Первые лучи зари

По мере их продвижения на юг, становилось всё более жарко и душно, даже солнце, кажется, стало светить ярче, и Ашу, не привыкшую к такой погоде изматывало всё сильнее и быстрее. Джон, напротив, проведя в таком климате последние двадцать лет, считал его самым для себя комфортным и постоянно подставлял лицо солнечным лучам, оставляя девушке наблюдать, как его, и без того ярко-рыжая, шевелюра горела огнём на свету. Они оба избавились от тяжелых дорожных плащей, упрятав их подальше в седельную сумку, и сняли плотные кожаные дублеты, оставшись в легких холщовых рубашках. И если для Сноу ничего не изменилось, то Коннингтону стало крайне тяжело держать себя в руках… Аша была молодой и красивой девушкой с молодым и красивым телом. В такт медленному ходу лошади покачивались и её полные груди, иногда вовсе подпрыгивая на кочках, сквозь тонкую ткань торчали острые навершия сосков, а по шее то и дело скатывалась поблескивающая на солнце капелька пота, убегавшая в ложбинку меж грудей. И как бы мужчина не старался отводить взгляд, он упрямо возвращался к разглядыванию девичьих прелестей, а воображение услужливо убирало с неё одежду, представляя ему девушку во всём её нагом великолепии… — Река! — вырвал его из фантазий радостный крик девушки, заметившей невдалеке отблески воды, — Я хочу ополоснуться. Не дожидаясь его ответа, она повернула своего жеребца в сторону пологого берега и пустила рысью, бросив ему: — Вам бы тоже не мешало, милорд! От вас лошадью за лигу несёт! И под переливчатый звук её звонкого смеха, Джону не осталось ничего, кроме как последовать за Ашей. И когда он нагнал её, Дорниец уже был привязан к дереву, одежда висела на ветвях. А обнаженная Сноу мялась у кромки воды, не решаясь погрузиться. — Ты боишься воды, — пробормотал мужчина, вспомнив то, что она однажды говорила ему. Даже со спины, девушка выглядела невероятно соблазнительно. Было трудно не глазеть на неё, но внезапно его взгляд зацепили не приятные округлости, а множество шрамов на её спине. С два десятка тонких белых полос вдоль позвоночника. Следы от плети. — Да, боюсь, — тем временем отозвалась Аша отстранённо. — Я вытащу, если начнёшь тонуть, — выдал он, поддавшись внезапному порыву. Настоящий рыцарь, спасающий дам в беде! иронично отозвался внутренний голос, но Коннингтон не услышал его, засмотревшись на улыбку девушки. Впервые она улыбнулась не развязно, не насмешливо, а робко и благодарно. Аша кивнула ему и вошла в реку. Сначала боязно и осторожно она прощупывала дно, заходила глубже, опасаясь течения, но, удостоверившись в своей безопасности расслабилась, позволив себе наслаждаться прохладой воды в этот жаркий день. Крепко зажмурившись, она погрузилась под воду до самой макушки и вынырнула, пробегаясь пальцами сквозь темные пряди, чтобы очистить волосы от дорожной пыли. Сноу омывала тело, медленно оглаживая его руками. Скользнула по шее, плечам и рукам, вверх от живота до груди, не замечая, что вслед за её движениями бежит и взгляд Коннингтона, отдыхающего на берегу. Она блаженно выдохнула, посмотрев на проплывающие по голубому небу облака, и вышла из воды, которая продолжала ручьями стекать по её телу. Джон взглянув на неё, подивился количеству ранений, которые получила эта, казалось бы хрупкая, девушка. На левом плече тот самый чудовищный рваный шрам, о котором говорил Тирион. Арбалетный болт, едва не прошедший насквозь. Похожий след и чуть выше локтя. А внизу живота и на бёдрах множество маленьких порезов, происхождения который он понять не мог. Аша перехватила его взгляд, и в её глазах мужчина увидел стыд. Она неловко стянула с дерева свою одежду, прикрывая тело. Не