~
Спустя ещё месяц Цукишима огласил новую дату концерта. Много нового материала, много новых эмоций и событий — всё это «Suspense» готовы вылить на слушателей, зарядить их своей энергией. За это время Кётани и Яхаба успели проведать родных в Мияги, Ивайзуми и Ойкава отдыхали на побережье, Ханамаки и Матсукава отпраздновали четыре года отношений, Коноха и Дайшо купили машину, Куроо и Цукки сделали мини ремонт в комнате и забрали из приюта котёнка, которого назвали Полночь.***
«Suspense» взорвали зал. Ликующая толпа кричала до хрипоты, подпевала и танцевала. Воздух накалился до предела и Бокуто, который стоял в первых рядах, ощущал эту энергию всем телом. В конце, когда выступление уже подходило к завершению и Ойкава хотел начать свою речь для прощания, его остановил Цукишима. Из колонок, которые доселе не работали, начала играть музыка. Слушатели затихли — они раньше нигде не сталкивались с этой песней, потому что это сюрприз для них и для команды. Подарок, который придумал Коноха, а Кей и Акааши поддержали его затею. «Я говорю бедности: Прощай! Я говорю бедам всем: Прощай! Говорю рваным кедам: Прощай! Говорю бывшим девам: Прощай! И я снова весёлый, как тамада. Снова еду с концертами в города. Мои песни как пули по головам, Ведь мой flow автомат!»(1) Акинори замолчал, и остался только голос Кейджи. Брюнет на грани срыва связок, но держится. Он хочет, чтобы его услышали. «В меня не верил никто, типо буду никем. С работы гнали пинком. Говорили: мест нет… Какие Louis Vuitton? — был на рынке одет. Для себя был Кинг-Конг, для других Гривет! McDonald's, за кассой, штук десять за месяц. У клуба замес ночью, десять на десять. За партой в конце писал тысячи текстов. Старался, старался, но толку, блять, нету!» Куроо и Бокуто стояли как вкопанные. Народ стал одобряюще хлопать. «Мама говорила: «Найди работу». Мама, прости, твой сын оболтус. Зря я положил мозги на полку. Давно разбогател, если б был задротом! Спросили, каких я достигну высот. Я сразу ответил: «Хочу быть звездой!» Директор меня называет никчёмным. Послушав его, я бросил учёбу.» И ведь правда — Акааши бросил учёбу ради музыки. Коноха опираясь на стойку микрофона начал заглушать голос Кейджи, чтобы брюнет немного отдохнул. «И я снова весёлый, как тамада. Снова еду с концертами в города. Мои песни как пули по головам, Ведь мой flow автомат!» Мацукава и Кётани все также пребывал в ступоре с раскрытыми ртами — они даже не представляли какие манипуляции проводились у них за спинами, и теперь оценивали новый трек прям на концерте, ровно так же как и вся аудитория. «Двадцать ноль девять (2009), первые промо. Первые сучки мне лайкают фото. Двадцать одинадцять (2011), с первым альбомом. Первый концерт — копейки, да похуй! Больше не буду я плакать вам. Мы с братанами тут до конца. На ногах Original, нахуй контрафакт. Мы танцуем на костях — Рам-пам-пам! Wroom-wroom!» Ацуму и Хината, которые пришли на этот концерт по пригласительные, наблюдали за шоком Котаро и Тецуро. Видеть лица музыкантов на сцене, которые пялились на спины солистов очень странно, ведь они тоже слышат трек «Прощай» впервые. «Меня несёт мой японец. Я стал супер-героем! Я переплыл море боли. Я веселюсь, нахуй сопли с любовью. От сучки тащишь Chanel. Я не танцор, но люблю танец в постели. С братом делил штаны — это в прошлом. Парфюм Givenchy, теперь — здравствуй, роскошь! Снова плачУ за всех — магия чисел. Мне похуй на всё, мною мама гордится. Директор просит пустить дочку по спискам. После концерта роспись дочке на сиськах.» Широфуку, стоящая возле Бокуто нахмурила брови — вспомнила, как однажды Коноха реально оставил автограф на груди одной девушки. Сугуру, который тоже пришёл посмотреть на своего любимого, довольно оскалился на фразе: «Я не танцор, но люблю танец в постели». Дайшо знал как Акинори любит танцевать по вечерам на смятых простынях. Музыка стала стихать, голос Акааши опять звучал на весь зал, заполняя каждый уголок помещения. «Я говорю бедности: Прощай! Я говорю бедам всем: Прощай! Говорю рваным кедам: Прощай! Говорю бывшим девам: Прощай! И я снова весёлый, как тамада. Снова еду с концертами в города. Мои песни как пули по головам, Ведь мой flow автомат!» Как только музыка вовсе стихла, весь зал завопил. Цукишима одобряюще кивнул и подал Конохе флаг, на котором был знак «Suspense». Этот атрибут стоял у них в кладовой на студии, а теперь его увидеть толпа. Ещё одна песня. Новая и неизвестная для всех тех, кто не участвовал в её создании. Кей наслаждался ступором Ойкавы и удивленными глазами Яхабы. Он ввязался в эту авантюру как раз таки ради этих лиц и эмоций. «Мы расправляем паруса. По местам! До сцены пару шагов… Понеслась! К черту быт и конфликт! Помогают быть собой только крики толпы.»