Ain't No Grave (Can Keep My Body Down)

Саммари: Баки отводит душу. Стив делает Сэму предложение, от которого тот не может отказаться. Сэм и Баки обсуждают кошек. Существо решает немного размять ноги. Баки, похоже, хорошо переносит домашний арест, учитывая все обстоятельства. Вообще это немного странно. Он уже не так одержим своей свободой, перестал выпрыгивать из окна при каждом удобном и неудобном случае и кажется совершенно довольным перспективой никогда больше не выходить из квартиры. Он проводит много времени с детьми на нижнем этаже: смотрит фильмы, помогает с домашним заданием по математике, играет в игровую приставку, которую недавно купил и теперь использует для убийства кучи пришельцев (Майки и Лили заявили на прошлой неделе, что Джону больше нельзя играть с ними в нечто под названием «Halo!», так что Бак тут же позвал Сэма играть вместо него. Стив отказывается принять участие). Бак настаивает, чтобы Стив каждый вечер читал детям Гарри Поттера и каждый день провожал их до автобусной остановки в школу и обратно. Он варит куриный суп, когда Майки простужается. Он выясняет, как пользоваться «Amazon», заучивает номер кредитной карты Стива и заказывает себе кучи вещей. Стив радуется каждый раз, когда видит, как он с энтузиазмом открывает посылки. «Ты только глянь на это, чемпион! Д-дома мы никогда не смогли бы себе позволить чего-то настолько к-крутого!» Он не покупает ничего странного. Ничего слишком дорогого или глупого. Теплое стеганое одеяло с веселым сине-желтым узором (Стив спросил его, каким образом он выбирал цвет, но Бак засмущался и отказался отвечать). Кастрюля с медным дном, как у мамы Баки. Новая розовая толстовка с мегамягкой подкладкой. Он носит ее почти все время, бесшумно расхаживая по квартире занавесившись волосами. И каждый раз бросает на Стива странные косые взгляды, будто подначивает его сказать что-нибудь. Пока, наконец, в один день не подходит к Стиву, читающему на диване. – Стив. – М-м? – Тебе нравится. Мой свитер? – Твоя толстовка? – Стив моргает. – Ага. Очень нравится. Бак морщит лоб. – Почему? Стив на секунду задумывается. Похоже на вопрос, на который есть правильный и неправильный ответ. – Это определенно не та вещь, которую бы надел Зимний Солдат. Бак плюхается на диван, затем сворачивается калачиком и кладет голову на колени Стиву. Значит, ответ правильный. Сегодня один из трудных-для-разговоров дней, обычно это означает, что большую часть времени Бак ходит с сосредоточенным и напряженным выражением лица, будто базовое взаимодействие с другими людьми – немного слишком для него. Но сейчас он улыбается. – Нет. Никакого розового. В Гидре. Затем он говорит: – Я выгляжу. Опасным? – Нет, – говорит Стив. Ему кажется, он начинает понимать. – Ты выглядишь очень мило. – Мило, – счастливо говорит Бак. – Н-не смертоносно? – Определенно не смертоносно, – говорит ему Стив. Он проводит пальцами по волосам Баки. – Ты только взгляни на себя. Какой большой пушистый котенок. Да кто в своем уме будет бояться тебя? Бак прячет лицо в коленях Стива и довольно гудит. Стив продолжает играть с его волосами. – Повезло, что у тебя есть я, чтобы позаботиться обо всех жестоких вещах, не так ли? Это совсем не твой конек. – Д-да, – говорит Бак ему в бедро. – Я очень нежный. Обычно. Иногда. – Большую часть времени, – соглашается Стив. – Мне н-не нравится. Причинять боль людям, – мягко говорит Бак. – Я знаю, приятель. –Чушь, – говорит Бак еще мягче. – Это п-п-приятно. Когда я стреляю. Когда завершаю миссию. Приятно. Убивать людей. И я. Чертовски хорош в этом. Но я не хочу. Не хочу, чтобы мне это нравилось. – Я знаю, – снова говорит Стив. – Я. Плохой? – Конечно, нет, – говорит Стив. – Я думаю, ты хороший. – Ты. Уверен? – Так же, как и во всем остальном. Тело Баки становится каким-то бескостным, и он хрюкает пару раз. Стив начинает понимать, что вызывает тики, и оказывается, иногда они являются хорошим знаком: если Бак напряжен или встревожен, они как бы закупориваются внутри и позже, когда он расслабляется, выходят все разом. Стив дарит ему легкий поцелуй, давая понять, что все равно считает его хорошим, даже когда мозг Баки заставляет его делать странные вещи. Бак говорит: – Ты знаешь. Что хорошо. Что правильно. Ты всегда знаешь. – Я просто делаю все, что в моих силах, – говорит Стив. – Как и другие. – Нет, – говорит Бак. – Н-не как другие. Они делают то, что проще. Ты делаешь то, что х-хорошо. Он поворачивает голову и смотрит на Стива. – Скажи мне, – говорит он. – С-скажи. Еще раз. Стив сглатывает. – Ты хороший, Бак. Ты хороший, добрый, нежный и ласковый, и ты можешь носить свой розовый свитер столько, сколько захочешь. – И м-милый. – Да, конечно, милый тоже. – Что еще? Стив задумывается. – Прекрасный? Бак довольно гудит и снова прячет лицо. Стив гладит его по спине. – Хороший, добрый, ласковый, нежный и прекрасный. Баки счастлив. Спустя пару дней Стив приносит домой пакет яблок с фермерского рынка. Через час он заходит на кухню и видит Баки, который сидит на полу, почти полностью засунув голову в пакет. – Бак? – говорит он. – Ты в порядке? Баки смотрит на него затуманенным взглядом, и на одну невыносимую секунду Стиву кажется, что у того случился