Помни меня

      Рамлоу связывается с какой-то женщиной. Мэй. Баки якобы ее знает, но совершенно не помнит. Она из «альфы», перешла вслед за командиром, но в ЩИТе их всех разделили. Рамлоу жалуется по ходу. Рассказывает, как их расформировали по разным отрядам. Баки невольно вспоминает насмешливое недоумение Стива – зачем было переходить на таких условиях. Но Рамлоу сам признался, что его переиграли. Да и условием был Зимний Солдат, которого тот все-таки не привел. Впрочем, благодарности Баки не испытывает. На подобный обмен изначально согласился бы только конченный отморозок. Рамлоу согласился, – спасибо, что до конца все-таки не дошел.       Баки залазит в телефонную будку вслед за ним, не доверяя. Вдвоем тесно и не слишком удобно. К тому же, несмотря на отсутствие воспоминаний, тело предательски реагирует на близость. Да и сам Рамлоу весь собирается, лишь бы избежать прикосновений, – что сложно, они оказываются буквально вжаты друг в друга. Но есть в этом один существенный плюс – трубка телефона настолько близко, что Баки прекрасно слышит весь разговор.       Рамлоу коротко сообщает, что жив. Мэй, не задавая вопросов, выслушивает его инструкции – просьбу достать два комплекта формы ЩИТа, стандартный боекомплект для каждого, медикаменты и обезбол. Место и время встречи они согласовывают собственным шифром, который Баки неизвестен. На вопрос «сколько?» она тоже выдает шифр, но Баки догадывается, что это количество оставшегося времени до штурма, в часах. «Они запускают «Озарение», очередная вылазка провалилась», – рапортует она. Рамлоу спрашивает, все ли живы из их числа. Получая утвердительный ответ, дает указание никому не сообщать об этом разговоре, – не слишком ясно зачем, такие вещи понятны априори, – и кладет трубку.       – У нас тридцать шесть часов в запасе. Из них около десяти потратим на дорогу, – говорит он, с явным облегчением выбираясь из телефонной будки. – Только давай пожрать купим, иначе я сдохну.       Баки все еще не слишком ему доверяет, но иных источников информации нет. И если Стив все же решил запустить «Озарение», а до штурма Трискелиона остается чуть больше суток, то времени для маневра практически не остается. Либо довериться Рамлоу, либо потерять все. Потерять Стива. А этого допустить никак нельзя. Главное только не подставить Стива еще больше, позволив Рамлоу себя переиграть. Но на этот раз цель у них действительно одна – остановить «Озарение». А Рамлоу вряд ли слишком уж ждут в ЩИТе после саботажа в ангаре. Да и он сам, вроде, не особо рвется обратно.       Сжимая зубы, Баки садится за руль, следуя его указаниям. Хотя тревожная напряженность так и не оставляет. Как бы Рамлоу на него ни реагировал, какие бы тоскливые взгляды ни бросал украдкой – он его предал. И что мешает ему предать еще раз?       Баки не слишком стремится вступать с ним в диалог, но все же не выдерживает и задает вопрос, который не дает ему покоя:       – Как ты понял, что я тебя не помню? – и сам же предполагает с потаенной надеждой: – Мы не трахались?       – Ага, не надейся, – усмехается тот, с аппетитом жуя купленный на заправке сэндвич. – Трахались мы еще как. Но ты облажался с раскладкой. Не я в тебя засовывал член, – как ты изволил выразиться, – а ты в меня. На этом и прогорел.       Баки хмурится, ничего ему не отвечая. Наевшись, Рамлоу почти тут же вырубается, распластавшись на пассажирском сиденье, и Баки рулит в тишине, нарушаемой лишь его храпом. Мыслями он возвращается к Стиву. Что тот задумал? И что сам Баки собирается предпринять? Чего хочет добиться, заявившись в Трискелион? Он понятия не имеет. И плана у него нет. Но он знает, что должен быть рядом. Рядом со Стивом до конца. Что бы там ни произошло. Что бы тот ни задумал. Уберечь его и от ГИДРЫ, и от ЩИТа, а дальше видно будет. Вдвоем они справятся. Двое суперсолдат. Они должны справиться. Непременно.       