Помни меня

      Баки сидит на крыше и вертит в руках странную записку. Он нашел ее несколько дней назад, в собственном ботинке. Будто сам и спрятал. И почерк, вроде бы, его. Вот только текст очень странный. Все это время он пытается осмыслить написанное, но никак не выходит.       Стив меня обнуляет. Баки вновь и вновь перечитывает эту фразу. Не верит. Но где-то на подкорке начинают копошиться тревожные сомнения. Потому что пару недель назад он вдруг проснулся в новой спальне – оказалось, они переехали еще летом, а Баки совершенно этого не помнит. Стив объяснил, что у него бывают провалы в памяти и не стоит пугаться. Баки только плечами пожал – ему на протяжении стольких лет выжигали мозг, поразительно, как он вообще сохранил способность соображать.       Память действительно плывет – Баки хорошо помнит Бруклин, военные годы, помнит, как они со Стивом восстанавливали эти воспоминания по крупицам. Смутно, какими-то вспышками помнит себя Зимним Солдатом – может, вспомнил бы и больше, но не хочет копаться в этих воспоминаниях. Он хорошо помнит реабилитацию, но потом память начинает пробуксовывать, будто пропущен какой-то большой временной отрезок. После того как Стив забрал его из бункера в Сибири, дни в целом были похожи друг на друга, событийно сложно проследить, когда произошел провал. Баки все время сидел в четырех стенах, не замечая дат и времен года, но теперь вдруг проснулся совершенно изменившимся. Казалось, что его психо-эмоциональное восстановление займет долгие месяцы, если не годы – но неожиданно он чувствует себя восстановившимся. Не держится за Стива, не испытывает панического страха при виде врачей или кого бы то ни было – появилось внутреннее осознание собственной силы и чувство безопасности вне зависимости от присутствия Стива. Давно забытое ощущение внутренней свободы, осознанности и принадлежности самому себе – из него вытряхивали это на протяжение семидесяти лет, и вдруг Баки стал прежним. Здоровым. Стабильным. Будто это произошло за одну ночь. Но там явно была не одна ночь.       На тренировках он показывает какой-то небывалый результат. И еще миллион мелочей, которых он боялся раньше, которые ненавидел, – вдруг перестают иметь значение. И он сам – в зеркале он вдруг видит себя – Баки Барнса, подтянутого, коротко подстриженного, а не того измученного жизнью и заросшего жиром и волосами бродягу, на которого тошно было лишний раз взглянуть.       Единственное, что несколько омрачает идиллию – Баки неуловимо чувствует, что Стив от него отдалился, ушел в себя. Он объясняет это тем, что тот устает, выполняя обязанности Капитана Гидра, – тем более, там какие-то беспорядки в СТРАЙКЕ, кто-то перебежал в ЩИТ, сорван запуск «Озарения» – Баки слышит все это краем уха, сам Стив ему ничего не рассказывает. Они вообще практически не разговаривают, да и видятся редко, – Стив приходит только ночевать и то не каждую ночь.       А тут еще эта странная записка, которую Баки нашел в ботинке, собираясь выйти на крышу. Он перечитывает ее раз за разом. Она невнятная. И если это действительно писал он, то не слишком ясно, чем думал, загадывая самому себе этот ребус. Взгляд цепляется за предательство, – он Стива предал… Этим можно было бы объяснить его холодность. Но что конкретно Баки сделал? Неужели, так сложно было написать? Как теперь это восстановить? Спросить у Стива? Может, стоит показать ему записку? Но первая фраза пугает. А вдруг это действительно не просто провалы в памяти… Но, с другой стороны, зачем Стиву его обнулять, если он сам с таким трудом возвращал ему воспоминания? Стив знает, как для Баки важны воспоминания… Он бы не стал. Но эта холодность… Стив действительно ведет себя странно. Изменился, как и говорится в записке. Потом еще ГИДРА. То, что они вдруг оказались в ней, Баки напрягало всегда. С самой первой секунды, когда он начал понимать, что к чему – кто такой Стив и кем был Баки Барнс в прошлой жизни. Они ведь с ГИДРОЙ сражались – а теперь Стив ее возглавляет и это не поддается осмыслению. Да, Стив что-то объяснял ему про то, что ЩИТ прогнил и он оттуда ушел – но разве это повод идти в ГИДРУ? Все очень запутанно. Стив сам сомневается – говорится в записке, и Баки не знает, чему верить и как поступить.       Вдруг за спиной он слышит шаги. Это странно, за все это время он ни разу не встречал здесь никого. Поздняя ночь, и Баки недоумевает, кому и что могло понадобиться на крыше и почему этот кто-то не ушел сразу же, как только заметил Зимнего Солдата.       Шаги становятся ближе, и Баки оборачивается. К нему идет оперативник СТРАЙКА, среднего роста, широкоплечий, но лицо скрыто в тени. И Баки накрывает какое-то едва уловимое чувство – будто он ждет кого-то, здесь на крыше. Будто кто-то должен прийти.       