своей наготы стеснялась Сноу, а уродливых шрамов, следов пережитых издевательств. Джон тактично отвернулся, позволяя ей одеться, но услышал сказанное в спину: — Я же сказала, — в её голосе была неуверенность, старательно прикрытая самодовольством, — Вам бы тоже не мешало помыться. Слишком отвлеченный мыслями, беспокойно снующими в голове, он послушался её, не задумываясь и не говоря ни слова. Заметив, что Сноу смотрит в противоположную сторону, мужчина стянул перчатки, рубашку и бриджи, перекинув их через ту же ветку. И, с куда меньшей осторожностью, чем девушка до него, вошёл в реку. Любопытство не давало ей отвести глаза. Она открыто изучала его, даже не опасаясь, что Коннингтон может заметить её оценивающий взгляд. Последние двадцать лет он не жил в достатке, позволяющем ему объедаться изысканными яствами, а страх быть найденым шпионами узурпатора, не давал отложить меч, и много времени мужчина посвящал тренировкам, чтобы не потерять своё мастерство. И всё это прекрасно сказалось на его фигуре. Джон был весьма хорош собой. Аша неотрывно смотрела на его рельефную спину и едва не подавилась воздухом, когда он повернулся к ней полубоком. Бугристые мышцы перекатывались под загорелой кожей при каждом его движении. Она невольно загляделась на его широкие плечи, сильные руки, покрытую порослью ярко-рыжих волос веснушчатую грудь. — Честно признаться, милорд, я представляла вас не таким поджарым, — произнесла Аша с детской непосредственностью. Коннингтон раздраженно поджал губы и закатил глаза, посчитав это за очередную издевку, но в голове невольно всплыл вопрос: Интересно, как часто девчонка тебя представляет? Да ещё и без одежды, судя по всему… Однако ему все же хватило воспитания не спросить этого вслух, и Джон успешно проигнорировал и Ашу Сноу, и внутренний голос.

***

Они провели у той реки целый день. Усталость от плавания быстро сморила Ашу и она уснула, прислонившись к дереву спиной. Джон не решился будить девушку, но чтобы не терять за зря время ушёл в лес на охоту, не сразу заметив, что Неведомый следует за ним. — Вернись! — сказал ему Коннингтон, — Ты не можешь бросить её одну в лесу! Лютоволк заинтересованно наклонил голову в бок, прижав уши, но либо не понял его, либо намеренно проигнорировал. И сколько бы раз мужчина не старался его прогнать, зверь не двигался с места. — Тварь столь же упрямая, как и хозяйка, — раздраженно прорычал он. Неведомый оскалился, чем очень удивил Джона. Невероятно умный волк, защищающий Сноу не только от опасностей, но и от злых языков. Верный и преданный зверь. Такой помощник мог ему и пригодиться, поэтому Коннингтон вздохнул, добродушно потрепав его меж ушей, и позвал с собой. Впрочем, неизвестно кто и кому помогал. Волк, видимо почувствовав дичь, рванул с места и почти беззвучно умчался в чащу, оставляя Джону лишь плестись за собой. А когда он наконец нагнал его, Неведомый скулил, не зная как подступиться к своей добыче. Он завалил кабана, однако тот был слишком тяжёлым, чтобы дотащить до места их стоянки. Мужчина, достав разделочный нож, позаимствованный у Аши, отделил голову, и туша сразу полегчала почти на треть, достаточно для того, чтобы волк мог унести её. Радостно завиляв хвостом, он ласково и благодарно боднул Коннингтона в ногу, а потом, вгрызшись в холку кабана, потащил его туда, где они оставили Сноу. Аша, на удивление, уже не спала и судорожно перерывала свои вещи, тихо бормоча «Да где же он?» — Что-то потеряли, миледи? — поинтересовался Коннингтон без издевки. Она подняла на него свои прекрасные лиловые глаза, влажные от подступающих слез. Её руки дрожали, а голос сорвался, когда она сказала: — Мой нож… На