Мы говорим себе, что мы в кино Каждый из нас думает, что получил главную роль Но правда иногда в тебе; ты ведущий А иногда ты лишний Просто гуляя фоном
***
Звонок приходит в одиннадцать вечера, и Вероника почти не отвечает. Ее удивляет не только время, но и звонящий. Это Шерил, что странно. Вероника все еще поддерживает контакт с Шерил, но, как бы банально это не звучало, она молчаливо уступила «стороне» Бетти. Вероника знала, что возмущение людей за то, что они решили остаться друзьями с ее бывшей лучшей подругой, в лучшем случае нелепо, но все же это ранило. Потерять Бетти было почти так же плохо, как потерять Арчи, потому что Вероника просто не понимала. Бетти значила для нее все, как будто их души были связаны вместе, и Вероника предполагала, что так будет всегда. Она вспоминает, как говорила, будто это было миллион лет назад. Так что слезливое признание Бетти на свидании и поцелуй с Арчи причиняло боль больше, чем Вероника могла вспомнить что-нибудь еще, что причиняло боль, потому что в течение нескольких дней или недель после этого ее разум изо всех сил пытался осмыслить это, а временами полностью отвергал это. Ни Бетти, ни Бетти. Бетти была ее лучшей подругой. Бетти было не все равно. Бетти никогда бы так с ней не поступила. Но она сделала это. Бетти встречалась с Арчи. Как будто она никогда даже не думала о Веронике, как будто Вероника для нее ничего не значила. Она сделала это, но по крайней мере признала это. Арчи… он просто никогда не расскажет ей? Каждое мгновение каждого дня она старается не думать об этом, но делает это. Это грызет в ней дыру, которую ничто не заполняет. Иногда она представляет, где они оба сейчас. Если они вообще горевали. Если им одиноко. Если они страдают. Возможно, она на это надеется. Она идет в Барнард, пытается забыть и никогда этого не делает. Барнард наполнен людьми, похожими на то, кем она была раньше. До Бетти. До Арчи. И она встречается, и у нее есть друзья, но они не Бетти. Она начинает думать, что Бетти никто никогда не заменит. Вероника предполагает, что Бетти звонит однажды по ошибке. Когда она слышит голос, у нее стынет кровь. Она давно удалила контакт Бетти после того, как набралась смелости в течение целых двух часов. (Черт, она Вероника Лодж. Она должна быть лучше этого.) Она почти уверена, что Бетти слышит, как ее сердце бьется по телефону при звуке голоса, которого она не слышала пять месяцев. — Ви? Представляет ли она, что голос надломился на единственном слоге? Слезы текут. Она хочет уйти. Она ушла. Но это уже слишком, и она нажимает кнопку «сбросить». Час спустя она все еще там, сжимая телефон. Она идет в Барнард, пытается забыть и у нее не выходит. Барнард наполнен людьми, похожими на то, кем она была раньше. До Бетти. До Арчи. И она встречается, и у нее есть друзья, но они не Бетти. Она начинает думать, что Бетти никто никогда не заменит. Вероника предполагает, что Бетти звонит однажды по ошибке. Когда она слышит голос, у нее холодеет кровь. Она давно удалила контакт Бетти после того, как набралась смелости в течение целых двух часов. (Блин, она Вероника Лодж. Она должна быть лучше этого.) Она почти уверена, что Бетти слышит, как ее сердце бьется по телефону при звуке голоса, которого она не слышала пять месяцев. — Ви? Представляет ли она, что голос надломился на единственному слогу? Слезы текут. Она хочет уйти. Она ушла. Но это уже слишком, и она нажимает кнопку «сбросить». Час спустя она все еще там, сжимая телефон.***
