Помни меня

      Баки ведет машину в сторону базы, а в голове полная пустота. Будто способность мыслить и чувствовать пропала напрочь. Брок наплел многое, – одно другому противоречит, и сил во всем этом разбираться нет. Как и возможности отделить правду ото лжи. В сухом остатке – Брок ушел. И лгал все это время.       Баки любил его, любит, от этих чувств не избавиться за одно мгновение, и он неосознанно ищет ему оправдание. Хочет верить, что Брок соврал насчет ЩИТа от злости и от обиды. Но в глубине души Баки понимает – не так там все просто. Был во всем этом умысел. Действительно был. Не из бескорыстной любви Брок ему помогал, по крайней мере, вначале – действительно не в его характере. Баки долго не давал покоя вопрос, почему Брок пошел на сближение, рисковал ради него. И вот ответ нашелся – ЩИТ и «Озарение». Объясняет все идеально.       Наверное, Брок действительно привязался к нему в процессе. Хочется верить, что хотя бы в этом он был искренен. Но всегда имел в виду, что Баки – это прежде всего разменная монета в битве за «Озарение». Поэтому и не был с ним до конца откровенен. Вечно юлил, не договаривал, неохотно делился чем-то личным. Но заставлял верить в свою искренность, порою переигрывая и слишком откровенно подталкивая к сближению. А Баки решил, что это все от большой любви и неспособности выражать чувства. И если задуматься, то все это прекрасно ложится на описание, данное Стивом. Брок манипулировал ими обоими в собственных интересах – но Баки особенно, потому что он оказался слабее, повелся на эту манипуляцию.       Осознавать все это очень больно. Больно от собственной глупости и наивности. Больно от того, что он все-таки влюбился и от этого не так-то просто избавиться. Потому что любовь не имеет условий и не подчиняется доводам разума. Больно от того, что он по-прежнему считает, что и у Брока есть к нему чувства. Просто тот запутался, испугался, не смог в этом признаться – прежде всего, себе. А еще больно, потому что Баки не уверен, что сможет Броку это простить. И не уверен, что тот придет за прощением. Может, и не нужно это ему. Может быть, все это манипуляция – от начала до конца. И никаких чувств у Брока не было и в помине. Просто Баки слишком хочет в это верить.       Береговая полоса скоро закончится. Баки тормозит у пляжа в незнакомом месте, не хочет возвращаться на базу. Завидев его за воротами, ему устроят допрос, незамедлительно доложат Стиву и тот сорвется с миссии к нему.       И хочется отсрочить неизбежное хотя бы на пару часов. А потом Баки вернется, конечно. Он же ради этого и остался – чтобы поговорить со Стивом. Теперь есть все возможности – раз Брок ушел.       Баки тоже тяжело давалась вся это ложь, притворство совсем не в его характере. И каким бы неприятным ни был предстоящий разговор, он сулит облегчение. Потому что больше не придется врать, изворачиваться и замалчивать. Перед Стивом, с которым он всегда стремился быть максимально честным. Теперь можно будет откровенно обсудить «Озарение». Это самое важное – отговорить Стива от этого ужасающе безумного плана. Понять наконец, что держит его в ГИДРЕ. Да скажи кто Стиву в сороковых, что через семьдесят лет он займет место Красного Черепа, он бы дал шутнику по зубам. И как такое могло произойти… Стив ведь остался прежним и в то же время вдруг изменился до неузнаваемости.       Баки выдыхает, шагая по снегу к воде. Останавливается у кромки. Так близко, что волны задевают ботинки. Они со Стивом бегали к океану зимой, играли в снежки на берегу. Баки вспоминает об этом с грустной улыбкой. Тогда ему было хорошо, но это все ушло безвозвратно. Все это время Стив кормил его обещаниями, что они вернутся в Бруклин и все будет как прежде. Но есть вещи, которые и Стиву неподвластны. Баки на что угодно готов поспорить, что Бруклин уже давно изменился. Как изменился и Стив. Как изменился он сам. И как прежде уже не будет никогда. А еще они так много лгали друг другу – что разве можно это забыть. Все разрушено и уже не вернется. И в душе такая же холодная черная пустота, как этот огромный океан перед ним. А плавать Баки так и не научился. Но сейчас ему просто нужно остановить «Озарение», вытащить Стива из ГИДРЫ и ГИДРУ из Стива. А дальше… Он не знает, что дальше.       Океан так и манит к себе. Баки заходит в волны, на безопасную глубину, хочет попробовать плыть, но останавливается – это все еще сильнее его. Он вновь думает о Броке. Ничего не может с собой поделать. Безумно больно, ноет где-то под ребрами. Баки бьет бионической рукой по волнам, будто это может помочь. Но ничего не может помочь. Разве только Брок вернется сейчас, обхватит его со спины и скажет, что про ЩИТ он все выдумал. Скажет, что остается с ним. До конца, несмотря ни на что – как и обещал. Обещал, но обманул. Как и во всем остальном.       Баки вздрагивает от неожиданности, когда кто-то вдруг действительно обхватывает его со спины. Он пугается не на шутку – настолько это неожиданно на пустынном пляже. Из-за ветра и гула волн он даже не услышал приближения. Это не Брок, – слишком высокий, слишком сильная хватка. Кто-то из ЩИТа? Это не может быть Стив, не мог он узнать обо всем так быстро… Но это он. Невозможно, но это он, Стив. Дышит тяжело и шепчет сбивчиво:       – Он того не стоит, Бак. Пойдем. Он того не стоит.       Появление Стива кажется настолько нереальным, что Баки забывает ему возразить. Просто смотрит во все глаза, но не в лицо, а куда-то в грудь, на эту алую гидровскую эмблему.       Стив вытягивает его на берег, и у обочины Баки замечает его мотоцикл. Происходящее кажется какой-то иллюзией, игрой воспаленного разума. Будто Стив – это фантом, появляющийся каждый раз, когда нужна помощь. Слишком быстро он узнал. Слишком быстро приехал. И про них с Броком он тоже знает. Но как такое возможно?       Баки выдергивает руку и останавливается посреди пляжа. Дальше не идет. Стив смотрит на него вопросительно, но куда-то в переносицу, не в глаза. Они оба избегают смотреть друг другу в глаза. Впервые в жизни.       