Притворяться, пока не сделаешь это Вот как я прошел через это
Сначала это выдает нахмуренная бровь. (Она думает, что у вас должен быть невероятный покер фейс, чтобы быть врачом, который проводит УЗИ.) Честно говоря, он лишь слегка бороздчатый. Но сейчас, почти на четвертом месяце беременности, она все еще очень эмоциональна и замечает это. Док6 уверяет ее, что все выглядит хорошо, просто «кое-что мне не удается увидеть». Он приводит второго доктора, и они совещаются. Узел, образующийся в животе Бетти, с каждым днем становится больше, и она может чувствовать, как ее сердце бешено колотится о ее грудную клетку, когда доктор осторожно вдавливает палочку в ее слегка округлый живот. Его покер фейс еще лучше, и она слегка опровергает тот факт, что он уверяет ее, что ей, вероятно, не о чем беспокоиться. — Малыш не хочет, чтобы нам повезло узнать все чуток лучше, дорогая. — улыбается доктор. — Посмотрим через месяц, не о чем беспокоиться.***
Она рано устанавливает со своими соседями по комнате, что существует ограничение в три человека, которые могут знать о ее беременности, включая врачей и терапевтов. Речь «не говори Джагхеду» нечасто повторялась в их доме. Она объяснила свое решение Шерил и Тони как можно короче, и она знает, что Тони это не устраивает. Она понимает почему, но она не могла точно сказать Тони, что это ее жизнь, ее тело и отсутствие отношений, в то время как Тони эффективно удерживает ее от беременности и бездомности. Кажется, Шерил лично разочарована тем, что ребенок не пинается в ее ладонь. Конечно, она еще не чувствует этого, но иногда ребенок пинается по команде, когда слышит ее голос. От этого тепло разливается по ее телу. Она дорожит этим, и в то же время боится этого, потому что у нее есть еще двадцать недель, чтобы почувствовать, как ее ребенок пинается, и все. И каждый прошедший день — всего лишь на один день ближе к прощанию. Шерил этого не хочет и не скрывает этого. — Подумай об этом, кузина. — говорит она. — Три горячие девушки и ребенок. Это то, из чего делают великие фильмы. — Никто не будет снимать этот фильм, Шерил, — кричит Тони с дивана. Бетти быстро сжимает руку Шерил, надеясь, что это бессловесный сигнал отпустить ее. Конечно, это не срабатывает, потому что это Шерил. Она обнаруживает, что ее проводят к дивану рядом с рыжей, а ее кузина тяжело вздыхает. — Мне очень жаль, Бетти. Бетти кладет голову на плечо Шерил, и ее кузина успокаивающе потирает ее руку. — Знаешь, мы бы помогли. — мягко говорит она. — Мы все могли бы помочь тебе этом. Бетти полуулыбается: — Я знаю, Шерил. Но мы все учимся в колледже. Мне всего восемнадцать. Это было не совсем то, что планировалось. — Я знаю, — отвечает Шерил. — Но ты не одинока. Мы могли бы планировать занятия по расписанию дневного ухода. Мы все бы по очереди вставали по ночам. Это вполне выполнимо и очевидно, — она показывает рукой на просторную квартиру. — что деньги — это не проблема. — Я никогда не смогу попросить тебя поддержать нас, Шерил. И я не могу попросить тебя изменить свою жизнь больше, чем ты уже сделала. Шерил поднимает голову и смотрит на Бетти с искренним удивлением. ‐ Я люблю тебя, кузина Бетти. Мы семья. Разве не это делают семьи? Иногда Шерил так мало понимает Бетти. Как мог человек, который вырос в таком жестоком состоянии, иметь такой искренний добрый нрав? Это бросает вызов как ее воспитанию, так и ее ранним школьным годам, когда в пятом сезоне Бетти Дрейпер испортила для нее больше, чем несколько обедов. — Я тоже тебя люблю, Шер. Спасибо. Спасибо тебе за все это.***