И вот, спустя несколько недель, Шерил звонит ей, и это звучит более неистово, чем Вероника когда-либо знала. На заднем плане раздается вопль, и слова вылетают так быстро, что Вероника едва может их уловить. — Он проходил мимо, и теперь она не перестает плакать. Ее сердце болезненно колотится при мысли, что она может иметь в виду Арчи. Пять месяцев спустя? Они все еще были… «ими»? — Он? — ее голос дрожит, и она ненавидит это. — Джагхед. Он узнал, и теперь она на полу и не перестает плакать. — Он узнал? Пауза: — Вероника, Бетти беременна. Ее сердце останавливается. Это совсем не похоже на Бетти. И если они с Арчи все еще вместе, возможно ли это… Это должно вызвать ее отсутствие реакции. — О боже, Вероника, это не от Арчи. Рельеф ощутимый. Это не от него. Это хорошо, но она все еще звонят по поводу Бетти. — Вероника, ребенок от Джагхеда. Она собирается отдать его на усыновление. Нас здесь не было, но он пришел сюда и узнал, а теперь она плачет на полу и не дает нам дотронуться к ней. Вероника знает, к чему все идет, и ее голова качается прежде, чем Шерил спросит. Вернуться в эту жизнь ужасно. Боль, которую ей причинило предательство Бетти… Вероника не думает, что сможет пережить это во второй раз. — Вероника, мы знаем, что произошло между тобой и Бетти. Я понимаю, понимаю. Ты сердишься. И ты имеешь полное право на это. Долгая пауза. — Но мы ей сейчас ей не нужны. Ты ей нужна. Ей хотелось бы верить, что на обдумывание уходит больше времени, но на самом деле это займет меньше минуты. — Напиши мне адрес.***
Она приехала, по крайней мере, через полчаса, и у нее скручивает живот, когда она входит в величественную квартиру. Что она вообще здесь делала? Чтобы она вообще сказала? Вероника входит, полная трепета, но как только она входит в дверь, Тони вылетает и хватает ее, заключая Веронику в быстрое объятие. — Она здесь, — Тони ведет ее в гостиную, сердце Вероники бешено колотится. — Что случилось, Тони? — спрашивает Вероника. Тони качает головой, бледная и обеспокоенная. — Соседи слышали их крики, но не рассказали нам, что произошло. В стене новая дыра, и сейчас она просто несет чушь. Она не может сказать нам, что случилось, но что бы это ни было, все было плохо. Они окружают диван, и Вероника слышит вопли, чего она никогда не слышала от Бетти, несмотря на то, что пережила с ней годы травмирующих событий. Бетти действительно беременна. Ее живот округляется, что Вероника едва может видеть, когда она качается на полу в позе эмбриона, рыдая, ее лицо красное и опухшее. К своему большому шоку, Вероника не испытывает гнева, видя свою бывшую лучшую подругу впервые за пять месяцев. Часть ее мстительно надеялась увидеть страдания Бетти, как и она, но это не доставляло ей удовольствия. Фактически, ее пронзает укол сочувствия. Она садится рядом с опустошенной девушкой и гладит рукой по спутанным светлым волосам. — Я рядом, Би. Все в порядке. Все будет хорошо. Я здесь, я здесь. Зеленые глаза смотрят на нее, широко раскрытые и влажные. Пауза в три секунды, прежде чем Бетти бросается в объятия Вероники с новой волной слез, и Вероника с трудом удерживается в вертикальном положении. Ей удается увести Бетти к дивану, и девушка сворачивается калачиком на коленях Вероники, всхлипывая в ее платье. Вероника гладит рукой по спине Бетти, вверх и вниз, обхватывая другой рукой ее перед. Слезы запачкали ее дорогое платье, но впервые дыра внутри Вероники затянулась, совсем чуть-чуть.***