Стив делает попытку взять его за руку, но Баки отступает назад.       – Как ты здесь оказался?       – Ты ждал кого-то другого? – спрашивает Стив осторожно. Это не упрек. Он будто проверяет, сомневается. Он знает про Брока, точно знает, но, кажется, не до конца верит.       – Я никого не ждал, – глухо отзывается Баки. Стив кивает и вновь протягивает ему руку, приглашая следовать за собой. Баки тупо смотрит на его ладонь в черной кожаной перчатке, понимает, что нужно идти, но продолжает стоять, как истукан.       – Ты все знаешь, да? Про Рамлоу и про меня.       – Только с его слов. А его словам я не привык слишком доверять.       – С его слов? – удивленно переспрашивает Баки. – Он говорил с тобой?       – Оставил послание. Скинул видеообращение мне на телефон пару часов назад.       Баки чувствует, как внутри все обрывается. Настолько это подло – скинуть чертово послание за его спиной. Вот откуда Стив все знает. Брок сам ему рассказал. И страшно представить в каких выражениях. Даже правду можно преподнести по-разному. Зная Брока, тот должен был выбрать самый мерзкий и болезненный способ это сделать. Решил отомстить, отыграться на нем и на Стиве. Баки чувствует, что лицо у него пылает, а руки от злости сжимаются в кулаки.       – Покажи мне.       – Не стоит тебе это смотреть, Бак. Поверь.       – Покажи.       – У меня нет с собой телефона. Оставил в джете.       Не похоже, чтобы Стив врал. Но Баки необходимо знать сейчас:       – Что он там наговорил?       – Он сообщил, что все это время работал на ЩИТ. Переманил на свою сторону остальных членов группы-«альфа». Они выжидали удобного момента, чтобы перехватить образцы чип-карт для геликерриеров – им это удалось сегодня ночью. Но карты – это план «Б». На случай провала основного плана.       – А основной план – это я? В обмен на «Озарение»? – обреченно заключает Баки. Стив кивает, несколько удивленный, что он знает.       Баки смотрит под ноги на снег, разворошенный их следами, и спрашивает глухо, хотя и так уже очевидно:       – Это ведь не все, что он сказал, верно?       – Да, не все.       – Ты даже не злишься…       Это приторное спокойствие совершенно вымораживает. Баки множество раз проигрывал в голове гипотетический сценарий их разговора – представлял, как признается Стиву в своих чувствах к Броку, в измене… И честно говоря, готов был получить по лицу. Совершенно заслуженно. Готов был к ору и упрекам. К поджатым губам и укоризненному взгляду. К обидным болезненным вопросам – чего тебе не хватало, Бак? что я сделал не так? как ты мог все это время обманывать мое доверие? предать нашу любовь? мы же клялись быть друг с другом до конца… Ответа на эти вопросы у него нет, они ужасны, болезненны, но Баки заслужил того, чтобы Стив бросил ему в лицо все обвинения. Выместил на нем свою обиду и свою боль. А ведь ему больно, очень больно – Баки это знает. Но Стив остается совершенно спокоен. Ни злости, ни обиды, только какая-то жалость во взгляде. Вздыхает и смотрит на него снисходительно, как на нашкодившего щенка:       – Я злюсь, Бак. Уж поверь. Но не на тебя. Ты ни в чем не виноват. Рамлоу просто воспользовался твоей беспомощностью и моей слепотой. Я прекрасно понимаю, почему все так вышло. Это закономерно и в этом нет твоей вины. Я был слишком поглощен миссиями, слишком доверял Рамлоу, меня часто не было рядом, я все это допустил, не заметил вовремя… И поверь, меня просто трясет от ярости, когда я думаю о том, что с ним сделаю, когда поймаю. А я доберусь до него непременно. Но вымещать злобу на тебе я совершенно точно не собираюсь. Ты мой самый дорогой человек, а он просто тебя использовал, манипулировал тобой. Решил ударить по мне через тебя. Почти получилось. Но ты ни в чем не виноват, Баки. Что бы у тебя с Рамлоу ни было, между нами это ничего не меняет. Забудь его, как страшный сон. Ты ни в чем не виноват. Пойдем домой.       Баки чувствует, как по щеке предательски стекает слеза. Стив трактует его реакцию по-своему. Считает, что Баки растроган его прощением, его благородством. И заключая его в объятия, совершенно ошарашенный не понимает, почему Баки вдруг вырывается c диким рыком:       – Я для тебя кто, Стив? Безвольная кукла? Трофей, переходящий из рук в руки? Почему ты до сих пор продолжаешь видеть во мне беспомощного калеку! Ведомого! Неспособного отвечать за свои действия! Хватит, Стив! Я вышел из этого состояния! Признай меня равным наконец! Начни считаться с моими чувствами и моим мнением, которое, – представь себе! – может не совпадать с твоим! Я способен принимать самостоятельные решения! И за свои поступки я готов и хочу отвечать без всяких поблажек! Не нужно оправдывать меня тем, что я якобы не знал, что творю! Да знал я прекрасно! Я, блять, самостоятельно выходил из комнаты по ночам, – Рамлоу не вытаскивал меня оттуда насильно! Я сам шел по слепому пути камер так, чтобы ты не увидел! И это я не хотел, чтобы ты увидел, – он никогда меня об этом не просил! Я забирался в его машину, и мы выезжали за пределы штаба! И мне не хватало этих встреч, я хотел быть с ним рядом! Я все это делал! Никто меня не принуждал! И сбежать я с ним хотел! И в любви ему я первый признался! И я любил его, правда!       – Все, Баки, замолчи! Довольно!       Стив зажимает ему рот рукой. Скручивает и, пользуясь физическим преимуществом, тянет к дороге. Но Баки дергает головой и продолжает орать:       – Тебе просто удобно так! Тебе всегда было удобно так! Ты и на миссии меня поэтому пускать не хотел! Этим Рамлоу и воспользовался изначально! Дал мне то, чего мне так не хватало! Он в меня верил! Он считал меня сильным даже тогда, когда я был жалким и никчемным! А ты, наоборот! Ты хотел, чтобы я так и оставался жалким и никчемным! Сидел и ждал твоего возвращения! Радовался твоему приходу, как щенок! Заведи себе, блять, собаку наконец! Не нужно делать ее из меня!       