***
Илин кишит людьми и сплетнями. «Курганы — пристанище нечисти, — говорят они. — Кто бы ни пытался туда войти — либо выходил перепуганный и беспамятный через несколько лун, либо же не выходил вовсе. Там обитает Демоническая госпожа, которая посылает своих слуг собирать для нее души по всей Поднебесной. Под лунным светом её лик прекраснее всего земного, что может представить себе смертная душа, но стоит солнечному свету упасть на него — как красивые черты обращаются страшным уродством. Твое сердце остановится, если только взглянешь на нее». Лань Ванцзи не любит сплетен, как не любит и лишней информации. С трудом она вычленяет единственно-важное для себя: один из торговцев упоминает легенду о прекрасном саде, который раскинулся в самом сердце проклятых гор. Нет такого растения, какого невозможно отыскать в тех садах. Среди цветов и деревьев там порхает призрак Цветочной девы, давней заложницы Демонической госпожи. По приданию, та много лет назад позавидовала красоте и молодости девушки, а потому вырвала сердце бедняжки и бросила его в свое прогнившее ущелье. На том месте распустился чудесный сад, уничтожить который демонице было не по силам, а сторожить его осталась навечно заключенная в нем Цветочная дева. Теперь Лань Чжань стоит у подножия той самой проклятой горы. Она видит, как по мере того, как она поднимается все выше в гору, изумрудный ворс травы чернеет и смешивается с грязью. Воздух сгущается, а тени становятся всё больше и беспорядочнее. Солнечные лучи больше не касаются её лица, хотя она уверена, что вечер еще не наступил. На самом деле, судить об этом трудно. Лань Чжань потеряла всякий счет времени, медленно восходящая в гору и пытающаяся побороть гнет темной энергии, которой здесь пропитано абсолютно всё. Она надеется только на свой выработанный годами режим сна, чтобы отсчитывать проведенные в адской расщелине дни. Когда Лань Чжань больше не видит перед собой ничего, кроме темноты, ей приходится использовать меч для освещения дороги. Это неудобно, потому что ночь здесь не такая, как во внешнем мире. Темнота густая и не желающая расступаться даже перед духовным сиянием Биченя. Здесь она не гроза для нечисти. Теперь она добыча. Вокруг на удивление тихо. К своему стыду, она только сейчас понимает странность того, что за весь свой путь не встретила ни одной ночной твари. Словно кто-то расчистил для нее дорогу. Гостеприимно позволил ей зайти так далеко. Но с какой целью? Лань Ванцзи получает некоторый намек на разгадку, когда ее спина покрывается знакомыми неприятными мурашками. Взгляд, который казался ей тяжким грузом в деревеньке близ Илина, в глухой темноте призрачной обители кажется почти облегчением. Легкий и острый, как струна ее гуциня или серебряная шпилька в ее волосах. — Я чувствую тебя, — тихо, но твердо говорит Лань Чжань не оборачиваясь. Она знает, что ее услышат, и не ошибается. — Я не сомневаюсь в этом, молодая госпожа. Лань Ванцзи удивлена. Это женский голос. Вкрадчивый и тягучий, как патока. Пышущий довольством и очевидно что-то предвкушающий. Лань Чжань не составило бы труда предположить, что именно. — Ты удивлена, госпожа? Не могу понять чем. Разве ты не знала, куда идешь? В чьи земли вторгаешься? — Не вторжение, — возражает Лань Ванцзи, замершая не месте и тщетно вглядывающаяся в темноту. — Меня пригласили. И меня ждали. Смех, который льется из темноты, кажется слишком звонким и чистым для такого места. Она пытается различить в нем фальшь, но не может. Вероятно, существо действительно развлекается за ее счет. — Такая проницательная молодая госпожа. Я лелеяла надежду, что мне действительно удалось провести тебя, но, полагаю, это не так. Зачем же ты пришла прямо ко мне в руки, если всё сразу поняла? — Ты знаешь почему. Лань Чжань раздражает этот