Ф.П. проверяет ее. Он навещал ее несколько раз и поддерживает с ней текстовое общение. Она все еще иногда полностью подавлена. Кажется, он всегда точно знает, когда, и ее телефон загорается при его звонке. Она спрашивает его, почему, всего один раз. — Почему Вы так добры ко мне? — все это как бы вырывается наружу сразу, и она почти гордится собой за то, что так публично высказала такую глубокую неуверенность. — Я разбила сердце вашему сыну. Я заставляю Вас хранить этот секрет от всех. Я делаю с Вами то же самое, что и моя мама. Он делает паузу: -Твоя мама и я были в другой ситуации, Бетти, но я понимаю. Вы оба хотели лучшего для своих детей, даже если вы не лучший из них. Если кто и понимает это, так это я. Он громко вздыхает. : Я бы хотел, чтобы ты сказала ему, детка, но я понимаю. Вы пытаетесь присмотреть за ним и ребенком. Это тяжело для кого-то в восемнадцать лет. Я бы предпочел, чтобы все было по-другому, но быть рядом с тобой и знать, что кто-то присматривает за вами, лучше обижаться. Обида заняла уже слишком много лет. (Это вызывает новую волну слез, но эти слезы ощущаются иначе. Более очищающее.) Теперь она разговаривает с малышом. Теперь, когда она чувствует движения, она ложится ночью в постель и читает ребенку. Она рассказывает о своем детстве. Она проводит целую ночь, рассказывая ребенку о Карамельке, другую — о Джеллибин. Она не рассказывает ребенку о Джагхеде. Пока что нет. Это становится почти как терапия, пока не начинается настоящая терапия. Психотерапевта зовут Роза. Это мягкое имя, и она кажется очень мягким человеком. Бетти не знает, считает ли она один сеанс с миссис Бербл терапией, но говорит Роуз, что уже проходила терапию раньше. Ей сказали, что она может говорить обо всем, что захочет, и она хочет говорить обо всем, кроме Джага и ребенка. Так что она этого не делает. Она начинает с рассказа о своих занятиях, о том, что чувствует в университете и, наконец, про Ривердейл. Роза спрашивает ее, так ли она себе это представляла, и это одновременно и так и нет. — Бетти, ты чувствуешь, что часть твоего прошлого все еще сдерживает тебя? — спрашивает Роза, и это ужасно проницательно. Она хотела чистый перерыв, но это не чистый перерыв. — Такого не будет в следующем году. В следующем году, когда… все это закончится. Все будет иначе. Роуз кивает, но это почти похоже на неодобрение для Бетти. -Так и будет. Ребенка не будет. И со мной все будет хорошо. Роза снова кивает. Это почти бесит. — Вы так не думаете? — Дело не в том, что я думаю, Бетти. — Но вы же так считаете! Вы думаете, что я поступаю неправильно. Вы думаете, что я обманываю себя. Вы думаете, что я лгу Джагу и всем остальным, что я люблю этого ребенка, и я должно отказаться от него, и это всегда будет преследовать меня. Роуз просто смотрит на нее, а Бетти откидывается назад и чувствует удар. Коробка салфеток появляется у нее на коленях, фигура Роуз расплывается перед ней. — Психологи всегда знают, когда начинаются слезы. На данный момент это практически карнавальный трюк, — улыбается она. — Вы думаете, я сошла с ума. — Не совсем. На самом деле «сумасшествие» — это уничижительный термин, это чрезмерное обобщение ряда расстройств. — Я обидела людей. Роза кивает: — Ты хочешь мне об этом рассказать? Всхлипывая, Бетти чувствует, что могла бы.***
Она полагает, что не должна этого видеть, но Шерил никогда не была утонченной. И самый изощренный способ войти в комнату — не врезаться в дверь, не швырять сумки в разные стороны, не подбоченясь. Суматоха выводит Бетти из комнаты, но не совсем в гостиную, где стоят ее кузина и ее девушка. — Ти Ти, мне нужна ванна. Несколько ванн. Лучшее мыло, примерно восемнадцать приемов душа и здоровая доза отбеливателя для мозга, пока ты в ней. Тони кажется почти позабавленной, она привыкла к Шерил и ее эксцентричности на данный момент. Она отрывается от ноутбука, в