рецидив. Затем Бак говорит: – С-с-сыворотка улучшила твое обоняние? – Э, – говорит Стив. – Немного, ага. В смысле, я различаю запахи лучше, чем обычные люди, – затем он усмехается. – Хотя, наверное, это не мне судить. – Да-да, придурок, – ласково говорит Бак. – Ты хорошо пахнешь, можешь не сомневаться, у меня отличное обоняние. В смысле действительно отличное. В прошлом я иногда отслеживал раненые ц-ц-ц-цели по запаху. – Ищейка, – говорит Стив, чувствуя подступающую к горлу тошноту. – Они превратили тебя в... прости. Баки пожимает плечами. – Это правда. Я такой, какой есть, черт возьми, они с-сделали из меня животное, – он улыбается. – Знаешь, я иногда чувствую себя так глупо. Мне не разрешалось отвлекаться на запахи. Поэтому я просто. Игнорировал их. Я не знал, что обоняние – это не только оружие. А потом я зашел сюда, и Иисусе. Да здесь же настоящий фруктовый сад. После этого Стив начинает дарить ему небольшие подарки. Пакет полный апельсинов, маленький пучок цветов жасмина, стручок ванили, шкатулка из кедра, парочка листьев кафрского лайма. Некоторые из запахов просто чистое удовольствие: Стив постоянно застает Баки, уткнувшимся носом в кедровую шкатулку. Его лицо в эти моменты удивительно прекрасное и умиротворенное. Апельсины, в свою очередь, заставляют его вернуться в Рождество 1932-го года, а листья кафрского лайма провоцируют приступ; он несколько часов кричит на языке, который Стив никогда раньше не слышал, и бросается на Стива каждый раз, когда тот пытается приблизиться. Впоследствии он отказывается говорить об этом, упомянув лишь, что «оно пахло Камбоджей». Впредь в их квартире запрещена любая тайская еда. Однажды Стив приходит домой после очередного пиар-мероприятия Мстителей, и его сшибает с ног 200 фунтов до крайности взволнованного супер-убийцы. – Стиви! Стиви, ты не поверишь, ты только посмотри... – он берет книгу с кофейного столика и начинает читать вслух. – «Гарри Поттер – необычный мальчик во всех отношениях. Во-первых, он терпеть не может летние каникулы, во-вторых, любит летом делать уроки, но занимается ночью, когда все спят. А самое главное, Гарри Поттер – волшебник». Стив впадает в ступор на секунду, но затем в его голове что-то щелкает и он вскрикивает. – Ты можешь прочитать это? Бак, ты можешь читать! Он подхватывает Баки в объятия, отрывая его от земли, и Бак целует его так, будто день победы наконец-то наступил; в конце концов они оказываются на полу, засунув руки друг другу в штаны. Проходит некоторое время, прежде чем они замечают, что Стив прикасается к Баки, но с ним все в порядке. Он не паникует, не теряет сознание, и его не рвет. Затем Бак кончает и начинает плакать. Стив впервые в этом столетии видит, чтобы Баки по-настоящему плакал, но теперь он плачет навзрыд, и все его тело трясет от рыданий. От него не исходит ни звука, и Стиву становится не по себе, пока он не понимает, что, очевидно, Гидра и Красная комната требовала от своего оружия идеальной тишины. Способность нормально плакать отняли у него многие годы назад. – П-п-почему, – с трудом говорит он. – Н-н-неисправность... – Это не неисправность, Бак, – говорит Стив. – Ты просто плачешь. Все хорошо. Ты можешь плакать сколько угодно. Бак прислоняется головой к плечу Стива и еще какое-то время жалобно всхлипывает. Стив гладит его по спине. – Ты же раньше все время ревел, помнишь, приятель? До войны. Ты ходил на «Унесенных ветром» раз пять и каждый раз заливался слезами. – П-правда? – Ага. Я всегда бесился из-за этого, когда мы ходили в кино вместе, потому что все думали, что это я хлюпаю носом весь второй акт, пока не видели тебя, выходящим из кинотеатра с опухшими глазами. – Он нежно проводит рукой по волосам Баки, слегка почесывая кожу головы. – Ты никогда не стыдился этого. Всегда говорил, что это признак большого ума. Ты настроил против себя всех соседских парней, потому что девчонкам нравилась твоя излишняя эмоциональность, хотя они бы подняли на смех любого другого плачущего парня. Ох, этот Баки Барнс такой романтик, он повел меня на «Унесенных ветром» и плакал в конце, такой чувствительный, такой джентльмен... Бак тихо хихикает, что и было целью Стива с самого начала. Стив внимательно смотрит на него. Иногда лицо Баки застает его врасплох. Он смотрел на это лицо всю свою жизнь, но временами, когда свет ложится под правильным углом, у него внезапно перехватывает дыхание. – Я все еще не могу поверить, что мы с тобой – это вообще возможно. Бак фыркает. – Ты Капитан Америка. – Кто такой, черт возьми, этот Капитан Америка? – говорит Стив. Бак снова заливается слезами. – Теперь, когда он не употребляет героин, регулярно питается и достаточно отдыхает, его мозг постепенно начинает восстанавливаться, – говорит Брюс по телефону. – Так что странное поведение вполне ожидаемо. Абстинентный синдром также может иметь и эмоциональные побочные эффекты. Он может проявлять признаки депрессии и тревожности в течение пары месяцев. – Я могу как-то помочь? – говорит Стив. – В смысле он плачет уже два дня. Не думаю, что это нормально. – Саша сам по себе не совсем нормален, – говорит Брюс, что весьма разумно, но совсем не то, что хотел бы услышать Стив. – И ему еще через многое предстоит