разговор. Она слишком истощена и подавлена натиском темной энергии, чтобы внимать своим вопящим инстинктам. Ей хочется скорее услышать условия существа или быть наконец съеденной вместо того, чтобы тратить время на бессмысленные расспросы о том, что тому уже и так было известно. — Не могу поверить, красавица! Ты выглядишь скорее раздраженной, чем испуганной. Меня даже огорчает подобное пренебрежение. Ну что ж, раз уж ты так не любишь пустых разговоров, нам пора поговорить, как следует. В какой-то момент в темноте ярко вспыхивает огонек, освещая все пространство вокруг Лань Ванцзи. Ей приходится несколько раз моргнуть, чтобы различить перед собой женский силуэт. Беспомощная, она замирает перед самой красивой женщиной, какую только видели ее глаза. Темные локоны обрамляют её бледное лицо, расписанное ярким серебром глаз и алым маком губ. Высокую, но ладную фигуру скорее подчеркивают, чем скрывают слои черного и красного шелков. На ее рукавах и поясе поблескивают серебряные нити, а на изящном изгибе шеи болтаются какие-то чудные бусы, куда вероятнее служащие для какого-то дела, нежели для красоты. Она была самым прекрасным существом, какое только можно было себе вообразить. — Демоническая госпожа, — пораженно выдыхает Лань Ванцзи, краем сознания отмечая, что не дышала уже некоторое время. — Ты все же догадалась! — восторженно вскликивает женщина, как будто Лань Чжань только что преподнесла ей прекрасный подарок. — Такая разумная цзе-цзе. Разве ты не хочешь прогуляться со мной? — Демоническая госпожа протягивает ей руку, и все, о чем может думать Лань Ванцзи, так это о том, будет ли эта узкая ладонь холодной или теплой в её собственной. — Ну же, цзе-цзе, — демоница подгоняет ее, хитро улыбаясь и очаровательно щурясь. Её темные стрельчатые ресницы трепещут, почти касаясь щек. Лань Чжань решает, что терять ей все равно больше нечего, и обхватывает своими мозолистыми пальцами протянутую руку. Кожа женщины горячая и на удивление настоящая, а хватка цепкая, но не болезненная. Раздается еще один восторженный смешок, а в следующее мгновение всё снова исчезает в темноте, прежде чем обернуться богато обставленными покоями, освещенными десятками свечей. — Не волнуйся, цзе-цзе, — горячее дыхание скользит около самого уха, вынуждая Лань Чжань испуганно вздрогнуть. Инстинктивно она сжимает руку демоницы сильнее. –Я заманила тебя сюда не затем, чтобы убить. У меня есть предложение, которое будет выгодно нам обеим. Она отступает на несколько шагов, и Лань Чжань чувствует, что снова может дышать. Всё её тело напряжено, словно натянутая струна, и демоница смеется над этим, мягко сжимая ее руку и проводя через всю комнату. Та полнится высокими шкафами и полками, забитыми книгами, непонятными склянками и сомнительными устройствами. В воздухе витает слабый запах дыма, который перебивает аромат благовоний. Её подводят к разложенным у окна подушкам и несильно надавливают на плечи, чтобы побудить опуститься на пол. Лань Чжань переводит рассеянный взгляд на окно, но за тем нет ничего, кроме беспросветной темноты. Тогда её внимание снова привлекает демоница, которая безо всякой элегантности усаживается на одну из подушек и разваливается в фривольной позе. Лань Ванцзи чувствует сухость во рту, когда её взгляд непроизвольно скользит по прелестям женской фигуры. Они сидят слишком близко, чтобы соблюдать приличия, и Лань Чжань чувствует жар чужого тела, который ласкает тыльную сторону ее ладони. — Тебе нужны те редкие цветы, не так ли, эр-цзе-цзе? — небрежно спрашивает демоница, чуть склонив голову набок. — Я могу дать тебе столько, сколько пожелаешь, взамен на одну услугу. — Чего ты хочешь? — с нехарактерным для себя нетерпением спрашивает Лань Чжань. Она уже приняла решение, вне зависимости от того, чего