Первые лучи зари

Они покинули Рогов Холм так же, как и пришли сюда: под покровом ночи и без лишних глаз. На прощание леди Тарли взяла с Аши обещание помочь подыскать её дочерям хорошие партии, а Сэмвелл, ставший гораздо более грозным и уверенным в себе на посту лорда собственного замка, попросил Джона, как следует, заботиться о ней, одним взглядом добавив невысказанную угрозу того, что с ним сделают, если он не справится. Теперь дорога была гораздо спокойнее, без взаимной ненависти или раздражительности. Джон и Аша наслаждались уютной тишиной безмятежного раннего утра. Не дул ветер, не шелестели листья в кронах деревьев, до которых ещё не добралась зимняя стужа, наступающая с севера, и даже птицы ещё безмолвствовали. Солнце едва показалось из-за горизонта заливая бескрайние просторы нежно-розовой дымкой наступающего дня. — Это удивительно, — пораженно прошептал Коннингтон, не решаясь нарушить благодатную тишину, и продолжил так же тихо, поймав взгляд девушки, — Теперь каждый раз, смотря на рассветное небо, я буду вспоминать тебя и твои восхитительные глаза… — Цвета первых лучей зари, — насмешливо закончила она его фразу, — Знал бы ты, сколько раз я это слышала! Он резко дёрнул за поводья в порыве гнева, и лошадь едва не встала на дыбы. — Обязательно было всё портить? — прорычал Джон. — Обязательно было вести себя, как лизоблюд? — презрительно выплюнула она в ответ, скорее защищаясь от его нападок, чем стремясь задеть. — Уж прошу прощения, что пытаюсь ухаживать за вами, миледи, и делаю комплименты вашей красоте, — издевательски произнес мужчина, склонившись, на сколько позволяло его положение. — В пекло комплименты! Ты же знаешь, что они мне не сдались! — Ну конечно! Тебе гораздо больше нравится собачиться без повода! — Мне гораздо больше нравится, когда ты не пытаешься вести себя, как… — девушка замялась, не зная какое слово подобрать, — Как самодовольный лордик, который думает, что может получить мою благосклонность парой красивых слов. Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, и подвела свою лошадь ближе к его, чтобы взять мужчину за руку. — Это не ты, Джон, — сказала Сноу мягче, — Я люблю тебя таким, какой ты есть: грубый, черствый и упрямый. Потому что знаю, что ты никогда не будешь мне лгать или манипулировать, всегда говоришь то, что думаешь, и ценишь меня не за красивое личико. — Какого высокого ты обо мне мнения! — проворчал он. Девушка привстала на стременах, чтобы дотянуться губами до его щеки. — Мне не нужны комплименты, Джон, — она не сдержала издевательской усмешки, — Иначе я бы выбрала кого-то покрасноречивее. В ответ Коннингтон закатил глаза, сжав челюсти до скрипа зубов. — И долго мне терпеть это? — спросил он. — Прекрати изводить сам себя, — мягко, но с нажимом произнесла Сноу, — Тогда перестану и я. Тебе не нужно думать, что в любой момент я могу повестись на восхваление моей красоты и уйти. Мне гораздо милее то, что ты зовёшь меня дурой и помогаешь справится с тем, с чем я не могу сама. — Хорошо. Я больше слова доброго тебе не скажу, но дурой, так и быть, буду называть исправно! Аша снисходительно улыбнулась, и переплела пальцы с Джоном, старательно скрывающим удовольствие от этого невинного жеста.