И вот за это Баки получает по лицу. Не сильно. Просто пощечина – болезненная и обидная – чтобы привести его в чувство. Но Баки добивается своего. Стив встряхивает его за плечи и наконец – наконец позволяет себе говорить честно, не сдерживаясь, не лавируя между безопасными триггерами. Говорит то, что очевидно давно копилось у него в душе:       – Знаешь, Бак! Это как с твоей бионической рукой! Ты орал избавить тебя от нее, просыпался посреди ночи, дергал крепления, сдирая кожу до мяса! А потом меня же и обвинил в том, что ты мне якобы противен из-за этой чертовой руки! И с этими миссиями то же самое! Да вспомни себя! Ты в армию-то, в отличие от меня, никогда и не хотел! Ты всегда ненавидел войну, ныл, как хочешь домой, и что тебе осточертели все эти бесконечные погони и вылазки, вот бы сбросить на Гитлера и Шмидта атомную бомбу и дело с концом! Твои слова? Твои! Вот теперь я нашел отличную альтернативу атомной бомбе, тебя избавил от миссий, а ты меня осуждаешь за это и рвешься вдруг на передовую! А по ночам орешь в кошмарах, что больше не хочешь никого убивать! Вспомни себя, Бак! Себя, а не Зимнего Солдата! Тебе всегда претило насилие! Это не ты, не твои жизненные установки! А сейчас ты говоришь словами Брока Рамлоу, это все его! Его установки! Он тебе это внушил! Планомерно запудривал тебе мозги, которые и так были не на месте! Направлял туда, куда ему нужно! И ему это было легко! Гораздо легче, чем мне до тебя достучаться! Знаешь, почему? Да потому что ему было плевать! Ему на тебя плевать! Он каждое слово просчитывал, каждое действие! Или за него просчитывал кто-то другой! А я вдруг оказался для тебя плохим! Мою любовь и мою заботу ты воспринимаешь как насилие! Но правда в том, Баки, что я никогда и ни к чему тебя не принуждал! Наоборот, всегда шел у тебя на поводу! Возможно, в этом и есть моя ошибка! Моя катастрофическая ошибка! В итоге все закончилось тем, к чему мы сейчас пришли! Больше этого не повторится! Ты действительно не соображаешь, что творишь! Мне нужно было заткнуть уши и заставить тебя закончить терапию через «не хочу»! И не допускать этих чертовых тренировок! А я вечно прогибался, шел у тебя на поводу – что в тридцатых, что в сороковых, что сейчас! Потому что я люблю тебя и по-другому не мог! Ты – моя слабость, Баки! Моя единственная слабость! Смысл всего! И они там правильно все рассчитали в ЩИТе, я бы все за тебя отдал! Все! И по итогу я для тебя плохой, а Рамлоу для тебя хороший! Задумайся, Бак. Ты обвиняешь меня совершенно несправедливо. Я всю жизнь пытаюсь угодить тебе, а ты вечно недоволен!       – Ты не пытаешься угодить мне! – орет Баки ему в ответ. – Ты втискиваешь меня в свое понимание счастья, в свои мечты и обижаешься потом, что я, блять, не рад! Ты вечно решаешь за меня, но якобы мне во благо! Мне осточертело это все! Да, мне осточертела твоя бесконечная война и твое геройство! Да, это мои слова, но ты их подгоняешь под себя! Как тебе удобно! В Бруклине я хотел быть в сороковых, а тебе нужно было на фронт! Ты всегда стремился спасать мир! И сейчас вместо того, чтобы уйти на покой, сбежать куда-то вдвоем, мы в чертовой ГИДРЕ, а ты до сих пор кормишь меня обещаниями про Бруклин, которого и нет уже! Да если б ты хотел этого, мы бы еще в сороковых там были! И никакого чертового поезда!       Это запрещенный прием. Баки захлопывает рот, но поздно. Он уже это сказал. Самое дурацкое, что и не винит он Стива за этот поезд – конечно, нет. Это совершенно не его вина. Это вообще ничья вина. Просто роковая случайность. Но Стив весь поникает и, кажется, забывает, о чем вообще разговор. Ему уже все равно. Он погружается в ту боль, которую так и не смог пережить.       Мелкими шажками Баки подходит к нему и теперь обнимает его сам. Стив не отталкивает, никогда его не отталкивал, как бы ни был обижен. Промокшая одежда неприятно липнет к телу. В отличие от него, Стив чувствует холод. И ненавидит холод. Тактический костюм не пропускает влагу, сохраняет тепло, но все равно. Он замерз. Баки притирается щекой к его шее, Стив в ответ зарывается лицом в его волосы и вздыхает тяжело. Пользуясь этой близостью и его слабостью, Баки шепчет, умоляя:       – Стиви, родной, пожалуйста… Если ты меня действительно любишь. Если ты действительно всю жизнь потакал моим желаниям, как говоришь, то выполни последнее, самое главное. То, о чем я тебя действительно прошу, Стив. Прямым текстом сейчас прошу. Останови «Озарение». Не дай ГИДРЕ осуществить этот план. И уедем в Бруклин наконец. Куда угодно. Уедем, Стив. Тебе же самому все это чуждо! Все это претит! Очнись, Стив! Задумайся на секунду, что ты вообще творишь! Останови «Озарение»!       Но Стив отстраняется. Чужой и холодный.       – Бак, не нужно мне транслировать слова Ника Фьюри через третьи руки. Мне твои рассуждения сейчас слушать просто смешно. Ты «Озарением» никогда не интересовался. Это не твои мысли и не твои желания, а лишь то, что Рамлоу внушал тебе все это время.       – Да, тебе удобно этим все объяснять… – рычит Баки, вновь начиная злиться и накручивая все новые обвинения. – Удобно теперь будет валить все на Рамлоу. Будто отличных от тебя мыслей и желаний у меня быть не может. Я вроде есть, но вроде меня и нет… И считаться со мной не надо, наконец. В сороковых приходилось слушать мое нытье, как ты выразился. А теперь, видишь, как все удачно сложилось. Поэтому и злиться не имеет смысла, и выяснять отношения со мной ты не хочешь. Зачем? Я же все равно забуду это, как страшный сон, да? Потому что так для меня лучше – ты так решил. Просто обнулишь меня и все! Ради моего же блага! Да, Стив?       – Обнулю? – Стив смеется, но выходит не слишком естественно. – Что еще тебе Рамлоу наплел? Что я на завтрак пью кровь младенцев?       Баки толкает его в грудь от досады и обиды.       – Ты так и продолжаешь мне врать, Стив! Так и продолжаешь врать! Брок дал мне жучок и записал наш с тобой разговор перед этой якобы амнезией. Когда ты рисовал, а я требовал у тебя альбом, помнишь? Я знаю все, Стив! И если в первый раз это было хоть как-то оправдано – хотя, блять, нет! – то потом ты просто убегал от проблем. Облегчал себе жизнь, оправдываясь тем, что якобы так лучше для меня! Как ты всегда и делал… Хватит. Ты тоже научись наконец отвечать за свои поступки вместо того, чтобы стирать мне память! Да и вспоминаю я все! Триггеры работают! Рамлоу их находил. Я помню, что это ты втащил его в нашу жизнь. Тебе чего-то не хватало, а не мне! И очень забавно, что ты повелся в нем на то, что убивал во мне все это время. Вот и ты тоже определись, что тебе надо, Стив. Послушный песик у твоих ног? Тогда обнули меня снова и продолжай работать на ГИДРУ. Потому что я с этим никогда не смирюсь! Мы сражались против ГИДРЫ, Стив! Какого черта сейчас ты нацепил на себя их эмблему?! Если тебе на меня плевать, если нужна только оболочка, то обнули… Но если тебе нужен я, то остановим «Озарение» и уедем. Уедем вдвоем, как всегда мечтали.       – Мы уедем, Бак. После «Озарения», – сухо отвечает ему Стив.       – Нет, так меня не устраивает.       Стив поднимает голову и усмехается. Жестко и обидно.       – Я даже знаю почему.       – И почему же?       – Хочешь спасти Рамлоу.       Баки открывает рот, чтобы возразить. В конце концов, он и не думал о Броке в эту секунду. Но язык не поворачивается сказать «нет». Потому что он действительно хочет его спасти. Даже если они никогда не увидятся больше. Даже если Брок его использовал от начала и до конца. Все равно. Баки хочет его спасти.       – Почему ты не ушел с ним, Бак? Что тебя остановило? Он же тебе сам рассказал про свой план, я так понимаю. А если ты так хотел остановить именно «Озарение», то это был самый верный способ. Уйти с ним и предоставить ЩИТу возможность меня шантажировать. Что произошло между вами в последний момент?       – Я выбрал тебя, и он меня отпустил. Просто отпустил, – выдыхает Баки, и сам не понимая логики. Стив только поджимает губы.       – Хорошая история. Вот только на том месте, где он тебя якобы отпустил, нашли осколки стекла, медицинскую иглу, капли крови – к счастью, не твоей – и следы борьбы. Я не знаю правды, Бак. Ее знаешь только ты. Но искать ему оправдания просто глупо.       Баки сглатывает и пытается возразить, сам не зная зачем:       – У него был миллион возможностей до этого…       – Ему не нужно было до этого. Ему нужно было именно в эту ночь. Пока остальные выносили чипы. Поехали, я покажу тебе видео, которое он прислал. Это тебя отрезвит. Раз ты теперь такой сильный и не хочешь, чтобы тебя оберегали, то принимай удар. Посмотришь, с кем ты имел дело все это время. И чьи интересы продолжаешь отстаивать до сих пор.       Стив разворачивается и идет к дороге, не глядя назад. Опустив голову, Баки плетется за ним. Стив по рации командует кому-то забрать мотоцикл. Сам садится в машину Брока, а Баки молча устраивается на пассажирском сиденье. Он не знает, почему Стив предпочел машину. Возможно, боится, как бы Баки не спрыгнул с мотоцикла на ходу. Или же Стиву теперь просто противны его прикосновения.       Баки молчит, а Стив всю дорогу говорит по рации со СТРАЙКОМ, командует разрозненными отрядами. «Бета» продолжает миссию без Капитана. «Дельта» идет по пути Брока и Джека – но судя по контексту, их упустили и уже не надеются найти. Стиву докладывают, что его звонка ждет генеральный секретарь, и он обещает связаться с Пирсом, как только вернется на базу.       Стив не соврал, действительно забыл телефон в джете, – его подносит один из адъютантов. Может, Стив искренне забывает о данном обещании, а может действительно не хочет показывать, – но почти уходит с телефоном. Баки останавливает его в последний момент:       – Ты обещал дать мне посмотреть, Стив. Его сообщение. Ты обещал.       Стив колеблется. Но все-таки дает. Оставляет ему телефон. А уходя, выстраивает за дверью нескольких оперативников, унизительно инструктируя их немедленно связаться с ним, если те услышат что-то подозрительное. Стив все еще считает Баки эмоционально нестабильным. Нравится ему так считать. Удобно.       Баки берет со стола наушники и уходит в спальню. Переписку с Броком он находит без труда. Она одна из последних. С запоздалой ревностью, неясно к кому, пролистывает ее всю. Односторонние заигрывания со стороны Брока и односложные ответы Стива, – ничего нового. Баки знал об этом всегда, Брок сам ему говорил, они это обсуждали, но сейчас эти подмигивающие смайлики, многоточия и двусмысленные нелепости в ответ на сухие инструкции – все ради тебя/мой капитан/все, что ты захочешь/ – рябят в глазах и бьют по самому больному. Потому что если со Стивом Брок притворялся, то с чего Баки взял, что он был честен с ним.       Баки отматывает переписку вниз до последнего видео. Смотрит на замерший кадр. Снято в кабинете Стива, то есть явно до сегодняшней ночи. Снято заранее. Значит, Брок трахался с ним, рассказывал все эти истории, делился мечтами, слушал его признания в любви и после обвинял его же во лжи, зная, что через пару часов скинет Стиву это видео. Которое на тот момент уже было снято. Баки еще не начал смотреть, а его уже всего трясет.       Он нажимает на «плэй», разворачивая изображение на полный экран. Раз Брок записал это в кабинете Стива, то сделал он это вчера днем, максимум позавчера. Пока Стив был на миссии, а Баки на тренировке. Точно не раньше. У Брока на щеке свежий порез, он получил его на последнем задании. Это видно очень хорошо, его лицо и этот порез, пока он настраивает камеру, устанавливая телефон чуть поодаль. Закончив, Брок улыбается зло и довольно. Во все зубы. Так и нарываясь на хороший удар в челюсть.       – Привет, Кэп. Как поживаешь? – спрашивает он в камеру, нарочито вольготно развалившись в рабочем кресле Стива. – Вынужден немного подпортить тебе настроение, ты уж прости. Ничего личного. Хотя… Для тебя, наверное, теперь это станет личным.       Брок закидывает ноги на стол и зажигает сигарету, ухмыляясь во весь рот.       – Так вышло, что я в ЩИТе. Двойной агент, – сообщает он, выпуская облако дыма. – Да, вот так, Кэп, представляешь? Они, оказывается, не брезгуют, берут к себе маргиналов вроде меня. И «альфу» мою пообещали взять. В обмен на чип-карты. Ну, за этим дело не станет, ты же нас назначил ответственными за их охрану и транспортировку. Очень дальновидно. Спасибо, Кэп. Удружил.       Брок смеется и тушит сигарету о стол. Швыряет окурок куда-то на пол, наслаждаясь своей жалкой одномоментной властью. Отыгрывается за тот страх и унижение, которые все это время жили у него подкорке, пока он подчинялся и прогибался под приказы Стива.       Вдруг наклоняется, приближая лицо к камере. Не улыбается больше, взгляд становится опасным и злым:       – Как маргинал с нигерийских помоек скажу тебе одну вещь, Кэп. Стая гиен загрызет и льва. А лев никогда не сможет управлять стаей гиен. Мнит себя слишком умным, знаешь ли. Слишком сильным. И в этом ошибка. Твоя катастрофическая ошибка, Кэп.       Брок снова смеется и откидывается назад на спинку кресла, расслаблено продолжая свою речь:       – Думал обвести нас вокруг пальца с этим своим «Озарением»? Собственными руками заставить рыть себе могилу? Натянул на себя кожанку, кракена нацепил, но позабыл снять свой белый плащик. Всегда смотрел на нас как на дерьмо. Вечно морщился от того, с каким отребьем тебе приходится работать. Скажешь, не так? Да так, Кэп. Думал, мы не догадываемся? Не замечаем? Настолько тупые? Да, ты именно такими нас и видел всегда… Ты и за людей-то нас никогда не считал. Так, свора безмозглых шавок, реагирующих на команду «фас». Может, ты и прав. Может, это и справедливо. Может, так и есть. Но даже самый последний отморозок не хочет слышать о себе такое. Обидно, знаешь ли. А ты никогда не стеснялся демонстрировать свое истинное отношение. Так вот, представь себе, твои безмозглые подчиненные, Кэп, все-таки смекнули, что это ваше «Озарение» нихуя не в наших интересах. Да, мы беспринципные наемники и плевать нам на судьбы мира, на добро и справедливость. Да, мы там, где тепло и хорошо платят. Это все верно. Но знаешь, что ты не учел? Что даже у таких, как мы, есть одна вещь, которая важнее всего остального. Одна единственная. Ценнее жизни даже. Это свобода, Кэп. Личная свобода. Никто не посадит нас на цепь. И никому мы не будем подчиняться по принуждению, лишь по собственной воле – пока удобно. И вот с тобой и с Пирсом вдруг стало неудобно. А если ты хочешь попробовать управлять нами страхом, приставив к голове пушку, то будь готов, что каждый из нас в последнем прыжке будет стремиться перегрызть тебе горло. У кого-нибудь да получится. В этом ты нас недооценил. В этом вы просчитались там в гидровской верхушке. И если мы для тебя дикое зверье, то дикими мы и останемся. С чего ты взял вообще, что сможешь держать нас на поводке? Чтобы действительно возглавить СТРАЙК, ты должен был стать одним из нас. Опуститься до нас. Но ты всегда себя противопоставлял. Мы из разного теста, Кэп. Оставался бы ты в «Мстителях». Там твое место. Среди благородных идиотов.       Брок усмехается, зажигая очередную сигарету, а Баки понимает, что во многом он прав. Прав насчет Стива. Его место действительно не в ГИДРЕ и действительно все это ему претит. А еще Баки понимает, что у Брока со Стивом свои счеты. И Баки тут ни при чем. Просто разменная монета в этом противостоянии. Брок его использовал. Может быть, только в самом конце пожалел и отпустил. Из-за его жалкого «люблю». Но в момент записи этого отвратительного видео, Брок его явно отпускать не собирался.       – Ты облажался, Кэп. Думал, что можешь управлять нами, – но куда там. Да от тебя даже твой домашний питомец сбежал. Даже он вдруг вспомнил, что у него есть зубки. Да, Кэп. Я про Баки. Удивлен, что я называю его так? Он сам мне разрешил. Он теперь многое мне разрешает. Даже то, что не разрешает тебе. Помнишь, я посоветовал его заморозить для сохранности? Так вот, ты зря не послушался совета.       Баки воет от невыносимой боли. Будто его выпотрошили изнутри. Ведь это все сейчас говорит человек, которого он любил. Которому доверял. Который обещал, что всегда будет с ним, несмотря ни на что. Ведь Баки так ему верил. Он ему абсолютно верил. Но теперь понимает, что действительно ничего не значил. Ничего не значил для Брока никогда.       – А ты, правда, не трахал его сугубо из благородства? Или потому что не вставал на него? Да, понимаю. Мне тоже было тяжело вначале. Но пришлось закрыть глаза. В прямом и переносном смысле. Чего не сделаешь ради спасения человечества? Пришлось потрудиться. Привести его в форму. Можно сказать, я сделал благое дело. Сделал то, в чем ты оказался бессилен. Во всех отношениях. Если задуматься, то ты сам его под меня подложил. Видимо, я все-таки неплохо отсасываю, Кэп. Видишь, а ты не верил. А твой Баки впечатлился, сам ко мне пришел. Попросил учить его плавать – только так, чтобы ты не знал. Забавный заход, да? Вот мы и плавали по ночам. Действительно плавали, а не то что ты подумал. Он пялился на меня, и я решил – почему бы и нет? Твой друг, конечно, на любителя, но оказался весьма полезен. В практическом плане. Что вот мне с тебя? Все гидровские секреты я знаю, по большому счету. Втереться к тебе в доверие? Да ты доверял мне и так. Неплохо так доверял, согласись? На чувства с твоей стороны рассчитывать не приходилось – ты ж не идиот. И не эмоционально нестабильный киборг. А вот у него как раз чувства и проснулись. Твой песик теперь виляет хвостиком передо мной, Кэп. На четвереньки становится передо мной. Ты стеснялся его трахать? А я не стесняюсь. Он тоже больше не стесняется. Всего-то стоило проявить немного ласки и терпения, Роджерс. А ты все занят был этим своим «Озарением», миссиями… Пока ты спасал мир, мы трахались. С твоим Баки. Он раздвигал ноги передо мной, стонал подо мной, брал в рот мой член… Так что каждый раз когда я выезжал за пределы базы на блядки, то выезжал на всем готовом, как говорится.       