именно потребует от нее хозяйка проклятого ущелья. — Ты знаешь, чем привлекла мое внимание? — в очередной раз игнорируя заданный вопрос, интересуется демоница. — В той деревушке в пяти ли от Илина. Я знаю, что ты почувствовала меня. — Ты можешь покидать Курганы? — удивляется Лань Чжань, которая слышала от гуляк и менестрелей, что Госпожа проклятой горы навечно заперта в своих угодьях. — Конечно, я могу! — та смеется в ответ и незаметно придвигается чуть ближе. Теперь Лань Чжань может чувствовать её горячее дыхание на своей щеке. Минутку, дыхание? — Путешествуя по теням, я могу оказаться где угодно и когда угодно. Разве это не удобно? Не нужно тратить время на утомительные пешие прогулки или глупые полеты на мечах, — её мелодичный и расслабленный голос меняется. Лань Чжань не может сказать, что именно в нем мелькает, но насмешливые слова звучат слишком горько и уязвимо для ее ушей. — Перестать кружить вокруг да около, — недовольно бормочет Лань Ванцзи, не решаясь снова взглянуть на женщину, испуганная перспективой быть отвлеченной ее неземной красотой и очарованием. — Я не понимаю. — Ах, хорошо-хорошо, цзе-цзе, — довольно хихикает она, а после, к праведному ужасу Лань Чжань, льнет к ней всем своим горячим телом, упираясь подбородком в плечо девушки. Лань Ванцзи ощущает волнительное давление ее груди на своем предплечье. Даже через одиннадцать слоев клановых одеяний Лань Ванцзи пронизывает насквозь ощущение её природного жара. Никто никогда не осмеливался прикасаться к ней подобным образом, кроме давно умершей матери. Лань Чжань чувствует себя испуганной и предвкушающей одновременно. — Ты очистила воду в том ручье, не так ли? — не замечая её метаний, неспешно продолжает демоница. — Такая добрая молодая госпожа, ты просидела там весь день, так сильно утомилась, но ничего не попросила взамен. — Долг заклинателя помогать нуждающимся, — возражает Лань Чжань, которая не привыкла воспринимать свои поступки как нечто выдающееся. — В наше время мало кто действительно так считает, — презрительно фыркает она, очевидно, наученная собственным опытом. Что за дело Демонической госпоже до чужих судеб? — Как бы то ни было, молодая госпожа, — тон демоницы снова становится чуть игривым и снисходительным, словно она получает удовольствие от каждого сказанного слова. — Ведро чистой воды не спасет оскверненного цвилью озера. Ручей, который ты очистила, впадает в большую реку. Эта река берет свое начало здесь, в Курганах. И она испорчена, моя уважаемая госпожа. Нам нужна помощь. Последние слова она произносит всё так же мягко, но теперь они не лишены серьезности. В ее тоне нет приказа или угрозы. Лань Чжань не чувствует от нее никакой опасности, но ее звонкий голос и небрежные прикосновения все равно что-то делают с Лань Ванцзи. Что-то, чему она не может дать отчет. Её тело напряжено, словно в ожидании удара, но в то же время оно гудит от нетерпения и покрывается гусиной кожей в местах, с которыми соприкасается демоница. — Я позволю тебе собрать цветы, если ты поможешь мне очистить воду, — вкрадчиво обещает она, кончиками пальцев выводя причудливые узоры на ее предплечье. — Разве это не выгодное предложение, цзе-цзе? — Если я сделаю это, ты позволишь мне взять цветы и покинуть гору? — спрашивает Лань Чжань, сведущая во всех хитрых уловках, которые использует нечисть, чтобы не исполнять свою часть сделки честно. — Вернуться домой и использовать их так, как мне будет нужно? — Конечно, молодая госпожа, — демоница звучит обиженно, и боковым зрением Лань Чжань замечает надутые алые губы и недовольно вздернутый нос. — Я не какая-то низкосортная нелюдь, чтобы водить тебя за нос. Я способна выполнить свою часть сделки честно. К тому же, — её голос становится ниже и игривее. — Разве ты не слишком хорошенькая, чтобы