Ничейная

Жажда. Жгучая и свирепая, она сковывает ее горло и разъедает легкие. Сухой кашель душит ее уже какое-то время, и от конвульсий, в которых то и дело содрогается тело, начинает ломить кости. Она в плохом состоянии. По какой-то причине боги отказались прибирать к рукам ее бренную душу или, по крайней мере, то, что от нее осталось. Снова. Чьи-то теплые руки осторожно приподнимают ее голову и подносят к сухим губам чашку. Она не видит их обладательницу, но ей нет до этого дела. Даже ее собственное имя кажется пустым звуком, затерявшимся в веренице предсмертных криков. Сколько их было? Не имеет значения. Она жадно пьет, но этого все еще недостаточно. Ее тело удовлетворено, но она сама — нет. В ее животе — холодная черная пустота, в ее груди — зияющая рана. Мучительная жажда не утолена, она никогда не будет. От этой болезненной неудовлетворенности хочется кричать. Возможно, это то, что она делает. Бледные дрожащие руки тянутся к груди в безумном порыве растерзать ее, сделать боль еще нестерпимее, чтобы наконец лишиться чувств. Тишина в любом случае лучше агонии. Те же незнакомые руки останавливают ее, мягко, но твердо перехватывая запястья. Она злится и пытается вырваться, но чужое прикосновение на удивление сильно. С ее губ срывается хриплый стон разочарования, но он прерывается, когда от того места, где к ней прикасаются, начинает исходить живительное тепло. Оно медленно течет по ее омертвевшим меридианам и стекается огромным горящим шаром в животе. Боль и жажда медленно утихают, уступая тишине. Тишина в ее теле, в разуме. Она вся разом слабеет, опадает на постель и наслаждается мягкой лаской рук, дарящих успокоение. Так тихо. Сознание возвращается к ней медленно. Ее тело в лучшем состоянии, чем прежде, что, к счастью или сожалению, вынуждает ее рассудок к пробуждению. Она открывает глаза. В комнате темно, но не так темно, как среди ночи. Нет, скорее, предрассветные потёмки, когда солнце еще не вышло из-за горизонта, но небо уже посветлело. Это определенно ее комнаты, в том же беспорядке, в каком она оставила их, когда покидала их в последний раз. Она осматривает свое тело, замечая несколько свежих повязок. Кто-то должен был их наложить, а она сама не справилась бы с этой задачей даже будучи в здравом уме и памяти. Это уже неплохо. Ее не просто подлатали, но и переодели, после чего уложили в постель. Значит, помимо нее на горе должен был остаться кто-то еще, у кого для этой задачи остались не только силы, но и желание. Однако что-то не так. Ее гложет странное сомнение, ощущение какого-то неуловимого диссонанса, который не дает ей успокоиться. Она садится на постели и замечает движение справа от себя. Ах. Постель каким-то образом оставалась теплой, в то время как все ее тело было холодным. — Вэй Ин? Она крупно вздрагивает. Темная смутная жажда вспыхивает в ней с новой силой, застилая глаза красной пеленой. Она могла бы отшатнуться, если бы ледяное оцепенение не сковало ее, как оно сковывает покойников. — Вэй Ин? Движение возобновляется, и ее привыкшие к темноте глаза могут различить до боли знакомый силуэт. Длинные темные волосы, убранные в низкий хвост. Несколько неаккуратный прядей обрамляют мягкий контур бледного лица. Неуместное желание отвести из в сторону жалит ее, как жалит укус змеи — мгновенно и смертельно. Эта женщина… — Лань Чжань, — ее голос звучит мертво. Она здесь, чтобы мучить ее — бесспорно. Жестокое видение, очередное наказание и изощренная мука. Образ красавицы, терзавшей ее при жизни, будет глумиться над ней и в посмертии. Вэй Ин не знает, что и думать об этом. Боль скручивает желудок, в то время как приторная сладость оседает на языке. — Это я, — эхом отзывается наваждение. — Я здесь для тебя. Удар всегда ощущается острее после минутного блаженства. Должна ли Вэй Ин подыграть ей? Такая жестокость. Настоящая Лань Чжань не опустилась бы до такой низости. Хотя вряд ли Вэй Ин достаточно знала ее, чтобы утверждать. — Я знаю, что это не так. Какое-то время они сидят в тишине. Лань Чжань, если можно ее так назвать, не прикасается к ней и ничего не говорит. Она тянется к столику у кровати и зажигает несколько свечей. Теперь Вэй Ин может лучше разглядеть ее лицо: большие медово-золотистые глаза, под которыми залегли заметные тени, бледные щеки и нежно-розовые губы. Ее тело небрежно прикрыто только двумя слоями белоснежного хлопка, а закатанные почти до локтей рукава открывают запястья. Она такая красивая, что Вэй Ин могла бы плакать, но все ее слезы уже были истрачены — днями, годами, веками? — ранее, когда ее сердце оставило ее. Отказалось от нее. Люди всегда были непостоянны, а Вэй Ин никогда и не заслуживала иного. И все же это нанесло ущерб. — Я здесь, теперь ты видишь? — самозванка возвращается на свое место и смотрит на нее с выражением искренней озабоченности на лице. Лань Чжань всегда так выглядела, когда беспокоилась: едва