***

Ощущение уюта в каждом взгляде, слове и даже молчании делало их путешествие особенно приятным, однако изменившиеся обстоятельства также и замедляли их путь. Взаимное упрямство обоих, конечно, создавало споры, в которых ни один из них не хотел признавать неправоту. Однако нежные чувства неизменно брали верх, и они мирились неизменно жарко и столь же страстно, как и ругались. В округе было сложно найти дерево возле которого Джон не брал бы Ашу, или она в порыве ярости, питавшей возбуждение, не бросалась бы на него… Так и теперь, сидя на расстеленном плаще в объятьях друг друга, растрёпанные, запыхавшиеся, с наполовину распахнутыми рубашками и приспущенными штанами, они смотрели как искры костра поднимаются в ночное небо. Сноу сидела между его ног, спиной прижавшись к сильной груди, в то время как его руки обвились вокруг неё и покоились на животе девушки. Она повела затёкшим плечом, недовольно шикнув. — Начинаю скучать по мягкой перине… Не говоря ни слова в ответ, Коннингтон чуть отстранил её и стал массировать спину, не мягко или ласково, а с усилием, заставляя её кости хрустеть. Аша пару раз вскрикнула от боли, на что, к своему удивлению, не получила в качестве извинения ни слов, ни поцелуев, а суровое «Чш!» Но Сноу быстро забыла своё недовольство, когда мужчина закончил и по её телу растеклась легкость и сладкая нега. Она довольно застонала и обмякла в его руках. — Лучше? — Да, — блаженно произнесла она, — Ты где этому научился? Джон хмыкнул. — Я полжизни провёл на поле боя, и после тяжести доспехов тело ломит неслабо. — Кому ты об этом говоришь? — самодовольно вскинулась она, — Уж мне ли об этом не знать… — У меня создалось впечатление, что ты никогда в жизни доспехов не носила, потому что шрамов у тебя больше чем у соломенного чучела на тренировочном дворе. С её губ сползла улыбка. Девушка смутилась и отстранилась от мужчины, к которому так доверчиво жалась. Она прижала колени к груди и обняла их. Коннингтон устало вздохнул, проведя рукой по её спине. — Ты самая прекрасная девушка во всем мире, Аша, от Закатного моря до Края Теней, и эти шрамы ни чуть не портят твоей красоты, а лишь убеждают, что ты лучше всех прочих, потому что ты сильная, раз смогла всё это пережить, — несмотря на её молчаливое возражение, он притянул Сноу обратно к своей груди, поцеловав в макушку, — Я не хотел сказать, что ты некрасивая, моя радость, лишь то, что ты дура, потому что не бережёшь себя. В ответ она грустно усмехнулась. — Куда важнее было сберечь Сансу, чем себя… — Никогда не говори так, — перебил он её тоном, нетерпящим возражений, — Никто кроме тебя самой не позаботится о тебе… разве что я… Аша откинула голову ему на плечо и коснулась его губ своими, легко улыбнувшись. — Санса не могла позаботиться о себе сама, — теперь её тон потерял всякую радость, как и каждый раз, когда она рассказывала о своих страданиях в Красном Замке, — Она была нежной девочкой, верящей в благородство и любовь. — Ты никогда не говорила о ней, — произнёс он осторожно, ласково перебирая пряди её волос. — Не самое приятное из того, что можно вспомнить, — честно призналась Аша, но все же решилась рассказать, — В детстве мы никогда не были дружны, потому что Санса старалась во всем быть похожей на Кэт и в ненависти ко мне в том числе. Я проводила куда больше времени с братьями, потому что Арье больше нравился Джон, чем я. Он спокойнее и всегда поддерживал её во всем, а мы с Арьей вечно ссорились, потому что я была упряма, несговорчива и… — Была, — скептично повторил Джон, не сдержав усмешки. Хмурая Аша пихнула его в плечо. — В общем мы часто ссорились с Арьей, а Санса и вовсе меня ненавидела, но потом мы поехали в столицу и все сильно изменилось. Когда на Джоффри напала волчица Арьи, а умерла за это волчица Сансы, — Сноу тяжело вздохнула, погружаясь в воспоминания, — Санса говорила, что это Арья должна была умереть, а не Леди. Я тогда первый и последний раз в жизни ударила её. Не испугавшись ни отца, ни её септы, дала пощечину и сказала, что нет ничего важнее семьи. Потом отец умер, Арья пропала и Санса в полной мере поняла мои слова. Мы остались одни, в заложниках у Ланнистеров и жестокого короля. Я защищала её, как могла, но этого было недостаточно. Ей все равно доставалось… А потом её похитил Бейлиш и выдал замуж за ублюдка, чей отец предал нашего брата. И тогда я уже ничем не могла ей помочь. Она грустно улыбнулась. — Мне всё детство говорили, что я похожа на дядю Брандона. Я думала, что из-за буйного нрава и горячей крови. Но потом, — по её щекам против воли потекли слёзы, — Я поняла, что наше сходство в том, как мы любим свою семью. Потому что он умер, желая защитить свою сестру, в том же самом месте, где едва не умерла я, Джон, пытаясь спасти Сансу. У меня нет никого дороже неё. Она повернулась боком, буквально повиснув на его шее и заливая её слезами. Ревность неприятно царапнула сердце, но он быстро отогнал её, понимая, что ему никогда не занять место её семьи в сердце девушки, но… — Семья для меня важнее всего, Джон, — сквозь слёзы произнесла Сноу, — И ты стал её частью, не важно жена я тебе или нет. Семья не кончается на крови и не создаётся с благословения Богов. Это люди, не за которых ты умрешь, но ради которых будешь жить… Она закатала рукава, взглянув на свои запястья. На бледные полоски шрамов вдоль вен. — Ты и представить себе не можешь, как много раз я мечтала умереть, чтобы мои страдания закончились, но я продолжала жить ради Сансы. Джон оставил нежный поцелуй на её виске, вдохнув аромат волос, пахнущих полевыми цветами. Не изысканными ароматами других леди, вроде лаванды, розы или лилии, а простыми ромашками и прочими травами, названий которых он не знал, но был уверен, что встречал вдоль дороги едва ли не каждый день. Кое-что очень простое, но близкое его сердцу. Он был в замешательстве от того, что раньше не разглядел тонкие шрамы на её руках, но не был удивлён тем, что они были. Не после того, как по-настоящему узнал Ашу, как эмоциональна и чувствительна она была. И ему ли не знать, что отчаяние творит с людьми страшные вещи. Коннингтон закатал рукава, и Сноу бросились в глаза точно такие же, как у неё самой, порезы за запястьях, но совсем старые и уже едва заметные. — Я был малолетним придурком и очень тяжело переживал смерть Рейгара, — признался он. К его радости, Джон не увидел в ее глазах снисхождения или жалости, но не встретил и сочувствия. Лишь какую-то их общую, разделённую боль. — Мы с вами, милорд, люди с поломанной судьбой… — Которым повезло найти друг друга, — закончил он и, приподняв её голову за подбородок, прикоснулся к губам, хранившим солоноватый привкус слёз.