Я просто влюбленная девочка Я не могу нести ответственность за свои действия
***
Шерил должна признать, что кажется, будто судьбы смеются над ней. Она так же скоро никогда не увидит Джагхеда Джонса и его нелепый костюм прямо из «Посторонних» (как могла ее кузина когда-либо быть такой привлекательной, когда такие достопримечательности, как ее любимая Ти Ти, были прямо перед ней), но вот он, еще раз, целенаправленно шагает к ней за порог. — Шерил, — шипит он. К ее чести, Шерил действительно выглядит шокированной, прежде чем ее лицо сглаживается, и ледяное лицо Блоссом берет верх. — Джагхед! Как приятно тебя видеть. Могу я спросить, что ты здесь делаешь, — она бросает многозначительный взгляд на его ботинки. — Кроме того, чтобы оставить грязь на моем ковре за семьсот долларов? — Я позвонил Реджи. — Шерил немедленно бледнеет. — Оу. — выплевывает она. — И он был, скажем так, удивлен, узнав, что у него будет ребенок. Она глотает и надеется, что это не заметно. — Ты говорил ним.- повторяет Шерил. — Да, у нас был хороший разговор. Я позвонил, чтобы поздравить его, и думаю, что его точные слова были: «Кто тебе это сказал? Это блондинка? Черт возьми, мне никогда не следовало заходить в этот магазин солнцезащитных очков.» Джагхед усмехается, теребя ковер, определенно портит его нарочно. — И поэтому после того, как я спросил про блондинку, и сообщил ему, кто мать его ребенка, он сказал некоторые вещи, которые я не могу повторить в нынешней компании, но суть в том, что он никогда не подходил к тебе. Он так не говорил, но мне не комфортно произносить те слова, которые он говорил. Итак, Шерил… почему ты лжешь об отце? Лицо Шерил во время объяснения Джагхеда стало быстро совпадать с ее волосами, и Тони замечает, что глаза ее девушки расширяются. Бросив взгляд на Тони, Шерил прочищает горло и выражает горечь лица. — Потому что правда была слишком болезненной, мой дорогой бродяга. Да, я немного наговорила моего дорогого Реджинальда, но только потому, что настоящий отец не хочет, чтобы его личность была известна. — Боже мой, кто это? — вопрос и выражение лица Тони кажутся совершенно искренними, и Шерил недоверчиво смотрит на нее. — Да, понимаешь, как бы я ни смотрела куда-то еще, мы с Ти Ти остаемся рядом. Понимаешь, между нами происходит понимание. И я поклялся это хранить в секрете, потому что — и не говори об этом журналюгам, Джагхед Джонс, иначе ты встретишь моего адвоката — на самом деле отцом моего ребенка стал популярный рэпер Джейсон Де Руло. Выражение его лица трудно рассмотреть, но он не выглядит так, как будто особо верит в это. — Джейсон Де Руло. Он теперь отец? — Сейчас и всегда, мой дорогой бродяга. Но у Джейсона есть жена, я уверен, ты тоже это знаешь. Так что мне и моему будущему ребенку суждено быть в секрете. Будь уверен, Шерил Блоссом этого не хочет. Но вскоре его ждёт иск. А пока мне противопоказано долго стоять на ногах. Итак, мой милый несносный смурфик, будь милым, принеси мне лимонад, ладно? Можешь поручить это швейцару. Низкий уровень сахара, он чрезмерно активизирует мой плод, когда уровень глюкозы слишком высок. Джагхед собирается сказать что-то еще, но Шерил машет ему перед лицом ухоженной рукой. — Не торопись назад, Ривер Феникс, я думаю, ты убиваешь ребенка. Тудлз! Как только дверь закрывается и она слышит безошибочный звук его шагов, Шерил драматически опирается на дверь. — Итальянский ресторан сегодня вечером, Ти Ти. Только лучший, потому что я имела дело с этим дважды.***