заметно наклоняла голову в сторону и хмурила брови, иногда сцепливала пальцы и сжимала их так сильно, что они заметно белели. — Как ты себя чувствуешь, Вэй Ин? У тебя что-нибудь болит? — Не называй меня так, — огрызается она в ответ и отворачивается, чтобы не видеть этого лица. Между ними снова повисает неуютная тишина. Вэй Ин чувствует, как в ней нарастает злость. Она смотрит на свое запястье и хочет вгрызться в него зубами. — Как мне тогда называть тебя? — она пытается снова, и Вэй Ин раздражает ее притворство. — Никак меня не называй. Уйди, исчезни, растворись — что угодно, только замолчи! Ты не обманешь меня своими уловками, я видела их тысячи. Всё, что ты делаешь, это злишь меня. — Но я не обманываю тебя, — отвечает она намного тише, чем говорила прежде. Лань Чжань всегда так делала, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Я знаю, что ты по какой-то причине думаешь иначе, но я никогда не обманывала тебя. Это становится невыносимым. Вэй Ин чувствует, как энергия Инь бурлит в ее теле, требуя выхода. Она рывком поворачивается к самозванке лицом и, с силой надавив на плечо, опрокидывает ее на постель. Тело в ее руках словно не знает, как реагировать: трепыхается скорее инстинктивно, чем в попытке оказать реальное сопротивление. Вэй Ин это не заботит — она не вырвалась бы, даже попытавшись всерьез. Одна из теней, блуждающих вокруг, обвивается вокруг запястий самозванки тонким материальным жгутом. Вэй Ин усаживается поперек ее живота и впивается пальцами в беззащитное горло. Она не сдавливает, а только держит. Сосредотачивает взгляд на лице своей жертвы. Ее глаза широко распахнуты, но больше от удивления, чем от испуга. Вэй Ин чувствует движение ее горла под своими пальцами, когда она сглатывает. Кожа нежная и теплая, и Вэй Ин знает, что она будет ощущаться еще лучше, если проследить ее губами и языком. Ее руки двигаются без ее ведома, аккуратно поглаживают почти в инстинктивной потребности. Она зачарованно наблюдает, как дрожат ресницы самозванки, как темнеют ее светлые глаза. Вэй Ин знает это выражение лица. Лань Чжань никогда не посмотрела бы на нее так теперь. Это отрезвляет, и Вэй Ин прекращает поглаживать чужое горло, вместо этого впиваясь в него ногтями. Тело под ней вздрагивает и начинает ерзать. Вэй Ин позволяет теням усилить хватку. Она так злится. Ярость поглощает ее целиком, и ей нужен выход. Вэй Ин с радостью предоставила бы его: ей ничего не стоило собственноручно удушить эту дрянь, но она с отчаянной злобой осознала, что не может. Самозванка в ее руках так похожа: не просто лицом, но и мимикой, жестами, манерой говорить и держаться. Она почти точная копия, и Вэй Ин просто не может найти в себе сил покончить с Лань Чжань даже в такой обманчивой личине. — Вэй Ин, — она зовет шепотом, потому что ее горло все еще крепко сжато. Как будто ей на самом деле нужно дыхание. И не говорит ничего больше. Не потому что не может, а потому что не хочет. Лань Чжань часто так делала, когда не могла выразить свои мысли словами. Она просто звала ее по имени и смотрела широко раскрытыми глазами в надежде, что Вэй Ин все разгадает по одному только выражению ее лица. Иногда у нее выходило, а иногда все же приходилось уговаривать Лань Чжань использовать слова. Так или иначе, она всегда была такой. Вэй Ин полюбила ее такой, даже если до конца так и не поняла. Воспоминания жгут больней огня. Если бы она могла, то разрыдалась бы, как рыдают маленькие дети, потеряв родителей в толпе незнакомцев. Вэй Ин отвлекается от своих мыслей, когда после очередного движения пальцев задевает бешено колотящуюся венку. Это ощущается более материальным, чем все остальное до этого. Она судорожно высвобождает руку своей пленницы и притягивает к себе. Дрожащими пальцами прослеживает венки на запястье и наконец обнаруживает тот же быстрый сбивчивый стук. Пульс. Ни одна ночная тварь не сможет сымитировать сердцебиение. Злость уступает абсолютной растерянности. Она машинально поднимает голову и встречает спокойный взгляд золотистых глаз. Ее свободная рука тянется к чужому животу и накрывает его, бесцеремонно проникая под ткань рубашки. Там, под нежным теплом кожи и ребер нетерпеливо дрожит сильное золотое ядро. Вэй Ин чувствует его всем своим существом и в ужасе одергивает руку. Ее разум пуст. Ни одна связная мысль не посещает ее в этот момент. Это Лань Чжань? Это Лань Чжань. Лань Чжань здесь? Судя по всему. Быть может, Вэй Ин уже мертва? Но тогда и Лань Чжань должна была умереть, чтобы оказаться с ней в одном месте. Нет-нет, она не могла. Значит, они обе живы. Это все еще… — Вэй Ин. Рука, до этого зажатая в ее собственной, скользит выше и мягко обнимает ее щеку. Вэй Ин вздрагивает от прикосновения, но не отстраняется. Она растерянно наблюдает за Лань Чжань, которая продолжает лежать под ней без следов страха или отвращения на своем красивом лице. — Ты здесь, — уже более