Иммунизированный

Дофламинго выдыхает розовый вонючий дым. Впервые за долгое время не в своей маленькой квартире — помещение, где он находится сейчас, напоминает кальянную. Шесть человек напротив тоже дымят, и через непроницаемые очки очень удобно наблюдать за всеми сразу. Две женщины, четверо мужчин пялятся на него уже открыто, пытаются своими взглядами просканировать полностью, вплоть до внутренних органов — посмотреть, чем он от них отличается. Они не молчат, но и говорят ни о чем. Все ждут, пока кто-нибудь осмелится открыто спросить про мальчишку, которого Донкихот привёз с собой. — Как там погодка во внешнем мире? Дофламинго смеётся. Ну да, действительно, всех же волнует уровень снега за стеной, окружающей этот рай в центре чистилища. — Лучше спросите у моего брата, которого вы вышвырнули за стену, не предупредив меня, — мужчина подходит ближе к каждому из собеседников, наливает в бокал дорогое красное вино, поднимает его и торжественно, но глухо из-за дыма провозглашает, — за успешную сделку! И звенит бокалом по защитному стеклу, отгораживающему его от наблюдателей. Как опасный, но редкий зверь в зоопарке. Необходимая мера даже для него, честно вакцинированного ещё в детстве, но почему-то посаженного без особого доверия на недельный карантин. — Чем быстрее разделаемся с твоим медбратом, тем быстрее увидишься с Росинантом, — к нему протягивает бокал женщина, которую Дофламинго не знал по имени, но догадывался, что очень много лет назад они были как-то связаны. Возможно, дружили семьями. За стеклом, отделяющим Дофламинго от этого желанного кусочка рая с кальяном, начинается непонятный гул, но он молчит. Пусть унизятся и начнут расспрашивать — не так уж сильно Донкихот изголодался по человеческому вниманию. Скорее наоборот — бокал в руке начал трястись от накатывающего с сильным сердцебиением тремора. — Трафальгар, у него нашли высокие антитела, — Горве, которого Дофламинго всё ещё прекрасно помнил (попробуй, не запомни такую рожу), закашлялся от дыма. — Как этот мальчишка смог переболеть и выжить? Твоих рук дело? — Он не болел никогда. Я нашёл документы, замурованные в стену квартиры Трафальгаров, в которых описывается крайне занимательный эксперимент его отца. — С кровью лошадей, — подтвердила женщина. — Бред. Мы пробуем создать сыворотку таким образом уже тридцать лет. Мальчишка — обычный мутант. Игра генов. Дофламинго пожимает плечами. Ему всё равно. Ло даже не заметил, что его привели в его собственную, но отобранную государством несколько лет назад квартиру, которую впоследствии и снимали Донкихоты. Дело было даже не в косметическом ремонте — Ло просто вырезал болезненные воспоминания из своей памяти на момент восстановления, чтобы система не перегрелась и не дала ещё какой-нибудь забавный, но критичный сбой. — За создание сыворотки, — люди за стеклом снова поднимают бокал. Дофламинго держит свой двумя ладонями, чтобы не уронить. В одиннадцать вечера, когда он в своей изоляционной камере, похожей на пятизвёздочный отель, листает местные новости, в которых ни слова не говорится о смертельном вирусе, но и ничего полезного, к нему стучится Хорихуд Джеймс. Без страха заходит за железную дверь и широким жестом обнимает старого друга детства. Дофламинго обнимает мужчину в ответ, стараясь не дышать рядом с ним и не касаться лишний раз одежды или, не дай бог, кожи. — Сколько лет нормально не виделись, — Джеймс падает в кресло напротив. Его движения такие суетные и раздражающие, что Дофламинго кое-как сдерживает себя, чтобы не оторвать от нервов ещё одну пуговицу на своём пиджаке. — Мне рассказали, что на встрече с Советом Директоров у тебя случилась паническая атака, — он беззлобно смеётся и наливает себе коньяк, к которому Донкихот так и не притронулся. — Что, совсем отвык от общества живых людей? А я хотел выпустить тебя из этой камеры уже сегодня, — мужчина демонстративно вертит в руках связку ключей. Одним из них он и открыл тяжёлую чёрную дверь, через которую залетел, как ураган. Дофламинго замирает. Он так давно не чувствовал панику или тревогу, что сейчас готов вырвать этот злосчастный ключ из рук знакомого и выбраться, наконец-то, на свободу. В последний момент сдерживает себя, в улыбке закусывая внутреннюю сторону щеки: — С чего это? Я всего лишь разбил один бокал. Знаешь, как во внешнем мире тяжело раздобыть крепкую выпивку? Джеймс наигранно хватается за сердце: — Они подошлют тебе на днях психотерапевта, чтобы ты смог пережить этот ужас. Столько лет без крепкой выпивки! — Идиот, — Донкихот расслабляется и по-дружески ударяет собеседника в плечо. Становится как-то легче. За непроницаемыми очками он не сводит глаз с кармана брюк, в который мужчина положил связку ключей. Путь к свободе. — Ты хорошо подумал? Если эти шавки увидят, что мы с тобой бегаем по барам, нас сразу же вышвырнут за бетонную стену. А там ещё и с сигаретами проблемы. Хорихуд Джеймс ещё активнее начинает разыгрывать сердечный приступ, кое-как вытирает одноразовым платочком выступившие градом из-за смеха слёзы: — Твоему брату, должно быть, сейчас совсем несладко. Кстати, о Роси, — он, сам того не осознавая, зажёг