Настолько больно это слышать, что даже дышать тяжело. Баки не понимает совершенно, как это все уживается в одном человеке – этот отвратительный насмешливый цинизм и та завораживающая нежность, с которой Брок на него смотрел, с которой всегда к нему относился. Как это может быть один человек. Баки не понимает. Как ему удавалось врать все это время настолько искренне. И на этой записи Брок тоже все перевирает. Все эти мелочи, нюансы – он обращает их в свою пользу и ничего не докажешь. Но ведь было по-другому. Совсем не так. Или это только Баки так казалось…       – Я объяснил ему, что «Озарение» – это плохо. Предложил задуматься о том, что его Стив уже не тот, что раньше. Он задумался. И пришел к верным выводам. Но в целом, не так уж это и важно, что он там думает. Важно, что этой ночью мне с группой-«альфа» придется разделиться. Операцией по похищению чип-карт будет командовать Роллинс, на то он и мой верный зам. Ну а я как командир возьму на себя самую сложную задачу, основной план, – Брок ухмыляется и, загибая пальцы, начинает абсолютно мерзко перечислять. – Выебать Зимнего Солдата, вколоть транк, пока он спит, еще парочкой ампул догонимся в дороге, а к тому моменту, как ты получишь мое сообщение, мы будем уже в ЩИТе.       Баки утыкается лбом в матрас, откидывая от себя телефон. Больше не смотрит. Но слушает. Слышит, даже затыкая уши.       – Так что, Кэп, если ты это смотришь, то прямо сейчас твой милый друг роняет горькие слезы раскаяния, а мы с ребятами отмечаем успешное завершение миссии. И вот теперь начинается твое задание, Кэп. Твое личное задание, которое назначаю тебе я. У тебя есть двадцать четыре часа на то, чтобы уничтожить геликерриеры и принести мне голову Пирса. Напиши, когда закончишь, – не думаю, что это займет у тебя много времени. Если ты постараешься. А я уверен, что ты постараешься. С тебя – «Озарение», с меня – Зимний Солдат. Не очень равноценная сделка – согласен. Но ты же всегда был дохуя благородным, вот и будь. Ему здесь плохо, поверь. Он жалок и напуган, все эти его ненормальности и панические атаки – ну, ты знаешь, лучше не затягивать. Он считает, что ты за ним придешь. Выбирай, Кэп. А если будут вопросы – обращайся. Я всегда на связи. Капитан.       Усмешка, шуршание камеры и конец записи. Баки слушает тишину, так и продолжает лежать ничком, в каком-то оцепенении. Зачем-то решает посмотреть, в какой момент Брок отправил это сообщение. Смотрит – в семь сорок три. Баки не слишком следил за временем утром, но это точно было в мотеле. Либо до их разговора, либо сразу после. В машине Брок телефон не доставал. Значит, решение Баки было ему не важно, не нужно. Все было уже определено. Ни о каком побеге Брок и не думал. Просто облажался с транком и хотел дать себе еще одну попытку.       Баки продолжает тупо смотреть в экран телефона. Стив ничего не отправил в ответ, диалог заканчивается этим мерзким видео-посланием. В болезненном порыве Баки зачем-то набирает маленькими буквами без знаков препинания: «я тебя ненавижу брок просто знай я тебя ненавижу». И только отправив, понимает, насколько это жалко и глупо. Брок лишь посмеется над ним в очередной раз, вот и все. Но так хочется проорать это ему в лицо. Только это. Потому что остальное уже не имеет значения.       Брок уничтожил все. Не только его чувства, но и все возможности остановить «Озарение». Теперь Стив не станет ничего слушать, ни единого шанса его отговорить. Баки воет в бессилии, думая лишь о том, каким же идиотом он был все это время… Брок так ловко им манипулировал, а Баки вздумал его спасать, когда спасать в действительности надо было Стива. Единственный плюс – Брок действительно сделал его сильнее. Осознанно или неосознанно. И на «Озарение» раскрыл глаза. Но какой в этом толк, если Стив теперь его и слушать не станет. И снова обнулит. Баки уверен, что он это сделает – даже если сопротивляться, найдет момент.       Но Баки больше не намерен ничего забывать. Не намерен давать собой манипулировать. Он найдет выход. Должен найти. А пока ему нужно хотя бы понимать, что происходит. Вспомнить себя после нового обнуления. И знать, чего ждать от Стива. Потому что никто ему теперь не поможет. Брок больше не придет, да и никогда он не был на его стороне, действовал в своих интересах исключительно. Но это не важно. Баки намерен бороться до конца, пусть даже в одиночку.       Вариантов не так много, времени и того меньше. Стив может вернуться в любую секунду. Баки делает первое, что приходит ему в голову. Вырывает чистый лист из блокнота, валяющегося на журнальном столике, берет ручку и пишет. Максимально кратко, максимально понятно, детали установит позже. Когда он очнется, ему нужно будет знать лишь самое главное. Потом разберется с остальным.       «Стив меня обнуляет. Любит меня, но ошибается. Я так и не понял, что держит его в ГИДРЕ. Почему он так изменился. Нужно вытащить его отсюда и остановить «Озарение». Он не хочет меня слушать, он обижен, я его предал, но я должен уговорить его остановить «Озарение». Он сам должен его остановить. Он не должен быть в ГИДРЕ. В глубине души он это понимает».       Баки думает написать что-то о Броке, но потом решает: зачем? Это неоправданный риск. Стив может найти записку раньше него, да и вряд ли они с Броком еще когда-нибудь пересекутся. Да и он просто малодушно рад возможности Брока забыть. Потому что помнить о нем невероятно больно.       Записку Баки прячет себе в ботинок. Складывает бумагу острым углом так, чтобы почувствовать. Должно сработать. Других вариантов у него нет.       В дверь стучат. Баки смотрит на часы – время обеда. Принесли еду. Его охранники выглядывают из коридора, чтобы отчитаться перед Капитаном, что с Баки все в порядке. Сам Стив не появляется. Впрочем, это не удивительно. СТРАЙК обезглавлен, какие-то чипы пропали – в ГИДРЕ должно твориться нечто невообразимое. Баки обедает, а потом и ужинает в одиночестве, в каком-то тупом оцепенении. Зависает на мгновение, наливая воду из графина, но решает, что беспокоиться не о чем. Стив все равно это сделает, и Баки к обнулению подготовился – как мог.       