быть съеденной? Лань Чжань чувствует, как жгучее тепло смущения, стыда и довольства растекается по ее телу, окрашивая красным уши и шею. Как молодая госпожа своего клана она то и дело слышала искренние и не совсем комплименты разной степени оригинальности от господ разной степени приязни, но эта небрежная насмешка произвела на нее неведомый доселе эффект. — Бесстыдство, — беспомощно бормочет она, опуская взгляд на свои руки, судорожно сжавшие колени. — Нет ничего постыдного в том, чтобы обратить внимание на чью-то красоту, — возражает бессовестное создание, звуча донельзя довольно. — Я никогда не видела таких красавиц. Разве ты не слышала, как крестьяне за твоей спиной шептались об этом? Небесная госпожа спустилась к ним в земном обличии, чтобы ниспослать свою милость! — Нелепость, — недовольно фыркает Лань Ванцзи. — В любом случае, цзе-цзе, — на удивление серьезно говорит демоница. — Я не хочу, чтобы ты думала, что я привела тебя сюда, чтобы убить. Я не сделаю этого, если только ты сама меня к этому не вынудишь. Вода отравлена уже некоторое время, и я полагаю, что очистить ее будет труднее, чем очистить небольшой ручей. Если ты не справишься, то наша сделка не будет считаться выполненной, но я не стану отнимать твою жизнь по этой причине. — Почему? — Лань Чжань это кажется слишком удивительным, чтобы быть правдой. Существо перед ней не кажется злобным или лживым. Она так красива, игрива и мила. Она не кажется завистливой или ревнивой, как говорили о ней слухи. Вероятно, поэтому правила Гусу Лань и запрещали верить всему, что говорят другие. Конечно, не исключено, что демоница просто околдовывала ее своими сладкими речами и нежными руками. Но зачем ей делать это, когда она может просто принудить Лань Ванцзи к чему угодно? — Потому что ты кажешься такой доброй, сестрёнка, — просто и искренне отвечает она, чуть пожимая плечами. — Зачем мне лишать жизни того, кто этого не заслуживает? Я знаю, что обо мне говорят многое, но я также знаю и то, что далеко не все эти слухи правдивы, как, впрочем, и не все они беспочвенны. — Верить сплетням запрещено, — качает головой Лань Чжань, стыдясь своей изначальной предвзятости. Она никогда не страдала от деяний Демонической госпожи и никогда не была их свидетелем. Несмотря на то, что та очевидно исповедует неверный путь, Лань Ванцзи все равно не может точно сказать, является ли женщина перед ней демоническим созданием с её размеренным дыханием и теплыми руками. — Я согласна на сделку, — говорит она, наконец поворачивая голову и глядя прямо в серебрящиеся омуты напротив. — Я рада! — счастливо восклицает это нелепое создание, и её улыбка поражает Лань Ванцзи до глубины души. Как будто кто-то вонзил руку в ее грудь и вцепился когтями в смятенное сердце, но не раздавил его сразу же, а только крепко сжал. Ни вырваться, ни вздохнуть. — Цзе-цзе так добра к этой несчастной, — она снова смеется и падает на спину, разваливаясь на подушках. Её девичье лицо молодо и безмятежно, а сияющие радостью глаза ни на мгновение не отрываются от Лань Ванцзи. Она выглядит слишком радостной и облегченной для многовекового порождения зла, которое способно поработить сотню заклинателей одним только мановением руки. — Лань Чжань, — неожиданно для себя самой говорит она. — Что? — смех женщины обрывается. — Моё имя — Лань Чжань, — терпеливо повторяет заклинательница, испытывая некоторое смущение от пристального изучающего взгляда своей собеседницы. Конечно, она могла бы назвать свое вежливо имя, скованное тремя тысячами правил, обязанностями молодой девицы высокого положения и рутиной её будней, но её так давно никто не называл именем рождения. Иногда Лань Чжань казалось, что после смерти матери никто его больше не помнил. Кем бы ни была женщина перед ней и какие