пройти. Честно говоря, ему бы не помешало стационарное лечение или хотя бы какой-нибудь курс терапии. Ты говорил об этом с Сэмом? Стив звонит Сэму. – О, я понял, теперь ты звонишь мне, только когда возникает ЧП с Сашей, – говорит Сэм. – А как же «сначала братухи, потом шлюхи», Стив? – Кто именно шлюха в данном сценарии? – говорит Стив. – Это не может быть Баки, мы с ними бро с шести лет. Хэй, не хочешь перекусить бургерами сегодня вечером? – Ай-яй, Стив, – говорит Сэм. – Ты же знаешь, я не могу тебе отказать, хотя у меня такое ощущение, что ты просто косвенно назвал меня шлюхой. Мимо проходит Баки со стаканом воды. Его глаза опухли от слез, а голос звучит очень хрипло. – Ф-ф-ф-ормально, я был шлюхой в течение т-трех месяцев в 70-х, – говорит он, а затем сморкается в один из носовых платков Стива. Сэм и Стив встречаются в закусочной недалеко от работы Сэма. Стив заказывает самый большой бургер, который у них есть, шоколадный коктейль, дополнительную картошку фри и салат; несмотря на то, что его тело может долгое время обходиться без пищи, он не хочет намеренно вредить ему. Сэм заказывает бургер без булочки. Стив смотрит на него. – Почему? – Воу, пожалуйста, больше никогда не подражай Саше, это было чертовски жутко. Я на палео-диете, слышал о ней? – Да, – говорит Стив. – Ненавижу это. Ненавижу все связанное с диетами. – Не все из нас получают свои потрясающие тела от странных немецких ученых, пытающих наши соски электрическим током, Стив, – говорит Сэм. – Мне приходится работать над собой, чтобы хорошо выглядеть. – Технически, это Говард Старк пытал мои соски током, – говорит Стив. – Честно говоря, иногда мне кажется, что он получал от этого какое-то странное удовольствие. Даю этой диете две недели. – О, хорошо, я вижу, куда все идет, – говорит Сэм. – На интернет-форумах меня предупреждали о таких людях, как ты. – Сэм, – говорит Стив. – Я видел, как ты ел пирог на завтрак. Я знаком со стряпней твоей матери. Когда я сказал «две недели», я проявил небывалое великодушие. Им приносят еду. Сэм смотрит на тарелки Стива. – Да пошло оно к черту, – говорит он и крадет горсть картофеля фри. – Так что с Сашей? Когда ты говорил, что он плачет все время, ты имел в виду очень часто или буквально весь день? – Эм, – говорит Стив. – Он иногда делает передышку. Но не часто. Вчера он плакал всю ночь, пока не заснул. Это было ужасно. – А ты не пробовал... барабанная дробь... поговорить с ним об этом? – Мило, – говорит Стив. – И да, я спросил его, не могу ли я чем-нибудь помочь. Он сказал «нет», а потом два часа проплакал в ванной. Брюс говорит, что у него, скорее всего, депрессия. У меня тоже депрессия, но я же не плачу, слушая грустную наркоманскую музыку днями и ночами напролет. – Погоди, что за грустная наркоманская музыка? – На прошлой неделе он слушал какую-то песню о кодеине раз двадцать подряд, – говорит Стив. – Но сегодня это была всего лишь Нина Симон. – Вот дерьмо, – говорит Сэм. – Знаешь, это очень серьезно, когда парень принимается за Нину. Думаешь, он поговорит со мной? Ты же знаешь, какие вы оба непрошибаемые, когда дело касается друг друга. И признать, что ты в депрессии – уже хорошо! Ты больше не думал о терапии? – Я не могу думать о ней «больше», потому что я даже не начинал, – говорит Стив. – И Бак поговорит с тобой, ты ему правда нравишься. Он всегда хочет знать, где ты находишься. Сэм хмурится. – Что? – Ох. Он, э-э, всегда хочет знать местоположение людей, которые ему нравятся. Думаю, это из тактических соображений, на случай, если на тебя нападет Гидра или что-то подобное. Если он все время будет знать, где ты, он сможет быстрее добраться до тебя. – Оу, как мило, – говорит Сэм. – Я уже чувствую себя в большей безопасности. Так ты хочешь, чтобы я зашел к вам? Он все еще не может выйти квартиры? – Да, это было бы здорово, – говорит Стив. – В субботу днем? Обычно перерыв в плаче наступает после трех. Окна гостиной выходят на запад, поэтому он обычно находит солнечное место на полу и лежит там около часа. – Мне очень не хочется это произносить, – говорит Сэм. – Но твой бойфренд невероятно странный. Стив пьет шоколадный коктейль. Довольно вкусно. – Он не мой бойфренд. И это не что-то новенькое; когда мы жили вместе, еще до войны, он все время искал самое солнечное место в квартире. Хотя раньше он брал с собой подушку и дешевые журналы, а сейчас он просто валяется на полу, как мокрое полотенце, но все равно очень похоже. – Погоди, стоп, мы что, всерьез, все еще не прошли через стадию «он не мой бойфренд»? Я знаю, что вы спите вместе. – Мне просто не нравится это слово, вот и все, – говорит Стив. – Я не понимаю, почему я должен называть его каким-то дурацким словом, когда это никого не касается, если мы все равно спим вместе. Бойфренд звучит так, будто я пригласил его на белый танец, партнер – будто мы вместе открыли юридическую фирму. Кстати, ты когда-нибудь встречал Сорвиголову? Его зовут Мэтт. Мы переписывались с ним. – Ох, дружище, я уже слышал об этом. Он знает Клэр, и надежный источник сообщил, что он хохотал всю прошлую ночь напролет, потому что ты послал ему селфи, где держишь фигурку Капитана Америки приклеенную к фигурке Сорвиголовы. – Я нашел их такими в