Слезы сентября

Марку оборудовали гостевую спальню в жилом крыле “Канарейки”, прямо через стену от лидерской. Марк сначала протестовал, упирая на то, что вся банда по вечерам имеет тенденцию заваливаться к главарю и вместе смотреть телек, и ему слышно, так что пусть его поселят на втором этаже. Потом увидел случайно, как кто-то из бандитов помогал боссу встать с кресла и на руках нес по лестнице, и резко поумерил пыл возражений. Между ежедневной порцией страданий всей бразильской кодлы во главе с Эстефанией и ее мужиками, и вероятностью, что когда-нибудь железных ребяток не окажется рядом и ему самому придется помогать главарю с лестницей, Марк выбрал то, что показалось наименьшим злом. Несколько дней спустя он уже жалел. Лидер стучался в дверь каждый день и заводил деловые разговоры. Марка хватало минут на пятнадцать обсуждений о том, как эффектнее вернуться после липового похищения в большой мир, с чего начать новый виток политической карьеры, как поскорее разморозить российские счета и вывести с них деньги от греха подальше в офшоры. Лидер светил суммами и связями. Рассказывал, кого может подмазать, а кого и паяльничком приструнить. Вот тут Марк обычно и не выдерживал: слишком в лоб было напоминание о том, как он сам ничего не может без своих денег, репутации и, прямо сейчас, даже без свободы передвижения: из бандитника выбрался только один раз в тонированном “мерине” в ближайший лесок, за компанию с главарем “подышать воздухом”. Курил, повернувшись спиной к машине, пока ребята выгружали сначала кресло, потом босса, и мстительно думал, что хоть в чем-то он обошел лидера “Рукавов”: тот крепко стоял на ногах метафорически, а Марк - буквально. Больше “подышать” он не катался, хотя Лидер и продолжал звать. На большой мир смотрел из окна. Пару раз видел, как к “Канарейке” приезжал очкарик в берете. Топтался у черного входа и ждал, когда Лидер съедет к нему по свежеустановленному пандусу. Они обменивались энергичным рукопожатием, Лидер что-то спрашивал, очкарик мялся и отвечал, Лидер в ответ хохотал, очкарик застенчиво присоединялся, а потом доставал что-то из кармана пальто и передавал бандиту в руки. На этом Марк задергивал штору и забирался в кровать под одеяло. На изнанке век крутился выпуск новостей с его арестом, который Марк смотрел на повторе уже в СИЗО, и лицо очкарика, который пырился мимо камеры совиными глазами и заявлял, что “всех бы их посадил в тюрьмы”. По вечерам из-за стены по-прежнему доносилась остобрыдлая заставка. Марк уже не знал, чем отвлечься от страданий Эстефании, которая только что выяснила, что Алехандро не был с ней честен, и Роберто, который узнал о неверности супруги и теперь метался между жаждой мести и неугасающей несмотря ни на что страстью. От отчаяния Марк стал листать каналы телека в собственной комнате, хотя раньше не смотрел ничего, кроме новостей. Оказалось, что в бандитнике подключено кабельное, которое ловило даже зарубежные каналы без перевода. Марк пролистывал комедии, мелодрамы, ужасы и боевики. Остановился на какой-то американской хреновине, в которой два разноцветных кукольных ханурика в полосатых рубашках - у одного полоски вдоль, у второго поперек, - пытались ужиться в одном доме. Выкрутил звук на полную громкость, чтобы лучше слышать, но понимал все равно через слово. Кажется, горизонтальный ханурик просил вертикального притвориться, что он разозлился, а тот в ответ послушно орал и закусывал нижнюю губу. В первый вечер ничего не случилось. Во второй постучал пианист с просьбой сделать потише, да так и остался посмотреть. К концу недели уже все трое “Рукавов” каждый вечер вежливо стучались к Марку и рассаживались на полу, пока тот по-турецки восседал на кровати. Пианисту больше всех нравился лягушонок Кермит с гитарой, Револьверу - Элмо, а Малому - вампир в зеленом плаще. Сам Марк однозначно отдавал предпочтение лохматому синему монстру с печеньем: у парня были хорошие аппетиты и грамотные приоритеты. Лидер не постучался ни разу, и поверх песенок Кермита из-за стены по-прежнему доносилось: - Эстефания! Неужели ты и правда бросаешь меня ради подлеца Алехандро?! - Ах, я не знаю, я ничего не знаю, Роберто, что мне делать с этой внезапно вспыхнувшей страстью?!