Но вода оказывается просто водой. Стиву не до этого. Баки мается, ждет его, в итоге засыпает, сидя на диване. Просыпается за полночь. Все еще один. Бредет в душ. Он переоделся по возвращении, но так и не смыл с себя соленую воду, не вычистил подсохшую кровь из стыков пластин. Занимается этим сейчас. Волосы мешают и лезут в глаза. А голову неизбежно заполняют воспоминания о том, как Брок любил играться с его волосами, наматывал на пальцы, перебирал, лаская, прежде чем заснуть. Баки бьет рукой по бортику ванной, пытаясь прогнать эти образы. Поддаваясь секундному порыву, хватает ножницы из шкафчика над раковиной и, не задумываясь, срезает длину. Она всегда ему мешала, в конце концов. В Бруклине он и лишнего миллиметра не допускал, всегда тщательно следил, что за своей одеждой, что за своей прической.       Баки наклоняется к зеркалу над раковиной, постепенно успокаивается, увлеченный процессом. У Стива есть машинка, но Баки не умеет ей пользоваться. Впрочем, он неплохо справляется и ножницами. Еще на фронте наловчился.       Закончив с волосами, Баки бреется начисто, как брился раньше, тянется за халатом и замирает у большого зеркала, разглядывая себя в полный рост. Он всегда избегал смотреть, но сейчас ловит взглядом свое отражение и не узнает. Или наоборот. Только сейчас и узнает. Проводит пальцами по коротким волосам, улыбается, кривляясь, копируя себя же на старых снимках. Перед ним впервые почти Баки Барнс. Каким он был раньше. Физически чуть крупнее и взгляд уставший, тяжелый, не такой беззаботный, как в юности. Но в остальном… Наверное, таким он был бы лет в тридцать пять. Если бы они со Стивом действительно вернулись в Бруклин после войны и вели лениво-счастливую жизнь обычных людей. Он будто заглядывает в параллельную реальность – в то будущее, которое могло быть. О котором они когда-то мечтали. И которое так и не настало.       Баки вздрагивает, слыша, как щелкает замок входной двери. Заворачивается в халат и выходит из ванной, чтобы освободить душ. Стив стоит к нему спиной, – разувается, снимает верхнюю одежду. Баки пересекает пространство практически бесшумно, стараясь не смотреть, не привлекать внимания. К разговорам сейчас не готов никто, видеть друг друга невыносимо больно. Стив, уставший и разбитый, поворачивается к нему, чтобы молча пройти мимо. Но замирает на месте пораженный. Смотрит во все глаза. Кажется, даже дышать перестает, боясь спугнуть бесплотный фантом.       – Бак? – шепчет он сухими губами.       Дело в том, что Баки отстриг волосы. Конечно, в этом. В комнате полумрак, и Стива ведет от этой иллюзии, от давно забытого образа. Он оказывается рядом в одно мгновение, сгребает в объятия, сжимает в руках так, что больно – будто не верит до конца, хочет убедиться, что это все реально, и Баки, его Баки, не рассеется в темноте.       Это такой странный хрупкий момент – кажется, если вздохнуть, посмотреть как-то не так, то все рухнет. Нельзя ничего говорить и нельзя сомневаться. Если остановиться, задуматься хоть на мгновение, то каждый из них поймет, что не стоит. Не стоит вестись на самообман и погружаться в прошлое. Но слишком оно манит, слишком затягивает в свои сети иллюзией счастья, которое было. Которое могло бы быть, если бы… Так много если бы.       И Баки поддается, он сам настолько устал и запутался, а рядом со Стивом все всегда было так ясно и понятно. Всегда было хорошо. В неизменно ласковой спешке Стив гладит руками его лицо, трется щекой о коротко отстриженные волосы и не может насмотреться, не может оторваться. Будто в каком-то трансе. Погружается в прошлое совершенно. Иначе бы не смог. Иначе бы так не смотрел. В эту секунду для них обоих словно стираются все эти семьдесят лет – никакой ГИДРЫ, никаких взаимных обид, никаких недомолвок, измен и обнулений. Баки смотрит Стиву в лицо, в его ослепительно голубые глаза – такие же яркие и ясные, как когда-то в прошлой жизни, и его затягивает туда же, в прошлое. В то, чего уже нет.       Баки с наслаждением сдирает с него этот ненавистный тактический костюм со страшной эмблемой ГИДРЫ. Под ним Стив все такой же мягкий и теплый, такой же родной. Баки покрывает солоноватую кожу поцелуями, отдается его безопасной силе и теплу, позволяет подхватить себя на руки и сам скидывает с плеч халат, который уже только мешает.       Но прижатый спиной к постели чужим весом, он все равно чувствует неприятный тремор, сидящую на подкорке тревожность. Стив никогда не сделает ничего против его воли. И остановится, если попросить. Но Баки не сможет попросить. Из-за Брока. Из-за мерзкой записи, которую тот оставил.       Стив чувствует сам, улавливает сопротивление, да и Баки возбужден недостаточно. Это элементарная усталость, он выпотрошен эмоционально и совсем без сил. Но Стив, наверняка, накручивает себе другое. Например, что только на Брока у него встает. Или, наоборот, – что Брок трахал его так, заботясь исключительно о собственном удовольствии.       Баки сглатывает, понимая, что нужно во что бы то ни стало избавиться от этого третьего между ними. Вернуть существовавшую со Стивом связь – насколько это возможно – вместо того, чтобы вновь закрываться один от другого. Иначе они потеряют друг друга навсегда. Уже почти потеряли.       Баки льнет к нему, послушно подставляясь. Стив оглаживает его ладонями и медлит в замешательстве. Собственные принципы борются в нем с ревностью и с обидой. Может, где-то в глубине души он жалеет, что не поддался когда-то своим желаниям... Было ли это правильно или нет – Баки не знает и сам. Никто не знает. На этот раз Стив просто сдается и ждет решения от него. Отдает это право ему. Уставший брать на себя ответственность за все на свете.       Баки смотрит ему в глаза и разводит колени. Тянет за шею к себе, обхватывая ногами, задирая бедра вверх. Стив целует его коротко, молча принимая его желание.       