Им удается заставить Бетти выпить немного воды. Она сначала отказывается, но Вероника настаивает. — Это не для тебя, ребенок Би. Тебе нужно сохранять здоровье, ты уже не одна. (Это работает, и Вероника не может не заметить, как рука Бетти несколько раз находит ее живот, нежно потирая.) Бетти похожа на тряпичную куклу, поскольку Вероника переодевает ее в более удобную одежду и укладывает в постель. Слезы замедлились, и неловкость немного просочилась в ситуацию, когда она задержалась у двери, не зная, как правильно действовать в этой ситуации. Однако у Бетти нет особого шанса быть неловкой, потому что слезы снова начинаются, и она поднимает руки к Веронике, и тогда нет другого выбора, кроме как сбросить туфли и лечь в кровать рядом с Бетти. Ее скорбящая подруга (она снова ее подруга?) зарылась лицом в грудь Веронике, и, хотя ей, несомненно, придется отправить это платье как минимум на четыре химчистки, она обнаруживает, что не возражает. Она гладит Бетти по волосам, и девушка поднимает к себе глаза с красными ободками. — Прости, Ви. — выдыхает она. — Это была… самая большая ошибка… Мне очень жаль. Это становится ее мантрой, когда она снова всхлипывает в Веронику. — Мне очень жаль, Ви. Я не это имел в виду, мне так жаль, очень жаль. Вероника нежно ее успокаивает. Это должно было помочь ей почувствовать себя лучше. Ей было больно, и теперь больно Бетти. Это было то, чего она хотела, верно? Оказывается, боль, которую испытывает Бетти, имеет противоположный эффект, поскольку сердце Вероники разбивается из-за Бетти. — Я знаю, Би, я знаю. Она еще не готова прощать, но гнев и предательство так утомляют. Она просто хочет, чтобы все это закончилось. Она играет с кончиками волос Бетти. — Би, что случилось с Джагхедом? Она слышит всхлыпы: — Он знает, Ви. Клянусь богом, я была… Я пыталась защитить его. Я старалась ему больше ничего не испортить. Я ошиблась, Ви. Я ошиблась. Вероника проводит рукой вверх и вниз по спине Бетти. — Что он сказал? Раздается рыдание. — Я сказала ему, что люблю его, Ви. Я сказала ему, что все еще люблю его, потому что это правда. Я люблю его. Я пыталась остановиться, но не могу. Это… это когда-нибудь прекратится? У Вероники нет ответа. По ее опыту, это не так. Но, возможно, Бетти сейчас не об этом. — Он сказал… он сказал мне, что не может смотреть на меня. Что он меня ненавидит. Что он больше никогда меня не полюбит. — Ох, Би., — Вероника гладит Бетти по руке. Кажется, есть бесконечные волны слез, потому что повторение этого снова возвращает к прежним истерикам. — Он не это имел в виду, Би. Он просто зол. Дай ему немного времени. Бетти качает головой: — Нет, Ви. Он именно это имеет в виду. Он ненавидит меня. И я… я этого заслуживаю. А теперь ребенка больше не будет, и он больше никогда со мной не заговорит. Вероника снова успокаивает ее, пытаясь уложить ее спать. — Мы разберемся, Бетти. Просто поспи. Тебе нужен сон, ребенку нужен сон. Спи, а завтра разберемся.***
На следующий день Бетти наконец отпускает ее с пылающими щеками, чтобы Шерил проводила ее на прием к терапевту, и она чувствует то, что почти сводится к чувству разочарования. — Удачи, Би. — говорит она, сжимая Бетти за колено. Она почти вырубилась, когда слышит голос Бетти: — Ви ты можешь… прийти еще раз. Когда-то. Я имею в виду, если хочешь. Если ты не занята. Вероника улыбается: — Скоро увидимся, Би. Береги себя.***
Она знает, куда идет, как только уходит, даже не останавливаясь дома, чтобы переодеться. Найти квартиру легко. Она бегло стучит и, как только дверь открывается, входит. Она выгоняет девушку, сидящую за столом, и показывает на него ухоженным пальцем. — Джагхед Джонс, присядь. Мы с тобой поговорим.***