магазине! Это был «Подарочный набор местных супергероев Нью-Йорка», я подумал, что это забавно. Я не склеивал их вместе специально, я же не больной. Твоя девушка дружит с Сорвиголовой? – Я бы не назвал их друзьями. Она говорит, что нашла его в мусорном контейнере, и теперь он крутится вокруг нее, словно бродячий кот, – он прищуривает глаза. – А Сорвиголова симпатичный парень? – Не такой симпатичный, как ты, – уверенно говорит Стив. Мэтт, конечно, милый, но он не Сэм. В стивином рейтинге самых красивых парней у Баки первое место, а у Сэма – второе. И в этом конкретном рейтинге судья действительно предвзят в пользу парня, с которым он целуется. Кроме того, Сэму очень приятно делать комплименты; он сразу выглядит таким счастливым. – Мне нужно обсудить с тобой еще одну вещь, – говорит Стив. – Ты же знаешь, как пресса ухватилась за всю эту историю с Богословом? Так что я подумал, что если шумиха не утихнет в ближайшее время, то нам с Баки и детьми лучше будет уехать из города на какое-то время. – Стив, – говорит Сэм. – Если бы я знал, что тебе нужен международный розыск, чтобы заставить тебя наконец взять чертов отпуск, я бы организовал его еще полгода назад. Так что? Ты хочешь, чтобы я поливал твои растения или типа того? – Типа того, – говорит Стив. – Что ты думаешь о том, чтобы стать Капитаном Америка? Сэм давится украденной картошкой. – Видишь ли, когда ты станешь Капитаном Америка, тебе придется постараться не красть картошку у других парней, – говорит Стив. – Это плохо отразится на имидже. – Стив, ты же шутишь, да? – говорит Сэм; у него слезятся глаза. – Ты шутишь. – Не-а, – говорит Стив. – Капитан Америка очень важен. Я вернулся не так давно и не могу просто снова заставить его исчезнуть. Я не говорю, что Сокол плох, просто люди выросли на Капитане Америка. С ним они чувствуют себя в безопасности. Я могу научить тебя паре трюков со щитом, для которых не нужно быть суперсолдатом. И немного тренировок по рукопашному бою тоже не повредит. Разве ты сам не говорил, что работаешь над своим телом? Бьюсь об заклад, я бы смог здорово тебя подкачать. – Ты не будешь бить током мои соски, – говорит Сэм. – Ты сверхчеловек, Стив, я же обычный человек, я не могу быть тобой. – Ты можешь летать, – говорит Стив. – Я не могу летать. Летающий Капитан Америка – это же здорово! Понимаешь, единственный живой парень, который мог бы успешно притворяться мной в бою более десяти секунд и при этом не живет в Асгарде, сейчас плачет на полу в моей гостиной. Ты лучше всех подходишь для этой работы, Сэм. Если ты не хочешь, я могу попросить Наташу, но, боюсь, она поднимет меня на смех. – Я согласен, – говорит Сэм, а потом на его лице появляется такое выражение, будто он хочет взять свои слова обратно. – В смысле, если придется. Забудь все, что я тебе говорил о том, что тебе нужно взять отпуск. – Не думаю, что смогу, – говорит Стив и кладет еще немного картофеля фри на тарелку Сэма.

*****

В субботу Сэм отправляется в Цитадель Супергероев с гигантской коробкой пончиков, потому что если вы хотите выведать, почему самый смертоносный человек на земле всю последнюю неделю проплакал, как ребенок, наверное, стоит сначала предложить ему пончик. Еще он берет с собой очаровательный набор лосьонов для тела, потому что им не помешает немного поболтать об уходе за собой. К его приходу Стив уже сварил кофе; просто превосходно. Стив наливает им по кружке, и они стоят на кухне, едят пончики и спорят насчет «Игры Престолов». Стив терпеть не может этот сериал, потому что он не кто иной, как большой и ворчливый разрушитель веселья. – Он чересчур жестокий, – говорит Стив. – Раньше люди в кино были лучше, чем в реальной жизни, а теперь хуже. Я помог освободить несколько концентрационных лагерей, но все равно лучшего мнения о человеческой натуре, чем парень, который пишет подобные вещи. Ужасный сериал. – Ужасно интересный, – говорит Сэм. Баки прокрадывается на кухню (он до сих пор работает над своей походкой, но она все еще больше напоминает «тихие шаги смерти»), дает Стиву подзатыльник (что для этих двоих равносильно публичному выражению привязанности), втихую делает глоток кофе, морщится и высыпает в кружку примерно полстакана сахара. – Привет, Сэм, – говорит он и почти смотрит Сэму в глаза. Затем садится на кухонный стол со стивиной кружкой кофе. Он босой и без рубашки, и Сэм искоса разглядывает его. На самом деле тот выглядит неплохо: он в гораздо лучшей форме, чем раньше, хотя сумасшедшее количество шрамов по всему телу (и тот факт, что металлическая штуковина – его настоящая рука, прикрепленная к его настоящему мягкому человеческому телу) всякий раз выбивают его из колеи. Стив действительно постарался, откармливая его последние пару недель. Две недели сидения на заднице и поедания блинчиков, приготовленных Капитаном Америка, превратились в неплохие такие шесть кубиков пресса, потому что вселенная жестока, и ее не заботят упорные старания какого-то красивого смертного мужчины, который крутится вокруг этих двух суперсильных чудиков. – Тут есть целая турка кофе, Бак, – говорит Стив. – Не понимаю, почему тебе каждый раз нужно брать мой. Но он все равно наливает себе новую кружку и протягивает Баки пончик. – Отлично