(2) Солисты вместе начали петь. Микрофон немного фонил — устал от работы, так же как и голосовые связки парней. «Я как в тюрьме за этими стенами. Выбраться, чтоб — дайте мне динамит. Свободы больше! Я как рыба без воды, без сцены, И мне выход бы найти из тени. Шёл против системы, ломал стереотипы. Я жег мосты, крушил стены, топтал степи да зыби. На пути были Иуды, были в жизни столбы дыма, Были литры текилы, путаны, шишка и Беломор, и Прима.» Кейджи поморщился от воспоминаний, которые лезли в голову от собственных слов. «Мы на панк-роке росли. One more, Титомир, Металл — Ван Гог и Дали. Микрофон, что фонит. Очень защищать отчизну мечтал мальчишка, бред! Вышки нет. За неуплату печать — отчислен. К успеху путь тернист, в обход погнали! — Нет, я прямым. Мой огород завален чужими камнями и я привык. Снова в тур! Собрали вещи. По стране — На концерте двести человек, но это наши двести человек!» Когда Акинори смолк, из колонок доносился голос, который заставил Льва, Яку и Куроо вздрогнуть. Алиса Хайба — сестра Льва пела. — Не может быть… Она всё-таки решилась, — прошептал Мориске, глядя на своего кохая-полукровку. «Я мечтал об этой сцене, Я бежал, хотя многое мог. Я терял, чтоб остаться первым, Я узнал себя вновь!» Коноха размахивая флагом, а Кейджи остановился возле края сцены, смотрит вдаль, потому что страшно столкнуться с глазами Бокуто. «Самокритичен, недоволен. Недорэпер, псевдо-рокер. Бьётся в моих недрах воин, с криком: «Сука, мне дай волю! Мне дай волю!» Болезнью синей снова болен. Забил правый рукав, недалеко до зомби-боя. По-любви жёстко пил. Много утекло воды. Вокруг меня крутятся люди, И будто-бы жизнь circle beats. Средний класс! И мне нет места в богеме. Не до пресных полемик. Не ставлю крест на карьере.» Акинори подошёл к напарнику, положил руку на плечо и с довольной улыбкой продолжает свою часть. «И чтобы пройти все преграды, без смерти и трупов: Тушил огонь, заморозил воду, согнул медные трубы. И уже музыка не хобби, ничего нет музыки кроме. По прежнему работу шлем, но теперь музыка хоть кормит. Снова в тур! Родные мы покинем норы. Я хочу спать… Ага! — выспишься в могиле, Нори*! Молодым умереть намерен, но не умереть в постели. Если я бы выбирал, где сдохнуть, то хотел бы умереть на сцене!» Колонки опять разорвал голос Алисы. Кажется, что это неправильно, что её нет на сцене, но увы, девушка сейчас не в Токио. «Я мечтал об этой сцене, Я бежал, хотя многое мог. Я терял, чтоб остаться первым, Я узнал себя вновь!» На фоне солистов загорелся проектор, на котором шло короткое видео с прошлого выступления и склейкой с архивов со студии. Акааши и Коноха выждали момент, и когда проигрыш практически закончился, накаляя атмосферу, зачитывают: «Заработает дым-машина. Глаза слепит прожектор. Мы снова выйдем на сцену под ваши крики и аплодисменты. Я свой в доску! Плевать на деньги, себя отдам в жертву. Понимая, что живу именно в такие моменты. Спасибо!» Низкий поклон, от которого болит поясница, но это уже не важно. Они это сделали, и теперь осталось пережить атаку Ойкавы, Ханамаки, Куроо и Бокуто, которые на эмоциях уже начали дымиться.***