Судя по всему, в ее теле все еще есть слезы, потому что она все еще плачет на диване Роуз. У нее на коленях появляется коробка с салфетками, но Роуз не пытается унять слезы. (Плач — это выражение эмоций, Бетти. Я бы никогда не посоветовала тебе прекратить это делать.) В какой-то момент она должна начать говорить связные слова, потому что Роза отвечает на заявление, которое она, должно быть, выдохнула. — Почему ты думаешь, что он тебя ненавидит? Бетти недоверчиво относится к своему терапевту. — Он сказал мне, что ненавидит меня. Мол, он сказал слова «Я тебя ненавижу». Как Вы сомневаетесь, что он меня ненавидит? — Дело не во мне, Бетти. Речь идет о тебе. Как ты думаешь, он это имел в виду? — Почему бы и нет? Я солгала ему! Роза кивает. — И, судя по тому, что ты сказала ранее, ложь — это то, что ранет его больше всего. Она кивает, чувствуя, как память берет верх. Ты был так взволнован, Джаг, что я не хотела тебя разочаровывать. Так вместо этого ты солгала? Роза нежно цокает языком: — Вот в чем дело, Бетти. Ненависть… трудно. На ее поддержание уходит так много энергии, и это в значительной степени дымовая завеса для более глубоких эмоций. Обида, гнев, страх. Иногда их легче замаскировать под ненависть. Это зажигает в ней крошечный огонь надежды. — Думаете, он меня не ненавидит? Роуз наклоняет голову, выражение ее лица ничего не выдает. — Как ты думаешь, он тебя ненавидит? — Я не знаю, — выдыхает она. — Может, мне легче думать, что он правда ненавидит. — Это почему? — Потому что… если он меня ненавидит, он не будет думать обо мне. И тогда он может двигаться дальше. Он может оставить меня здесь, уйти и придти к чему-то лучшему. Роуз кивает: -А что насчет тебя? Бетти нахмурилась. — А что я? — Как ты думаешь, ты сможешь придти к чему-то лучшему? Она усмехается: — Я сделала это. Я не заслуживаю лучшего. Роуз на мгновение молчит. — Ты сказала, что ему легче тебя ненавидеть. Неужели тебе тоже легче ненавидеть себя? Бетти тяжело вздыхает: — Зачем мне намеренно ненавидеть себя? Это не имеет смысла. — О, чувства редко случаются. — Но это было бы глупо. Зачем мне больше усложнять себе жизнь, особенно сейчас? Взгляд Роуз останавливается на ней. — Что ты имеешь в виду, особенно сейчас? Уже поднятая защита Бетти ощетинилась еще больше, и она показывает рукой на свое тело. — Не знаю, заметили ли Вы, Роуз, но я вроде работаю здесь за двоих. Она не клюет, и ее голос остается ровным и спокойным. — Да, Бетти. Я заметила, что ты беременна. Так вот, что меня интересует, распространится ли самоосуждение на это решение? — Я не решала забеременеть! — Я не это имела в виду, Бетти. — Бетти знает, но кажется, что слова Роуз сейчас слишком близки, приближаясь к краю чего-то, что Бетти не готова озвучить. Забавно, что терапия в фильмах — это беспрепятственный разговор и эмоциональный катарсис. Бетти не хочет катарсиса, не заслуживает катарсиса и, черт возьми, не хочет об этом говорить. — Я не понимаю, о чем Вы говорите. — упрямо отвечает она, сжимая губы. Роза на мгновение молчит. — Ты раньше думала о детях, Бетти? — Помимо этого? — Конечно. Кроме того, в том числе, дети в целом. Вы не думали о детях? — Бывало. Иногда. Роза кивает, ее лицо все еще раздражающе нейтрально. — И почему это изменилось? Или, может быть, когда это изменилось? Она не хочет, она не хочет об этом говорить. — Несколько лет назад. — Какая-то конкретная причина? — Вы имеете в виду, помимо отца-серийного убийцы, кровавого культа, угрозы неминуемой смерти, секс-записи и отказа от родительских прав. Это было не то, что она хотела сказать, но она добавляет в это как можно больше сарказма, так что, возможно, Роуз бросить эту затею. Конечно же, нет. — Кажется, что все это не твоя вина, Бетти. — Но я втягиваю себя в это! Я бросаюсь в опасность, или она меня находит, неважно. Насилие, убийство и смерть всегда со мной. Зачем мне в это обрушивать на ребенка. Клокочущие слезы не такие, как все слезы последних нескольких дней. Она тяжело сглатывает. Она не будет плакать. Роуз нежно мычит — То есть