сигарету. Дофламинго поморщился. — Я пытался убедить этих снобов, правда пытался. Но они сказали, что пока не накачают с мальчишки пять литров крови и не начнут клинические испытания нормальной вакцины, даже рассматривать вариант его прибытия в изоляционный центр не будут, а это месяц займёт, может быть, чуть больше. Не повезло малому, зря ваш отец не дождался, пока его не ревакцинируют, — он тушит наполовину скуренную сигарету о деревянный журнальный столик. Дофламинго не говорит, что и он, спасибо ёбнутому папаше, получил вторую прививку исключительно на бумаге, только поджимает губы. Месяц — это чертовски много. Они перелазят через балкон по пожарной лестнице — никакой охраны, никаких сигналок или слишком внимательных соседей, только темнота, горят два красных фонаря на пустую дорогу, покрытую тонким слоем льда. Это ещё раз подтверждает догадку о том, что Дофламинго, так уж и быть, поселили в какой-то обычный пятизвёздочный отель, но точно не в специально оборудованное помещение для изоляции. До центра, значит, недалеко. Джеймс ведёт старого знакомого в бар, где заказывает ему несколько порций водки и какого-то розовенького с блёсточками коктейльчика (Дофламинго и так мутит от такого большого количества народу вокруг, так ещё и от воспоминаний о той выходке Ло, когда он притащил синюю блестящую жижу и сидел, давился ей, тяжёлый тошнотный комок продвигается вверх по пищеводу). — Может быть, и хорошо, что Роси не пропустили на границе, — Джеймс трясёт его за плечо, мол, «эй, ты чего, расслабься, если нужно проблеваться — туалет в той стороне». — Мне кажется, он любит мальчишку и не допустил бы, чтобы его отдали в лабораторию. Он же там помрёт, вы его там не кормили, что ли? До сих пор там доставки работают, нет разве? В помещении так громко орёт музыка, что его слышат не с первого раза. Всё в коричневых и серых тонах — навевает уныние и тоску, но старый друг настоял именно на этой забегаловке, чтобы их не смогли, если что, сдать. Хотя выпивка тут, без сомнения, нормальная. — Он сам отказывался есть, — Дофламинго понимает, что речь не про Росинанта, который ест как лось и больным особо не кажется, а про Ло. — Роси хотел оставить его ещё перезимовать, весной отправиться. А у этого ещё и астма открылась, я думал, помрёт по дороге, — Донкихот неприятно засмеялся. — Кое-как уговорил ехать сейчас. — И правильно, — Джеймс кивает. В темноте этого не было видно, но Дофламинго почти уверен, потому что изучил его дёрганную мимику вдоль и поперёк ещё минут двадцать назад. — Больше нельзя медлить. Мы и так слишком долго обманывали народ насчёт вакцины. Ты и я… нашему поколению досталась последняя нормальная её порция, — он снова тушит откуда-то взявшуюся сигарету о столешницу. Воспоминания о Роси, связанные с табачным дымом, провоцируют очередной приступ тошноты, но Дофламинго терпит, чтобы не тратить время на возвращение домой. Ему хочется заразить как можно больше людей именно сегодня — медлить, действительно, больше нельзя. — Только представь, среди присутствующих здесь, — для экспрессии он даже обводит толпу руками, — нет коллективного иммунитета. Одна маленькая крыса — и человечество погибло. Вся надежда на твоего иммунизированного мальчишку. Если не помрёт от кривых ручек наших учёных, можно будет объявить об эксперименте по новостям. Тебе уже перевели кругленькую сумму? Джеймса ведёт от алкоголя. Он, видимо, начинает заливать уже с вечера. — Ещё нет. А что, — Дофламинго, кажется, тоже немного расслабляется и тянется к сигаретам, — боишься, что не сможешь заплатить за всё, что мы сейчас здесь натворим? — Я бы не расплатился, будь здесь твой брат, — мужчина снова смеётся. — Он всё ещё в помещении ведёт себя как слон в посудной лавке? Донкихот не отвечает, подзывает к себе официанта и просит заказать коктейль вон той прекрасной даме и её подругам. Сам приступает к розовеньким коктейльчикам, чтобы блевать было праздничнее. — Наконец-то наши дела пойдут в гору, — слышит он под столом. Мужчина ищет там закатившийся под стойку стакан. — Такого предприимчивого человека, как ты, Донкихот, здесь всё это время не хватало. — Да ну, брось, — Дофламинго тоже спускается под стол, чтобы в глаза не бил яркий мигающий свет, от которого не спасают даже тёмные очки. Он садится, рукой опираясь на стул, и наблюдает, как Хорихуд со своим отвратительным зрением с помехами пытается найти блестящий стакан. Та партия прививки, о которой он говорил, когда-то сделала их полуслепыми — в разной степени. Впрочем, поэтому от нормальной работающей вакцинации и отказались, всё больше склоняясь к идее построить железный занавес. Дофламинго становится так весело и легко, то ли от этих дурацких мыслей, то ли от чувства, что он больше почти ничего не контролирует, то ли от того, что он спрятался от толпы народа под столом — чёрт его знает. — Мне нужно будет купить пары три обуви, сможешь украсть меня завтра после обеда? — Не вопрос. Не безопаснее было бы заказать через интернет? — Не хочу, — Дофламинго по привычке вырывает у собеседника «лишнюю» сигарету изо рта, тот даже не реагирует — всё ещё занят поиском потерянного стакана.