Помни меня

      Баки просыпается и аккуратно вытаскивает руку из-под Брока. Тот ворчит что-то и снова утыкается лицом в матрас. Во сне они поменялись местами, Брок спал на нем, а еще забрал оба одеяла, потому что холодно. Баки поднимается с постели бесшумно, чтобы не разбудить, скребет ногтями по животу, сдирая подсохшую корку чужого семени, и плетется в душ.       Встает под воду и утыкается лбом в кафель, пытаясь осознать произошедшее. Он никогда и мысли не допускал об измене Стиву, а теперь, сделав это – пусть даже и таким странным способом, – не может найти в себе даже чувства вины. Это ужасно, все это ужасно, но впервые за долгое время Баки ощущает какое-то внутреннее облегчение. Ему хорошо, тепло, свободно. Все ужасы прошлого, все нерешаемые проблемы настоящего, все страхи и неопределенности будущего отходят куда-то на десятый план. Баки просто не может заставить себя об этом думать. Не сейчас. После.       Он одевается и выходит из душа. Брок не подает признаков жизни, Баки тихо подходит к кровати и смотрит, как тот спит. Не может удержаться и проводит живой рукой по его щеке и по плечу, высунувшемуся из-под одеяла. Брок мычит что-то в матрас, ерзает под одеялами, потягиваясь, и наконец разлепляет глаза. Хрипит «доброе утро» и тянет руки к Баки, приглашая лечь к нему. На тумбочке начинает вибрировать телефон, Баки видит, что звонит Джек, и передает телефон Броку. Тот чертыхается и сбрасывает звонок. Закидывает телефон под подушку.       – Опаздываешь на тренировку?       – На планерку. Да похуй. Джек проведет.       Телефон теперь вибрирует под подушкой, Брок рычит и ставит на бесшумный. Вновь тянется к Баки.       – Иди сюда, мой сладкий.       Снова это мерзкое прозвище. Баки понимает, что надо сказать про триггер, но не хочется портить момент. Брок сам догадывается по его лицу.       – Не нравится, когда так называю?       – Один из хендлеров часто звал меня так. Запомнилось, – пожимает плечами Баки и садится на край кровати. Брок подтягивается к нему.       – Прости, промахнулся. А остальные милые прозвища, наверное, заняты Кэпом?       – Хороший, родной и малыш заняты, – сообщает Баки, а Брок ржет:       – Малыш? Стокилограммовый малыш?       Да, Броку это, конечно, говорить не стоило.       – Просто зови меня Баки.       – Нет, я теперь тоже хочу выбрать что-нибудь милое. Малыш, блять. Надо ж было додуматься!       Брок продолжает ржать, а Баки закатывает глаза:       – У тебя не выйдет милое.       – Почему это? Любимый – как тебе? Или тоже занято Кэпом?       Странно, но Стив никогда так его не звал. А Брок говорит это и, вроде, так по-идиотски, но все равно почему-то выходит трогательно. От него. Баки забывается на мгновение и выдыхает:       – Свободно.       Брок довольно ухмыляется.       – Вот видишь. Мой идеальный – как тебе? Да у Кэпа бы фантазии уже не хватило на это. Свободно же? Могу, да?       – Можешь.       – Мой самый лучший?       – Свободно.       – Мой недостижимый?       – Успокойся уже, – недовольно фыркает Баки. – Переигрываешь.       – Ни разу.       Брок мягко обхватывает его за талию и тянет на себя. Смеется.       – Баки, недостижимый мой, иди ко мне.       Обнимает осторожно, бережно. Готовый отпустить, если Баки попросит. Но Баки не просит. Поддается его рукам, расслабляется в объятиях на мягкой постели.       – Нахуй ты оделся? – шепчет Брок, покрывая его шею то ли поцелуями, то ли укусами.       – Я думал, мы поедем.       – А ты хочешь? Хочешь уехать или остаться?       – Тебя ищет Джек. Будут проблемы.       – Да похуй. Тем более, Джек знает, где я.       Баки невольно краснеет, понимая, какого мнения о нем должен быть Джек. Последнее время тот действительно с трудом скрывает явно наметившуюся неприязнь.       – Он меня ненавидит, да?       – Он всех ненавидит, забей. Меня в первую очередь, – отмахивается Брок. Куда больше его интересует другой вопрос:       – Я хочу тебе отсосать. Дашь?       – Брок, не выйдет, – Баки невольно закрывается и сводит колени. Он не хочет. Знает, что это будет бесполезно и унизительно.       К счастью, Брок не настаивает. Улыбается и коротко целует его в уголок рта.       – Не загоняйся. Любимый.       Говорит это очень смешно. На грани стеба. С ухмылкой в оскале. И все равно. Сердце замирает.       Брок уходит в душ, а Баки пододвигает к себе подушку и невольно смотрит на экран оставленного телефона: Джек все еще пытается дозвониться.       Когда они идут к машине, Брок все-таки берет трубку, переругивается какое-то время, что-то выслушивает со скучающим лицом и заканчивает на «скоро буду».       – И почему только Стив назначил командиром СТРАЙКА тебя, а не Джека, – хмыкает Баки. Поведение Брока, его взрывной характер и эта дешевая хулиганская бравада должны были стоять Стиву поперек горла.       – Кому как не тебе знать почему, – ржет Брок, а Баки вспыхивает, понимая на что тот намекает. Та ночь и признание, которое до сих пор звучит в ушах: «Я ухлестывал за Кэпом».       Брок смотрит на его омрачившееся лицо и ухмыляется.       – Хочется верить, что ты ревнуешь меня. Но, на самом деле, ты накрутил не в ту сторону. Я лишь хотел вновь пошутить про свою охуенность. Со мной-то у тебя, кстати, получилось. А ты еще сомневался. Хорошо же было, скажи?       – Только не получилось ничего, – напоминает ему Баки.       Брок постукивает пальцами по рулю и спрашивает:       – А как далеко вы с Кэпом зашли? Вы действительно не трахались или ты мне соврал?       – То есть после прошлой ночи ты все еще задаешь мне этот вопрос?       Брок смеется и кладет руку ему на бедро, похлопывая по-хозяйски.       – Не из ревности. Я просто хочу понять, в чем его ошибка. И сделать выводы. Да, у тебя не встает, но возможности же остаются. И мне интересно, как вы использовали эти возможности. Чтобы понять, где он облажался.       У Баки не хватает части воспоминаний о Стиве, но все-таки эти два года он по большей части помнит, – не было ничего. Да и после последнего обнуления Стив даже попыток не делал – максимум, приобнимал время от времени, ну, и целовались они.       – У нас вообще ничего не было со Стивом. Он принципиален в этом плане: либо вдвоем, либо никак. Были некоторые попытки, но, в отличие от тебя, он останавливался сразу же, когда замечал, что мне неприятно. Слово «нет» он понимает с первого раза.       Брок вполне ожидаемо выбешивается сравнением не в свою пользу. Руку с бедра убирает.       – То есть я мудак, который все сделал вопреки твоей воле?       – Я этого не говорил.       – Ты жалеешь и тебе не понравилось?       – Не передергивай, Брок! Я просто говорю, что Стив другой, он более…       Баки вовремя захлопывает рот, но уже поздно все равно. Брок цепляется за эту фразу:       – Давай-ка продолжай. Я слушаю. Про Стива. Он более какой?       – Мне было хорошо с тобой, Брок. Давай не…       Все. Бесполезно уже. Брок не отстанет. Перебивает на полуслове:       – Стив более какой?       – Твой подход сработал и дал результат. Его – нет.       – Ты, блять, ответишь мне или нет? – рычит Брок, и Баки сдается.       – Стив более благородный.       Это действительно так, в конце концов. Стив его не принуждал и всегда ставил во главу угла его чувства. Возможно, вел себя даже излишне благородно и самоотверженно. Баки смутно припоминает, как пытался инициировать что-то сам, а Стив говорил, что это насилие. У Брока мышление попроще, без излишней рефлексии, и да, это и сработало. Баки ни в чем его не обвиняет, но внутренне понимает, что сам скорее поступил бы как Стив. Хотя тот и оказался в проигрыше.       Брока все это, конечно, задевает еще как.       – Благородный, блять, – бормочет он. – Да ты вообще не можешь знать, что там делал твой Стив – он же подтирал тебе память. Благородный твой. Чисто теоретически он мог поебывать тебя в отключке.       – Брок. Закрой рот.       