бы цели она ни преследовала, Лань Ванцзи хочет разделить с ней больше, чем она может себе позволить. Хочет зайти дальше, чем ей когда-либо приходилось. Она представляется своим именем рождения и хочет услышать, как оно слетит с этих греховных уст, игриво и маняще. — Лань Чжань, — губы демоницы расплываются в такой широкой и ослепительной улыбке, что это кажется непристойным. — Какое милое имя. Оно так подходит тебе. Поэтому ты носишь эти красивые светло-голубые мантии? Из-за имени? — Это цвета моего клана, — Ванцзи мягко качает головой из-за нелепости этого предположения. — Ох, это совсем не так интересно, Лань Чжань, — демоница с очевидным удовольствием прокатывает на языке ее имя, вынуждая заклинательницу покраснеть еще сильнее. — Ну раз уж ты оказала мне такую честь, то хочешь услышать мое имя? — Ты мне скажешь? — Ванцзи знала, что таинство имени во многом священно для таких могущественных существ, как прекрасная женщина перед ней. — Отчего нет? — усмехается она и неожиданно становится на колени, быстрыми и ни капельки не грациозными движениями подползая ближе. Она укладывает свои узкие ладони на плечи Лань Чжань и наклоняется близко-близко к ее уху. От горячих вздохов, которые задевают ее кожу всякий раз, когда демоница выдыхает, шея Лань Ванцзи покрывается смущающими мурашками. Она чувствует, как мягкий каштановый локон касается яремной впадинки ее горла, мерно покачиваясь из стороны в сторону, как маятник. — Вэй Ин, — шепчет чарующий голос ей прямо в ухо, и Лань Ванцзи кажется, что она вот-вот потеряет сознание от избытка незнакомых доселе ощущений. — Зови меня Вэй Ин, Лань Чжань.***
Они ужинают. В какой-то момент Вэй Ин беспокойно восклицает, что Лань Чжань, должно быть, страшно проголодалась, поднимаясь в гору весь день без отдыха. Она зовет одну из служанок, которую Лань Ванцзи сначала ошибочно принимает за мертвую, а потом за слепую. Та оказывается на удивление живой и прекрасно видящей, а еще ни капельки не дружелюбной. Она огрызается на все подшучивания своей госпожи, с нескрываемым подозрением косится на Лань Ванцзи и Бичень, лежащий рядом с ней, и в конечном итоге уходит, недовольно ворча что-то о пирушках на ночь глядя. Вэй Ин просит не обращать на девочку внимания, и Лань Чжань не обращает. Откровенна говоря, к своему стыду она осознает, что не способна сосредоточиться ни на чем, кроме прекрасной женщины перед собой. Та рассказывает ей о жизни в Курганах. О своем большом и старом замке, который на самом деле был возведен еще до нее, и в некоторые уголки которого (в большинство, на самом деле) лучше не соваться даже ей самой. Она с любовью в голосе рассказывает о своих подопечных, которые живут здесь вместе с ней и которые нуждаются в еде и чистом питье. Очевидно, ни для кого из жителей Курганов не составляет никакой проблемы выйти отсюда в свет, чтобы закупиться едой и прочими необходимыми для жизни припасами, но вот доступ к воде необходим не только им, но и жителям Илина, какими бы предвзятыми к хозяйке горы они ни были. Вэй Ин ни о чем не говорит прямо, предпочитая делать акцент на маловажных мелочах и отшучиваться от важных тем, но даже из сказанного ей Лань Чжань несложно понять, что нрав этой женщины далек от жутких россказней крестьян. — Некоторые забредают сюда ради интереса, — небрежно говорит она. — Чтобы погеройствовать лишний раз и избавиться от злобной и вредоносной меня или же попросту пощекотать себе нервишки. Иногда, если им везет, никто из ночных тварей не успевает их сожрать, прежде чем они сбегут восвояси, но бывают и плохие дни. Не думай, что я жестока, но они действительно ошибаются, когда думают, что я управляю горой и всем, что на ней обитает. — Это не так? — Лань Чжань не может скрыть любопытства в голосе и смущается такой детской