Она убьет Шерил. Как ни странно, это первая мысль, которая приходит ей в голову. Она даже не понимает, почему это вина Шерил, но она собирается ее убить. Потому что судьба ее ненавидела или у Бога было чувство юмора, но Джагхед Джонс стоял у ее двери, держа в одной руке лимонад, а в другой сжимая сумку, и как бы ей ни хотелось притвориться, что это незаметно, она видит, как его взгляд упирается в ее живот, и он знает. (Он нашептывает что-то бессмысленное о том, что швейцара не было, но она предпочитает не обращать на это внимания.) Это чертовски ужасно, и ее сердце начинает соответственно биться. Но не поймите неправильно. Это должно быть сравнительно мало. Она Бетти Чертова Купер. Она столкнулась с Королем Горгулий. Черным капюшоном. Эдгар Эверневером и всей Фермой. И все же все, что она хочет, — это бежать. Каждый инстинкт в ней кричит: беги, беги, беги! Однако ее тело, похоже, не способно подчиниться. Ее ноги не двигаются, ее тело не поворачивается, и она может только смотреть на пораженное лицо Джагхеда, когда его глаза скользят по ее, несомненно, заметному животу. — Бетти. — выдыхает он. — Ты… Она заставляет себя кивнуть. Ее сердцебиение настолько громкое, что она уверена, что он его слышит, а ребенок дико пинается. (Неужели она действительно думала, что сможет сохранить этот секрет? Они были в одном проклятом городе) — Это… ты… черт возьми, ты… Джагхед Джонс, самый умный человек, которого она знала, кажется, не может этого понять. Она едва ли может его винить. Иногда и ей это кажется невозможным. Едва осознавая это, она подносит руку к животу и проводит пальцами по растянутой коже. — Ты… — он в отчаянии проводит рукой по копне кудрей, широко раскрыв глаза. — О, черт возьми. Итак, они это делают. Она не видит, как он уходит без объяснения причин, и это то, что она даже не знает, как дать. — Джагхед, просто… проходи? Пожалуйста? Давай не будем… делать это в коридоре. Он почти не реагирует. Из-за какого-то инстинкта она тянется к его руке. Реакция мгновенная, он выдергивает ее, как будто он обжегся. Четыре месяца назад они лежали в постели вместе, его руки поглаживали ее волосы, и она была уверена, что это навсегда, и разве ей не повезло, что она нашла вторую половинку в старшей школе? Спустя всего несколько месяцев, когда некоторые скажут, что их связывает нечто более глубокое, чем когда-либо, он отшатывается от нее. Как будто она ядовита. И действительно, когда она думает об этом, да. Она выбрызгивает яд ко всему, к чему прикасается, и пыталась спасти его.***
Он позволяет себе войти, и она запирает за ним дверь. Она кладет ладонь на прохладное дерево двери на мгновение, вдыхает. «Что ты слышишь, Бетти? Скажи мне три вещи, которые ты слышишь», — шепчет Роуз, — метод заземления, который Бетти иногда находит особенно эффективным. Его, выдыхающего огонь, который он держит внутри себя. Посмотри, что я с ним сделала. Он уходит в угол, как можно дальше от нее. Он прижимается телом к стене, как будто хочет пробиться сквозь нее. Она слишком хорошо знает, что он чувствует. — Джаг, пожалуйста, скажи что-нибудь. Скажи что-нибудь, пожалуйста. Он качает головой, его руки сжаты в кулаки. — Я просто… не думаю, что это мое дело. Уже нет. Не тогда, когда все, наконец, приняло свой естественный порядок. — Что? Он тяжело дышит, крепче прижимаясь к стене. Она узнает эту реакцию. Пытается слиться с фоном. Старается, чтобы его никто не заметил. Пытается вернуться к пятнадцатилетнему Джагхеду, живущему в чулане. Шаркая ногами по деревянному полу, он пытается убежать от нее. — Давай, Бетти. Не заставляй меня это говорить. Она неуверенно делает шаг к нему. Это ошибка, потому что он ускользает еще дальше. — Нет, пожалуйста, скажи это, потому что я понятия не имею, о чем ты говоришь. Его глаза поднимаются к ней, большие и влажные: — Ты и Арчи. Это не помогает устранить путаницу. — Я и Арчи? Он кивает: — Так, как всегда должно было быть. Оу. Он думает о поцелуе, который все испортил. — Это не… Джаг, это был один поцелуй. И мне очень жаль, я буду говорить это вечно, мне очень жаль, но… — Просто прекрати это, Бетти, — рявкнул он. — У тебя все получилось. А я идиот, которому пришлось приехать сюда и посмотреть на это. Он рывком вытирает глаза рукавом, пытаясь скрыть это. — Знаешь что, это была ошибка. Я должен уйти, я должен уйти отсюда… Она снова протягивает руку (глупо). — Джагги, пожалуйста, не… Вероятно, дело в имени. Он на полпути к двери и внезапно останавливается. Его плечи расправляются, и он оборачивается, чтобы посмотреть на нее, и на него настигает тяжелый взгляд. Его шаги по полу, когда он убегает. — Так насколько это было ложью? Это тяжело и жестоко, и это ошеломляет ее. — Что? Его улыбка искривлен в том, что было бы насмешкой над кем-либо еще, но на Джагхеде это чужое выражение. — Наши отношения? Сколько раз за их существование ты трахала Арчи? — Я… ни разу, я… Он громко фыркает. Его глаза ранят. Все в нем отключено, и она не видит там своего Джагги, который стыдливо подарил ей полуразбитый тюльпан, который принес из сада своей матери, потому что знал, что ее родители ссорятся, а это были ее любимые цветы. — Хватит нести чушь, Бетти. Совершенно очевидно, что идеальная соседка и квотербек наконец-то сошлись воедино, и теперь нас ждет следующее поколение. Это сразу поражает ее. Он думает, что ребенок от Арчи. Он думает, что она спала с Арчи. Он собирается вырваться наружу навсегда, и он будет думать, что Бетти и Арчи полностью его предали, и что его самый большой страх сбылся. И самое ужасное — на мгновение она думает позволить ему поверить в это. Она могла бы сказать ему, что ребенок от Арчи, и он больше не будет задавать никаких вопросов. Никто никогда не узнает. Он, конечно, никогда не заговорит с ней снова, а затем кто-то унесет его ребенка глубокой ночью (она не уверена, почему она воображает это как что-то незаконное, но, возможно, это слишком много времени в логове убийств и наркотиков в Ривердейле.). Он никогда не узнает, и на этом разговор может закончиться. Но. Но уже слишком много лжи. Раньше она никогда ему не лгала, а теперь скрывает от него самые большие секреты. Ложь Джагхеду, будучи отделенной от Джагхеда, уже проедает дыру в ее душе. И сейчас дело не в ней. Дело в ребенке. И он здесь, и она хочет для него гораздо лучшего, чем это. Это не входило в план, и то, что мешает миру узнать, насколько потрясающий Джагхед Джонс, на самом деле может убить ее. Но. Он имеет право знать. Это его ребенок тоже.***
Это процесс. Он зол, она может видеть это в каждом сантиметре его тела. — Джаг, просто… сядь. Он начинает качать головой, и она поднимает руку. — Я знаю, что ты мне не доверяешь, — ее обижают его слова. Он ей не доверяет. Раньше он доверял только ей. — Я знаю, что ты не хочешь меня слушать, но просто… пожалуйста. Хорошо? Пять минут. Он не кивает, но прижимается к стене и скатывается, чтобы сесть. Она садится рядом с ним, и первый шаг — когда он не отскакивает. Его плечи опущены, и она видит слезы на его глазах. (Кто они сейчас? Несколько месяцев назад Джаг чувствовал себя продолжением ее души. Теперь он не может стоять в трех футах от нее.) Твоя вина. Это ее постоянная мантра. — Джаг, это не то, что ты думаешь. — Кажется, нет хорошего способа начать этот разговор. — Ты говорила, что любишь меня. — он рыдает и это режет ее ножом. Ты сказала, что любишь меня, а потом бросила меня. Ты сделала единственное, что действительно могло причинить мне боль. — Я любила, Джаг. — это неправильные слова. Их недостаточно. Их никогда не будет достаточно. Она осторожно протягивает руку, пытается положить ее на его сжатый кулак. — Я до сих пор люблю. — Лгунья, — хрипит он. — Ты солгала мне. Он так мало похож на ее Джага, что одергивает свою руку от ее руки. — Джагги… — Не называй меня так! Я — это крик, первое искреннее проявление эмоций, которое она увидела. — Почему я вообще здесь, Бетти? Я не хотел приходить. Я не хотел тебя видеть. Ты была… черт, ты была последним человеком, которого я хотел видеть. — Мне жаль… — Молчи! Пожалуйста, просто… знаешь, это почти имеет смысл. Я почти пять месяцев пытаюсь забыть о тебе, забыть о нас, а потом ты появляешься из ниоткуда! — Я живу здесь, — кротко добовляет она. — Но я пришел не к тебе! Ты просто была там, ты всегда, всегда там! Он