Баки прерывает его резко и жестко. Злится оттого, что у Брока язык повернулся сказать такое про Стива. Но проходит секунда. Баки вспоминает про обнуления и весь его запал испаряется в момент. А внутри начинают копошиться отвратительно мерзкие сомнения, которые Брок лишь усугубляет:       – Проблема в том, что мы с тобой знаем Кэпа с диаметрально противоположных сторон. И если тебе такой расклад кажется невозможным, то мне – очень даже логичным, учитывая, на что Кэп в целом способен.       Наверное, Брок ждет, что Баки спросит, на что же такое Стив способен. Но Баки молчит и отворачивается к окну. Не хочет он знать. Брока это, впрочем, не останавливает.       – Вот мы ездим на миссии. Не задумывался, что мы там делаем? Телика и интернета ты же лишен?       Не то что бы лишен, но Баки действительно никогда не проявлял интереса.       – Ну я тебе расскажу. Просто про последнюю миссию. Вот сейчас знаешь где Кэп?       – В Бейруте.       – Именно. Знаешь, чем знаменит Ливан? Ебанными бесконечными гражданскими войнами, потому что там конфессиональный пиздец, в который лезут сопредельные страны. Убьешь суннита, выпустишь фальшивку от Хизбаллы и начинается кровавая баня в масштабах региона – все равно что спичку в бак с керосином закинуть. Вот Кэп и приехал с коробком спичек.       Брок что-то ищет в телефоне, а затем передает Баки.       – На, посмотри репортажик от «Аль-Джазиры». Кэп вошел во вкус.       Срочный новостной выпуск. Какое-то месиво из человеческих тел, ничего не ясно, крики, стрельба, танки, кровь и дым. Камеру шатает, а внизу бегущей строкой идет информация о раненных и убитых.       – Там в толпе наши люди. Под прикрытием. Кто-то за военных, кто-то за фалангистов, кто-то за исламистов. Сеют хаос. Открывают стрельбу. Совершают военные преступления. Самое мерзкое и страшное – это всегда мы.       – И зачем это ГИДРЕ?       – Цели бывают разные. Конкретно в Ливане нам нужна база и кое-какие технологии, которые Хизбалла получила от Ирана. С самими персами договориться не удалось. Я не слишком в курсе, в стратегические цели меня не особо посвящают, только в тактические – кого грохнуть и что взорвать.       Баки отдает Броку телефон и говорит:       – Ты показываешь мне это, просто чтобы настроить против Стива.       – Да. Само собой. Но от этого мой рассказ не становится ложью. Сними уже розовые очки и посмотри на своего настоящего «благородного» Стива. Вот за этим кошмаром, что ты видишь, стоит он.       – А чем ты лучше? Ты его «правая рука».       – Я наемник. Цепной пес. Мне что скажут – то и делаю.       – Удобная позиция. Вот только ты не пес. У тебя есть мозги и не перекладывай с себя ответственность. Твоими руками свершаются все эти преступления. Это и твой выбор тоже. Твой прямой выбор каждый раз нажимать на курок.       – Ладно. Хорошо. Ты прав. Я отморозок – согласен. Но я в этом честен сам с собою. Знаю, чего стою. Без иллюзий. Я жестокий – да, я кайфую от драк и от запаха крови. От возможности убить или умереть. Мне ничего не стоит убить человека. Не снятся мне по ночам лица убитых, я сплю прекрасно. Ну, я тебе рассказал про себя – что ты от меня хочешь? Я хищник и вырос среди хищников. Это жестокий мир, жестокий естественный отбор, я привык выживать и мирная спокойная жизнь мне неведома. Но. Даже у такого отморозка, как я, есть некие представления о том, что нормально, а что полный пиздец. Так вот, Кэп творит полный пиздец, потому что считает, что, блять, спасает этот бренный мир великим потопом из крови. Он типа убивает во благо – но это же ебаный абсурд! Отморозок, возомнивший себя святошей, – самая страшная хуйня, которая только может случиться.       Брок тянется за сигаретой и спрашивает:       – Ты вообще слышал что-нибудь про «Озарение»?       Баки кивает. Стив часто говорит об этом.       – После «Озарения» мир станет безопасным местом, не будет больше войн и вооруженных конфликтов, не будет дискриминации, все люди будут жить в мире. Я не вижу в этом ничего плохого. Замечательный план.       – Только неосуществимый, – замечает Брок с ухмылкой.       – Ну и что? По крайней мере, к этому стоит стремиться. Стив знает, что делает.       – Как и в случае с тобой, да?       Баки хмурится.       – Что ты хочешь от меня, Брок?       – Чтобы ты пораскинул мозгами. Своими. Отбросив ту лапшу, что навешал тебе Кэп.       – Ты про «Озарение»?       – Да, про «Озарение».       – Да мне плевать. Меня это не касается.       – Включился режим послушной жены и домохозяйки?       Баки демонстрирует средний палец и обиженно отворачивается к окну. Но Брок все равно продолжает говорить:       – Тебе так кажется, что не касается, Баки. Но принцип-то один. Что с этим «Озарением», что с твоими обнулениями. Кэп считает, что может решать за других. Определять, что хорошо, а что плохо. Мир без дискриминации, говоришь? А как же дискриминация «плохих» и двойные стандарты? Он делит мир на плохих и хороших, безопасных и представляющих угрозу – по какому принципу? Вот ты хороший, получается? А с хуяли? Сколько крови на твоих руках, а если достать код, то ты же – прямая угроза безопасности этого идеального мира. Но похуй, Кэп же решил, что ты хороший. А я хороший? Очевидно, что нет, и он не забывает упомянуть, что я маргинал с нигерийских помоек. Но я охуительно служу интересам ГИДРЫ именно благодаря своей нехорошести, у меня рука не дрогнет там, где дрогнет у него. Получается, пока я ему нужен, я «хороший», я герой, самоотверженно сражаюсь за благое дело, а потом он резко вспомнит мне Лагос, где я работал «шестеркой» на банду торговцев людьми, и я вдруг стану «плохим»?       – То есть ты против «Озарения»? – спрашивает Баки удивленно и снова поворачивается к Броку. – Я не сдам. Просто хочу понять.       – Я знаю, что не сдашь. Да и я не то что бы против «Озарения», я просто… – Брок замолкает на мгновение, пытаясь сформулировать. – Это сложно объяснить. Я не моралист, Баки. Я не за судьбы мира переживаю, а за свою шкуру – только и всего. Меня тоже это «Озарение» не ебало до последнего времени. Мне назначали цель – я ее ликвидировал, не думая. Мне до лампочки был этот концепт «безопасного мира», мало ли что они там опять придумали в высшем командовании. «Порядок через боль» я пережил, теперь у нас «безопасность в обмен на свободу» – очередная хуйня, очередной дебильный лозунг, а я делаю свою работу. Я не думал, что что-то изменится, мне всегда было плевать, но… Еще и ты появился, вся эта ситуация с обнулениями открылась, и… Не знаю. Но я понял, что «Озарение» меня стало в некотором роде беспокоить. Когда во главе организации обычные отморозки, вроде меня, – от них знаешь, чего ждать. А когда во главе фанатики с высшей идеей – становится как-то стремно. Когда я выполню свою задачу, не обернется ли это «Озарение» против меня, потому что я не вписываюсь в Кэпово понятие о «хорошем» человеке? А я, блять, не вписываюсь. А ты вписываешься, только если тебя обнулять до уровня комнатной собачки. Вот тебе и идеальный мир, – выдыхает Брок. И после некоторого молчания говорит:       – Но это так, просто… Мысли вслух. Не думай, что я копаю под Кэпа или что-то вроде того. У меня и возможностей нет. Просто хочу, чтобы ты понял, что он не тот, кем пытается казаться рядом с тобой. И если у меня руки по локоть в крови, то по его прямому приказу. А то у тебя в глазах он святой, а я отморозок. Нихуя. Все этим повязаны, и он командует парадом.       – Ты бы мог уйти. Или боишься, что найдут?       – Найдут, наверное. Я не задумывался особо. Да понимаешь, мне нет смысла уходить. И нет альтернатив. Здесь я командир СТРАЙКА, а если уйду, то что – скрываться и озираться до конца жизни? Тем более, если «Озарение» не обернется против меня, то мне замечательно и в ГИДРЕ. А если я попаду в расстрельный список, то не скроюсь нигде. Так лучше умереть командиром СТРАЙКА. Шило на мыло менять, а смерть все равно одна.       