***
Джон повёл её к столу держа под руку. Эшара подумала, что они весьма неплохо смотрелись вместе. Не говоря даже о том, что на фоне друг друга особенно выделялась хрупкость и миниатюрность Аши и высокий рост и широта плеч Джона. Цепляли их взгляды. Оба были одинаково жёсткими и холодными, суровыми, с потаённой кровожадностью в глубине. И всё же, несмотря на схожесть, между ними были и различия, что прекрасно дополняли друг друга. Так, например, спокойный Коннингтон мог уравновешивать некоторые порывы девушки, а она с легкостью могла растормошить угрюмого старика, вернув ему любовь к жизни, и сделать менее невыносимым для окружающих. И всё же леди Дейн чувствовала непонятый трепет глядя на них. Эти двое выглядели так, будто утопят мир в крови ради друг друга. Но она отогнала эти мысли. — И так, — начал Джон, опустившись по правую руку от Неда, — Теперь, когда вы успокоились, надеюсь, мы сможем поговорить. Клиган, прижимающий к носу кусочек льда, невесть откуда взявшийся в Дорне, злобно усмехнулся. — Да, милорд, — пренебрежительно выплюнул Пёс, — Для начала расскажи нам, девочка, тебе так понравилось отсасывать Коннингтону, что ты теперь спишь с его дядей, или ты принципиально трахаешься только с теми, против кого воевала твоя семья? Послышался поражённый вздох Эшары, но после трапезную окутала тишина, которую внезапно разрезал нож, на целый дюйм воткнутый в стол. Одной рукой Сноу сжимала его рукоять, а другой поглаживала ногу Джона под столом, надеясь, что этого хватит, чтобы умерить его пыл и не дать наброситься на Клигана. — Тебя не касается, с кем я сплю, — угрожающе тихо прорычала Аша. В ответ он оскалился. — Не касается? Так может не стоило помогать тебе тогда, а, Сноу? Надо было позволить Джоффри и его гвардии иметь тебя пока не сдохнешь! А может надо было попользовать тебя, когда была возможность? После этих слов уже ничто не могло удержать Коннингтона. Резко поднявшись, он в два шага преодолел расстояние до Клигана и, схватив того за ворот, ударил в челюсть так сильно, что Пёс стал плеваться кровью. Девушка пожалела, что не сказала ему раньше об участии Сандора во всех её страданиях. Было бы лучше, если бы он узнал обо всём от неё, а не так. Но гораздо больше она жалела, что это слышала её мать. Бедная женщина, которую Сноу хотела уберечь от этого знания. Разрушительного и опасного. Аша заметила, что глаза Эшары наполнились слезами, однако они ещё не пролились. Девушка подошла к Джону, положив ладонь ему на плечо, и он отпустил Пса. — Зачем? — подавленно прохрипела она. Прежде, чем ответить, он вновь сплюнул кровь. — Потому что я слишком хорошо тебя знаю, девочка. И я знаю, что от отчаяния ты могла лечь под первого встречного. А потом, когда ты поймёшь, что тобой воспользовались, мне снова придётся срезать петлю, в которую ты полезешь. Просто хочу избавить себя от лишних трудностей. После этих слов она была готова наброситься на него и растерзать голыми руками. Зная об этом, напряжённые Торос и Берик медленно приблизились, готовые в любой момент удержать её от убийства. Но успокоило её не их вмешательство, а тёплая рука Джона, слегка придержавшая её за талию. Он не вмешивался, понимая, что со своими разбойниками Аше стоит разобраться самой, но даже эта мизерная поддержка согревала её сердце. — Я впервые в жизни счастлива, Сандор, — неожиданно спокойно произнесла она, — Уж ты-то знаешь, что я уже давно не наивная девочка, которая позволит собой пользоваться. Не после всего. Я избавлю тебя от слезливых историй о моих чувствах, потому что всё, что ты должен запомнить, это то, что Коннингтон отныне мне так же дорог, как Санса и Арья, как дорога моя новообретенная мать. Она припомнила «фокусы», которым научил её Торос, и провела столовым ножом по ладони, обагряя его своей кровью. Нож вспыхнул рыжим пламенем. Клиган пытался отшатнуться, но девушка подошла слишком быстро и прижала его к спинке стула. — И я убью за него также безжалостно, как убивала за своих сестёр, — угрожающе прошептала Сноу, поднося нож опасно близко к его здоровой щеке так, чтобы жар опалил его кожу. Страх, плескавшийся в глубине его серых глаз, как ни странно, отрезвил её. Девушка вновь воткнула нож в поверхность стола, и пламя без следа рассеялось. Она огляделась. Джон, Эшара и Аллирия с ужасом взирали на её окровавленную ладонь, которой Аша из неоткуда добыла огонь, но Берик, Торос и даже Эдрик смотрели с осуждением. Жрец научил её этому чуду, чтобы защищаться от Иных, но уж точно не для того, чтобы она запугивала близких друзей. Сноу подавленно вздохнула и, не оглядываясь, выбежала из трапезной.***