Страйковец выступает из тени, его лицо освещает сигнальный фонарь, и Баки испытывает странное разочарование. Он не знает, кого он ждал. Но это явно не он.       – Сэр, Капитан просил сопроводить вас в комнату и не покидать ее без необходимости.       Баки хмурится, чувствуя, как внутри все закипает. Значит, Стив следит за ним. И с каких, интересно, пор он лишен свободы передвижения по базе? Баки всегда ходил на крышу и ждал там возвращения Стива – это не было секретом. И чего вдруг теперь это запрещено?       Он бы мог легко спугнуть страйковца и остаться на крыше. Но не хочет для него неприятностей за невыполненный приказ. Это между ними со Стивом. С ним Баки и будет говорить.       И он подчиняется. Комкая записку в бионическом кулаке, следует за оперативником, думая о том, что написанное, кажется, начинает приобретать смысл.       Стив возвращается на следующий день, ближе к ночи. К этому времени Баки уже готов на стену лезть от скуки и замкнутого пространства. Он выходит в прихожую, но и слова сказать не успевает. Стив чувствует его настроение или просто догадывается, что Баки не станет молчать. Обрубает его тут же:       – Давай не сегодня, Бак.       Саркастично выгибая бровь, Баки спрашивает:       – А когда, интересно? Если ты только ночевать приходишь и то не каждую ночь.       Откидывая в сторону сапоги, Стив выдыхает устало:       – У меня сейчас дел по горло, я тебе уже говорил. У нас отвалилась значительная часть СТРАЙКА. Не хватает бойцов нужного уровня. Сложно заменить. Мы готовимся к штурму Трискелиона…       – Ты бы мог задействовать меня! Я, черт возьми, Зимний Солдат! Да я стою половины СТРАЙКА!       Баки не знает, зачем это говорит, вырывается само. Если верить записке, он, вроде как, должен остановить «Озарение», а не помогать Стиву претворять в жизнь планы ГИДРЫ. Но действительно задевает, что его не привлекают к миссиям. Баки это непонятно. И невероятно обидно. Что для Стива он вдруг оказался пустым местом.       Стив только морщится и отзывается холодно:       – Хватит, Бак. Я не хочу возвращаться к этому разговору.       То есть разговор все-таки был. Просто Баки не помнит. Разговор был, а Стив так и не дал ему выйти в поле. Запер в четырех стенах. Теперь в самом буквальном смысле.       – Я не помню разговора, Стив. Ты же знаешь – у меня провалы. Просто скажи мне причину, почему я лишен возможности сражаться вместе с тобой? Мы всегда отлично работали в тандеме, я бы и сейчас мог…       Резким движением Стив снимает ремень и раздраженно швыряет на кресло. Но промахивается, и тот с грохотом ударяется пряжкой об пол.       – Господи, Бак! Да не было никакого тандема никогда! Тебя всегда бесило, что я лезу в неприятности, а ты вынужден таскаться следом! Вспомни, что ты мне говорил! Лучше быть живым псом, чем мертвым львом! Ты хотел мирной жизни? Вот и живи! Или чего ты хочешь теперь?!       Баки вздрагивает, пораженный неожиданной злостью, с которой это сказано. Ему непонятно, почему Стив так реагирует. Возможно, сказывается усталость, проблемы, нервы – но все равно невероятно обидно. И несправедливо. Стив прав. Баки действительно был не в восторге от его вечного желания подраться с хулиганами или добивать остатки ГИДРЫ по всей Европе. Он действительно хотел мирной жизни. Но есть в этом одна немаловажная деталь:       – Я хотел мирной жизни с тобой, Стив.       Стив смотрит на него пусто и отрешенно:       – Так и будет, Бак. Когда завершится «Озарение».       Баки слабо помнит, что такое «Озарение». О нем говорилось в записке, но Баки не знает деталей. Хмурится, пытаясь восстановить ускользающие знания по крупицам. Это что-то про безопасный мир, но какой-то страшной ценой. Двадцать миллионов жизней… компьютерный алгоритм… безопасность в обмен на свободу…       Пользуясь его молчанием, Стив направляется в душ, чтобы тем самым завершить разговор. Но Баки так и не спросил то, ради чего все это начал:       – Но почему я заперт в четырех стенах, Стив? Ты так и не ответил! С каких пор я даже по базе не могу перемещаться?       – С тех пор как ты чуть не утонул в бассейне. С тобой вечно что-то случается, ты влезаешь в какие-то неприятности. Ты этого не помнишь, но это не отменяет сам факт. Так что пока я не могу быть рядом, ты будешь сидеть в четырех стенах.       – Черта-с-два, я буду! – рычит Баки ему в спину, но Стив лишь захлопывает дверь в ванную перед его лицом.       