Разговор кажется завершенным. Баки ищет сигареты. Забирает одну себе, другую протягивает Броку, помогает прикурить. Брок делает затяжку и вместе с дымом выдыхает:       – С тобой я бы ушел. В этом был бы смысл. Но ты со мной не пойдешь.       Баки никогда не обдумывал подобную перспективу. Знает только, что в данную секунду она его пугает и он не готов. Подобные мысли его даже не посещали. Все же они друг другу чужие. Да, Брок ему помогает, они вроде как переспали, если это можно так назвать, но побег из ГИДРЫ – это такой слом жизни для них обоих, за который Баки не хочет нести ответственность.       – Ты меня почти не знаешь.       Брок улыбается. Снова эта мягкая блаженная улыбка, от которой у Баки голову сносит и колени подкашиваются, как у подростка.       – А мне кажется, будто знаю тебя всю жизнь. И хочу узнавать всю оставшуюся. До «Озарения», по крайней мере, – хохочет Брок. – Мы даже не успеем друг другу надоесть. Потому что тогда Кэп уж стопроцентно пушку на меня направит. Но ничего. Умру счастливым.       Брок останавливает машину в том месте, где Баки обычно выходит, чтобы пересесть назад. Но стоит только схватиться за ручку двери, как Брок тянет его к себе, целует, взлохмачивает волосы, аккуратно завязанные на затылке, и не хочет отпускать. А Баки не хочет уходить. Целует его в ответ, обхватывая ладонями острые скулы.       – Когда мы встретимся снова? – спрашивает он, неожиданно понимая, что хочет, чтобы это произошло как можно скорее.       – Этой ночью не получится, – морщится Брок. – «Альфа» сменяет Кэпа в Бейруте, вылет завтра рано утром. Сколько Кэп в штабе пробудет – не знаю. Посмотрим. Я тебя найду, Баки. И на тренировках будем пересекаться. Не скучай.       Баки с трудом отрывается от него и понимает, что уже скучает.       Брок отбывает на миссию, и на следующий день возвращается Стив. Баки приходит после тренировки и застает его спящим на диване в гостиной. Наверное, ждал его прихода, но настолько устал, что и не заметил, как заснул. И даже не просыпается от щелчка двери. Баки уходит в душ, переодевается, а Стив так и продолжает спать на диване, скрючившись в неудобной позе.       Баки бесшумно подходит к нему. Смотрит в это родное, самое родное на свете лицо, на приоткрытые пухлые губы, чуть подрагивающие во сне ресницы, и вот теперь его накрывает чувство вины. Со всей силой. Баки отворачивается, не в силах больше даже посмотреть на Стива. А ведь им жить вместе. Спать в одной постели. Общаться за завтраком, обедом и ужином, потому что как бы ни был Стив занят, он всегда приходит к нему в эти часы. И как так произошло, что все рухнуло между ними? Стив его обнуляет и лжет про амнезию, Баки за его спиной встречается с другим. В какое мгновение абсолютное доверие между ними превратилось в переплетение отвратительной лжи? А теперь еще и это «Озарение»… Если все так, как рассказывает Брок, то осталось ли под этой оболочкой хоть что-то от Стива? Что произошло за эти годы с тем бруклинским мальчишкой, которого он знал, казалось, от и до? Что заставило его настолько измениться?       Баки наклоняется и подхватывает Стива на руки, чтобы перенести в спальню. Тот вздрагивает и просыпается, не понимая, что происходит. Обычно именно он таскает Баки на руках, а не наоборот.       – Перестань, Бак. Тяжело же, – сонно бормочет Стив, пытаясь слезть. Но Баки не дает.       – Я тоже суперсолдат, забыл? Я вообще одной левой могу тебя поднять, – шутит он глупо, но Стив все равно расплывается в дурацкой улыбке:       – А одной правой?       – С этим сложнее.       Стив просит разбудить его через час, к ужину, и засыпает тут же. Вымотан совершенно. Баки смотрит на него в сумерках еще какое-то время, чувствуя, как изнутри одновременно разрывает и нежность, и боль, и страшная обида, и страшная вина. Все слишком запуталось. Он уходит из спальни и сидит в гостиной один. Ждет ужина. Включает приставку и просто смотрит на зажегшийся «гейм овэр», чтобы у Стива не возникло вопросов, когда тот проснется.       