срывается туда, где бросил сумку, и с силой дергает ее. — Я пытался забыть тебя, я пытался каждый день своей жизни перестать думать о тебе, но не могу. Я никогда не смогу. Он залезает в сумку и вытаскивает то, что она узнает. — И ты даже не позволишь мне начать сначала, потому что если ты не в моей голове, то ты в этой проклятой книге! Она больше не новая. Нет, ее носили, в ней писали, внимательно изучали. Она с легким трудом поднимается, осторожно подходя к нему. — Ты сказала мне написать то, что я чувствую, Бетти. Ты сказала мне. И я пытался игнорировать тебя. Пытался выкинуть. Я пытался ее сжечь, я пытался избавиться от нее, но… не смог. И теперь, по-видимому, все, что хочет выйти наружу, — это эти глупые любовные стихи о женщине, которую я не могу забыть, у которой гребаный ребенок от моего бывшего лучшего друга! Он говорит в спешке, все сразу, но кое-что выделяется. Любовные поэмы. Я не могу забыть. Он не забыл. Он ее не забыл. Она все еще здесь, она все еще что-то для него значит. Может быть, это делает ее немного глупой, потому что она подбегает к нему, берет его лицо в руки, как много раз раньше, направляет одну из его рук к своему животу. Это занимает у него мгновение. Она прижимается ко лбу к его, и это могло казаться, как раньше, такой теплой, мягкой и безопасной. — Он не от Арчи, Джаг. Он никогда не был от Арчи. Это ты, всегда ты. Это… — Она кладет руку на его. — Это твой ребенок.***
Далее следуют несколько тихих минут. В наши дни так редко бывает тихо, и Бетти позволяет себе погреться. Она позволяет себе момент глупости, чистой искренней честности, обнимая мужчину, которого будет любить вечно. Его голос полон слез, а ее большой палец гладит его по щеке. — Это… от меня? Она кивает, гладя его лбом. Они так близко друг к другу, что она чувствует, как текут его слезы. — Ты… мы… Бетти. Он выдохнул со вздохом. Потрясенный, пораженный, она не уверена. — Джагги. В тот момент, когда она упивалась? Это заканчивается так быстро, что она едва может почувствовать разницу между их прижатием друг к другу и тем, как он отталкивает ее так быстро, что чуть не сбивает с ног. — Ты знала, — в его тоне больше нет мягкости. — Ты знала неделями, месяцами, Бетти. И ты мне не сказала? Теперь слезы падают быстрее. — Я пыталась защитить тебя. — От чего именно? Моего собственного ребенка? И как долго ты собиралась это скрывать? Как это будет работать, когда мы были в одном городе, а у тебя был мой ребенок и… Это тихое открытие, и он отходит. Как будто он пытается уйти от нее как можно дальше. — Бетти. Что ты собиралась делать, когда родится ребенок? Всхлипывает, и она наклоняется, обхватив руками живот. Она сделала это для него, черт возьми, она сделала это для него. — Мне очень жаль, Джаг. Я не могла, я не могла… Я не могла позволить этому привязать тебя ко мне. Ты заслуживаешь прекрасной жизни, а я уже столько испортила, так что… — Бетти, — он подходит к ней низким и опасным голосом. Она знает, что он не причинит ей вреда. Но от этого у нее в животе формируется клубок страха. — Что ты собиралась делать, когда родится ребенок? Страх взрывается в ее животе, и слова давятся быстро и быстро. — Это было лучшее, клянусь богом, Джаг, это было лучшее. Ты будешь потрясающим, любой может это увидеть, я так много испортила, и новые родители, они хорошие и нормальные, я ходила на терапию, и, действительно, Джаг, я прости, мне так жаль, я бы сказала тебе, но потом ты пришел бы сюда, и твой отец был таким милым и благосклонным, и… Слова прерываются его вой и звуком удара кулака о стену. Она подпрыгивает в воздухе примерно на пять футов и отскакивает. Там, куда он ударил, дыра, а кулак кровоточит. Кажется, он даже не замечает. Его голос грубый, изрезанный слезами и гневом, и в его глазах есть выражение, которого она никогда раньше не видела. Или никогда не было направлено на нее. — Как ты смеешь. — это рычание. — Как ты, блядь, посмела, Элизабет. Ты