ее голосе звучит легкая улыбка. — Не лучший день, детка? Шерил плюхается рядом с ней. — Худший. Клянусь своей жизнью, Шерил Марджори Блоссом еще никогда так не отталкивали. Бетти видит, как Шерил крепко целует Тони, и Тони пищит от внезапного движения. Рыжая вздыхает: -Небольшая доза лекарства, ma cherie, но не настолько, чтобы очистить мой мозг. Тони усмехается, и Бетти думает, что ей это почти нравится. — Хорошо, значит, ты хочешь рассказать мне, что случилось, Шер? Шерил тяжело вздыхает. Бетти втайне нравится это в своей кузине. Шерил Блоссом никогда не уходила на второй план. Шерил ждала должной пышности и обстоятельств, которые ей по праву причитались. — Бетти в своей комнате? — Думаю, да. Почему спрашиваешь? Их голоса тише, и ее интерес пробуждается. — Я видела, ну ты знаешь кого сегодня. Сердце Бетти падает к животу, и ребенок дико трепещет. Она не сказала ему, — пытается вмешаться последняя рациональная часть ее мозга. Она не могла. Бетти очень четко придерживалась правила «не говори Джагу». Это было, пожалуй, единственное строгое правило в доме. Ноутбук Тони закрывается, и ее поза мгновенно меняется. — Ты видела Джагхеда? (Несколько месяцев спустя, услышав его имя, Бетти испытала вспышку боли. Она задается вопросом, уменьшится ли когда-нибудь чувство вины.) — Живого и в изношенной плоти. — Боже мой, Шерил. Где ты его видели? Шерил заметно колеблется, и Тони нахмурилась: — Шерил. Где ты видела Джагхеда? — Это было спонтанное решение, Ти Ти! Это было так мило, я не могла устоять! Тони выглядит еще более сбитой с толку. — Ты думаешь… Джагхед милый? Лицо Шерил изменилось в ужасе. — Эмо Линуса? За кого Вы меня принимаете, Антуанетта? Я не говорю о самом бродяге. Я говорю об этом очаровательном магазине новой детской одежды на Пятой. Проходя мимо, я увидел в окне самый драгоценный гендерно-нейтральный наряд и решила, что моя племянница или племянник просто не сможет обойтись без него. — Шерил, — неуверенно говорит Тони. — Ты знаешь, что Бетти… — Разве они не могут носить одежду в больнице, Ти Ти? Или одеть что-нибудь потрясающее, чтобы поехать домой? Тони вздыхает: — Хорошо, Шерил, но я до сих пор не понимаю, как это оправдывает такую реакцию. Или как это связано с Джагхедом. — О, Ти Ти, это было определенно последнее место, где я ожидала увидеть бродягу. Пятая Авеню? Не для таких, как сам Невыносимый Смурф. Но когда я вышла с покупкой в руке, он стоял передо мной.***
Она его видела. Шерил видела Джагхеда. Она оказывается перед парой прежде чем действительно понимает, куда идет. — Ты видела Джагхеда? Шерил и Тони смотрят на нее широко раскрытыми глазами. -Кузина. Я не думаю, что ты что-то из этого упустила. Бетти проводит дрожащей рукой по своим волосам. — Ты видели его. Ты видела Джага. Шерил появляется и направляет Бетти сесть на диван рядом с ней. — Дыши, кузина. Не дай себе переутомится. Моей племяннице или племяннику нужно, чтобы ты успокоился. Бетти пытается дышать, пытается успокоиться любым другим способом, кроме как впивается ногтями в ладонь. Когда слова, наконец, выходят, они выходят тонкими, нерешительными. — Как… как он? Глаза Шерил наполняются сочувствием, когда она мягко гладит Бетти по волосам. — Кажется, он в порядке, кузина. Возможно, немного бледный, но чего еще нам ожидать от бродяги. Тони толкает Шерил локтем, получая пристальный взгляд. Шерил опускает руку и кладет ее на сцепленные пальцы Бетти. — Не волнуйся, кузина. Я ему не сказала. Голова Бетти дергается из стороны в сторону. — Но он видел тебя в детском магазине, Шерил. Он, должно быть, догадался. Голова Шерил качается. — С моей точки зрения, Бетти. Не беспокойся. Я… отклонила его вопросы. Таким образом, мое текущее состояние. Тони придвигается ближе, обнимает Шерил за талию. (Бетти заметила, что они стараются не проявлять к ней излишней привязанности.) — Что случилось, любимая? Черил наклоняется к Тони и вздыхает. — Это было некрасиво, Ти Ти. Не совсем — Шерил?***