За ужином Стив по обыкновению интересуется, чем Баки занимался в его отсутствие. Баки увлеченно рассказывает про тренировки. Про то, что теперь на спарринги с ним выходят по двое, а у него все лучше получается использовать бионику. Стив воодушевляется и предлагает утром снова пойти в бассейн и посмотреть, сможет ли Баки справляться с бионикой и в воде. И в глазах такое искреннее воодушевление, что Баки не понимает – зачем. Зачем учить его плавать и позволять тренироваться со СТРАЙКОМ, если Стив хочет видеть его комнатной собачкой, как выразился Брок. А если Брок ошибается и Стив искренне желает помочь ему стать сильным, то зачем тогда обнулять. Баки не понимает ничего. Но на мгновение ему кажется, что он знает. Знает ответ. Тот разговор в записи. Будто незакончен. Будто было что-то еще. А может ничего и не было. Просто Баки ищет Стиву оправдания. И прав Брок.       Баки хочется спросить про «Озарение», но это было бы странно. Он никогда не интересовался особо. Стив всегда рассказывал сам, а он и вопросов не задавал. Но есть один вопрос который время от времени звучал. От скуки. Чтобы поддержать разговор. Но сегодня Баки впервые ждет от Стива ответ:       – Как прошла миссия?       – Все хорошо. Удачно, – отвечает тот, аккуратно разрезая мясо. – Поставленные задачи выполнены. Потерь нет. Трое раненных. Один средней тяжести.       Будто рапорт докладывает. Не хочет, значит, говорить. А Баки невольно вспоминает бегущую строку с ранеными и убитыми в репортаже. Стараясь звучать как можно более незаинтересованно, он продолжает допытываться:       – А что вы делали там?       – Там вечное конфессиональное противостояние, с семидесятых годов страна по сути в состоянии перманентной войны. Помогли правящей партии избавиться от повстанцев, чтобы не допустить еще большего кровопролития. Уничтожили зачинщиков, тех, кто призывал к насилию. Мы развертываем там базу, чтобы следить за ситуацией, и заодно не допустить передачи иранских технологий в руки террористов.       Баки опускает взгляд в тарелку с едой. В голове полная неразбериха. Брок и Стив вроде оба говорят одно и то же, но настолько по-разному. И кажется, никто из них не врет. Верит сам себе. Просто видят они ситуацию с разных ракурсов. Стив как стратег, думающий над шахматной партией, а Брок как тактик, резная фигура на той самой доске.       И разобраться в этом, сидя в четырех стенах, невозможно. Баки тянется к графину с соком, подливает Стиву и себе. Разговор закончен, Баки больше нечего спросить и уж тем более нечего добавить. Но Стив, задумчиво выводящий на тарелке узоры из кетчупа, вдруг говорит сам:       – Там сложно все. Никогда не получается угодить всем, слишком много игроков в этом конфликте и все соседние страны еще лезут. Потушишь один очаг, вспыхивает другой. Ходишь, как по минному полю. Раньше было проще – во Второй мировой ясно было, кто враг. Задача была ясна. А теперь. Вечно приходится выбирать из двух, трех, да сотни зол и все равно… Принимать решения солдатом было проще. Там тебе всегда кажется, что ты герой. А чем выше забираешься, тем лучше видно, что действительно стоит за героизмом.       Баки сглатывает. Кислый апельсиновый сок будто все внутренности ему выжигает. Он не понимает ничего в этой шахматной партии. Он и в шахматы-то играть так и не научился. Ему никогда не определить, кто прав, а кто ошибается. Никогда в этом не разобраться. Он в самом себе даже разобраться не может, куда ему до других и тем более до судеб мира и до «Озарения». Но ему ясно одно:       – Мне кажется, что ты взвалил на себя непосильную ношу, Стив.       Стив поднимает на него взгляд. Этот ясный пронзительный взгляд бруклинского мальчишки, который тяжелеет, затягивается стальной дымкой буквально за мгновение.       – Все в порядке, Бак. Я просто устал. Не бери в голову, родной.       Треплет Баки по голове и встает из-за стола.