После речи Цукишимы и громкой фразы зала «До скорого!», ребята зашли в гримёрку. Музыканты перебывали ещё в трансе, Кётани ошалело моргал глазами смотря на ухмылку Кея, а Маццун одобряюще кивал. Эту приятную тишину разорвал Бокуто, который ввалился в двери, а за ним Куроо, который с таким чувством поцеловал бедного Цукки, что у блондина аж очки перекосились. — Это охереть как круто! — лепетал Котаро. — Где у него кнопка выключения? — спросил Шигеру, на что Коноха только фыркнул. — Она не разработана в этой модели, — саркастично ответил Кей. Их словесный понос остановил один голос. Голос, который помнят все, и от этого него колени подкашиваются. Сэми Эйта стоял в дверном проёме гримёрки и счастливо улыбался. — Боже! Семи! — Акинори и Такахиро налетели на парня и стали обнимать. Остальные из «Suspense» окружили его. Котаро и Тецуро хлопали парня по плечу, расспрашивали о жизни. Только Акааши стоял в сторонке, наблюдая за тем, как перед его глазами происходит воссоединение легенды, истории группы. Перед ним стоял человек, на место которого он пришёл, и внутри начало зарождаться странное чувство. Вроде бы и не ревность, но очень на неё похоже. Семи светился, пожимал руку Маццун и Ивайзуми, трепал Ойкаву по голове, а тот смешно урчал. Бывший солист взглянул на Кейджи, и вырвался из кольца рук Яхабы. — Спасибо тебе большое за твои старания. Ты очень крут, — сказав это, парень с сомнением обнял Акааши. — Э… Пожалуйста? Спасибо? — брюнет запаниковал. — Воу-воу, Эйта, аккуратнее, не сломай нам солиста, — улыбнулся Цукишима. Бокуто подлетел к Семи и Кейджи, и обнял их со спины. — Вы, ребята, легенды «Suspense». Как и каждый из вас, — Бо обратился к стоящим парням. Выбравшись из сильных рук, Акааши скромно поклонился. — Пошлите-ка перекусим, — предложил Эйта. — Идея — шик. Я за! — ответил Мацукава. — Я тоже! — послышался голос Ивайзуми, который переодевал кофту в углу комнаты. По итогу все из «Suspense» и Бокуто с Куроо (ну да, куда же без них), пошли в кафе, неподалёку от клуба, где выступали ребята. Эйта рассказывал каково это жить в Испании. Жаловался что сначала у него язык болел лепетать не на японском, а на испанском. — Я вообще просто погостить приехал. К сожалению не смогу вернуться в группу, но теперь, когда я воочию увидел ваше выступления, я понял, что переживать не стоит. У вас хорошая команда и прекрасный новый солист. Во мне вы больше не нуждаетесь, — Семи сделал глоток коктейля и вздохнул. — Моё сердце теперь спокойно за успехи «Suspense». — Я сейчас расплачусь, — внезапно заявил Яхаба и отвернулся. Кётани, который сидел возле него, положил подбородок на плечо парню и начал что-то шептать на ухо. — Ты часть нашей истории, и мы тебя не собираемся вычёркивать. Ты так и останешься везде как часть состава, и мы продолжим исполнять треки, которые когда-то создавали под твоим началом, — уверенно сказал Цукишима. — Ты навсегда уедешь в Испанию? — Шигеру вновь повернулся к столу. Глаза всё ещё были на мокром месте. — Я постараюсь как можно чаще приезжать в Японию, но это зависит не только от меня. И да, по поводу музыки, когда все успокоится, я планирую начать писать текста и сводить музыку. Я думал над тем, чтобы отправлять все материалы вам. Так сказать хоть как-то, но участвовать в жизни группы, — бывший солист посмотрел на Кейджи. — Я, к сожалению, больше не смогу петь, но вот ты, Акааши-кун, сможешь. Брюнет закашлялся и поднял взгляд на Семи. — Если ты хочешь, конечно же, — решил добавить Эйта. — Я хочу, но не в этом суть. Почему Вы не можете больше петь? — Кейджи нахмурился. — Акааши, не нужно… — попытался остановить парня Ивайзуми. — Не стоит так переживать, Хаджиме. Я могу уже об этом спокойно говорить, — светловолосый скомкал салфетку и начал катать её по деревянной поверхности стола — нервничал, не отпустил ещё. — Когда я уехал в Испанию из-за мамы, и бросил «Suspense» просто на произвол, без второго солиста, я очень корил себя. Много пел, репетировали, срывал голос, доходило до того, что был на грани, и чуть ли не рвал голосовые связки. Потом моя мама умерла. Я кричал на врачей, которые халатно отнеслись к ней. Потом расстался с девушкой, застав её за изменой и тоже очень громко орал… и все же порвал связки. Я не могу слишком громко говорить. Я не кричу и не пою. Фониатр, который осматривал меня, сказал, что если я буду перенапрягать связки, то просто не смогу больше разговаривать. Поэтому я и не смогу вернуться к любимому делу, но помочь вам я в состоянии. — Прости… — Кейджи поник. — В этом нет твоей вины. Просто отпусти всё, и, если хочешь, прими то, что я хочу дать группе, которая для меня стала семьёй. — Так, ты будешь писать для нас и музыку, и текста. И мы будем работать, ребята. А теперь, Канпай! — Кей дрожащий рукой поднял бокал. Ему тоже больно вспоминать, как спустя два месяца, когда «Suspense» более-менее встали на ноги, после ухода Семи, он узнал всю историю их бывшего солиста. «Самое отвратное, что может случиться с человеком — у него умрёт мечта и внутренний огонёк угаснет из-за этого», — так говорил Цукишиме Акитеру, когда Кей, будучи первогодкой Карасуно, хотел бросить волейбол.***