— Брод… Джагхед. Как говорится, рада встретить тебя здесь, в Большом Яблоке. На пути к собранию сотрудников Hot Topic девяностых? — Я тоже рада тебя видеть, Шерил. Почему… зачем ты покупала детские вещи? Шерил надеется, что она скрывает нотку паники в своем голосе. Она считает, что всегда была хорошей актрисой. — С чего ты взял? С недоверчивым выражением лица Джагхед наклоняется и срывает наклейку на сумке с надписью «Подарки для вашего малыша!» Ее мозг крутится в поисках возможного объяснения. — Ну, конечно, моя дорогая племянница и племянник! Ты, конечно, не забыл про Джунипер и Дагвуда. — Им три, Шерил, они не новорожденные. — А откуда ты знаешь, что в этом магазине нет одежды для трехлеток, бродяга? Ты не совсем юный знаток. И снова Джагхед ткнул пальцем во вторую наклейку с надписью «Новорожденный». — Проклятые наклейки. — Шерил бормочет себе под нос. — Спасибо, настоящий детектив. — саркастически говорит она. Глаза все еще прикованы к сумке, голос Джагхеда громко дрожит, и Шерил опасается, что он слишком близок к истине. — Шерил? Почему ты… Он выглядит явно смущенным и немного встревоженным. Черил на мгновение представляет себе выражение лица Бетти, если он узнает правду. Обиду, которую ее кузина почувствует из-за предательства Шерил, если она несет за это ответственность. Нет. Нет, Шерил Марджори Блоссом защищает свою семью любой ценой. Она остановит это. — Ладно! Ладно, ты подловил меня, Джагхед Джонс. Да, я понимаю. Ты, без сомнения, ловко подобрались на скаттле, идя по Пятой авеню. Что ж, сейчас и только сейчас, я хотела бы исключительно подтвердить: слухи верны. Его глаза недоуменно прищуриваются. Как собака, которую сбивают с толку, отмечает Шерил. Крепко закрыв глаза на мгновение, она наворачивает слезы. — Слухи? — На самом деле. Я, Шерил Блоссом, беременна. Его глаза практически вылетают из его головы, и она может видеть, как в его мозгу крутятся колеса. — Ты… ты беременна? — Да, гранж-принц, наступает рассвет прекрасной эпохи. Моя матка созревает с обещанием сказочной новой жизни — Пожалуйста, не повторяй снова что-то про свою матку. Шерил… что насчет Тони? Я думал, что вы был… а ты и Тони были… Физически борясь с позывом к рвоте, Шерил заставляет нейтральное выражение лица махнуть рукой. — Антуанетта была в порядке для моих школьных лет, но мне нужно больше материи, когда я прихожу в полную сказку, к которой мне было предназначено. Взгляд Джагхеда опускается к ее животу. — Я… то есть я… удивлен, но… рад за тебя? — Попробуй еще раз с чувствами, бродяга. Он бросает на нее легкий взгляд, но, кажется, верит ей. Шерил позволяет себе немного успокоиться. — Кто отец? В более поздних пересказах Шерил скажет только, что это была стрессовая ситуация, и она думала так быстро, как только могла. — Реджи. Глаза Джагхеда практически вылетают из его орбит. — Реджи? То есть Реджи Мантл? Очень похоже, что ее может стошнить, когда она позволяет себе думать об этом, но Шерил заставляет кивнуть. — Да, сам Реджинальд Мантл — отец моего ребенка. — Я… Шерил, я никогда не знал, что ты и Реджи… когда это случилось? Шерил заставляет то, что она надеется убедительно потерять сознание. — О, ты знаешь, как это, Джагхед Джонс. Вы проводите вместе немного времени в старшей школе, что-то меняется, и вдруг вы… обнажаетесь. С мужчиной. — Так ты… всегда чувствовала это? К Реджи? — О, мой дорогой Джагхед, конечно! В старшей школе, даже сейчас, я никогда не мог насытиться им… Неистово исследуя