выглядишь, Саша, – говорит Сэм. – Прибавил в весе? – Он набрал два фунта на этой неделе, – говорит Стив. Баки покачивает ногами в воздухе, очень довольный собой, и откусывает пончик. Он говорит с набитым ртом, потому что, по-видимому, все эти джентльменские примочки – это загоны Стива, а не общая черта всех рожденных до принятия сухого закона. – Док говорит, что мне н-нужно еще десять килограмм, чтобы избавиться от недовеса. Но мне кажется, что этот парень не оставит меня в покое, пока я не разжирею, как ч-ч-ч-чертова свинья. – Он дергает головой и тихо хрюкает несколько раз. Но, похоже, тики больше не смущают его, что не может не радовать: стоит ему начать волноваться из-за них, как Стив тут же расстраивается, и в итоге они расстраивают друг друга по бесконечно замкнутому кругу. Иногда Сэму хочется просто взять их, замотать в одеяла и запихнуть в тускло освещенную комнату с маленьким водопадом и пением китов на заднем плане. Брюс тоже может к ним присоединиться. Черт возьми, Сэм и сам не прочь провести там немного времени. Он должен обсудить со Старком устройство такой комнаты в Башне. Будет, как комната плача в церкви, только для супергероев с ПТСР. – Ты не умрешь, если будешь весить чуть больше, чем жертва Освенцима, – говорит Стив особым тоном, который приберегает для Баки Барнса, Пегги Картер и маленьких девочек, одетых в костюм Капитана Америка на Хэллоуин. – И ты все равно выглядишь прекрасно, даже немного поправившись. Сэм поднимает брови. – Откуда ты знаешь? Баки делает лицо кирпичом. Стив ухмыляется: – Бак, так сказать, немного расползся, прежде чем вытянуться в четырнадцать. – Когда-то я был настоящим маленьким свиненышем, – говорит Баки. – И не надо мне тут гнать о том, как прекрасно я в-в-в-выглядел, красавчик, что-то я не замечал от тебя страстных взглядов, пока не подрос. Сашина память по большей части в полнейшем беспорядке, но у нее есть забавная причуда: его полуподжаренные мозги являют чудеса феноменальной памяти, когда речь заходит о Стиве Роджерсе – 40-килограммовой ходячей трагикомедии. Чувак не помнит даже имен своих сестер, но поставь его перед Стивом, и тот сразу: «Эй, Стиви, помнишь тот раз, когда нам было по десять, и тебя стошнило на уроке, вся твоя рубашка была заляпана, а единственная запасная была у парня из второго класса, и она подошла тебе л-лучше твоей собственной? Эй, чемпион, помнишь, как ты пролил целый бутылек чернил на Г-г-герти Кармайкл, перепугался и попытался стереть их руками, а чернила потом не в-в-выводились еще две недели?» Джеймс Бьюкенен Барнс – национальное достояние, и Сэм считает своим долгом, как американца, вернуть его в боевую форму во имя правды, справедливости и всеобщего хихиканья. – Все потому, что я не достиг половой зрелости до того, как ты вытянулся, – говорит Стив. – Но я помню, что когда ты впервые снял передо мной рубашку, у тебя были мускулы на груди, и я наконец узрел истинный лик Божий. – Он ухмыляется и шутит об этом, будто это ничего не значит, что почти компенсирует то, насколько они невыносимы со своим чертовым эпическим романом века. Баки доедает пончик и вдруг говорит: – Что такое СПИД? Дерьмо. Сэм старается, чтобы его голос звучал нейтрально: – Это болезнь, приятель. В основном распространяется через секс и обмен иглами. А что? – Мой д-друг Джордж приходил к нам на ланч недавно, – говорит Саша. Стив поясняет: – Они познакомились в семидесятых. И снова столкнулись, когда Бак пытался избавиться от наркотиков, Джордж несколько часов присматривал за ним. – Он снова говорит тем же голосом: похоже, Джордж в одобренном списке. – У меня был, – говорит Саша. – Еще один друг. Его звали Кев. Джордж сказал, что он умер. В 1992-м. О-от СПИДа. Джордж сказал, что тогда погибло много его друзей. Он сказал, что ходил на п-п-похороны почти каждые выходные. – Баки выглядит ужасно растерянным, его лицо сморщилось, как у маленького расстроенного ребенка. Стив болезненно вздыхает и тянется, чтобы взять его за руку. – Почему? – говорит Саша. – Почему так случилось? – Нет никакого «почему», приятель, – говорит Сэм. – СПИД просто возник из ниоткуда. Множество людей умерло очень быстро. – Это потому, что они были геями? – говорит Саша. Стив снова вздыхает. – Я видел в интернете. Что это было Божье наказание. – Он смотрит на Стива так, будто тот единственный кто знает, чего хочет Бог. – Нет, – говорит Стив. – Бог так не работает. Ого, Сэм завидует его уверенности. Он не был уверен в Боге с тех пор, как ему исполнилось шесть. От любого другого это звучало бы наивно, но от Стива звучит убедительно, будто у него в телефоне забит номер большого парня. Саша немного расслабляется, но все равно выглядит ужасно несчастным. – Кев был хорошим, – говорит он. – Н-никогда никого не обижал. Он был д-добр ко мне, а я был гребаной наркоманской шлюхой, которую он подцепил на задворках б-б-бара. Но он м-м-мертв, а я все еще, блядь, здесь. – И затем он плачет. Сэм не был уверен, что он ожидал от плачущего Зимнего Солдата, но уж точно не этого. Он плачет навзрыд, плечи сгорблены и дрожат, но он совершенно пугающе тих. Судя по несчастному выражению лица Стива, Сэм не единственный, кто пришел к ужасным выводам о том, почему