Ребята попрощались и каждый уехал к себе домой. Акааши и Бокуто сидели в такси, как на телефон Котаро Кентаро скинул ссылку на новостные сводки Токио за сегодня. В статье было сказано, что двадцати восьми летний Изуки Шого был найден с петлёй на шее у себя дома. Волейболист стрельнул глазами на певца, что спокойно наблюдал за видом ночного города, и дал ему в руки свой сотовый. Кейджи пробежал глазами по тексту, оглядел фотографии и лишь вздохнул. Они молча доехали до дома брюнета и лишь в квартире, солист вышел на балкон и закурил. Впервые за долгое время он достал пачку сигарет с захламлённого шкафа. — Мне конечно жаль, что он наложил на себя руки, потому что не смотря ни на что, я его не виню, ведь ему нужно было лечиться. У него после смерти родителей катушки поехали, но теперь он не будет меня доставать и угрожать окружающим. Спи спокойно, Шого, — Акааши развернулся и обнял Бокуто, который стоял в оцепенении все это время.***
Спустя час Котаро всё-таки нашёл в себе мужество и нарушил царящую тишину. — А что вы за сюрприз решили сделать всем теми двумя песнями? — его голос был очень хриплым, после долгого молчания. Кейджи объяснил, что они с Конохой решили поблагодарить слушателей и дать понять, что для них сцена это нечто большее, нежели просто заработок. Бокуто помолчал немного, и когда мыслительные процессы в его голове закончились, парень всё-таки достал свой телефон и зашёл в «Заметки», где был набросан текст, собственного авторства Котаро. Он написал текст о любви с названием «Пусть весь мир будет против»(3). «Пусть весь мир будет против, я буду с тобой на зло Всем тем, кто мешать пытался и я только одно Знаю, что между нами это пылает любовь С головой накрывает меня, когда ты со мной! Эй, мен, ничего не говори, потому что тебе сейчас пора послушать Если тебя нету рядом или далеко ты, я на небе не вижу солнца, лишь тучи Будто бы запутаны в голове моей мысли, ты номер один и будешь им в моей жизни, Я не могу тобой надышаться, когда ты рядом, пусть это будет каприз мой Я хочу по телу ощущать бриз, Пьяня нас, эти капли падают вниз Менять я ничего не буду, ведь лишь Лишь ты тот, кто мне так нужен» Акааши закрыл лицо ладонью и тихо, рвано выдохнул. Волейболист видел, как в темноте квартиры, лицо его возлюбленного освещалось тусклым светом телефона. «Знаешь, тебе шах и мат, я на минусах это донесу тебе, Часто говорят, что мы не пара, но ведь это полный бред! Ты никому не верь, мы докажем это и закроем дверь И пускай говорит, кто что хочет! Тебе парень** говорит это от сердца, хочу, чтобы был ты за мной, как за горой** Это драма, некуда мне даже деться, и переполняет внутри любовь, Но ты раны на душу не наноси мне, буду рано идти к тебе через силу Меня манит и, похоже, тактильно слышу тихий шепот твой, мы будто в фильме!» Кейджи согнулся, чуть ли не пополам, свесив ногу с дивана. Котаро услышал тихий всхлип. «Тысячу эмоций строки из трека с меня забирают, я питаю к тебе трепет Сберегу воспоминания эти навеки, когда согревал ты и теплый ветер. Хочу, чтобы был рядом, эй, бой, это мой ход, я за тобой в омут с головой, Ты будто бы из ниоткуда нагрянул, тут же во мне пробудил волны и шторм! Не было такого до меня у тебя в жизни, с тысячи дорог — найду к тебе путь, Веришь или нет, но я даже насильно тебя заберу с собою и сбегу Может это глупо, может тут не путь мой или даже бунт на корабле устрою, Я хочу одно, чтобы ты хорошо понял, фигурировать придется нам в love story» Акааши вцепился в шею волейболиста и начал усыпать поцелуями и шептать как в бреду: «Люблю. Люблю за все.» Спортсмен мог ощутить влагу на щеках брюнета. Бокуто надеялся, что это слезы радости.