Рамлоу просыпается через пару часов и шарит по панели автомобиля, ищет там что-то. Баки сначала не обращает внимания, но вскоре догадывается – тот замерз, у него даже зубы постукивают от холода. Обогрев Рамлоу в итоге врубает, но Баки все равно стаскивает с себя толстовку и бросает ему. Она мягкая и уже согрета теплом его собственного тела. Сам Баки холода не чувствует и делает это на автомате, жалея его просто по-человечески. Рамлоу, судя по всему, расценивает этот ничего не значащий жест как нечто особенное. Потому что делает новый заход на разговор.       – Зря волосы обрезал, – бормочет он, зевая и кутаясь в новоприобретенную толстовку. Его хриплый ото сна голос расползается по телу мурашками, и Баки ненавидит собственную реакцию. Ненавидит эти ничего не обнуляющие обнуления. Он впервые действительно хочет забыть, вычеркнуть напрочь, но этот человек прочно сидит где-то на подкорке его сознания.       – Ну, ладно, отрастут еще, – улыбается Рамлоу, и хочет опустить ладонь на его колено. Баки пресекает это в момент, пожалуй, излишне сильно ударяя его по руке. Рамлоу морщится и отворачивается к окну. Зажигает сигарету и предлагает ему, но Баки отрицательно качает головой.       – Ты вообще ничего не помнишь? – спрашивает он.       – Что-то помню, – отвечает Баки уклончиво. Не хочется давать этому человеку никаких преимуществ. Чем меньше правды тот знает – тем спокойнее.       – Вспомнил Роджерса, но не помнишь меня, да? Надо же. Как и в прошлый раз, только наоборот. Значит, не хочешь вспоминать… Обижен на меня – в этом дело?       Обижен – не то слово. Баки бы предпочел – ненавижу и презираю. Но продолжает молчать.       – А его ты, получается, простил…       Баки сжимает зубы, сдерживаясь уже с трудом. Как этот ублюдок вообще смеет сравнивать себя со Стивом? Тот запутался и в панике принял неверное решение. Не смог выбраться из этого порочного круга. Рамлоу же упорно и целенаправленно шел к своей цели. Со всем расчетом. Совершенно хладнокровно.       – Тебя я не прощу. Даже если ты сейчас не обманываешь и действительно мне поможешь – я тебя не прощу, – добавляет Баки для ясности. Даже с этим ублюдком хочется оставаться честным и не давать ложных надежд. Но Рамлоу это только злит:       – В жопу себе свое прощение запихни нахуй. Хотя нет. Прибереги лучше – понадобиться, чтобы прощать Роджерсу обнуления. Долго придется прощать. Весь твой гребанный остаток жизни. И я тоже тебя не прощу, понял? Ну да, тебе и не нужно. Тебе никогда ничего не было нужно. Только твой чертов Роджерс.       Баки это уже слышал. И все ему сказал. Повторяться не считает нужным и молча продолжает вести машину сквозь туман, слушая Рамлоу, как нелюбимую песню по радио. А тот все не затыкается никак:       – Я всегда был для тебя последним человеком. И для Стива твоего. Да для всех. И с чего бы я должен поступать по-другому, если со мной по-другому не поступали? Ты сам, что ли, со мной по-другому поступал? Да ты сам меня использовал! Тебе было удобно! Конечно, удобно тебе было, чтобы я остался в ГИДРЕ и помогал, как прежде. По одному твоему зову хвостом вилял, я вот даже сейчас именно это и делаю! Но я не жалуюсь, я, блять, все понимаю и принимаю, это ты корчишь из себя невесть кого. А так-то по факту все друг друга используют. Весь мир на этом построен. Либо ты – либо тебя. Мир жесток, это бойня всех против всех, и побеждает сильнейший. Тот, кто не гнушается ничем. Кто ничем и никем не дорожит. Кто любой поводок в силах разорвать… А львы не сидят на поводке и всех готовы растоптать под своими лапами… Роджерс – лев. Ты не уйдешь от него и простишь ему обнуления. Да, так и будет. Глупо было надеяться… Самый страшный, самый крепкий поводок всегда в руках у того, кто тебе дорог...       – Тебе откуда знать, – устало выдыхает Баки, утомленный этим бессвязным бредом. Ему адски хочется спать, впереди часов пять дороги, еще и Рамлоу действует на нервы. Вновь намекает на то, как Баки был ему дорог, переворачивая все с ног на голову. И вопреки принятому решению не вступать в препирательства, Баки начинает закипать:       – Сочувствую, что тебе не хватило ублюдочности. Но, знаешь, иногда лучше проиграть, но не быть подлецом. Все лучше – чем прожить жизнь шакалом.       – Что-то все-таки припоминаешь? – мгновенно оживляется Рамлоу, но Баки ничего не припоминает, как-то само в голову пришло – про шакалов. Но, видимо, они говорили об этом раньше.       – Да я польстил себе тогда. Какой из меня шакал? И похож я разве на победителя? Я все проебал. Вообще все. Я ведь стоял во главе СТРАЙКа – и кто я теперь? Даже «альфу» я проебал. Тебя проебал – хотя ладно, с тобой шансов не было все равно. Роджерс прав – глобально я жалею. Если бы я мог все отмотать назад, то… да, блять, ничего бы не изменилось… Я ведь тоже всю жизнь на поводке… Но насколько он крепок, я осознал только сейчас….       Он, видимо, говорит про те двадцать лет в ЩИТе. Все-таки Стив ошибся, Рамлоу – двойной агент. Значит, ЩИТ тоже не брезгует такими. Или его специально завербовали тогда, чтобы внедрить в ГИДРУ. Забавно, как высоко он забрался, да и ГИДРА для него, кажется, стала куда большим домом, чем ЩИТ. Фьюри, наверное, пригрозил его раскрыть – в этом «поводок».       Рамлоу смотрит на него внимательно и возникает ощущение, будто он пытается что-то сказать, но меняет решение в последний момент. Щелкает зажигалкой и выдыхает вместе с сигаретным дымом, обиженно морщась:       – Да толку, блять, с тобой разговаривать, ты же не помнишь нихуя…       – А ты слишком дохуя врешь, так что толку действительно никакого, – не остается в долгу Баки. Он все-таки тоже тянется за сигаретой, с наслаждением затягиваясь. Кажется, давно позабытая привычка обретает новую силу.       Рамлоу смотрит на него, не отводя взгляд. И усмехается собственным мыслям:       – Почему-то из всех моментов между нами я чаще всего вспоминаю тот вечер, когда ты впервые попросил закурить. Был чей-то день рождения, всем СТРАЙКом отмечали… Мы откололись тогда, сидели в тишине, вдали ото всех и курили одну сигарету на двоих. Джек еще был рядом. Злился ужасно... Тогда все было так…хорошо, наверное? Не знаю. Почему-то я люблю вспоминать именно тот вечер. Особенно люблю.       Баки не помнит. Совершенно. И это начинает его раздражать. Не дает покоя. Эти воспоминания все равно в нем сидят, и все равно он на этого чертового Рамлоу реагирует – неизбежно. Так уж лучше помнить. Помнить все, чтобы лишить того преимущества безнаказанно завираться, манипулируя его беспамятством. И Баки решает постараться добыть триггер, но позже, не в дороге, а когда они приедут.       После десяти часов за рулем Баки с наслаждением заваливается на узкую койку в конспиративной квартире, сытый и только что из душа. Рамлоу лежит на соседней кровати, поглядывая на часы. Ждет приезда своей Мэй. Баки тоже ждет, не выпуская из рук пистолет. Но он настолько устал, что даже тревожность несколько отпускает, уступая место сну. И он действительно умудряется задремать, но вскакивает резко, разбуженный стуком в дверь.       Тенью следует за Рамлоу с пистолетом наизготове, ожидая, чего угодно. Но все, кажется, идет по плану. И лицо этой Мэй действительно смутно знакомо. Да и она Баки знает, называет Барнсом, – впрочем, не скрывая удивления от встречи. С Рамлоу она на короткой ноге, не церемонится совершенно – тут же язвительно замечает, что своим чудесным спасением тот сорвал ей шанс стать первой женщиной во главе СТРАЙКа. Тот отмахивается дежурно-зубастым «не дождешься», забирает принесенные ей вещи, они выкуривают по сигарете, но ничего дельного больше друг другу не говорят, только согласовывают завтрашнюю диспозицию. Мэй уходит, и в некотором облегчении Баки убирает пистолет. Помогает Рамлоу с перевязкой и, закончив, не слишком уверенный в собственном решении, все же просит его:       – Дай мне триггер.       