тебя мне ничего не жаль. Я заметил, как тебе понравилось в Женеве. Можем ездить туда на выходные, периодически менять обстановку. Но дом твой, тебе решать. — Чего мне ждать от тебя в следующий раз, острова? — разглядывая ключик, воскликнула Женевьева и сделав паузу, прибавила, — Как мы их назовём? Девушка вслух стала перебирать имена, которые, как она считала, могли подойти близнецам, не переставая крутить в руке ключ. Люциус почти все время думал молча. Сначала, сошлись на вторых именах: один малыш будет носить имя отца Люциуса — Абраксаса, а второй, отца Женевьевы — Александра. Эту мысль предложила мисс Аренберг. Называть мальчика вторым именем по деду, а девочку по бабушке, было древним французским обычаем. Оставалось выбрать первое имя для каждого из близнецов. После, казалось, пары часов обсуждений и споров («Моего сына не будут так звать!» «У них и так будет твоя фамилия, мне нравится это имя!»), когда голова у Женевьевы уже начала болеть, они остановились на именах Ленард (что значило сильный, как лев) и Роуланд (тот, кто прославит страну). — Значит, Ленард Александр Малфой и Роуланд Абраксас Малфой, — заключил Люциус. — Ох, как тяжко иметь детей! — снова откинулась на подушки волшебница. — А как мы будем их различать? — Думаю, если проводить с детьми больше времени, это само придёт, — с неким неодобрением в голосе, ответил Малфой-старший. — Ты на что-то намекаешь? — посмотрела на него девушка. — Возможно. — Не ты ли говорил мне, что после рождения ребёнка, я смогу жить прежней жизнью, и ты сделаешь все, чтобы я была счастлива? Ну что ж, дети наконец из меня вышли, я жду. Люциус протяжно посмотрел на неё, развернулся и пошёл к двери. — Пойду, посмотрю как они там.