Первые лучи зари

Дорнийское солнце палило беспощадно, и, как бы Аша не жаловалась на жару раньше, это было ничто по сравнению с тем, как она мучалась сейчас. Сноу была северянкой до мозга костей. Она терпела самые лютые морозы, ходила за десяток лиг за Стену и встречалась с Белыми Ходоками, что приносили ещё более страшную стужу. Но терпеть жару девушка была не в силах, и ей совсем не помогала чёрная одежда, будто раскаляющаяся под лучами солнца. Джону хватило одного её обморока от солнечного удара, чтобы до смерти перепугаться и взять решение этой проблемы на себя. Самого его жара не беспокоила. Привыкший к эссоскому теплу Коннингтон, избавился от рубашки и чувствовал себя более, чем комфортно. Солнце позолотило его блестящую от пота кожу, и, стоит ли говорить, что от этого зрелища Аше стало только жарче. К счастью, в седельных сумках нашёлся белый шелковый платок, который мужчина повязал ей на голову. Выглядело это, конечно, не совсем эстетично, но функцию защиты от солнца выполняло исправно, и Сноу не жаловалась. Оголиться ей не позволили, объясняя тем, что её бледная кожа обгорит в первый же час, но девушка догадывалась, что настоящей причиной была его ревность к любому случайному прохожему, которых они, однако, не встречали ни разу за прошедшую неделю. В прочем, просто ослабить шнуровку на груди оказалось достаточно, чтобы Аша больше не задыхалась от духоты пустынного Дорна. Опасаясь, что она вновь упадёт с лошади, Джон настоял на том, что ехать они должны вместе, и возражений не допускал. Он мог быть добр, заботлив и податлив к выполнению некоторых её капризов, однако, когда речь шла о её благополучии твёрдо стоял на своём, и девушка в очередной раз убеждалась в упрямстве, которым славились Штормовые лорды. Однако не то чтобы ей не нравилось такое положение дел. Пускай было тесновато ехать в одном седле, но возможность прижиматься к мужчине определенно красила поездку. Коннингтон понял, что ей стало лучше по игровому настроению девушки, когда, прогнувшись, она потерлась о его пах. Мужчина усмехнулся. Сейчас он был не против этой маленькой игры, однако устанавливать правила будет сам. — Держи, — сказал он, прикусив мочку её уха, и передал Сноу поводья. Удивительно, как хорошо Джон узнал её за прошедший месяц. Узнал, как доставить ей удовольствие. Как сделать это быстро, заставляя её кричать от вновь и вновь накатывающих оргазмов, и как сделать это медленно, заставляя её сгорать от томительного ожидания… Коннингтон оставил невесомый поцелуй на изгибе её тонкой шеи, стал гладить её бедро одной рукой, а другой чуть сжал полную грудь. Аша прикусила губы, не давая вырваться протяжному стону, но всё же мужчина услышал, как она нетерпеливо скулит. Его чуть шершавые губы медленно скользили выше, пока не добрались до косточки за ушком. Рука, тем временем, пробралась в вырез рубашки и огладила нежное полукружие, дразняще избегая требующих внимания сосков. Другая рука, кажется, и вовсе издевалась над девушкой. Едва касаясь, она гуляла по внутренней стороне ее бёдра, подбираясь опасно близко к промежности, но, обещая так много, не давала ничего. — Только попроси, и я сделаю всё, что ты захочешь, — прошептал Джон, опаляя её шею горячим дыханием. Сноу просяще всхлипнула и заерзала в седле. Он знал, что она слишком горда, чтобы просить о чём-то вслух, но кто сказал, что ей можно получить всё и сразу? Нет. Мужчина будет смотреть, как она плавится от этой сладостной пытки, пока, наконец, не переступит через свою гордыню. — Проси меня, — настойчивее сказал Коннингтон. Его рука по-хозяйски залезла в Ашины бриджи. Она взвизгнула, а по щекам расползся румянец, хотя Джон уже не верил, что эта девушка умеет смущаться. Его умелые пальцы пробежались сквозь темную поросль и почти целомудренно коснулись её нижних губ. Сноу завыла, как самая настоящая волчица, но продолжала упрямо не