— Я просто поверить не могу! — кричала Эшара, пока они шли по саду, — Двадцать клятых лет, Коннингтон! И ты не удосужился мне рассказать о том, что Гора мёртв, о том, что мою дочь пустили по кругу с полдюжины раз, о том… Излишне грубо он ухватил её за локоть, разворачивая к себе. — Она сама попросила меня молчать об этом! — прорычал Джон, — Это не считается общеизвестным фактом, и я по пальцам могу пересчитать тех, кто знает о том, что сделали с Ашей, потому что те, кто это видел, либо молчат, либо были убиты ей самой. Он тяжело дышал, а на щеках заиграли желваки от того, как крепко мужчина сжал челюсть. — Ты делаешь мне больно! — почти испуганно произнесла леди Дейн. Коннингтон пришёл в себя. Он не мог выплёскивать свой гнев по отношению к женщине, совершенно в этом невиновной. — Прости, — сказал он, отпустив её, — И прости, что не сказал тебе про Гору. Уж об этом ты заслуживаешь знать. Они оба чувствовали себя опустошённо после той странной речи Клигана. Во многом потому, что встретили живое доказательство всех страданий Аши Сноу. Если раньше это можно было считать выдуманной историей или ночным кошмаром, то теперь пришло пугающее осознание действительности. И для самой девушки, успевшей позабыть об этом в обилии ласки, которой её окружили. Они наконец нашли её. Аша, что пару минут приставляла нож к горлу Пса и угрожала жестокой расправой, сейчас сидела под деревом, напевая песню, и плела цветочный венок. — Призраки с Дженни танцуют в чертогах былых королей… — пела она, всхлипывая через слово, но её голос был великолепен. Переливчатый, мелодичный, с потаённой тоской. Джон помнил, как прекрасно пел Рейгар, как он мог вызвать слёзы лишь своими волшебными руками, гуляющими по струнам арфы, но даже у него не было чего-то, что было у Сноу. Рейгар не знал горя потерь. Даже трагедия Летнего Замка, в тени которой он был рождён, не давала ему и толики той боли, что пришлось пережить Аше, потерявшей дом, отца, братьев, сестёр и даже себя. Соленые капли, что текли по её щекам, разбивались о нежные лепестки голубых цветов — маленьких незабудок. Синий подойдёт к твоим глазам, — почему-то вспомнил Джон и понял, что она плела венок для него. При виде неё, такой невинной и безгранично печальной, у него защемило сердце, а Эшара, явно разделяющая его мысли, едва не плакала. Он потянул её за руку, и они подошли ближе, чтобы Аша их заметила. Однажды она сказала ему, что привыкла скрывать свои чувства, чтобы казаться сильной в глазах окружающих. Но сейчас она не поднялась на ноги, не стала вытирать слёзы и натянуто улыбаться. Джон был благодарен, что девушка могла доверить ему свои истинные чувства. Она расстроенно переводила глаза то на него, то на Эшару, и, поняв её без слов, они опустились на землю под раскидистым дубом по обе стороны от неё. — Я не знала, дорогая, что ты так прекрасно поёшь, — непринужденно сказала леди Дейн, взяв её за руку. — Никто не знал, — шмыгнув, ответила Сноу, — Во мне должны были видеть лидера, а не девочку с цветами и грустными песенками. — В любом случае, — сказал Джон, поцеловав кончики её пальцев, — Ты самая прекрасная девочка с цветами и грустными песенками. — С красными глазами и опухшим лицом! — С красными глазами и опухшим лицом, — повторил он с такой любовью и нежностью, что даже Эшара, все ещё испытывающая неприязнь к их союзу, умиленно улыбнулась. У леди Дейн было много вопросов к ней, но она понимала, что не может задать их сейчас, когда Ашу может сломать одно неосторожное слово, а потому она приняла тактику Коннингтона и говорила с ней о более приятных вещах. Спрашивала о детстве, проведённом в Винтерфелле, о, как она узнала, любимом ею, Ночном Дозоре и отчего-то их разговор всегда возвращался к Джону Сноу. Тому самому Джону Сноу, что был её «сыном». Аша протянула Коннингтону флягу, и он сделал долгий глоток. Через несколько минут он стал будто сонным: медленно моргал и устало привалился спиной к стволу. — Что это? — едва вороча языком, спросил он. — Маковое молоко, сладкий сон и отборное дорнийское, — подавленно произнесла девушка, — Меня пару раз поил этим Оберин, чтобы я не бросалась на людей. Мне жаль, моя любовь, но нам надо поговорить, и я уверена, что тебе не понравится этот разговор…