мгновение его уколола совесть, ведь это Джон взял её нож и был причиной её расстройства, однако потом успокоился, посчитав девушку едва ли не безумной, раз такую истерику у неё вызвала пропажа простого охотничьего ножа с чардревной рукоятью. — Прошу прощения, — все же извинился он, протягивая ей нож, — Его взял я. Сноу выхватила у него из рук нож, облегченно вздохнув, и прижала его к груди, но потом вдруг свалилась на колени, а из глаз брызнули слёзы. Коннингтон уже было потянулся помочь ей встать, но одернул руки, понимая, что может заразить девушку своей болезнью. Тогда он опустился рядом с ней, с нескрываемым беспокойством позвав: — Миледи? — Ничего, — отмахнулась Аша, сердито утерев слёзы, — Всё нормально. Это, конечно, его не убедило. — Я на протяжении двух недель выслушивал твой бред и пошлятину, Сноу. Почему ты хоть раз не можешь рассказать, что на самом деле тебя волнует? Джон не до конца понимал зачем это делает, зачем пытается её поддержать. Возможно, потому что был перед Ашей в долгу, и это будет меньшим, что он может для неё сделать за спасение его жизни. А может он просто привязался к вечно улыбчивой девушке, и было невыносимо видеть, как она плачет… Но эту мысль он сразу же отмел. — Зачем бы мне делиться этим с вами, милорд? Голос снова надломился, а на лице застыло затравленное выражение. Сноу выглядела жалко. — Потому что я знаю, что значит потерять самое дорого, Сноу, — признался Джон, неизвестно почему желая убедить её открыться, — Я смогу тебя понять. Она взглянула на него, желая увидеть в глазах истинные его мотивы, но если их не видел сам Коннингтон, не могла найти и Аша. Девушка тяжело вздохнула, собираясь с мыслями, и протянула руку, в которую мужчина немедленно вложил бурдюк с вином. После долгого глотка она начала: — Когда отец впервые взял нас на охоту, мне, Джону и Роббу подарили одинаковые ножи, — Аша повертела его в руках, — И чтобы их не путать, мы вырезали на рукоятях свои инициалы: А.С., Д.С. и Р.С. Робб тогда взял мой нож и вырезал на нем А. Ст., чтобы я всегда помнила, что не Сноу, а Старк, и всегда буду его любимой сестрой, — тепло улыбнулась девушка, тщетно сдерживая слёзы, — А когда мы прощались перед отъездом в Королевскую Гавань, я предложила обменяться ножами, а потом обязательно встретиться и их вернуть. Робб тогда смеялся и называл меня глупой, говорил, что мы ещё обязательно увидимся и без всяких обещаний, но та встреча оказалась последней, — её голос сорвался, а из груди вырвался рваный вздох, — Все его вещи сгорели, когда Болтоны взяли Винтерфелл, его останки покоятся в какой-то выгребной яме возле Близнецов, и последним напоминанием о единственном человеке, который был мне дорог остался клятый нож! — У меня не осталось ничего, — тихо пробормотал Джон, думая, что она его не услышит или не поймёт, но Аша ответила. — У тебя остался его сын… Мужчина поднял на неё ошарашенный взгляд, удивляясь, что она поняла, о ком он говорил. Девушка в ответ печально усмехнулась и глотнула вина. Конечно, перед тем как преклонить колено, она узнавала о людях перед которыми собирается склониться, впрочем его привязанность к Рейгару была более чем очевидна, даже при том, что Джон ни разу не упомянул его имя при Аше. Почувствовав себя загнанным в угол, он поспешил перевести тему и задал появившийся лишь сегодня вопрос: — Откуда все эти шрамы? Лицо её резко лишилось всякой эмоции. Глаза будто остекленели, и она, кажется, перестала даже дышать. Коннингтон слышал, что в Королевской Гавани ей пришлось далеко не сладко, но не представлял насколько. Однако её реакция говорила о том, что её душа была куда больше изранена чем тело. И было