Рамлоу оборачивается в некотором замешательстве. Неловко ухмыляется и тушит едва начатую сигарету.       – Бери. Полагаю, ты догадываешься, в чем он может быть.       Баки догадывается, но колеблется до последнего. Рамлоу неуверенно пододвигается к нему. Осторожно берет за бионическое запястье и тянет к себе, едва ощутимо вздрагивая от прикосновения металла к голой коже. Это действительно очень похоже на триггер – Баки почувствовал еще в джете. Проводя бионическими пальцами вдоль его груди до живота и обратно крест-накрест, на этот раз он не отталкивает воспоминания, а наоборот, пытается погрузиться в них. Что-то совсем близкое – смех, улыбки, обрывки слов, сбившееся дыхание и гул волн. Баки увязает в этом всем, и в этой странной погоне почти теряет настоящее. Сжимает бионикой чужое горло, пытаясь ухватиться за рассыпающиеся на осколки мгновения – чувствуя, как чужое тело расслабляется под ним, позволяя. Так было. Так было уже множество раз. Баки подминает его под себя, замирает в миллиметре от приоткрытых потрескавшихся губ, будто он настоящий борется с собой же прошлым.       Рамлоу смотрит на него расфокусированно и, кажется, даже дышать перестает в мучительном ожидании. Возможно, в этом триггер. Именно в этом, – убеждает себя Баки, медленно подаваясь вперед и смыкая их губы в осторожном поцелуе. Рамлоу выгибается под ним, обхватывает руками в каком-то отчаянии, ожидая, что его оттолкнут, но не в силах не сделать попытки. А Баки целует его будто в забытьи, но он именно целует его, и это не триггер, нет в этом никаких воспоминаний, только просачивающиеся сквозь обнуления чувства, желание – нечто неосознанное и потому пугающее.       Баки отстраняется от него резко, зажимая рот рукой. Рамлоу откидывается на матрас, растирая ладонью шею, на которой алеют следы от бионических пальцев.       – Ну как? Вспомнил? – хрипло спрашивает он.       Баки качает головой:       – Нет. Ничего.       – Попробуем еще раз?       – Хватит, – отвечает Баки, хмурясь. – Не работает. А трахаться с тобой в надежде словить триггер я не собираюсь.       Наверное, это как с воспоминаниями из Красной комнаты, – думает он. Они закрыты. Будто подсознание само решило, что лучше будет без них. Да Баки и сам так решил. Насчет Рамлоу. Ведь даже в той записке перед обнулением о нем не было ни слова. Баки выбрал его не помнить. Да и к черту.       Рамлоу больше не говорит ему ни слова, и они расходятся по разным кроватям. Баки засыпает мгновенно, утомленный долгой дорогой и тревожным ожиданием неизбежного завтра. Но просыпается посреди ночи оттого, что Рамлоу тихо крадется к нему в темноте. Баки паникует, не зная, стоит ли хвататься за спрятанный под подушкой пистолет или притвориться спящим, чтобы понять его намерения. Но тот безоружен, да и не исходит от него угрозы. Баки смыкает ресницы, чувствуя, как Рамлоу замирает прямо над ним. Просто стоит и смотрит. И наверняка догадывается, что Баки не мог не почувствовать его приближение. Ждет чего-то как будто. Может, хочет что-то сказать. Но Баки уже выслушал все, и все идет по кругу, поэтому не подает вида, что проснулся. Рамлоу опускается на колени перед кроватью, прижимаясь щекой к его ладони. И приходится собрать всю волю в кулак, чтобы не отдернуть руку.       – Баки… – выдыхает тот едва слышно. Но Баки продолжает притворяться спящим. Рамлоу ждет какое-то время. А затем резко поднимается на ноги, уже нисколько не пытаясь сделать это бесшумно.       – Да и пошел ты к черту, – бросает он сквозь зубы и возвращается обратно в свою постель.