забрала… все. Ты заставила меня думать, что я сумасшедший, ты заставила меня думать, что я все еще люблю тебя, и ты… ты собиралась отдать моего ребенка, и ты даже не собиралась мне говорить. — Я пыталась защитить тебя. — это бессмысленно, и она это знает. Ее перебивают почти сразу. — И ты вовлекла в это моего отца? Ты втянула в это Шерил и Тони? И ты ни разу не подумала, что я должен знать? — Я хотела… — Это было не твое решение! — он рычит, и она вздрагивает. Обеими руками он взъерошивает свои волосы, и он даже не пытается остановить слезы. Он ходит взад и вперед, как животное в клетке, и она сделала это с ним. Она его сломала. Твоя вина твоя вина твоя вина. Он думает, что она сделала это, потому что не думала о нем, но он ошибается. Он все, о чем она думает. Он смотрит на нее мокрыми глазами, а лицо залито слезами, и вместо гнева слова выходят шепотом: — Как ты могла так поступить со мной? Она не может это описать. Это что-то, что запечатляется в ее сознании, тон, голос, сломленность, которую она создала в человеке, которого она любит больше всего на свете. Она вспоминает потерянные дни, дни, которые кажутся тысячелетней давностью, намного мягче и проще. Сидит у костра, его руки держат ее лицо. – Мы партнеры. В змеях, в жизни, во всем. Его голос, пронизанный страхом, доносился через металлический сотовый телефон. – Я просто хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. Я никогда не перестану любить тебя. Его большой палец гладит ее щеку. – Ты хороший человек. Ты не злая. Руки отчаянно сцепились в неоновом свете закусочной. – Как Ромео и Джульетта, но живем долго и счастливо. — Джаг, — шепчет она самым честным из известных ей слов. — Я люблю тебя. Он смотрит на нее, и этот взгляд его глаз никогда не оставит ее. — Я думал, что… черт возьми, я не могу. Я думал, что смогу это сделать, но… Он вырывает свои руки из ее ладоней и бежит к двери. Это глупо. Наверное, необоснованно, но бывает. Она идет за ним, кричит ему слова. — Ты сказал, что никогда не перестанешь любить меня! Это останавливает его, так что, возможно, имеет желаемый эффект. Но он поворачивается, и в его глазах снова появляется то же выражение. — Я думал, что всегда буду любить тебя. Но теперь, теперь я смотрю на тебя и… не могу. Он делает шаг ближе, и Бетти глупа, так глупа, потому что она слышала его и все еще смеет надеяться. Его рука касается ее щеки, и, как она всегда делала и всегда будет, она тает в ней. Он придвигается ближе, подносит губы к ее уху. — Я не люблю тебя, Бетти. Боже, я… ненавижу тебя. Я не могу смотреть на тебя, я не могу… Я не люблю тебя, Бетти. Я больше никогда не полюблю тебя. Теперь я смотрю на тебя и чувствую только ненависть. А потом он ушел.***
Ненависть. Он ее ненавидит. Он ее ненавидит. Она будет любить его всю оставшуюся жизнь. Она вынашивает его частичку в себе. Он ее ненавидит. Он сдувает все, что находится внутри нее, и единственная способность, которая у нее есть, — это падать на пол с сильными, гипервентилирующими рыданиями, которые охватывают все ее тело. Здесь она остается часами. Это достаточно громко, чтобы предупредить соседей, которые звонят Шерил и Тони. Волны, которые ее настигают, уводят ее в море, набегают на нее и топят, и она не сопротивляется. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я не люблю тебя, я тебя ненавижу.***
Руки, которые обнимают ее, будь то час приступа паники или минута, она никогда не будет уверена, не ощущаются руками Шерил. Нет, внезапно ее лицо обрамлено волосами цвета вороньего крыла, пальцы сжимают дорогое платье, а голос успокаивает как бальзам на большие открытые раны в душе. — Я рядом, Би. Все в порядке. Все будет хорошо. Я здесь, я здесь. Вот как она позволяет провести себя к дивану, где она свернулась калачиком на коленях у Вероники Лодж, и все кончено.Вся эта ложь гноится Плюс взлом и проникновение Приходит сейчас, чтобы раздавить тебя, как валун