свой мозг, она хватается за одну вещь, которую она может не находить полностью отталкивающей в Реджинальде Мэнтле. — Его подбородок. — Его подбородок? — И что это за подбородок, Джагхед. О, как это заставляет меня шевелиться. Она очень, очень надеется, что Джагхед не заметит глотка абсолютного отвращения. Он выглядит полностью сбитым с толку, но, надеюсь, больше не вызывает подозрений. — Я имею в виду… поздравляю, Шерил. Думаю, я просто… не ожидал этого. Она коротко кивает, желая, чтобы этот разговор закончился как можно скорее. — Что ж, сердце хочет того, чего хочет, Эмо Линус. Любовь появляется там, где вы этого не ожидаете, ищите приглашение на праздник в честь ребёнка по почте, не позволяйте обмануть себя черным галстуком, ваш лучший шерпа не подойдет для этой вечеринки. В любом случае, надо идти, надо встать с ног, малыши! Она убегает как можно быстрее и надеется, что он не заметит дрожь отвращения, охватывающую ее. — Реджи? Подбородок Реджи? Это первое имя, которое пришло тебе в голову, Шер? Шерил поворачивает голову и нежно целует Тони. «Не бойтесь, мои возлюбленные. Реджи Мантл занимает место в моей голове только тогда, когда я чувствую позыв к рвоте. Тони подавляет улыбку, которую видит Бетти, заставляя свое сердцебиение вернуться в норму. — Он не знает. Шерил качает головой. — Нет, кузина. И не беспокойся, я буду беременной столько, сколько тебе нужно. Бетти улыбается, сжимая руку кузины. — Шерил, спасибо. — Все что угодно для семьи. Ах да, кстати… Я сегодня приобрела малышу самый очаровательный наряд. Она встречает Пита и Кэтрин во вторник. Она это помнит. Она думает, что никогда не забудет. Они старше, из Калифорнии. Для нее это было своего рода коммерческим аргументом. Она не знает, как ее сердце могло физически терпеть поиски лица своего ребенка в Нью-Йорке в течение многих лет. Это будет их первый ребенок. Они нервничают, представляясь, но это нормально. Она тоже нервничает. Она не рассказывает им о последних трех годах своей жизни. Она боится (а может быть, часть ее надежд?), Что их отпугнет. Она рассказывает им то, что сказала Энн. Что она не была готова, что отец не участвовал, что она хотела быть студенткой колледжа, а не родителем. Они держат ее за руку и говорят, что она поступает правильно. Она хотела бы, чтобы это утешило ее. Ей не разрешается говорить им, что они могут забрать ее ребенка после рождения (ей также, вероятно, следует найти другой способ сформулировать это, возможно, без собственничества), но она не видит смысла в ожидании. Это поистине загадочный опыт, как она хочет, чтобы беременность закончилась мгновенно, но она также хочет, чтобы это длилось вечно. В ту ночь, в одну из редких ночей, когда Шерил и Тони нет дома, она заказывает китайскую еду. Как можно жирнее, потому что сегодня она задумала отдать последний кусок Джагхеда незнакомцам. Через двадцать недель ее ребенок навсегда уйдет из ее жизни. Она проводит рукой по животу и чувствует, как ребенок пинается. Это вызывает волну слез, которую она должна была ожидать, но этого не произошло. Как будто у ребенка есть голос, и он пытается ей что-то сказать. «Ты должна чувствовать каждую часть этого», — эхом разносится голос Роуз в ее голове. Каждая мучительная часть. Бетти, это единственный способ вылечиться. — Мне очень жаль, — выдыхает она, кладя обе руки на живот. — Прости. Я тебя люблю. Это могли быть часы, могли быть секунды, она не уверена. Но стук в дверь заставляет ее собраться. Разглаживая тонкую майку на видимом животе, она хватает бумажник и направляется к двери за едой. Дверь распахивается, кошелёк падает на пол, и она хочет быть где-нибудь еще, когда она видит фигуру в коридоре. — Джаг? может я просто сломлен