Иммунизированный

По ту сторону двери была Лами — живая, судя по фотографиям из инстаграмма, все еще нереально красивая, по-детски милая и, самое главное, еще пока здоровая. Копия их мамы. Всего лишь за прочной металлической дверью. Недосягаемая. — Ло? — она, скорее всего, смотрит в глазок, но никого там не видит — ее брат сидит под дверью, возможно, она опознала его по протянутым длинным ногам. — Как дела? — Господи, я так рада, что ты смог выбраться от них… ты один? — Да, я один. Ещё где-то на час или полтора. — Я хорошо, — ее голос резко затихает, потом она навзрыд бьет кулаком по металлической поверхности. — Сейчас открою, ты только отойди. Ло кашляет. Конечно же, не нарочно, просто давить в себе этот естественный рефлекс больше нет сил. Он чувствует металлический привкус во рту — возможно, с мокротой выходили кусочки его легких. — Не надо. Кажется, из-за того, что Донкихоты не успели пройти второй этап вакцинации на Мариджоа, вирус мутировал. Мне кажется, я умираю, Лами, — дышать было и так тяжело, теперь в горле еще стоял неприятный ком — Ло уже и забыл, как плакать, и все эти симптомы были для него в новинку. Не считая того случая, когда его нехило выкинули за шкирку из машины, но это была совершенно иная боль. — Ни в коем случае не открывай дверь, хорошо? Давай просто поболтаем. У нас есть час. Знаешь, что придумали эти два идиота? Судя по звукам, Лами тоже садится на пол. Вот так взял и вывалил на неё все, как последний мудак. Гореть тебе в аду. Лами скребёт ногтями по металлической поверхности, словно говорит: все хорошо. Ты можешь мне рассказать. Пока плачешь ты — я молчу. Исповедуйся. — Ха-ха, насколько я поняла, они братья? Вот таким и должен быть настоящий врач. — Да, — Ло неосознанно улыбается в ответ. — Они решили, что раз у меня иммунитет, получится как-то протащить меня на Мариджоа. Только одного они не рассчитали — вакцина на Мариджоа отличается от той, что разрабатывали родители. И я, похоже, умираю. Лами смеётся. — Я говорила с одним из них по телефону. Сначала я думала, что это твои похитители, как было указано в новостях, но потом мне позвонили и рассказали, что ты плохо ешь. А еще отказываешься принимать лекарства, резко оборвал курс антидепрессантов и вообще обворовал магазин, — ее звонкий, вымученный смех, приглушённый из-за преграды, записывается в память, как последнее воспоминание. — Про Мариджоа я знаю. Ты должен поехать, Ло. У тебя редкий иммунитет. Скорее бы это закончилось, чтобы потом прокручивать этот диалог в голове снова и снова. Но быть в настоящем — настоящая пытка. — Похоже, у меня внутреннее кровотечение. Или начальная стадия пневмонии. Лами, пожалуйста, не открывай дверь. Сестра вновь скребёт ногтями, будто гладит по голове, успокаивая: — Ты просто опять простыл. Как в детстве, помнишь? Братишка, ты такой молодец, но такой ипохондрик… — Сама такая! — Бе-бе-бе! Они не общались почти полтора года. В смысле, Ло не хотел звонить никому, особенно Лами — слышать ее голос, жалобы на тупых преподов и на все попытки правительства затолкнуть ее долгами за учебу работать в этот проклятый госпиталь, было особенно невыносимо. Конечно, она умоляла разрешить ей начать работать, обещала быть аккуратной и все такое (как-будто это вообще возможно с этими дурацкими костюмами, где воротник сваливается при каждом удобном случае), но все ее попытки оставались бесполезными. Ло был непреклонен, а после и вовсе перестал звонить — не мог больше просыпаться в страхе от того, что однажды пандемия когда-нибудь коснётся и его сестру. Проще было думать, что она там живет себе, учится потихоньку, раз в месяц снимает с его зарплатной карточки деньги и ненавидит его за то, что бросил. Иногда заказывает суши и втыкает в куклу вуду иголки, чтобы Ло особенно хуево везло на смены. По телефону, единственному способу связаться хоть с кем-то из той глуши, где располагался госпиталь, не получалось выдавливать из себя пустые диалоги, потому что никому из них нечего было рассказать друг другу. И вот сейчас, когда совсем хреново, он пришёл. Сказать, что она осталась совсем одна, чтобы позлорадствовала. Но Трафальгар Ди Ватер Лами решила добить его по-другому. Она, со сто процентной вероятностью, закусывала щеки, чтобы не расплакаться, фальшиво смеялась, дурила, словно не было этого перерыва в полтора года. Говорила, что все хорошо. Рассказывала истории про бездомных собак, на которых Ло наткнулся, пока искал нужный подъезд. Говорила, что честно экономила деньги и, если валюта опять не упадёт, протянет где-то еще два года. Это оказалось намного более ранящим, чем если бы она сказала: «Скорее бы ты сдох!» — Дофламинго, кажется, — она задумывается на секунду, — да, точно он, сказал, что сейчас все разговоры прослушивают. Если бы кто-то узнал из нашего разговора, что ты выжил и решил сбежать на Мариджоа, было бы ужасно, да? — Они мне не говорили этого, — Ло хмурится. — Мне казалось, что они запрещают нам созваниваться, чтобы я не привязывался к тебе и не просил взять с собой. — Глупыш, — она шутливо, если так можно было выразиться, глухо ударяет в дверь ладонью. — Я никуда не поеду. Это слишком опасно. А вот ты — собирайся. Хочешь, я сброшу тебе из окна что-нибудь? Щеки уже ощутимо горят. Каждое слово, сказанное Лами, записывается на воображаемый диктофон, чтобы потом, когда его владелец будет в состоянии, можно было пореветь столько, сколько вздумается. — Не хочу, — честно признаётся парень. Это было бы слишком больно, иметь при себе вещь, которая постоянно напоминает о том, каким ты был мудаком. Как оставил сестру в какой-то квартире на окраине города, а сам свалил на небеса или, если получится, на Мариджоа, пить мартини после двенадцати и гулять по торговым центрам. Дверь подъезда открывается. По нелепым даже на звук шагам Ло определяет, что Росинант приближается. — Деньги будут приходить, как и раньше, каждый месяц, можешь не беспокоиться. Не отказывай себе ни в чем, хорошо? Покупай тетрадки, какие тебе нравятся, меняй одежду как можно чаще. Собаку заведи, пусть срет на пеленку, сейчас лучше не выходить на улицу совсем, — на этом моменте Лами начинает смеяться. — Я обязательно вернусь за тобой, хорошо? Если с Мариджоа все получится, я посмотрю, что можно сделать, чтобы пропустить первый этап вакцинации. Сестренка скребётся в дверь, пытаясь убедить и Ло, и себя, что да, так оно и будет. Этот ад не будет длиться бесконечно. — Поправляйся скорее, главное. Больше слушать ее наигранный тон нет сил. Росинант тактично ждёт его около неработающего лифта, не нарушая личное пространство и давая возможность договорить. Лучше извиниться за проступок, чем попросить разрешения и получить отказ.