кто-то может так плакать. – Хэй, – говорит Сэм. – Стив говорит, что ты сильно расстроен в последнее время. Все потому, что ты думал о Кеве? Саша бросает быстрый взгляд на Стива. – Я н-н-не знаю. Я не знаю почему. Сэм говорит: – Стив, не хочешь ненадолго прогуляться? Стив чуть ли не телепортируется с места. Саша делает берт-фейс с таким усердием, что Сэм вполне справедливо опасается, что его лицо останется таким навсегда. – Вы. Подставили меня. Ты хочешь. Залезть мне в голову. Он меняется, когда Стива нет в комнате. Ничего экстремального; никаких Джекила и Хайда. Но Баки Барнс, которого знает Стив Роджерс, настолько же отличается от парня, которого Сэм знает как Сашу, насколько Сокол отличается от Сэма-ВО-консультанта. Саша более острожен, чем Баки. Меньше улыбается, и его улыбка совсем другая; больше похожа на художественную интерпретацию улыбки, чем на что-то настоящее. Баки теплый и очаровательный; Саша тоже может быть очаровательным, но в нетипичном смысле, как будто он все еще разбирается в тонкостях человеческого взаимодействия и выражает чувства, основываясь на инстинктах, обрывках памяти и сцен, подсмотренных по телевизору. Баки флиртует, Саша требует. Баки – ведомый, Саша – волк-одиночка. Обе стороны его личности иногда соскальзывают, и показывается нечто еще, нечто примитивное, травмированное, детское, уязвимое. – Я хочу поговорить с тобой, приятель. Потому что Стив – мой друг, и он беспокоится о тебе. И потому что ты мой друг, и я беспокоюсь о тебе. – Я твой д-друг? – говорит Зимний Солдат, тут же оживляясь. Сэм чуть ли не плачет в душе. Напоминает те видео с youtube, где люди сначала спасают бойцовских собак, таких худых, злых и злобно рычащих, а в конце они все откормленные и счастливые, катаются по земле, облизывая людей. Он просто хочет, чтобы его любили, чувак, он не виноват, что весь покрыт шрамами, безобразен, а его передняя лапа отсутствует. Интересно, делают ли успокаивающие жилеты для людей? Потому что Сэму нужен целый набор суперсолдатских размеров. – Ага, – говорит Сэм. – А ты не думаешь, что мы друзья? Мне показалось, ты довольно неплохо проводил время, уничтожая меня в «Halo» на днях. Саша показывает зубы, этот оскал можно с натяжкой назвать улыбкой, если вы достаточно оптимистичны. Он чертовски хорош в шутерах от первого лица, что и следовало ожидать, настолько хорош, что Майки и Лили больше не хотят с ним играть. Стив отказывается играть в принципе. Люди обычно думают, что он плохо разбирается в технике, но это совсем не так: он довольно быстро осваивает новые технологии, просто ему не нравится большинство из новых вещей, и он действительно не любит жестокие видеоигры (иногда он играет во что-нибудь успокаивающее и японское в течение получаса, прежде чем начнет нервничать). Он также установил нечто вроде «папиного правила»: Майки и Лили разрешается играть не больше часа в будни и два часа в выходные, прежде чем им придется найти себе какое-нибудь продуктивное занятие. Что является еще одним доказательством того, что Стив Роджерс – это мама Сэма, контролирующая гигантского белого мужчину телепатией. – Да, – говорит Саша. – Было в-весело. – Хорошо, – говорит Сэм. – Слушай, Саша, в чем дело? – Я н-н-н-не знаю, – говорит Саша таким тоном, что можно запросто умереть от страха, если бы Сэм не знал, что это, скорее, не «я собираюсь тебя прикончить», а «я напуган, расстроен и скучаю по своему белокурому гаранту безопасности, когда он оставляет меня одного дольше, чем на тридцать секунд». Саша раздраженно фыркает. – Я п-просто, черт побери, плачу все время. Если бы я знал, в чем дело, я бы давно все и-и-и-исправил. – Ты не сломан, – говорит Сэм. – Тебя не нужно исправлять. Это не неисправность. Саша язвительно усмехается. Сэм пробует по-другому. – Ты хорошо спишь? – Я сплю иногда. – Но немного? – Приятель, я, блядь, массовый убийца, подсевший на г-героин. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу н-невинных людей, которых они заставили меня убить, и тонны дерьма, которое они с-с-сотворили со мной. Единственное, что выключало эти видения – героин, и я больше не могу принимать его. Иисус, мать его, Христос, я бы убил еще несколько сотен человек за одну дозу, если бы она заставила все это прекратиться. Я чертовски счастлив, что нахожусь под домашним арестом, потому что от мысли п-покинуть это гребаное здание, мне хочется наложить в штаны... – Он замолкает и смотрит в пол. Хорошо. Воу. Сэм делает глубокий вдох и говорит: – Итак, ты испытываешь много чувств, которых не испытывал раньше, потому что героин притуплял твои ощущения. А сейчас на тебя разом свалились все восемьдесят лет непрекращающегося пиздеца. Звучит как разумная причина для слез. И вместе с тем твой мозг не знает, что делать со всеми этими чувствами из-за той истории со стулом. Саша с секунду молча смотрит на него. Или, ну ты знаешь, в воздух рядом с ним. – Я н-не заслуживаю грустить. – А чего ты заслуживаешь? Он небрежно пожимает плечом. – П-пулю в голову? Затем: – Я не сделаю этого. Я обещал Стиву. Только то, ч-что заслужил. – Не точно, – говорит Сэм. Саша моргает: – Что? – Не точно. Слушай, ты мне нравишься и все такое, но я не могу просто стоять и слушать, как ты