говорить ни слова. Следующее прикосновение оказалось столь невесомым, что Аша подумала, не показалось ли ей. Джон собрал сочащуюся из неё влагу, неодобрительно цокнув. — Упрямица! Коннингтон сжалился над ней. Он больше не мог видеть её страданий. Девушка сбивчиво дышала, закатывала глаза и едва не теряла сознание от всё не наступающего удовольствия. Большим пальцем он стал ласкать чувствительный бугорок внизу её живота и проник в её горячее влажное нутро двумя пальцами. Из её горла вырвался надрывный стон, и Джону пришлось удержать ее за талию, когда Аша рефлекторно попыталась отстраниться. Лошадь, на которой они сидели, не давала девушке сдвинуть ноги и теперь она мучалась от того, как стремительно и неумолимо на неё накатывал экстаз. Ещё пара движений и её тело забила сладкая судорога. Сноу, на удивление, не закричала, а всхлипнула столь жалостно, что Коннингтон испугался, что сделал ей больно, но благодарный поцелуй убедил его в обратном. — Как давно ты мечтал об этом? — лениво пробормотала она. — С чего ты взяла, что я мечтал об этом? — Потому что ты даже не пытаешься скрыть эту самодовольную ухмылочку, — сказала Аша, извернувшись, чтобы поцеловать его в уголок губ. Джон не ответил ей. Он забрал поводья и загадочно уставился вдаль, где из-за горизонта показалось море и маленький замок из белого камня. — Дом, милый дом, — с горечью сказала Сноу, — С той башни бросилась моя мать? Мужчина перестал удивляться внезапным переменам её настроения и даже смог найти в этом свои плюсы: Аша была вспыльчива, но так же быстро забывала обиды, иногда бросалась в пучину меланхолии, но, цепляясь за самый крошечный лучик света, приходила в себя. Он знал, что сама Сноу этот лучик не найдёт, но был рад помогать ей в этом. — Башня Белого Меча, самая высокая в Звездопаде. Там хранится Рассвет до того, как обретёт нового хозяина, — будто мейстер ученице рассказывал он, — Думаю, когда твой отец принёс ей меч и весть о том, что убил её любимого брата, и о том, как зверски расправились над близкой подругой, что Эшара считала своей сестрой, и её детьми, она отдала ему тебя — последнее воспоминание о человеке, что принёс ей столько боли — и больше не видела причин жить… Но сейчас было не так важно, чтобы она прекратила расстраиваться. Куда важнее было, чтобы Аша поняла свою мать, поняла, почему Эшара так поступила. — Как тогда, когда к моим ногам бросили искалеченное тело Рос, а через несколько дней голову Робба? — гневно прорычала она, — Думаю я вполне могу понять, что она пережила! — Разница лишь в том, что ты избавилась от ребёнка человека, что уничтожил твою семью, а твоя мать отдала тебя в семью грандлорда, надеясь, что ты получишь то, что она не могла тебе дать. Эшара желала тебе счастья. Она не могла знать, какой сукой окажется Кейтилин Талли. Сноу лишь хмыкнула, как и всегда, когда знала, что Джон прав, но не хотела признавать собственную неправоту. Внутри мужчина возликовал. Они, тем временем, уже приблизились к воротам замка, и Джону пришлось натянуть рубашку, чтобы не смущать посторонних своей наготой. Вдвоём на одной лошади, с ещё одним скакуном, подгоняемым гигантским волком — интересная компания. — Стой! Кто идёт? — спросили часовые на замковых стенах. — Северная сука — Аша Сноу, — представилась она громко, но поймала ошарашенный взгляд Джона и пояснила ему шёпотом, — Бастардов на Севере полно, тех, кто носит то же имя, думаю, тоже немало, а вот тех, кого зовут Северными Суками определенно больше нет. В ответ он лишь закатил глаза, пока часовые побежали докладывать своему лорду о гостье. — Могла бы назваться дочерью Неда Старка и Эшары Дейн. Просто признай, что тебе нравится козырять своими прозвищами, Свирепая Волчица. Аша собиралась выказать своё недовольство, но Коннингтон ущипнул её за бедро, и, вместо жалобы, с её губ сорвалось болезненное «Ау». Ворота замка отворились.