реакции, но Вэй Ин, кажется, это не заботит. — Конечно, нет, — возражает она, разливая по чашкам вино и подталкивая одну из них к Лань Ванцзи. — Гора стоит здесь уже несколько сотен лет. Я появилась здесь, когда она уже давно была пристанищем и главным источником энергии Инь во всей округе. Мы просто договорились. Она признала меня и приняла, а я согласилась с ее условиями и границами. Я не контролирую всю гору, только эту ее часть. — Вода не была отравлена до недавнего времени, — задумчиво говорит Лань Чжань, игнорируя поставленную перед ней чашку. — Значит ли это, что гора стремится расширить свои границы? Она больше не соблюдает ваш договор? Вэй Ин некоторое время молчит, сосредоточенно хмуря брови и сверля пустым взглядом свою чашку. В какой-то момент ее лицо разглаживается, и она одним движением опрокидывает в себя всю чарку разом. — Я не знаю, — просто говорит она. — Гора даже близко не похожа на что-то человеческое. Даже мне сложно понять ее иногда. Я просто хочу очистить воду, потому что это сейчас необходимость, и посмотреть, как она себя поведет. Это может помочь найти причину происходящего, потому что мне она неизвестна. Они некоторое время проводят в мирной тишине, пока не появляется странная девочка-служанка с несколькими подносами и не начинает расставлять тарелки. Перед Вэй Ин она выставляет блюда тревожного ярко-красного цвета, а перед Лань Чжань ставит несколько тарелок с рисом и приготовленными овощами. Это на удивление подозрительно соответствует её гастрономическим предпочтениям, и, вероятно, недоумение отражается на ее лице, потому что Вэй Ин спешит пояснить: — Ты же знаешь, что я наблюдала за тобой некоторое время, цзе-цзе. Знаю, что это немного жутковато, но зато теперь я в курсе твоих вкусов. И, вероятно, в курсе того, как Лань Чжань выглядит в своих нижних одеждах, проходясь по распущенным волосам гребнем, прежде чем улечься в постель. Лань Ванцзи чувствует, как смущение и стыд поглощают её от этих мыслей, но не решается озвучить их вслух. Они начинают трапезу, и Вэй Ин болтает без умолку, из-за чего замечание ускользает от Лань Чжань непроизвольно. Осознав, кого и где она пристыдила подобным образом, Лань Ванцзи замирает в нерешительности, а Вэй Ин - после нескольких мгновений оглушающий тишины - разражается звонким хохотом. Она обливается вином, и Лань Чжань вынуждена отвести взгляд от того, как прозрачные капли стекают по ее горлу и разлету ключиц за ворот ханьфу. — Я такая неловкая, Лань Чжань, — жалуется Вэй Ин. — Это мои лучшие одеяния, и я испачкала их. Лань Ванцзи на это заявление только укоризненно качает головой. Она чувствует себя обязанной сказать: — Если вышить на одежде особые символы, то она будет защищена от простых загрязнений вроде этого. — О, правда? — восторженно вскликивает Вэй Ин и снова подползает ближе, почти соприкасаясь с коленями Лань Ванцзи своими. — На твоей тоже такие есть? Вот почему твои светлые мантии такие чистые! Ах, цзе-цзе, ты должна меня научить! Эта Сянь-Сянь так неаккуратна со своей одеждой, что скоро все ее слуги поднимут восстание и откажутся помогать ей со стиркой! Особые письмена были вышиты под подкладкой, и, чтобы показать их Вэй Ин, нужно было распороть ее. Несмотря на то, что такими вещами всегда занимались слуги, Лань Чжань все равно была обучена им и всегда обладала прекрасными навыками шитья, поэтому… — Я могу вышить их для тебя, — предлагает она спокойным голосом, надеясь, что ее волнение не будет обнаружено. — Что? О, Лань Чжань, разве ты умеешь? — искренне удивляется Вэй Ин и, получив утвердительный кивок, издает забавный фыркающий звук. — Такая талантливая молодая госпожа, способная не только к делам духовным, но и тяготам земным! Ты такая восхитительная, цзе-цзе, но даже я не настолько бесстыдна, чтобы