ты чувствуешь, что на основании того, что с тобой случилось, не заслуживаешь счастья? Или что ты не сможешь стать родителем из-за того, что с тобой случилось? Она чувствует легкие удары в животе, и ее рука гладит его, прежде чем она успевает об этом подумать. Скатываются слезы, всего несколько. Такое ощущение, что ребенок общается с ней. Почти как будто это ее успокаивает. — Я этого не заслуживаю, — шепчет она. Роуз придвигает волосы ближе. — Почему? — мягко спрашивает она. — Потому что я все испорчу! — это вырывается наружу, и ребенок дико пинается. — Что ты испортишь, Бетти? — Ребенок! Он должен уйти, он должен уйти от меня. Он не может… он не может оставаться здесь. — Почему бы нет? — Потому что я его испорчу! Вы не слышали? Я сделаю больно этому ребенку, я уже это сделала! Я причинила боль Джагу, я причинил боль Ви, я не могу быть… Я не заслуживаю… Снова раздаются рыдания, и она ненавидит это, она ненавидит это. Коробка с салфетками снова падает ей на колени, и лицо Роуз размывается, а голос звучит далеко. — Бетти, я спрошу тебя еще раз. Неужели это чувство самоосуждения действительно связано с Джагхедом? Она начинает рыдать и подтягивает колени к груди, насколько это возможно. — Я не могу… я не… — она отчаянно вытирает глаза. — Я не хочу об этом говорить. — Хорошо. — Она в шоке вскидывает голову. — Хорошо? — Это твоя терапия, Бетти. Мы можем поговорить о чем угодно. И, возможно, ты права, нам следует перенести тему на что-нибудь более легкое. Роуз откидывается на сиденье и останавливается на несколько мгновений, давая Бетти время собраться. — Может, нам стоит поговорить о твоих друзьях. Ты сказали, что живете со своим двоюродной сестрой? Бетти кивает. — Шерил. Она была великолепна. Как оказалось, она очень добрый человек. Роуз улыбается. — Я рада. Ей, должно быть, было легче в этом городе, чем вам. Бетти фыркает. — Шерил? Легко? Ничего в ее жизни не было легким. Руоз медленно покачивается взад и вперед. — Но ты же сказали, что она родилась при деньгах, верно? — Это не делает ее жизнь легкой. Родители Шерил были… ужасными. Она через многое прошла. Роуз кивает. — Была ли в этом ее вина? Бетти считает это. — Думаю, только слегка. Но мать ее откровенно ненавидела. Шерил как бы… ожесточилась, чтобы иметь с ней дело. Но внутри, я думаю, ей было очень больно. — Ты говоришь так, как будто ты, возможно, была мишенью для этой жесткости. Есть какие-нибудь обиды? Об этом не нужно много думать. — Нет. Даже если она не давала мне жить, я не виню Шерил. — Почему бы нет? — Потому что, Боже, с ней столько всего случилось. Ее брат был ее единственным другом, и его убили. Ее отец, ее собственный отец убили его, а затем его самого прикончили, а Шерил осталась с матерью. Ее семья распалась, а потом все продолжалось, и Шерил просто пыталась удержаться на плаву. Роуз кивает, словно задумавшись. — И сейчас? После того, как она через многое прошла? Готова поспорить, она чувствует себя застрявшей или, может быть, немного обреченной. Бетти никогда раньше не задумывалась об этом. — Я думаю, может быть. — Это кажется довольно понятным. Бетти качает головой. -Я думаю так, но это неправильно. Она не обречена. Она хороший человек. Роза считает ее. — Даже после всего этого? Может ли быть после этой жизни? — Да! Шерил преодолела все это, и многое из этого произошло с ней, а не из-за нее. Но она выжила, потому что это не ее вина. Она хороший человек, это не ее вина. Ей нужно простить себя. Роуз молча смотрит на Бетти, и это поражает ее сразу. — О, я понимаю, к чему Вы клоните. Это было не круто, Роуз. Ситуации совершенно разные. — Они? — Да! Я не Шерил. Шерил — это не я. Я сделала это, а