Разговор окончен, а Баки продолжает распирать от бессильной ярости. Если задуматься, то Стив вообще перестал с ним разговаривать. Да, он занят, устает, у него «Озарение» и переформирование СТРАЙКА. Но Баки многого не нужно. Просто разрешение выходить за пределы этажа. Да и с каких пор он вообще должен спрашивать чертово разрешение?       Стив настолько спешил уйти, что побросал всю одежду в беспорядке. Баки наклоняется, поднимая с пола упавший ремень. Смотрит на грубую эмблему кракена, выгравированную на пряжке. Скользит пальцем по алым щупальцам. Страшная ирония: ГИДРА, с которой они когда-то боролись, вдруг стала их домом. Баки не может поверить, не может это принять. Ведь ГИДРА отчасти виновата и в том, кем он стал. Суперсолдатскую сыворотку вколол ему Зола в Аззано. Неизвестно, какого монстра планировала вырастить из него ГИДРА, – им просто не повезло, что его перехватили Советы, когда он упал с поезда.       Стив выходит из душа, а Баки так и держит в руках этот чертов ремень, загипнотизированный зловещей эмблемой. И спрашивает наконец:       – Почему мы в ГИДРЕ, Стив?       – Не сегодня, Бак, – стонет тот устало, направляясь к шкафу за чистой одеждой. – У меня есть ровно три часа, чтобы поспать. Будь добр, дай мне эту возможность. Про ГИДРУ и про все остальное мы уже говорили десятки раз… Поговорим снова. Но, пожалуйста, не сегодня.       Баки с трудом, но все-таки отрывает взгляд от алого кракена, скручивает ремень и убирает в шкаф. Усмехается своим мыслям, выдыхая:       – Знаешь, когда ты спас меня после Аззано, мне часто снился один и тот же сон. Кошмар, от которого я просыпался в холодном поту. Мне снилось, что я снова у Золы в лаборатории. Он ставит все эти опыты надо мной, я открываю глаза, смотрю на него, а за его спиной ты. В гидровской форме.       – Баки, уймись! – Стив с грохотом захлопывает дверцу шкафа и уходит в спальню.       Баки остается в гостиной и бросает ему вслед:       – Иногда мне кажется, что ты имеешь самое прямое отношение к моим провалам в памяти!       Он говорит это специально, пытаясь проверить реакцию. Узнать, насколько стоит верить той записке, хотя, может, и не верит до этого момента. Может, говорит от злости. От беспомощности. В попытке достучаться. Но реакция превосходит все мыслимые ожидания. Стив оказывается рядом в одно мгновение, встряхивает его за плечи с силой и срывается на крик в какой-то невообразимой злости:       – Кончай этот цирк, Бак! Он что, как-то связался с тобой снова?!       Баки моргает, ничего не понимая:       – Кто «он»? Зола?       Стив внимательно всматривается в его лицо, а Баки совершенно теряется. О чем Стив спрашивает и что пытается разглядеть? Он не понимает ничего, и становится действительно страшно. Давно забытый сон обращается в реальность. Стив его пугает. И происходящее пугает до жути.       – Прости, родной.       Стив судорожно выдыхает, сгребая его в объятия. Баки прижимается к нему нехотя, все еще не отошедший от шока. Стив гладит его по голове и по плечам, и Баки постепенно успокаивается. Страшная иллюзия рассеивается. Стив целует его в макушку и шепчет, извиняясь:       – Я просто устал, Бак. Весь на нервах. Прости, не хотел срываться на тебя. Осталось чуть-чуть, родной. Завершим «Озарение» и все будет хорошо. Все будет как прежде. Мирная жизнь, о которой ты мечтал. Ты и я. Пойдем спать?       Засыпая, Стив сгребает его в объятия, обнимая, словно плюшевого медведя. На секунду Баки кажется, будто кто-то называл его так… Когда-то давно. Но ощущение неуловимо и тут же пропадает.       Когда Баки просыпается, Стива уже нет рядом. Ушел. Подают завтрак – его больше не привозят к двери, как раньше, а спускают на специальном лифте прямо на кухню. Размазывая джем по тостам, Баки думает о том, что все равно сделает по-своему, выйдет на крышу. Тем более его сжирает беспокойство – Стив сказал, что готовится к штурму Трискелиона, и Баки невыносимо от того, что он должен быть рядом, но не может. Они же друг с другом до конца. Как бы они ни ссорились, они всегда были друг с другом до конца. Но теперь Стив лишил его этой возможности. И единственное, что остается, это выйти на крышу и в тревоге высматривать его джет.       Баки складывает грязную посуду на поднос, одевается, зятягивает шнурки на кедах и идет к двери. Он намерен сидеть на крыше до упора и весь чертов СТРАЙК не сможет заставить его оттуда уйти.       Баки дергает за ручку, но она не поддается. Заблокирована. Он отступает на шаг, не в силах поверить. А затем начинает долбиться в чертову дверь руками и ногами, но даже бионикой ее не взять. Разбивая костяшки живой руки в кровь, Баки устало сползает на пол. Он все еще не понимает, что происходит. Но отчетливо знает, что должен это остановить.