Он не берет его сразу же – конечно, нет. Ласково прижимается губами к его колену, поднимается за смазкой, а потом так долго и так мучительно нежно растягивает его пальцами и языком, что Баки забывает про все на свете. Стив знает его от и до – и Баки вновь с удивлением открывает для себя это чувство – быть с тем, с кем вы срослись настолько, что будто одно целое. С Броком все всегда было по-новому, с какими-то вечными шероховатостями и вечным недопониманием. Со Стивом иначе, даже сейчас это такая глубинная любовь и принятие, что все обиды, все страхи и ложь кажутся несущественными, преодолимыми.       Баки всхлипывает невольно от переполняющих его чувств и ощущений, Стив прижимается губами к его виску и шепчет: «Все хорошо, родной?». Баки кивает, крепче хватаясь за его спину. Не нужно ничего говорить, не нужно отвечать, – по реакциям его тела Стив сам понимает, когда нужно притормозить, дать время, и он дает. Дожидается, подводит Баки к самому краю, когда можно уже не сдерживаться самому. Все страхи и чувства вытесняются болезненным кратковременным удовольствием. Вспышкой чего-то понятного и безусловного. И Баки отдается этому чувству с облегчением, стонет в голос, утопая в чужих стонах, в сбившемся дыхании и наконец потерянном контроле, – наконец в чем-то настоящем. Поддаваясь чужой силе и доверяя абсолютно.       Но болезненно сладкая иллюзия рассеивается с рассветом. Стив не остается с ним. Дожидается, когда Баки заснет, и уходит. Баки тут же просыпается. Сначала кажется, Стив примет душ и вернется, но нет. Не возвращается. Баки слышит, как прекращается шум воды, проваливается в дрему буквально на пару минут, но разлепляет глаза и шарит руками по пустой половине кровати. Моргает, с трудом борется со сном и усталостью, – ждет. Но ничего не происходит. Тишина.       Стив не спит. Баки выглядывает в гостиную и видит, что он сидит на диване. Смотрит куда-то в пустоту, сгорбленный и уставший, в полумраке зимнего рассвета.       Баки выходит к нему, намеренно наступая на половицу так, чтобы она скрипнула. Стив не оборачивается. Не поднимает головы.       Рядом валяется покрывало, какие-то бумаги и, не желая разбираться со всем этим, Баки просто опускается на мягкий ковер у его ног. Кладет голову на колено. Немного помедлив, Стив все же опускает ладонь ему на затылок, в знакомом движении взъерошивая его коротко отстриженные волосы. Баки задирает подбородок, ловит его взгляд, мягкую улыбку. Стив его простил, уже простил. Они друг другу способны простить все. Но есть вещи, которые Стив не сможет простить сам себе. И это гораздо страшнее.       Прижимаясь губами к костяшкам его пальцем, Баки ластится щекой к его руке и просит снова:       – Стиви, родной… Уедем. Мы не должны быть в ГИДРЕ. Останови «Озарение», и мы вернемся в Бруклин. Все будет по-прежнему. Как мы всегда хотели. Только останови «Озарение». Ты же сам…       Баки замолкает на полуслове, мгновенно улавливая произошедшие изменения. Стив весь собирается, становится будто каменным. В нем меняется все – взгляд, голос, осанка и будто даже черты лица.       – Так за этим весь этот маскарад? – интересуется он холодно.       Он кажется таким чужим, что Баки невольно весь сжимается у его ног.       Нет, не за этим. И никакой это не маскарад. У него и в мыслях не было. Вышло само. Но Стив не станет его слушать. Больше никогда не станет.       – Баки, уходи. Иди спать.       С ним бесполезно спорить. Это будто другой человек и между ними пропасть. Баки и сам может многое ему сказать, если уж на то пошло. Но просто нет сил. Поднимаясь на ноги, он спрашивает только одно. Прекрасно зная ответ.       – Снова обнулишь меня?       – Да.       Стив отвечает на его взгляд без тени раскаяния. Без тени сомнения. Баки сглатывает и, болезненно усмехаясь, говорит:       – Ну, тогда я готов. Веди.       – Баки, иди спать, – повторяет Стив, а Баки ничего не может с собой поделать, распаляясь вновь:       – Ну, а какая разница? Больно мне или нет? В сознании я или без? Я же все равно забуду! Какая разница?       Стив смотрит на него молча и устало. Не собирается он отвечать. Не собирается вступать в споры. Баки задирает голову, тщетно пытаясь взять себя в руки.       – Я-то все забуду, Стив. Но ты сам, ты сам сможешь с этим жить?       Стив кривится болезненно, потому что это вопрос сразу про все – не только про Брока и измену, но и про «Озарение», при ГИДРУ, – про все. Стив прекрасно знает, что Баки видит его насквозь со всеми слабостями и сомнениями. И вдруг так по-детски, словно ему снова шестнадцать, закусывает губу и шепчет:       – Когда все закончится, я попрошу тебя обнулить и меня тоже. До сорок пятого. До поезда.       Баки вздрагивает. Опять этот чертов поезд. Так мучительно больно от своего бессилия и неспособности помочь, Баки делает шаг к нему – но Стив резко поднимается на ноги, вполоборота. Не давая подступиться, не давая прикоснуться.       – Стив, родной…       – Хватит, Бак. Уходи. Или уйду я. Нет сил разговаривать. Потом.       Вот только «потом» не настанет никогда.       Баки отступает, уходит. Забирается обратно в остывшую постель, понимая, что с большой вероятностью проснется уже обнуленным. И можно продолжать спорить и орать, физически сопротивляться – Стив не сделает это насильно. Возможно, его даже удастся переубедить… Но есть ли в этом смысл? Баки вдруг понимает, что если он действительно хочет остановить «Озарение», то именно обнуление дает ему шанс. Шанс заставить Стива себя услышать. Поверить ему, именно ему. Избавиться от незримого присутствия Брока между ними. Брок открыл Баки глаза на правду, но отобрал все возможности эту правду до Стива донести. Что бы он ни говорил сейчас – ответ будет один: это не твои слова, это Рамлоу тебя надоумил. И Баки нужно, чтобы не было Рамлоу. И после обнуления он исчезнет – для них обоих. Баки найдет свою записку, оставленную в ботинке, и сделает все, чтобы Стива переубедить. Вытащить из ГИДРЫ. Тому Баки Стив поверит. Если вернуть все между ними как прежде, Стив его услышит.       А если нет, – то ничего уже и не имеет значения.