Шерил — нет. Черт возьми, снова всплывают слезы. Роуз садится рядом с ней и осторожно берет коробку из-под салфеток. — Знаешь, Бетти, — начинает она. — Обычно мы говорим, что психолог не дает советов или идей, а просто слушает. Но я думаю, что могу сказать тебе это. Она протягивает руку Бетти. — С тобой столько всего случилось, Бетти Купер. И ничто из этого не сломило тебя. Ты прошла через себя и других через худшие вещи, которые только можно себе представить, и стала сильнее. Твое прошлое — не слабость, это сила. Ты невероятно сильный человек, и любому ребенку посчастливится иметь такую мать. Теперь слезы превратились в рыдания. Ее разум хочет отвергнуть эти слова, но ее душа хочет сохранить их. Роуз сжимает руку Бетти. — И еще кое-что. Насилие — это не то, кем ты являешься. Ты любящий человек. И ты заслуживаешь любви. Надеюсь, однажды ты это поймешь.***
Джагхед не хочет разговаривать. Для Вероники это не имеет большого значения, но ему не нравится ее видеть. Он сердито смотрит в угол, волосы падают на его лицо, но она не упускает из виду его красные глаз и отечность лица. — О, пожалуйста, — весело говорит она. — Этот образ не работал в старшей школе, не будет работать сейчас. — Я не в настроении разговаривать, Вероника, — рявкает он, и она садится рядом с ним на диван. — Все в порядке. На самом деле так лучше. Ты можешь быть в настроении слушать. -Для тебя? Скорее всего, нет. — О, — она драматично поднимает руку к груди. — Ты ранил меня, Джагхед. Он ускользает еще дальше. — Почему ты здесь, Вероника? И почему ты выгнал мою соседку из ее собственного дома? Вероника щелкает пальцами. — Соседку по комнате. Правильно. Хорошая информация, которую нужно вернуть. У вас с соседкой по комнате ничего не происходит? Джагхед фыркает. — Я сомневаюсь. Она предпочитает представительниц слабого пола. Вероника медленно кивает. — Также хорошая информация. И это… единственная причина, по которой с ней ничего не происходит? Джагхед недоверчиво смотрит на нее. — Что тебе нужно, Вероника? Она вздыхает. — Я видела Бетти. Все его тело напрягается и отшатывается от нее при этом имени. Это такая интуитивная реакция, что Вероника на мгновение ошеломлена. — И? — он откусывает. Она пытается подойти ближе, но ему это не удается. — Ты знаешь, почему я здесь, Джагхед. — Она тебя прислала? — его голос жесткий и сердитый. — Нет, боже, нет. — уверяет его Вероника. — На самом деле, я думаю, она бы ужаснулась, если бы знала, что я здесь. Но учитывая, что я, по сути, поднимала ее с пола, на котором ты оставил ее плакать, я почувствовала, что нам пора поговорить. На эту речь тоже есть реакция. Глаза Джагхеда поворачиваются, чтобы встретиться с ней в первый раз, и что-то мелькает в его взгляде слишком быстро, чтобы понять что это. Но в его глазах есть нотка беспокойства, и Вероника знает. Он не переставал заботиться о ней. Может ли Джагхед Джонс вообще не заботиться о Бетти Купер? Однако его лицо и его слова — две разные вещи. — Почему мне должно быть дело до того, что делает Бетти? Я не участвую в этом. Она ясно дала понять это. — Джагхед. Ты безумец. Поверь, я понимаю. Но подходящее ли сейчас для этого время? Ты должен был ее увидеть. Он спрыгивает с дивана, проводит рукой по волосам, и она впервые замечает, что на нем нет шапочки. — Если бы она стояла на своем, Вероника, я бы ее вообще не увидел. Она бы просто отдала моего ребенка незнакомцам и ушла бы жить своей жизнью. Вероника тоже встает — Ничто за последние шесть месяцев не позволяло ей жить так, как будто ничего не произошло, Джагхед. — И чья это вина? — шипит он. — Почему ты ее защищаешь, Вероника? Она изменила мне со твоим парнем! — Я