страшно предположить, что с ней могли сделать Ланнистеры. — Нет, — бесчувственно прошептала она, — Это навсегда останется лишь со мной. Об этом не знают ни Тирион, ни Санса. Не узнаете и вы, — видя, что он собирается её прервать, Аша продолжила уже настойчивее, — И не надо говорить, что вы сможете меня понять, потому что это ложь! Этого не понять никому… — Эта боль будет снедать тебя до конца жизни, уж поверь, я знаю о чем говорю! Конечно, если только не сведёт с ума ещё раньше, и ты не решишь убиться, чтобы больше этого не чувствовать, — бросил Коннингтон, раздражённый её упрямством. Сноу стыдливо потупила взгляд, тихо всхлипнув. — Седьмое пекло! — произнёс он пораженно, — Вот значит, зачем тебе на юг! Удумала вслед за матерью броситься с башни?! — Да! — крикнула она в ответ, оскорбленная его словами, — Хочешь знать почему? Так я расскажу! Отца казнили на моих глазах, а потом привели на стену посмотреть на его засмолённую голову! На нас с сестрой рвали одежду, прилюдно избивая голой сталью! Тирион наверняка рассказывал о том, как в меня стреляли. А однажды Джоффри вовсе наставил арбалет на Сансу, и я, чтобы защитить её, выкрикнула что-то вроде «Мой брат имеет Ланнистеров на поле боя, словно трактирную девку». Ублюдок ответил, что, чтобы восстановить справедливость, «Ланнистер должен так же поиметь его сестру». Он отстал от Сансы, хвала Богам, но меня уволокли в его покои и… Джоффри лишил меня девичества, а потом отдал своим гвардейцам. Меррин Трант, Борос Блаунт, Мендон Мур. Они трахали меня, пока ублюдок говорил «Пусть эта сука кричит громче», но я молчала ему назло. Тогда меня стали бить, пинать, и неизвестно чем бы это кончилось, если бы не вмешался Тирион. Однако долго его покровительство не продлилось. Была Битва на Черноводной, в которой я тоже вызвалась учавствовать, надеясь убить Джоффри, ведь он собирался вести авангард. У меня не вышло, зато я прикончила Мура и пленила вашего «милого» кузена. И после той битвы, делами стал заведовать Тайвин. Раньше я могла притворяться, что мне нет дела до Сансы, что я ненавижу её за высокомерность, и Джоффри не вредил ей мне на зло, но Тайвин сразу понял эту уловку и приказал избивать её, пока я в этом не признаюсь! А потом он предложил сделку: безопасность моей сестры взамен на пользование мной. Старый Лев не мог поставить на колени Север и ставил на колени меня. Он имел меня как хотел и когда хотел, а я строила из себя послушную девочку, потому что так было лучше для Сансы. Я пыталась извлечь из этого хоть какую-то выгоду. Крала или запоминала содержание его писем и отправляла брату, но когда Тайвин об этом узнал… Я уже говорила, что он специально отдал мне то письмо, не так ли? А через пару дней в мою комнату пришёл Джоффри. С ящиком… Во всех подробностях рассказал, что они сделали с телом моего брата, со всеми его знаменосцами… и он швырнул к моим ногам его голову, назвав это подарком на мои именины. Пекло, я не могу вспомнить, как выглядел мой брат, но никогда больше не забуду ту полусгнившую голову со стеклянными глазами. Я бросилась на ублюдка, прижала к стене и начала его душить. Не знаю чем я тогда думала, дура! Но вцепилась я в него крепко. Трант и Блаунт едва меня оттащили. Всё, что тогда спасло меня от казни, это покровительство Тайвина. Меня просто высекли, в качестве ещё одного подарка. Семнадцать ударов, по одному на каждый прожитый год. А ещё через неделю меня вытащили из постели посреди ночи и уволокли в бордель. Джоффри сказал, что я неплохо «поработала» в тот раз, и наверняка сделаю хорошую прибавку к казне накануне королевской свадьбы, а Тайвин не стал этому противиться, потому что я расторгла наш