Цена уплачена иными

Девушка подошла чуть ближе, продолжая рассматривать Тима. Ее взгляд был… довольно необычным. Не любопытным, не жалостливым, не презрительным… В нем просто сквозил легкий интерес вперемешку с искорками азарта. Так коллекционер смотрит на не самый ценный, но любопытный предмет, которым можно пополнить коллекцию. Она указала рукой на кровать: – Садись. Тим взглянул на нее с некоторым недоверием, но послушался. Он и сам не сразу осознал, насколько живым вдруг почувствовал себя – полная перемена обстановки невольно пробудила его от бесконечной апатии и депрессии, и он начал анализировать ситуацию, в которой оказался. Она присела рядом, очевидно, совершенно его не опасаясь. – Не боишься? – вслух спросил Тим. В конце концов, что ему терять? Что с ним могут сделать неудобные вопросы? – Кого, тебя, что ли? – с усмешкой поинтересовалась девушка, – а почему я должна тебя бояться? – Ну, не знаю... – протянул Тим, – я не связан, здесь, кроме нас, никого нет, я официальный псих... Ты не боишься, что я могу тебе навредить? – А ты хочешь? – спросила она все тем же мягким, спокойным тоном. – Что? – не понял юноша. – Ты хочешь мне навредить? – внезапно улыбнулась она, слегка наклоняя голову набок. Тим замер. Такого вопроса он не ожидал, и ответа на него он совершенно точно не знал. Хочет ли он ей навредить? Он едва знает, кто она, и впечатления о ней у него пока весьма смешанные... Но навредить? – Н-нет, – тихо произнес он, опуская взгляд в пол. – Ну, вот видишь! – еще шире улыбнулась Вероника, – тогда чего мне бояться? Тим внезапно фыркнул. Эта странная девица начинала его раздражать, уж слишком непредсказуемо и ненормально для психиатра она себя вела. – Я ведь сумасшедший, за себя не отвечаю... Мало ли, сорвусь, и даже не желая, причиню тебе вред. Я ведь могу это! – Конечно, можешь, – пожала плечами девушка, – твоя сестра тому свидетель. Ее тон не изменился, ее лицо не дрогнуло, словно она всего лишь сообщила ему, какая завтра погода... но Тим вздрогнул и замер. Больно! Больно, больно, больно... – Это не я... – простонал он, и закусил губу. Молчи! Молчи, идиот, ты же знаешь, что это бесполезно! – А кто? – не меняя тона, спросила Вероника. – Зеркало! – выкрикнул Тим, будучи не в силах молчать. Конечно же, она ему не поверит, но что с того? Мисс Уэллинг тихонько выдохнула. – Вот так, умничка. А то я уж боялась, что они тебе второй раз мозги промыть успели. Ан нет, память на месте. Он застыл, глядя на нее широко распахнутыми глазами. Кажется, он совершенно запутался, при том, что разговор еще только начался. – Ты не просто так здесь, – спокойно сообщила Вероника. Они же только что не об этом говорили? – Я не просто так тебя спасла. Я хочу помочь тебе, Тим. И я знаю, как тебе помочь. – Знаешь! – в юноше моментально проснулся гнев – конечно, она знает, все они знают, всегда все знают! – Мы толком даже не знакомы, и ты почти ничего обо мне не знаешь! – Поправка, – спокойно щелкнула пальцами девушка, – это ты почти ничего обо мне не знаешь. А вот я о тебе знаю немало. Тим взглянул на нее с откровенным насмешливым, но горьким недоверием. Вероника пожала плечами. – Тимоти Алан Расселл, 1992 года рождения, младший из двух детей в семье, до десяти лет самый обычный мальчик, талантливый, старательный, с хорошими способностями к математике и другим точным наукам. Вскоре после десятилетия его семья переезжает из центра Лос-Анджелеса ближе к окраине, купив себе небольшой симпатичный участок с добротным домом на нем. Незадолго до переезда отец мальчика, Алан Расселл, приобретает антикварное трюмо и после въезда в новый дом вешает его к себе в кабинет, после чего в доме начинают происходить весьма странные события, результатом которых становится смерть матери Тимоти от руки его отца, и смерть отца от рук его и его сына. Девушка бросила беглый взгляд на Тима, отмечая, что он начал откровенно дрожать, и продолжила: – После случившегося мальчик попадает в интернат при лечебнице святого Эйдена, где проводит последующие десять с лишним лет, живя вместе с другими детьми и даже получая среднее образование. Несмотря на тяжелую травму, он довольно быстро адаптируется к новым условиям, а вот на своих убеждениях стоит твердо. Опытным врачам понадобилось почти десять лет, чтобы полностью разуверить его в том, что он когда-то видел, это… – она пристально взглянула на Тима, – впечатляет. У тебя высокий порог сопротивления убеждению, и это очень хорошо. Тим невольно смутился – сказанное, кажется, было комплиментом. – Однако к двадцати годам Тим все-таки принимает