осмысленно говорит Вэй Ин. — Я здесь, — вторит ей Лань Чжань, поглаживая пальцем ее щеку. — Почему? — это единственный вопрос, который набатом стучит в голове. — Почему ты здесь? — Я вернулась к тебе, — тихо отвечает она, и Вэй Ин видит в ее глазах нерешительность. — Узнала, что случилось что-то нехорошее, и пришла. — Ты противоречишь самой себе. Ты вернулась по собственной воле или по нужде? Вэй Ин снова чувствует злость. Она любит Лань Чжань больше всего на свете, но она также не может больше смотреть на нее, не ощущая боли. Она также совершенно ее не понимает. Зачем Лань Чжань возвращаться, если она уже решила вычеркнуть Вэй Ин из своей жизни? Она даже решила, что Вэй Ин попыталась навредить ей, удержать подле себя обманом. Узнать об этом было жестоким ударом. Она в тайне надеялось, что он станет смертельным для нее. — Я должна была вернуться с первыми днями весны, как обещала своей семье, но пришли плохие вести, и я поспешила сюда. — Ты не должна была, — возражает Вэй Ин, и в каждом ее слове звучит горькая обида. — Ты ничего мне не должна. Тебе не нужно было приходить, если ты не хотела. Я не нуждалась ни в тебе, ни в твоей жалости. — Нет, — в глазах Лань Чжань вспыхивает обида, страшно похожая на ее собственную. Хорошо. Вэй Ин чувствует, как сожаление в ее сердце смешивается с мрачным удовлетворением. Лань Чжань сделала ей так больно, что она заслужила это. Пусть она почувствует то же самое, отведает своего же лекарства, прежде чем снова уйти, только на этот раз навсегда. — Нет? — Нет, — Лань Чжань упирается руками в ее плечи и сталкивает со своих бедер, принимая сидячее положение. Теперь их лица на одном уровне, и Вэй Ин может видеть, как глаза Лань Чжань горят от злости и еще неведомо чего. Это заставляет ее испытать неуместный, почти безумный восторг. — Вэй Ин нуждалась во мне, — произносит она с такой непоколебимой уверенностью во взгляде, что вряд ли нашелся бы рискнувший возразить ей. — Ты потеряла контроль. Никто здесь не был в состоянии остановить тебя, а для осады Курганов уже начала собираться армия. Это я вернула тебя в чувство и это я тебя выходила, так что ты не можешь просто говорить, что я не нужна тебе. Вэй Ин чувствует себя так, словно на нее вылили ушат ледяной воды. Конечно, вот, что произошло. Она вышла из себя и потеряла контроль, а Курганы этим мгновенно воспользовались. — Вэнь…? — Все живы, — мгновенно отвечает Лань Чжань, и это позволяет Вэй Ин снова сосредоточить свое внимание на ней одной. — Тебя не хватило бы, чтобы унять её. Моих сил в свое время едва хватило, чтобы договориться, так как ты могла убедить ее остановиться? Уверенность, подстегиваемая злостью и обидой, тут же покидает Лань Чжань. Она опускает глаза, и Вэй Ин чувствует, как волосы на ее затылки встают дыбом от пришедшей на ум догадки. — Что ты сделала? — шепчет она не своим голосом. Лань Чжань молчит, и Вэй Ин не может справиться с ужасом, обрушившимся на нее, как лавина. Она хватает ее за подбородок и заставляет смотреть на себя. Вэй Ин надеется найти в ее глазах успокоение, заверение, что она не сделала ничего опрометчивого или непоправимого. Этого заверения там нет. Там вообще ничего нет — только твердая решимость человека, убежденного в том, что он поступил правильно. — Хорошо, я спрошу иначе. Что ты предложила? Вариантов не так много. Вэй Ин знает, какой ответ услышит, еще до того, как Лань Чжань его озвучит. — Единственное, что у меня было, — отвечает она без прежнего запала. С той холодностью, с какой обычно говорит с посторонними. — Себя. Короткий звук, полный отчаяния и беспомощной ярости, покидает грудь Вэй Ин непроизвольно. Она не может поверить, что после всего, что Лань Чжань услышала от нее, после всего, что она пережила здесь, ей пришло в голову согласиться на это бесчеловечное условие. Это катастрофа, страшный сон. — Все не так, как ты думаешь, — руки Лань Чжань находят ее, несмело сжимая, словно опасаясь, что их прикосновения нежелательны. — Не так? Не так?! — Она не нравилась тебе, — совсем тихо, как неприятное откровение, говорит ей Лань Чжань. — Никогда не нравилась. Ты не доверяла ей, находила опасной и отвратительной. Ты не принимала ее, поэтому она решила заполучить тебя силой, но я… — одна из теней узкой полупрозрачной лентой обвивается вокруг их с Лань Чжань сплетенных рук. — Я отговорила ее. Я убедила ее отдать тебя мне, а взамен предложила себя. Пообещала принять ее. И любить. — Это безумие, — шепчет Вэй Ин, чувствуя, как лента плотнее стягивает их запястья. — Может быть, — Лань Чжань смотрит ей прямо в глаза, и ее взгляд пронзает сердце, выпивает душу. Или то, что от нее осталось. — Тьма не может существовать без света. Она нуждается в ней больше всего, ищет ее. Если удовлетворение этой жажды — цена твоего спасения, то я готова заплатить. — Я не понимаю, — говорит Вэй Ин почти в отчаянии. — Почему ты делаешь это ради меня? — Ты