смешиваешь с дерьмом моего друга Сашу. Саша делает лицо кирпичом и говорит: – Когнитивная ошибка. Он давно не возвращался к этому: Сэм не уверен – это регресс, или Саша просто включил засранца. Он решает не обращать внимания и говорит: – Я принес тебе подарок! – Он протягивает Саше набор лосьонов. – Ты пробовал пузыри, которые я приносил в прошлый раз? – Пробовал. Дважды. С-стив добавил их в ванну. – Тебе понравилось? – Д-д-да. Оу, он выглядит таким смущенным. – Так почему бы не использовать их постоянно? Его брови сходятся вместе. – Н-н-не о-обязательно для функционирования. – Ага, – говорит Сэм. – В этом и смысл. Слушай, Саша, ты же знаешь, что я был спасателем-десантником? И видел, как убили моего напарника. Я долгое время был очень сильно подавлен, да и сейчас стало не особо лучше. Знаешь, что помогло мне пережить первые месяцы? Целый вагон психотерапии и еще больший вагон дорогих одеколонов и новомодных лосьонов для тела. У меня есть около двадцати флаконов одеколона (кстати, ты можешь взять парочку, если захочешь) и десять видов масла для тела. Хочешь знать почему? – Д-думаю, ты все равно мне расскажешь. – Не дерзи мне, Барнс. Во-первых, нельзя позволять Соколу летать по проклятому городу с грязными локтями, что бы сказала моя мама? А во-вторых, иногда, когда чувствуешь себя мусором, или пришельцем с другой планеты, или больше оружием, чем настоящим человеком, ты должен быть добрее к себе, чтобы вспомнить, каково это – снова ощущать себя человеком. Это все равно, что заботиться о домашнем питомце. Тебе ведь нравятся кошки? Если бы у тебя был кот, ты бы покупал ему кошачью мяту и кошачьи игрушки, какой-нибудь новомодный мясной кошачий корм и безумно роскошную кошачью кровать. Ты бы все время гладил его и расчесывал, чтобы он стал мягким и пушистым, я прав? Даже если бы у тебя случился плохой день, ты бы все равно позаботился о коте, потому что так ты должен поступать, когда несешь ответственность за невинное животное, которое не может позаботиться о себе самостоятельно. – Я к-кот? – Да, ты кот. – Я должен делать приятные вещи. Для кота. – Так и есть. – Можешь п-п-прикоснуться ко мне? Саша, кажется, считывает воу-выражение на его лице, потому что перефразирует: – Я имел в виду. Если я кот. Ты можешь. Обнять меня? Поскольку он не социопат, который сказал бы «нет», Сэм обнимает его, очень крепко. Саша тихо мурлычет и обнимает его в ответ. Он не очень хорош в обнимашках в отличие от Стива. Он костлявый и неуклюжий, а металлическая рука слишком странная. Но через секунду он немного расслабляется и обнюхивает шею Сэма, потому что он буквально гигантский дерганный домашний кот с очень острыми когтями и большим страхом разлуки. – Ты и впрямь п-п-приятно пахнешь. – Он пару раз дергает головой в объятиях Сэма, а затем отпускает его. – Слушай, я не шучу. Хочешь, я как-нибудь принесу свою коллекцию одеколонов? Я знаю, что ты сейчас увлекся запахами. – Д-д-да, – говорит Саша. Потом он сонно улыбается и говорит: – Какого хрена ты не можешь быть чуточку геем, а? Баки в здании, леди и джентльмены. Сэма даже слегка нервирует то, насколько текуча его личность, как будто он меняется каждую секунду. Сэм немного отходит назад. – Кто сказал, что я не чуточку гей? Я учился в колледже, экспериментировал, принял несколько плохих решений насчет длинноволосого белого парня с танцевального факультета, который не заслуживал меня. Не делай обо мне поспешных выводов, Саша. Саша снова растягивает губы в этой ужасающей недоулыбке. – Длинноволосые белые парни, да? – Чувак, ты встречаешься с Капитаном Америка, одним из моих лучших друзей. – Хэй, ты не с-сказал «нет». Значит, мы можем немножко побаловаться? Хорошо, итак, Сэм действительно не целовался с чуваками около десяти лет, но если бы он собирался целоваться с чуваком, то, вероятно, этот чувак был бы очень похож на Сашу. Все еще слишком странно. Сэм скрещивает руки на груди. – Ага, хорошо, конечно. Может быть, если ты будешь хорошо заботиться о коте до Нового года, я буду так чертовски гордиться тобой, что поцелую, когда пробьют куранты. – Неясные параметры миссии, – говорит Саша, мрачный и напряженный. – Запрашиваю определение термина «заботиться». Сэм очень-очень сильно пожалеет об этом. Стив возвращается через десять минут, выглядя очень серьезным и обеспокоенным. Баки подкрадывается к нему, чтобы потереться о него и пометить своим запахом, или что там у них обычно происходит. – Привет, дружище, – говорит Стив, и в его голосе сквозит то же сочетание полнейшей очарованности и крайнего замешательства, которое Сэм обычно чувствует рядом с Сашей. – Тебе лучше? – А-ага, – говорит Саша. – Сэм сказал, что если я буду хорошо заботиться о коте до Нового года, он поцелует меня. Стив широко распахивает глаза и смотрит на Сэма. – Я могу все объяснить, – говорит Сэм. – Мне нужен более четкий инструктаж по миссии, – говорит Стив. – Где кот? Могу ли я помочь с заботой о нем? – Стоп, – говорит Сэм. – Тебя все устраивает? Стив слегка краснеет, смотрит с подозрением, а затем улыбается. – Баки уже вовсю мутит с Капитаном Америка, так что не вижу причин для возмущения. Сэм, правда, не понимает, где он только находит силы, чтобы иметь дело с этими двумя.