сторону врачей и успокаивается. До тех пор, пока в день его совершеннолетия несколько месяцев спустя его не отпускают, и его сестра не тащит его обратно к тому самому зеркалу… – Хватит! – крикнул Тим, зажимая уши руками и чувствуя, как на него вновь накатывают страшные, болезненные воспоминания. – Прекрати психовать, – лениво бросила девушка, сверкнув глазами. Тим вскинулся, со злостью глядя на неё: – Серьезно? Ты – психиатр, и единственное, что ты можешь сделать, чтобы успокоить пациента, это сказать ему, чтобы он перестал психовать? Вероника лишь плечами дернула: – Но ведь сработало. Тим моргнул. Потом ещё раз. А затем, не справившись с эмоциями, крепко выругался. – Ух ты, какие мы слова знаем! – фыркнула Вероника, явно не слишком впечатлившись, – Откуда только нахватался, всю жизнь в изоляции прожив? Или у вас в Эйденовке тоже санитары как сапожники ругаются? Она взглянула на удивленное лицо Тима и весело фыркнула. Губы юноши невольно растянулись в улыбке: – Ага. Впрочем, едва образовавшийся веселый настрой Расселла улетучился, стоило ему только вспомнить о ситуации, в которой он находится. Стоп, а он что, о ней забывал? Пусть даже на мгновение? Как? Так, ему совершенно необходимо сосредоточиться и попытаться понять, что происходит. Зачем? Кто его знает, зачем ему это нужно, но лишним не будет. В палату для буйных его пока не запихали, а значит, есть шанс наладить с новым врачом контакт. Вот только она, по праву врача, будет требовать от него честности, иначе лечение невозможно. Но он не будет честен, по крайней мере, до тех пор, пока не поймет, что к чему. Вероника на секунду замерла, глядя на него, а затем щелкнула пальцами у него перед носом. – Не засыпай! Тим дернулся. – Вот так, молодец, – похвалила она. Тим горько усмехнулся. – Я бы не уснул. Я не могу заснуть без снотворного. – Ой, беда какая, – вдруг засмеялась доктор Уэллинг, – значит, придется не спать. – То есть? – вскинулся Тим, с недоумением глядя на нее. – Я не упоминала? – хлопнула глазами Вероника, – у меня для тебя заготовлено много сюрпризов, и первый из них таков – лечиться будем наживую. Никаких таблеток, никаких инъекций... Вообще никакой химии. Юноша в ужасе ахнул, представив себе ночь без снотворного, с его-то кошмарами. – Это, кстати, не обсуждается, – коротко заметила девушка, глядя на его побелевшее от ужаса лицо, – все-таки, врач тут я. Несколько минут они просидели в молчании, Тим – в страхе от внезапно открывшейся перспективы остаться наедине со своими кошмарами без помощи медикаментов, а Вероника... да черт ее знает, что у этой девчонки вообще в голове! А затем Тим выхватил из потока мыслей в голове одну, не такую страшную, как остальные, и решился вновь заговорить. – Ты сказала, что ты меня спасла, – тихо произнес он, – но не сказала, зачем. Какой тебе резон помогать тому, кто твою подругу… – Тим запнулся, не в силах выговорить страшное слово. Доктор Уэллинг посмотрела на него долгим, задумчивым взглядом. – Что ты молчишь? – не выдержал юноша, повышая голос. – Я не уверена, что твой мозг способен принять правду, – спокойно ответила Вероника, не прекращая размышлять. Тим невольно фыркнул: – После всего, что мне пришлось пережить… – Дурачок, – почти ласково улыбнулась девушка, – тебе пришлось пережить всего два столкновения. Это совсем немного, поверь мне. Тим вспыхнул, как спичка, которой чиркнули о бок коробки. – О, вот оно как! – закричал он, вскакивая, – ну что ж, коли я еще настолько мало пережил, так что же тебе мешает расширить мой опыт? Нависший над ней разгневанный парень Веронику, как ни странно, совершенно не смутил. Она лишь пожала плечами и выдала: – Значит, хочешь вот так сразу, с места в карьер? Хорошо… Давай попробуем так. Метод, конечно, опасный, я планировала идти помедленнее… Но, с другой стороны, родственников и друзей у тебя нет, судить меня, если ты не выдержишь, соответственно, никто не будет… Она усмехнулась и вперилась в него своими чистыми светлыми глазами. – Я помогла тебе потому, что меня попросила об этом сама Кейли. – Ух ты, и прямо заранее знала, что мне потребуется помощь? – съехидничал Тим. – Нет, уже после всего случившегося явилась и рассказала мне. Юноша замер, внезапно сообразив, что происходит. – Явилась? – прошептал он, с ужасом глядя на Веронику. – Ну да, – пожала плечами та, – я разве не упоминала, что я – практикующий медиум? Упоминала же, на суде, ты что, не слушал? Тим хотел было что-то сказать, но его голос застрял где-то в горле, и изо рта не донеслось ни звука. В голове шумело, пока измученный мозг пытался