заставлять тебя заниматься для меня шитьем. — Не заставлять, — упрямится Лань Чжань, уже захваченная этой идеей. — Я хочу сделать это для Вэй Ин. В теплом сиянии свечей Лань Ванцзи чудится очаровательная розовая пыль румянца, которая покрывает острые скулы Вэй Ин. Та бормочет что-то неразборчивое себе под нос, и Лань Чжань начинает переживать, что позволила себе слишком много, но в этот момент Вэй Ин вскидывает голову и смотрит на Лань Ванцзи своими большими восторженными глазами, отчего все дурные мысли мгновенно покидают ее голову. — Если милая цзе-цзе так настаивает, то я не против, — довольно мурлычет она и наклоняется чуть ближе. Она протягивает руку к лицу Лань Чжань, и та борется со стыдливым желанием наклониться навстречу прикосновению. Её ловкие пальцы ласковым жестом заправляют одну из прядей, свободно обрамляющих лицо заклинательницы, за ухо, и призрачной лаской скользят вдоль мягкой щеки, прежде чем покинуть ее личное пространство. — Ты, должно быть, устала, Лань Чжань, — тихо вздыхает она, и ее голос звучит очень мягко. — Твои осоловелые глазки вынуждают меня бороться с желанием собственноручно уложить тебя в постель. Она хихикает, когда Лань Ванцзи в очередной раз обвиняет ее в бесстыдстве. Лань Чжань действительно чувствует себя слишком уставшей после такого насыщенного дня, но не хочет расставаться со своей новой знакомой, боясь, что если уйдет сейчас, то в следующий раз проснется в своей холодной постели совсем одна и больше никогда не услышит этого чудесного смеха. — А-Цин проводит тебя в твою комнату, — она нежно сжимает ладони Лань Чжань в своих и поднимается на ноги, побуждая ее последовать своему примеру. — Отдохни хорошенько, а завтра я отведу тебя к реке. Мы посмотрим, что можно сделать, а потом прогуляемся по саду. Я хочу, чтобы ты увидела цветы собственными глазами и убедилась в правдивости моих слов. Лань Ванцзи не говорит, что уже и так не сомневается в обещании Вэй Ин, как бы легкомысленно и неразумно это ни звучало. Ее дядя отругал бы ее за такую доверчивость, но мать всегда наставляла прислушиваться к голосу сердца, а не запирать его в глухом ящике, как учили правила клана. — Доброй ночи, Лань Чжань, — говорит ей Вэй Ин, прежде чем они расстаются у дверей ее комнаты. — Увидимся завтра, Вэй Ин. А-Цин смотрит на них обеих со странным выражением недоверия на лице, но ничего не говорит, провожая Лань Ванцзи в отведенные ей покои. — Активируй этот талисман, если тебе что-нибудь понадобится, — говорит А-Цин, прежде чем покинуть ее. — Но не увлекайся этим, молодая госпожа. Хотя Вэй Усянь и велела относиться к тебе с почтением и вниманием, нам и без того хватает работы и совсем не хватает рук. Лань Чжань не привыкла к такому отношению, но вполне может понять его. Или сможет понять, когда лучше познакомится с этим местом. На самом деле, она не из тех людей, кто злоупотребляет чужим трудом, поэтому это никак не сможет стать для нее большой проблемой. Приняв от девочки талисман и подсвечник, Лань Ванцзи осторожно отворяет нужную дверь. Приготовленная для нее комната почти такая же просторная, как и покои Вэй Ин. Она обставлена старой, но хорошо сохранившейся и ухоженной мебелью. Здесь есть несколько книжных шкафов, письменный столик со всеми принадлежностями и небольшая софа. В другой части покоев, за экраном конфиденциальности, находятся зеркало и деревянный комод, а рядом с ними стоит большая кровать, украшенная шелковым балдахином светло-голубого цвета. Лань Ванцзи, слишком утомленная, чтобы о чем-то размышлять, спешно раздевается, складывая вещи на стуле рядом с кроватью, и с облегчением забирается в мягкую постель. Явь покидает ее почти сразу же, а на смену ей приходят путанные грезы о солнце, смехе и безликом человеке с красной лентой в волосах.