договор. Там меня продавали за бесценок, и позволяли пользоваться даже самым жестоким ублюдкам. Меня брали трое сразу, трахали рукоятью кнута, которым били, нашёлся безумец, которому нравилось оставлять порезы и слизывать кровь с моего тела. И, конечно, Роннет. Я однажды выбила ему зубы, за то что он слишком много болтал, и он не упустил возможности мне отомстить. Поставил меня на колени и сказал, что если буду хорошей девочкой, то он оставит мне зубы. И, как видишь, они всё на месте. Хвала Богам, что в столицу приехал Оберин и первым делом пошёл в тот самый бордель. Он признал во мне дочь старого друга, выкупил из этого ада и подарил лошадь, чтобы на именины я получила хоть один хороший подарок. В честь Мартелла я и назвала его Дорнийцем. Потом убили Джоффри, и нас с Тирионом судили. Но меня, в отличие от него, оправдали, потому что моими свидетелями были сыновья двух судей и любовница третьего. Сразу после этого я бежала из города, а потом Стена, Винтерфелл и прочее, о чем ты уже знаешь… По мере рассказа голос Аши становился всё тише и спокойнее, а под конец стал и вовсе безразличным. Она закрылась в себе, будто даже произносимые ею слова причиняли невообразимую боль. Джон же слушал её, не смея прервать, но лицо его не выражало никаких эмоций, ни один мускул на нем не дрогнул. Осуждал ли он её или жалел, Сноу не могла понять. — Зачем всё это? — наконец он подал голос, — Почему ты специально нарывалась на проблемы? — На войне всегда есть жертвы, милорд, но если ты один против всего мира, то жертвовать приходится собой. Коннингтон тяжело вздохнул, потирая переносицу, а после выдал даже излишне резко: — Я устал тебя жалеть, Сноу! — девушка вздрогнула, и он, поняв свою ошибку, продолжил мягче, — Могу лишь уважать за то, что ты пережила всё это не сломавшись. Это признание далось ей тяжело, но отчего-то ещё тяжелее было слышать эти слова. Даже сама Аша не могла уважать себя после пережитого, из-за всех отвратительных или просто напросто глупых поступков, а потому было сложно понять, как её мог уважать человек, ещё недавно ненавидевший. Из её груди вырвался рванный всхлип, потом ещё один и ещё, пока это вовсе не превратилось в неконтролируемые рыдания. Аша вскочила с места и убежала в глубь леса, желая скрыться от непривычно тёплого взгляда льдистых глаз. Девушка упала на землю привалившись к толстому стволу и спрятала лицо в ладонях, дав волю слезам. Но вдруг рядом с ней молча опустился Джон. По началу она пыталась отодвинуться или отвернуться, но проплакав пару минут, Сноу совершенно выбилась из сил. — Посмотри, — вкрадчиво произнёс Коннингтон, указывая ей на уже темное небо, усыпанное звёздами, — Это Глаз Ледяного Дракона, а вот и сам Дракон. Вот здесь Корона Короля, а тут… — Зачем? — вымученно перебила его Аша, подняв на мужчину опухшие глаза. Ответ на этот вопрос он нашёл подозрительно быстро. — Чтобы ты слушала меня, а не витающие в твоей голове страх и боль. Он говорил с ней так, будто ничего не изменилось. Джон, кажется, был первым человеком, который, узнав о том, что с ней сделали, не стал относиться как к хрустальной, будто любое неосторожное слово или действие могло разбить её. Впервые за очень долгое время Аша почувствовала себя целой и живой. Она хлопала ресницами, не отводя от него ошарашенного взгляда, но Коннингтон и не замечал этого, продолжая показывать ей созвездия: — Те четыре звезды называют Фонарем Старицы из-за желтой туманности между ними, а это Меч Зари… Сноу осторожно опустила голову ему на плечо, и, когда он не отстранился, устроилась удобнее, заслушавшись его рассказом. Скоро у неё начали слипаться глаза, и девушка провалилась в сон.