не помнишь? — Лань Чжань хмурится и так крепко сжимает ее руку, что это больно. Вэй Ин любит эту боль. — У меня плохая память, ты же знаешь. Лань Чжань окидывает ее раздраженным взглядом, прежде чем в ее глазах вспыхивает внезапная решимость. Вэй Ин чувствует, как тень высвобождает их руки из своих тисков, и отвлекается на это. Следующее, что она чувствует — это уверенная хватка на затылке, когда Лань Чжань притягивает ее ближе и впивается в губы. Это совсем не нежно. Рука на ее затылке скользит выше и сжимает волосы, вынуждает запрокинуть голову, в то время как сильные мазолистые пальцы надавливает на ее подбородок и заставляет открыть рот. Чужой язык проскальзывает в ее рот и изучает его с неумолимым вниманием. Вторгается снова и снова, не нуждаясь во взаимности. Глаза Вэй Ин прикрываются от пагубного удовольствия, и ее тело дрожит от похоти, перебивающей все другие чувства. Она заставляет себя бороться, упирается руками в чужие плечи, но Лань Чжань только сильнее дергает ее волосы, отчего в кончиках глаз Вэй Ин скапливаются слезы. Лань Чжань отпускает ее только тогда, когда ей самой начинает не хватать воздуха. Она отталкивает Вэй Ин от себя, и та падает на спину, раскинувшись перед ней — красная и задыхающаяся. — Чт… Что… ты…? — Вэй Ин чувствует себя так, словно ее выпотрошили. Распяли на жертвенном алтаре, как невинного ягненка, и принесли в жертву дьяволу. — Ты все еще не помнишь? — у Лань Чжань хватает совести выглядеть так, словно произошедшее ее ни капельки не затронуло. Она едва одета, ее волосы растрепаны, но лицо — ее лицо все еще бледно и холодно, как снежные горы, откуда она родом. Бесстыжая, она просто воспользовалась ею. — Ты не можешь со мной так обращаться, — Вэй Ин приподнимается на локтях и смотрит на нее с раздражением и злостью. Она чувствует себя беспорядком: все ее чувства, мысли и желания перемешались. Лань Чжань смотрит на нее в ответ, и Вэй Ин чувствует, как неодолимая жажда снова наполняет все ее существо под этим испытующим взглядом. Она не знает, что именно хочет сделать с женщиной перед ней: взять ее или самой упасть перед ней на колени. Она просто хочет. По всей видимости, в какой-то момент Лань Чжань надоедает их молчаливая дуэль взглядов. Она медленно и изящно подползает к ней на коленях и беззастенчиво усаживается на ее бедра, как легкомысленная девочка из цветочного дома. Живот Вэй Ин сводит сладкая судорога от того, как это ощущается. Лань Чжань, не отрывая от нее изучающего взгляда, ловко распускает одну из завязок своей рубашки, оголяя округлое плечо и часть груди. Рот Вэй Ин наполняется слюной от вида греховной картины, какую осознано рисует своим телом Лань Чжань. Когда она наклоняется вперед, рубашка соскальзывает еще ниже и обнажает нежную розовую ареолу и уже твердый сосок. Вэй Ин чувствует, как от этого зрелища между ее бедер скапливается влага. — Покажи мне, — горячо выдыхает Лань Чжань ей на ухо. — Покажи мне, почему я не могу с тобой так обращаться. — Ты не знаешь, о чем просишь, — Вэй Ин все еще пытается ей сопротивляться, хотя и знает, что это заранее проигранное дело. Лань Чжань упряма и решительна, когда вобьет себе что-то в голову. Было бы прекрасно, если бы Вэй Ин имела лучшее представление о ее желаниях. — Знаю, — Лань Чжань заставляет ее вяло сопротивляющуюся руку соскользнуть ниже и прижаться к своей груди. — Я знаю, о чем прошу. Покажи мне, Вэй Ин. И Вэй Ин позволяет себе сорваться. Все цепи, до этого сковывающее ее, рассыпаются в прах. Если Лань Чжань так хочет этого, что ж, она это получит. Ей больше не нужно осторожничать с ней и бояться лишний раз коснуться. Теперь в ее руках сам дьявол, и это она, Вэй Ин, воспитала его. Она бы никогда не позволила себе быть грубой со своей милой маленькой Лань Чжань, которая считала святой истиной все, что было выбито на какой-то дурацкой скале, зато эта Лань Чжань… Эта Лань Чжань — совсем другое дело. Вэй Ин переворачивает их одним стремительным движением. Лань Чжань раскидывается под ней, как безвольная тряпичная кукла, послушная и беспомощная. Вэй Ин знает, что она не такая. Ее милая девочка просто решила сыграть в эту игру еще раз, и Вэй Ин не станет ей мешать. — Я покажу тебе, если ты так просишь, — говорит она, нарочито ласково оглаживая щеки Лань Чжань и ее приоткрытые губы. Они такие красивые — припухшие и красные от их предыдущего поцелуя. Раздражение вспыхивает в Вэй Ин от воспоминания об этом, и она наклоняется к лицу Лань Чжань, чтобы снова поцеловать ее. Лань Чжань закрывает глаза и издает довольно ворчание, когда Вэй Ин начинает ласкать ее губы. Они такие мягкие и нежные, такие же совершенные, как и их обладательница. Вэй раздвигает их языком и начинает целовать Лань Чжань глубоко и основательно. Оглаживает небо и ряд белоснежных зубов, сплетает их языки в медленном размеренном танце. Лань Чжань тянется к ее плечам, чтобы обнять, но Вэй