*****

Существо иногда выходит по ночам, чтобы немного размять ноги. Он очень осторожен. Незаметен. Теперь все по-другому. У него есть люди, которых он должен защищать. И он сам, возможно. Иногда. Стив сегодня ушел на работу. Ничего особенного, просто небольшая группа чудиков из АИМ создают проблемы. Стив с Наташей разобрались с ними в считанные минуты. Они оба в порядке. Баки проверил все тело Стива на предмет повреждений. Он знает, что с ним все в порядке. Но Стив вернулся домой усталый и довольный, от него пахло порохом и кровью, и существо проснулось от нестерпимого зуда. Существо прижимается губами ко лбу Стива и осторожно выскальзывает через окно. В темноте спокойно. Он провел там много времени. Темнота дает ему преимущество. Он одевается как гражданский. Он перемещается с крыши на крышу. Тихая ночь. Все мирно и спокойно. Он слышит женский крик. Мужчина, напавший на нее, молод, красив и хорошо одет. Он выглядит так, будто его стрижка стоит больше годовой аренды первой квартиры Баки. Он выглядит так, будто никому и никогда не приходилось учить его, как заботиться о кошках. Существо прыгает с крыши и приземляется прямо на пижонского ублюдка. Оно садится ему на спину, хватает дурацкую пижонскую стрижку в кулак и тянет так сильно, что парень почти складывается назад. Женщина убегает на улицу. Существо трясет голову парня, как собака веревку в зубах. Готов играть. – Какого хрена ты тут забыл, пижон? Существо отстраненно замечает, что его член затвердел. Парень вопит, сопротивляется, и трение совсем не помогает ситуации. В отдаленном уголке сознания существа есть несколько красочных изображений того, что он может сделать с беспомощной пижонской задницей прямо сейчас. Баки говорит существу пойти на хрен. Он говорит: – Господи Иисусе, хватит орать. Я не собираюсь никого насиловать, я не больной на голову кусок дерьма в костюме за тысячу баксов с дурацкой стрижкой. Он сильнее тянет за волосы, заставляя позвоночник пижонского ублюдка выгнуться дугой. Существо считает, что у него есть около пяти минут до того, как нагрянут копы. Оно должно сделать из наказания версию, подходящую для «Ридерз Дайджест», вместо своих обычно более впечатляющих мероприятий по борьбе с преступностью. Оно немного разочаровано, если быть честным. Оно гордится своей работой. Оно, в конце концов, занято распространением Слова Божьего. – Я бы попросил тебя извиниться перед леди, но ее уже нет, – говорит оно. – Так что ты можешь извиниться передо мной. Скажи: «Мне очень жаль, мистер Богослов, сэр. Я больше так не буду». Парень говорит. Существо ухмыляется. – Конечно, блядь, не будешь. Потому что, если ты попытаешься сделать такое еще раз, мне придется сделать так еще раз, – говорит оно и впечатывает парня лицом в асфальт. Существо идет домой, засунув руки в карманы. Ночь довольно теплая, и в темноте, в гражданском, никто никогда не догадается, кто он такой. Тем не менее получается чертовски забавно, когда перед ним из темноты появляется ребенок. Он размахивает ножом и говорит: – Йоу, отдай свой гребаный бумажник! Подросток мужского пола, европеоидной расы, рост приблизительно 180 сантиметров, вес 65 килограмм. Угроза близка к нулю. Стыдоба. Существо улыбается. – У тебя есть мать, малыш? Ребенок вздергивает подбородок. – Ты что-то вякнул о моей маме? – Я говорю, малыш, что у меня нет матери. Говорю, что был здесь еще до твоего рождения, и до рождения твоей матери, и до рождения ее матери. Говорю, что я – то, что видится во снах, когда просыпаешься с криком и не можешь вспомнить почему. Говорю, что я надвигающийся туман, малыш, что я холодный озноб на твоей спине, что я самая темная часть самой темной ночи, и, что если ты будешь доебываться до меня, я оставлю тебя без матери, малыш, я оставлю тебя без отца, я перемелю твой мозг, твои кости, твою кровь, я досуха выпью твое блядское имя, малыш, и земля уже не вспомнит его. Я изничтожу тебя, малыш, и если ты не хочешь этого, то лучше беги. Ребенок говорит: – Да ты совсем рехнулся, мужик! Отдай свой гребаный бумажник! Существо забирает у него нож и вонзает его по самую рукоять в кирпичную стену соседнего здания. Оно достает свой собственный нож и подбрасывает его. Оно говорит: – Ты такой милашка, не правда ли? Черт, только взгляни на себя, такой сладенький. Так бы и съел прямо сейчас. Оно показывает зубы. Ребенок бежит. Существо засовывает руки обратно в карманы и идет дальше. Существо проскальзывает обратно в квартиру через окно гостиной. Оно должно самостоятельно выбраться из ботинок, что чертовски негативно. Он дышит, как учил Уилсонсэмюэлтомас, на протяжении всего процесса, затем лежит минуту на полу в ванной, прежде чем встать и переодеться. Затем оно проскальзывает обратно в постель. Стив слегка шевелится: – Бак? Ты проснулся? Оно прижимается к боку Стива. Капитан, мать его, Америка, около двух метров ростом, сложен, как чертов шаровой таран. Высокая угроза. Нет угрозы. Безопасный. Малыш. – Ходил отлить. Спи, детка. – Мм, – говорит Стив, уже засыпая. – Люблю тебя. – Ага, – говорит существо. – Я тоже люблю тебя, милый.