принять полученную информацию и как-нибудь уложить её в голове. – Как она? – вырвалось у него наконец. Вероника подняла брови, а затем удовлетворенно кивнула. – Впечатляет. Я только что сообщила тебе о своём умении общаться с мертвыми, а ты уже интересуешься состоянием убитой сестры? – Как она? – повторил Тим, стараясь, чтобы его голос звучал как можно тверже. Получилось не очень... а точнее, совершенно не получилось, голос дрожал, и в нем пробивались слезы. Вероника вздохнула и положила руку юноше на плечо. – Не сказать, чтобы сильно хорошо, – с грустью констатировала она, – но и не хуже всех. К её чести, за тебя она волновалась сильнее, чем за себя. Впрочем, именно так и должно было быть. – Почему? – слабым голосом поинтересовался Тим. Она там, действительно там! Она заперта в этом чертовом зеркале, он её видел... Конечно же, ей там плохо, и в этом виноват только он, а она, его добрая сестричка, волнуется о нем! – Потому что я имела в виду все, что я сказала о Кейли в суде, – отчеканила мисс Уэллинг внезапно похолодевшим голосом, – она действительно сама виновата во всем, что с ней случилось. Спокойное лицо Вероники внезапно исказилось. – Она влезла туда, куда не следовало, из-за идиотского стремления оправдать покойных родителей, и кончилось все ожидаемо: она погибла сама, она убила Майкла, да ещё и тебя подвела под монастырь! Ну, вот в чем была проблема позвонить мне и попросить помощи! – Вероника всхлипнула, но тут же опомнилась и решительно стёрла со щеки единственную выскользнувшую из глаза слезу. – Ладно, – произнесла она, хлопая в ладоши, – пока хватит болтовни, у меня полно других дел. Так что ты располагайся, ты ведь теперь здесь живешь. Из комнаты далеко не выходи пока, все же незнакомое место... Чуть позже я проведу тебе экскурсию по дому, а пока за тобой присмотрит один из наших санитаров... так что все же никуда не выходи, а если понадобится, он тебя проводит. Он вообще будет присматривать за тобой в моё отсутствие. И она ушла, даже не попрощавшись. Тим медленно опустился на кровать, чувствуя, как проминается под головой мягкая подушка. Он закрыл глаза и попытался успокоиться. Кто знает, может быть, у него даже получится заснуть хоть ненадолго... Ага, щас. Голова гудела, как улей – в нее было влито слишком много разрозненной, непонятной информации. Он должен понять... он даже не слишком хотел понимать, но он должен, иначе его голова не выдержит напора.

***

Вероника снова провела ладонью по лицу, стирая остатки набежавших слез. Плакать при пациенте, это ж додуматься нужно! Но иначе не получалось... Никакая концентрация, никакой опыт не могли заставить ее забыть те нежные, радостные детские воспоминания... В них она, еще совсем малышка, куда-то радостно бежала, и падала, и разбивала коленки, потому что плохо бегала и спотыкалась, а рядом с ней бежал мальчик, и ахал, и помогал ей подняться, и отводил ее к дому, где ее разбитые коленки неизменно обрабатывались, и читал ей книжки, пока они не могли активно играть из-за ее мелких травм... Ее друг... Ее самый давний, самый верный друг, которого сгубила любовь к этой странной рыжей девчонке... Не зря его мать была против их брака. Хотя, она, скорее всего, была против их брака потому, что считала Кейли "лимитой", но сути дела это не меняло... Из кармана ее сумочки донеслась прелестная, похожая на звон колокольчиков мелодия, и я схватилась за телефон. Да, не зря предостерегают от упоминания чертей... – Алло? Да, здравствуйте, мадам Дюмонт, – сдержанным тоном произнесла она, а затем вдруг глаза ее распахнулись, – да что Вы говорите? Правда? Прекрасно! Мэм, я сейчас приеду к Вам с ребятами, до нашего приезда оставьте его там, где стоит, и даже близко к нему не подходите! Это важно. Даже если оно запаковано. Ни в коем случае не распаковывайте, кстати. А, да, это же входит в пункт “не подходите близко”. Да, все, мы скоро будем. Нажав отбой, Вероника, мигом забыв все грустные мысли, вскочила и на ходу бросилась одеваться, одновременно отыскивая другой номер в списке контактов. – Раф? – выдохнула она в трубку, когда на звонок ответили после второго же гудка, – к Дюмонтам на аукцион, сейчас же. Хайди прихвати. На том конце провода что-то утвердительно буркнули и отключились. Вероника удовлетворенно кивнула и, хватаясь за расческу, другой рукой потянулась к служебной рации. – Джем, зайди ко мне. Присмотришь за моим пациентом, пока я отъеду ненадолго, – приказала она, а затем повернулась к небольшому зеркалу, висевшему на стене, и усмехнулась, – Ну что ж, поиграем в игру “Догони меня гипноз”.