Ин перехватывает сначала одну ее руку, а затем другую, и вытягивает их у нее над головой. Тут же одна из ее теней обвивает их и крепко стягивает. Глаза Лань Чжань распахиваются от удивления, и Вэй Ин грязно ухмыляется в ответ на ее взгляд. Когда она снова наклоняется, чтобы поцеловать ее, этот поцелуй совсем не похож на предыдущий. Она кусает нежные губы Лань Чжань до тех пор, пока те не начинают кровоточить. Вэй Ин то облизывает ранки, словно пытается их залечить, то, напротив, припадает к ним сильнее, чтобы ярче ощутить вкус крови на языке. Лань Чжань под ней недовольно хнычет, но ее недовольство легко игнорировать. Пока они целуются, Вэй Ин грубо ощупывает ее тело. Она сильно, наверняка до боли, сжимает в ладонях округлые груди Лань Чжань, мнет их пальцами. Рубашка мешается, но у нее нет никакого желания возиться с оставшимися завязками, поэтому она просто разрывает ее и отбрасывает прочь, как ненужную тряпку. Лань Чжань издает возмущенный звук ей в губы. Совсем не свойственный ей звук. Вероятно, одна из трех тысяч правил включает в себя запрет на порчу одежды. Не то чтобы они с Лань Чжань не нарушили уже как минимум тысячу из этого священного перечня. Одним больше, одним меньше. Избавившись от раздражающей преграды, Вэй Ин с удовольствием скользит ладонями по обнаженной коже. Она зажимает между пальцами затвердевшие соски и играет с ними: надавливает, теребит, щипает. Лань Чжань сладко стонет, и это совсем не похоже на стон боли. — Так тебе нравится такое обращение, милая? — спрашивает Вэй Ин, отрываясь от ее губ. — Может, мне стоило просто воспользоваться тобой в первый же вечер? Тебе бы это понравилось? Лань Чжань тихо хнычет, и Вэй Ин видит, как ее руки дергаются в захвате, словно она хочет прикрыть ими лицо. Вэй Ин не испытывает к ней ни капли жалости, с удовольствием отмечая, какой разбитой она выглядит всего после нескольких грубых поцелуев и небрежной игры со своей грудью. Такая чувствительная. Вэй Ин отодвигается от нее, и Лань Чжань издает испуганный заикающийся звук. Это было бы мило, если бы Вэй Ин не была так зла на нее. — Ты выглядишь нуждающейся, цзе-цзе, — насмехается она. — Разве молодой госпоже пристало вести себя как гулящей девке? Какой позор для твоей семьи — воспитать такую бесстыдницу. Вэй Ин заставляет ее приподнять бедра, чтобы стянуть прикрывающие их тонкие спальные штаны. Лань Чжань сжимает ноги в каком-то неуместном приступе стыдливости, но Вэй Ин слишком нетерпелива в этот раз, чтобы уговаривать ее. Она с силой нажимает на ее колени и разводит их в стороны. Ее рот наполняется слюной, когда она жадно любуется открывшейся картиной. Лань Чжань такая красивая везде. Она уже настолько мокрая, что влага, вытекающая из нее, образует темное пятно на простыне. — Вэй Ин, — почти скулит Лань Чжань, очевидно смущенная тем, что ее так пристально разглядывают. — Что? Теперь ты вдруг засмущалась? — издевательски спрашивает Вэй Ин, ощупывая мягкие кремовые бедра и время от времени наклоняясь, чтобы укусить их. — Ты не выглядела такой скромной, когда предлагала мне себя. — Вэй Ин! Теперь Лань Чжань действительно стыдно. Краска распространяется с ее ушей на щеки. Это выглядит так мило, что она чувствует легкое смягчение в своем сердце. В другой день Вэй Ин обязательно расцеловала бы ее очаровательное, порозовевшее от смущения лицо, но не сегодня. Вместо этого она снова склоняется над ее извивающимся телом, чтобы прильнуть к тонкой светлой коже шеи и ключиц и оставить на них россыпь красных меток, которые потемнеют уже к завтрашнему утру. Она вся будет помечена, как если бы Вэй Ин действительно держала ее при себе как наложницу. Когда она нехотя отрывается от тела Лань Чжань, чтобы взглянуть на свою работу, внутри нее жгутом стягивается мрачное удовлетворение. Это выглядит так красиво, словно ягоды боярышника, разбросанные на снегу. — Посмотри, я отметила тебя, Лань Чжань, — она осторожно, но твердо обхватывает ладонью истерзанную шею и поглаживает ее пальцами. — Тебе это нравится? Быть отмеченной, у всех на виду? Чтобы все знали, чем ты занимаешься за этими дверями? Лань Чжань смотрит на нее затуманенным взглядом несколько мгновений, словно пытается осознать заданный ей вопрос. Когда же ее красные распухшие губы приоткрываются, чтобы ответить, рука на тонкой шее сжимается сильнее, и вся она вздрагивает, как от удара. Вэй Ин не пытается душить ее — просто крепко держит, но этого достаточно, чтобы тело Лань Чжань откликнулось. — Тебе нравится подчиняться, не так ли? — она обводит ногтем одну из налившихся красным меток. — Нравится, когда с тобой поступают грубо, демонстрируют силу? Мне не стоило нежничать с тобой. Тебе нужно было сказать мне раньше, дорогая, тогда я не стала бы себя сдерживать. С этими словами она отодвигается от нее, и Лань Чжань недовольно хмурится. Вэй Ин игнорирует это, опирается на изголовье кровати и устраивается