понимаю! — Вероника рычит в ответ. — Я прекрасно помню это, Джагхед. Для меня это тоже было больно! — Ясно, что не так, иначе тебя бы здесь не было, умоляя о помиловании моей бывшей! Хотя, думаю, в этом есть смысл. Им всегда было предназначено, не так ли? Мы были всего лишь временным отвлечением. Не знаю, почему я ожидал чего-то другого. Вероника раздраженно вскидывает руки: — На этот раз, Джагхед, дава положим конец комплексу преследования. Я видела вас двоих три года. Это было реально, и ты это знаешь. — Ясно, что недостаточно реально! — на этот раз это крик. — Она все время ждала Арчи, а я идиот-засранец, который по глупости влюбился в нее и даже не получил ни одного чертового телефонного звонка, чтобы мне сказали, что у нее будет мой ребенок! Так что все то дерьмо, через которое я прошел, через что мы все прошли в старшей школе, я думаю, это никогда не регистрировалось для вас. — Что, черт возьми, ты говоришь? — Вероника парирует в ответ. — Я говорю, что ты понятия не имела, какой была наша жизнь! Ты была бедной маленькой богатой девочкой, которая могла иметь кого угодно. Тебе даже удалось украсть Арчи на несколько лет там. Но не приходи сюда с миссией от того, кто тебя предал, и не говори мне, что я должен прощать и забывать. Так не получается, Вероника, иногда ты не получаешь то, что хочешь. После этого он пытается уйти, но он зажег в ней пламя гнева, и она хватает его за руку, даже не заботясь о том, как сильно она сжимает ее, и крутит вокруг. — Типичный Джагхед. Думает, что ему нет равных в страданиях. Считает себя святым, обиженным мучеником нашей группы. Что все остальные затыкают Джагхеда, а он просто размышляет и принимает это. Что ж, новости, Линус. У других тоже есть проблемы. Мои родители сидели в тюрьме. Я выросла в пятнадцать, и мой отец пытался убить моего парня. Я потеряла своего парня, я потеряла лучшую подругу, моя жизнь рухнула, и ты не единственный, кому было больно! Он смотрит на нее, но ничего не говорит. — Это всегда был ты, Джагхед. Ты всегда входили в это с предположением, что никто не понимает твоей травмы. Ну, угадай, что. У всех нас травмы. Включая Бетти. Он рывком отрывается от нее, но его уверенность пошатнулась. — Бетти сделала свой выбор. — бормочет он. — Также как и ты делаешь свой сейчас? Она совершила ошибку, Джагхед. Но это, пусть даже и ошибка, была сделана, чтобы защитить тебя. Она думала, что спасает тебя. — Она причинила мне боль! — кричит он, и она видит, как текут слезы. — Почему это я всегда должен ее прощать? — Потому что сейчас есть о чем подумать. Это останавливает его, и он падает на стену. Она подходит к нему немного ближе, берет его лицо руками. — Никто не говорит, что ты должен ее простить, Джаг. Но тебе нужно снова научиться быть рядом с ней. Потому что та, кто сейчас вынашивает этого ребенка, нуждается в тебе. И хотя вы оба это ненавидите, ты ей тоже нужен. Он тяжело вздыхает, его тело сдувается, когда он подпирает стену. Она садится рядом с ним, слегка поглаживает его руку, и они молча сидят. Через минуту он достает из ящика книгу в кожаном переплете. — Я писал стихи. Я думаю, стихи о любви, — бормочет он. — Я все время говорю себе, что они не для нее, но я думаю, что, может быть, все-таки для нее. Он проводит большим пальцем по корешку книги, и Вероника улыбается и кладет голову ему на плечо. — Тебе лучше найти для них аудиторию, Холден Колфилд. Я провела три года, слушая твои сочинения и музыку Арчи. Я чувствую, что достаточно пострадала.Но теперь в моей жизни есть вещи, которые на самом деле реальны Я должен сделать выбор, дорогая, не спрашивай меня, почему Так будет ли у меня сила сказать тьме Прощай?