***

В её комнату вбежал запыхавшийся Эдрик и, не сказав ни слова, потащил её во двор, где их уже ждала её сестра Аллирия, столь же взволнованная, что и их племянник. — Что случилось? — нервно проговорила Лемора. Нет, не Лемора — напомнила она себе. Эшара Дейн — тётя лорда Звездопада, некогда первая красавица Семи Королевств и фрейлина принцессы Элии Дорнийской. Теперь эта скрытность была ни к чему, но вновь привыкнуть к прежнему имени было не легко. Привыкнуть к прежней жизни и вовсе невозможно. Женщина продолжала носить рясу септы, проводить свободное время за чтением Семиконечной Звезды, а так же несколько раз в день молилась в септе. Старице, чтобы она подарила мудрости юному королю, Войну, чтобы наградил отвагой её маленького племянника, что так рано стал лордом, и Матери, чтобы хранила её дочь, которую Эшара Дейн оставила на второй месяц её жизни, но не забывала ни на день. Когда ворота распахнулись ей в глаза в первую очередь бросилась рыжая с проседью макушка, что пламенела в солнечных лучах. Коннингтон спрыгнул с лошади, и она, не сдержавшись, бросилась в его объятья. За пятнадцать лет, что они вместе растили Эйгона, и ещё несколько лет, что они были знакомы, состоя в свите принца и принцессы, Эшара узнала, как он упрям, зануден, нетерпим к любому проявлению слабости, а стало быть ко всем женщинам, как он невыносим, придирчив и абсолютно чужд веселью. Но так же узнала, как безоговорочно он предан делу и людям, в которых верит, всегда честен и прямолинеен. За эти долгие годы Джон стал ей братом, потеря которого стала бы страшной трагедией, и оттого ужаснее было письмо, что пришло от Его Величества. Радостная весть о взятии Королевской Гавани и восшествии на престол омрачилась новостью о болезни Коннингтона. Но то, что спустя месяц после письма, к ней пришёл сам Джон, и то, как бесстрашно он прикасался, явно не боясь заразить и её тоже, почему-то уверило, что с ним всё хорошо. — Как? — боязливо прошептала Лемора. — Позже, Эш. Сейчас есть кое-что поважнее. Она едва не закатила глаза на своё прозвище, но сдержала это недостойное поведение и взглянула на девушку, что заметила только сейчас. Эдрик налетел на неё с распростертыми объятиями и сбил с ног. Они смеялись, сидя на земле. Эшара заметила, как взволнованно Аллирия переводила взгляд с этой девушки на неё и обратно. Коннингтон смотрел на неё выжидающе, будто одними глазами пытаясь ей что-то сказать. Нед поднялся с земли сам и помог подняться подруге. Тогда женщина увидела её. Высокую, как она сама, девушку. Но если у Эшары волосы вились мелкими кудрями, что было невозможно расчесать, то у неё они были скорее волнистыми и послушными, как у её брата Эртура. И глаза такие же как у него: светло-сиреневые, строгие и настороженные, однако внезапно озарившиеся пониманием, кто перед ней. Почти синхронно они посмотрели на Коннингтон с робкой надеждой во взгляде. С теплотой, которой Эшара никогда в нем не замечала, он кивнул. Но они продолжали стоять на месте, будто боясь реакции друг друга на это долгожданное для обеих воссоединение. Глаза женщины застилали слёзы, которые было уже невозможно прогнать. И тогда девушка — Аша, её дочь — бегом пересекла двор, бросившись ей на шею. — Мама, — неверяще прошептала она, прижавшись крепче.