позади Лань Чжань, заставляя ее чуть приподняться и опереться спиной на ее тело. Они уже были в таком положении раньше, и тело в ее руках быстро расслабляется. Ноги Лань Чжань снова раскрываются, словно в приглашении, и рука Вэй Ин послушно следует к тому месту, где в ней нуждаются больше всего. Лань Чжань действительно мокрая. На самом деле, она всегда довольно быстро намокала. Вэй Ин накрывает ее промежность ладонью и оглаживает половые губы. Затем подносит испачканную руку прямо к лицу Лань Чжань и раздвигает пальцы, чтобы показать ей образовавшуюся между ними прозрачную паутинку. — Посмотри, ты испачкала мою постель, — говорит она нарочито укоризненным тоном. Ноги Лань Чжань тут же пытаются сжаться, но Вэй Ин больно шлепает ее по бедру за это попытку. — Что ты делаешь? Ты уже достаточно разочаровала меня сегодня. Если продолжишь, я просто оставлю тебя здесь, связанную и неудовлетворенную. Хочешь этого? Из груди Лань Чжань вырывается испуганный вздох, и она судорожно качает головой в отрицании. — Используй свои слова, Лань-цзе, — Вэй Ин нарочито медленно поглаживает ее дрожащие бедра, не касаясь самых чувствительных мест. — Иначе я не прикоснусь к тебе. Ты будешь слушаться? — Я буду, — тихо и невнятно отвечает она. — Буду слушаться Вэй Ин. Это звучит так хорошо. Вэй Ин немного ерзает на своем месте, чтобы хоть немного облегчить собственное возбуждение. Нет, у нее еще будет для этого достаточно времени. Ее рука снова накрывает промежность Лань Чжань и начинает медленно ласкать ее, избегая самой чувствительной точки. Она чувствует, как тело Лань Чжань несколько раз инстинктивно пытается двинуться навстречу пальцам, но в последний момент прерывает движение. Хорошо. Связанные руки Лань Чжань теперь лежат на ее животе, прижимая полные груди друг к другу. Они чуть подрагивают от дыхания, блестящие от слюны и покрасневшие от грубых прикосновений Вэй Ин. Она чувствует, как ее рот наполняется слюной от этого зрелища. Свободной рукой Вэй Ин накрывает одну из соблазнительных округлостей и грубо сжимает. — Это больно? — интересуется она, когда слышит болезненный всхлип. — Что ж, ничего не могу с собой поделать, дорогая. С твоей грудью так весело играть. Наконец, когда ей надоедает дразниться, Вэй Ин решает прикоснуться к мокрой дрожащей дырочке Лань Чжань. Она медленно оглаживает ее и приставляет к ней пальцы, но не надавливает. — Ты уже делала это раньше? — спрашивает она. — Ублажала себя пальцами? Лань Чжань отрицательно качает головой, но, опомнившись, выдыхает быстрое и категоричное «нет». — Почему? Я думала, что ты поднаторела в этих делах, развлекаясь в своей обители монахов. — Нет, я… — Лань Чжань прерывисто дышит, очевидно сдерживаясь от того, чтобы насадиться на ее пальцы. — Я хотела, чтобы Вэй Ин сделала это. От этих слов ее пронзает очередная вспышка возбуждения, и ей приходится с силой зажмуриться, чтобы сдержаться и не потрогать себя. — Так самонадеянно, Лань-цзе, — бормочет она. — Говоришь такие бесстыдные вещи. Разве тебе не все равно, кто сделает это с тобой? Сказав это с нехарактерной для себя едкостью, Вэй Ин вводит в нее сразу два пальца. Это легко сделать из-за того, насколько она мокрая, но ощущения все равно должны быть болезненными. Лань Чжань вскрикивает и подается назад, плотнее сжимая их тела. Вэй Ин дает ей всего мгновение, чтобы опомниться, прежде чем начать двигать пальцами. В конце концов, она сама просила об этом. Постепенно Лань Чжань расслабляется и тугие стенки ее влагалища легче поддаются воздействию. Тогда Вэй Ин добавляет третий палец, методично растягивая ее, как если бы это было рутинным занятием. Она слегка поворачивает запястье, чтобы переменить угол, и Лань Чжань тихо, но сладко стонет в ответ на это изменение. Из-за своей позиции она не видит хитрой, почти злой улыбки, скользнувшей по губам Вэй Ин. — Ты хотела бы кончить вот так, с моими пальцами внутри тебя? — нарочито мягко спрашивает она. — Мгм, — Лань Чжань так глубоко потеряна в собственном удовольствии, что Вэй Ин почти жаль отнимать его у нее. Тем не менее. Лань Чжань дергается и издает возмущенный звук, когда пальцы покидают ее. Единственный минус их позиции в том, что Вэй Ин не видит выражения ее лица в этот момент. — Не волнуйся, милая, это ненадолго. Она подхватывает ее под коленями и заставляет сползти чуть ниже. Затем подкладывает под ее бедра подушку и проводит пальцами по теплым бокам, наслаждаясь нежностью кожи. По шелку простыней ползет одна из теней, гладкая и холодная. Когда она обвивает бедро Лань Чжань, та вздрагивает и напрягается всем телом. — Вэй Ин?.. — ее хриплый голос звучит почти испуганно, и это именно то, как он должен сейчас звучать. — Что-то не так, Лань-цзе? — она притворяется удивленной, словно не понимает, что могло смутить девушку в ее руках. Тень вытягивается, становясь более узкой и продолговатой. Она скользит по влажным бедрам Лань Чжань и останавливается у того самого места, какое несколько мгновений назад покинули пальцы Вэй Ин. — Разве ты не этого хотела? — спрашивает она недоуменно. — Поверь, я бы с удовольствием позаботилась о тебе, как следует, но, к сожалению, я не имею на это права. — Права?.. — Лань Чжань поворачивает голову, чтобы увидеть ее лицо, но Вэй Ин не позволяет ей, удерживая подбородок. — Верно, цзе-цзе, — усик темной энергии становится нетерпеливее и слегка толкается вперед. Это вынуждает Лань Чжань плотнее прижаться к ней, то ли в попытке избежать вторжения, то ли в поисках защиты. Все ее тело напряжено и скованно в руках Вэй Ин, а сердце под ее ладонью заполошно колотиться уже не от возбуждения, а от страха. — Разве ты не подумала об этом, когда обещала себя ей? — безжалостно продолжает Вэй Ин, но все же заставляет тень приостановиться. — Ты — ее, не моя. И возьмет тебя тоже она. — Вэй Ин… — теперь в голосе Лань Чжань слышны искренние слезы, и она не может не жалеть ее. — Лань Чжань, детка, — Вэй Ин звучит мягче и снова ласково оглаживает ее бедра и напряженный живот. — Это то, на что ты сама согласилась. Я не могу изменить это, но тебе не стоит бояться. Я ведь держу тебя. Я прямо здесь. Разве ты не говорила, что доверяешь мне? — Я доверяю Вэй Ин, — шепчет Лань Чжань, и она тянется руками к ее щекам, чтобы вытереть слезы. — Тогда будь хорошей девочкой и расслабься для меня, — Вэй Ин целует ее в висок, и это самое нежное, что случилось между ними за сегодняшнее утро. — Это может быть больно, если ты не послушаешься. У Лань Чжань уходит некоторое время, чтобы расслабиться. Вэй Ин нежно целует и гладит ее, чтобы успокоить. Конечно, она злилась на нее, но все же не могла быть с ней действительно жестокой. Несмотря на то, что была уверена: в глубине души Лань Чжань жаждет именно такого отношения. — Ты готова? — Вэй Ин похлопывает ее по бедру, после чего сжимает его и отводит в сторону, побуждая Лань Чжань шире раздвинуть ноги. — Вэй Ин, можно мне… — Что это? — она наклоняется ниже, чтобы расслышать слова. — Можно я возьму тебя за руку? — нерешительно спрашивает Лань Чжань. Ах. В сердце Вэй Ин кипит такая дикая смесь чувств, что она не знает, как вычленить из нее хотя бы одно конкретное. Она не отвечает, но обнимает Лань Чжань поперек живота так, чтобы мелко дрожащие пальцы могли сжать ее руку. Итак, движение возобновляется. Усик медленно проникает внутрь Лань Чжань, то давая ей привыкнуть, то снова продвигаясь вперед. Это неприятно, но не должно быть слишком больно, так как Вэй Ин хорошо растянула ее. Когда тело Лань Чжань становится слишком напряженным, она уговаривает его успокоиться руками и губами. Она шепчет Лань Чжань на ухо инструкции, не позволяя ей сосредотачиваться на неприятных ощущениях. Все идет неплохо, пока не наступает критический момент. Лань Чжань дергается в ее руках, напрягается и издает болезненный прерывистый вздох. — Вэй Ин?.. — она звучит так испуганно и беспомощно, судорожно впивается пальцами в ее руку. — Детка, я знаю, знаю, — утешительно шепчет она. — Потерпи немного, и скоро все закончится. Вэй Ин видит, как естественные соки Лань Чжань перемешиваются с кровью, вытекающей из ее оскорбленного тела, и не может не вспомнить о том, как она выглядела в красном кружеве, ублажая себя в белых шелках простыней. Чтобы немного утешить ее боль, Вэй Ин тянется к ее промежности и нащупывает клитор. Она осторожно ласкает его, пока тень продолжает размеренно входить и выходить из нее. Вероятно, со временем боль понемногу утихает или Лань Чжань просто приспосабливается к ней, но из ее рта начинают ускользать тихие вздохи удовольствия. — Это приятно, милая? Тебе хорошо? — Мм, — бормочет Лань Чжань. — Вэй Ин ощущается хорошо. О боги, эта женщина действительно коварна. Медленное, но несомненное удовольствие продолжает нарастать, пока Лань Чжань не начинает издавать более громкие звуки, а ее тело не покрывается приятными мурашками. Вэй Ин уже знакома с языком ее тела, поэтому понимает, что оргазм Лань Чжань уже близок. Она ускоряет движения своих пальцев, и спустя несколько мгновений Лань Чжань громко вскрикивает и выгибается навстречу своему удовольствию. Темная энергия, захватившая ее тело, рассеивается, но она не замечает этого, соскальзывает ниже — на колени Вэй Ин. Золото ее глаз спрятано под дрожащими веками, а на ресницах блестят капельки слез. Вэй Ин не может удержаться и целует ее в лоб и обе щеки, поглаживая по волосам. После этого она осторожно перекладывает Лань Чжань на кровать и берет со стола деревянную миску с водой и тряпицей для обтирания. Она аккуратно очищает ее бедра от крови и прочих жидкостей. Внимательно осмотрев ее тело, Вэй Ин убеждается, что на нем нет никаких серьезных повреждений помимо синяков и укусов, оставленных ею самой. Из них всех ее беспокоят только израненные губы, которые ей сегодня еще понадобятся, поэтому она быстро заживляет их простым заклинанием. Когда Лань Чжань приходит в себя и открывает глаза, Вэй Ин как раз стягивает с себя тонкие хлопковые штаны и остается полностью обнаженной. Забравшись обратно на кровать, она устраивается рядом со все еще связанной Лань Чжань, которая смотрит на нее не совсем ясным, но крайне заинтересованным взглядом. — Ты уже получила свою часть удовольствия, не так ли, Лань Чжань? — спрашивает Вэй Ин, пристально вглядываясь в ее лицо. — Разве я не была добра к тебе, хотя ты и не заслуживала этого? Я хорошо о тебе позаботилась, как ты думаешь? — Хорошо, — лепечет Лань Чжань, глядя на нее осоловелыми глазами. — Вэй Ин очень хорошо позаботилась обо мне. Вэй Ин мягко улыбается ей в ответ и протягивает руку, чтобы заботливо убрать пряди волос, прилипшие к ее щекам. — Тогда тебе стоит ответить на услугу. С этими словами Вэй Ин подползает чуть выше и с удобством устраивается таким образом, что ее возбужденная нетронутая промежность оказывается прямо над лицом Лань Чжань. — Высунь язык, — говорит она тоном, не терпящим возражений. Лань Чжань слушается беспрекословно. За это Вэй Ин ласково поглаживает ее покрасневшую щеку. — Используй его, чтобы сделать мне приятно. Не забывай дышать и будь аккуратна с зубами. Сказав это, она осторожно опускается ниже, прямо на горячий рот Лань Чжань. Ее язык на удивление находчив. Он так рьяно вступает в этот нравный бой, что Вэй Ин приходится ухватиться за изголовье, чтобы удержать вес своего тела. Сначала это просто изучающие движения, которые она не принимает всерьез, медленно погружаясь в чувственное удовольствие и издавая поощряющие звуки всякий раз, когда становится особенно приятно. Но в какой-то момент язык Лань Чжань, освоившись, начинает активно стимулировать самые чувствительные местечки, а осознание того, в какое положение она поставила его обладательницу, заставляет ее возбудиться еще сильнее. Сейчас Лань Чжань всего лишь средство для достижения удовольствия, красивая игрушка, принадлежащая ей одной. И эта мысль окончательно лишает Вэй Ин самообладания. Она разнузданно стонет, катаясь на лице Лань Чжань, насаживаясь на ее горячий язык, который та явно берегла именно для этого занятия. Нос Лань Чжань изредка надавливает на ее клитор, и Вэй Ин не может сдержать вскриков удовольствия. — Выше, Лань Чжань, выше, — невнятно бормочет она, как никогда близкая к краю. — Приласкай меня, как следует. Губы Лань Чжань тут же передвигаются выше, обхватывая ее набухший клитор. Они жадно припадают к нему, в то время как язык начинает скользить по нему быстрыми напористыми движениями. Вэй Ин скулит, запрокинув голову. Ее глаза застилает белая пелена, а бедра невольно сильнее прижимают Лань Чжань к кровати. Она обильно кончает прямо ей на лицо и едва находит в себе силы слезть и упасть рядом на постель. Когда Вэй Ин снова приходит в себя, то первым, что она видит, является Лань Чжань, сидящая рядом и медленно облизывающая свои покрасневшие губы. Ее щеки, нос и подбородок влажные из-за соков Вэй Ин. Она выглядит странно удовлетворенной, полностью обнаженная и использованная. Вэй Ин тоже чувствует себя осознаннее после их спонтанной, почти дикой связи. Она смотрит на Лань Чжань и все четче осознает, что та всегда была такой. Между ними никогда не было пропасти, которую она выдумала себе, глядя на девочку, подавленную тремя тысячами правил. Под их гнетом скрывалась ее истинная сущность: такая же одержимая, упрямая и темная, но все же не лишенная того удивительного света, который позволяет найти ее в темноте ночи. — То, что мы делаем, это все неправильно, — шепчет Вэй Ин, глядя в ее спокойное, почти безразличное лицо. — Никто не осудит нас здесь, — просто отвечает Лань Чжань. Теневой жгут, стягивающий ее руки, рассеивается. Тонкая кожа на запястьях покраснела и через несколько часов на ней проявятся синяки. Лань Чжань не обращает на это внимания, медленно подползает к ней на четвереньках, как кошка. Вэй Ин не поощряет ее, но и не запрещает — просто внимательно следит за каждым движением. Лицо Лань Чжань в той же степени невыразительно, в какой красиво, поэтому сложно сказать, что происходит в ее голове, когда она наклоняется и нежно целует Вэй Ин в губы. Это мягкий поцелуй, ненавязчивый и медленный. Когда он заканчивается, Лань Чжань сворачивается калачиком рядом с ней и утыкается носом в бок, все так же не произнося ни слова. Вэй Ин может чувствовать трепет ее горячего дыхания на своей коже. Она больше не чувствует злости — только усталую, обреченную нежность. В конце концов, если Лань Чжань останется здесь, то Вэй Ин необязательно задумываться о причинах, по которым она это сделает. Ее рука скользит по темному водопаду шелковистых волос в нехитрой, знакомой им обеим ласке. В ответ на это мягкие губы влажно целуют ее живот. Их тела переплетаются под одеялом, как клубок змей: кожа к коже, плоть к плоти.