Капитан Гондора

      — Ах, иди же, дитя, не мешай!       — Морвен, я всего лишь пытаюсь помочь!       Пара рук решительно выхватила чашку с сахаром из ее ладоней, и через мгновение те же руки, твердо обхватив ее за плечи, вывели ее во двор.       — Милая, твоя мать никогда не учила тебя, что кухня слишком тесна для двух женщин? Иди же, во имя Йаванны, и предоставь выпечку мне, или наши высокие гости останутся без пирога!       Ниенна задержалась в дверях под полуразрушенным карнизом, — Халдор был слишком занят, чтобы починить его, — борясь с желанием вступить в спор. Затем, с тихим вздохом, она вышла под лучи утреннего солнца, предоставив Морвен властвовать в её царстве. Из дома доносился грохот сковородок, запах дыма, и главное — ворчание Морвен о молодых леди, упрямых, словно мулы, и о долгоносиках в муке.       Ниенна не привыкла к праздности — как и у ее брата, в ее натуре было нечто беспокойное, и будучи изгнанной из кухни, она ощутила себя ненужной. В доме царила суматоха, как это всегда бывало перед отъездом Халдора, но никогда прежде она не была так отрезана от его мира — а вместе с тем и от мира за пределами тихой, неприхотливой жизни, которую она вела. Час назад Халдор и два молодых лорда заперлись в его кабинете, и доносившиеся из-за двери приглушенные мрачные голоса, услышанные ею, когда она проходила мимо, отправляясь на сражение с Морвен, ничего не поведали ей о предмете беседы. Даже Маблунг больше не нуждался в ней, ибо лихорадка наконец отступила, и он, нетерпеливо ожидая выздоровления, рьяно предался полированию мечей своих собратьев по оружию, доводя их до парадного блеска.       Она обогнула обнесенный стеной сад и ступила своим легких шагом на мощеную дорожку, ведущую на задний двор, мимо колючего шиповника и цветущей бегонии — ей не нужен был проводник, ибо с пяти лет она проделывала этот путь во тьме.       Это место навсегда запечатлелось в ее памяти: покрытая мхом статуя ребенка с кувшином в зеленой ливрее с остатками позолоты. Фонтан затих задолго до рождения ее деда, и теперь лишь в темных глубинах каменной чаши мелькала маленькая серебристая рыбка. Для Ниенны здесь всегда было лето, ибо это было одно из ее последних воспоминаний, и оно не тускнело с годами, подобно стареющему гобелену, а, напротив, становилось лишь ярче при каждом воспоминании, и она уже не знала, что из того, что ей представлялось, она когда-то видела на самом деле, а что дорисовало ее воображение.       Она коснулась пальцами грубого камня старой скамьи, нагретой солнцем, и опустилась на нее. Ниенна не знала, как долго она просидела, слушая пение птиц и ощущая странную тяжесть на сердце, пока не заслышала приближающиеся шаги.       — Сестренка, что ты здесь делаешь?       Звук его голоса вызвал улыбку на ее губах, и она встала, по-детски протягивая к нему руки.       — Греюсь на солнце, подобно ленивому коту, ибо мой сундук с травами снова полон, а Морвен выгнала меня из кухни. С годами она превращается в настоящего тирана!       Они сели на скамью, и Халдор сказал сухо:       — Да, Морвен решила снабдить нас припасами, которых хватило бы небольшой армии на целый месяц дороги. Как она собирается уместить все это в скромные седельные сумки, остается за гранью моего понимания.       — О, Морвен как-нибудь справится, — засмеялась Ниенна. — Вы уверены, что не останетесь на обед? Есть остатки вчерашнего пирога, и Морвен печет еще один.       — Мы не можем, дитя мое. Уже полдень, и нас ожидает долгий путь. Я отправлюсь с Фарамиром и его благородным братом до ближайшего брода, и там наши пути расходятся. Два дня я буду держать путь на север, они же поедут по старой дороге до Осгилиата, а затем — до Белого Города. Стараниями Морвен обед превратится в праздничный пир и затянется надолго.       Он надеялся, что она улыбнется, но вместо этого на лице ее внезапно отразилось горе, и пальцы ее, сжимавшие складки платья, побелели.       Ласково, но с тяжестью в голосе, он спросил:       — В чем дело, сестренка?       — О, ничего! Просто… Просто мне будет не хватать… — румянец покрыл ее щеки, и после короткой паузы она добавила: — Собеседника.       — У тебя есть Морвен и этот юный негодяй Маблунг, пока он не поправится.       И когда она не ответила, Халдор добавил:       — Ты имеешь в виду Фарамира, не так ли?       Она не сразу ответила, и он взял ее за руку и легко сжал ее пальцы. В тени дерева, под которым они сидели, Ниенна была неподвижна, словно статуя.       — Он забудет меня.       — Он не из тех, кто забывает или оставляет без благодарности, — ответил Халдор, стараясь заглушить тяжёлые нотки в голосе. Ниенна извлекла из складок платья небольшой плоский сверток и протянула его брату дрожащей рукой.       — Я сделала это для него, — порывисто сказала она и, затаив дыхание, ждала ответа.       Халдор взял сверток и, справившись с охватившим его волнением, осторожно произнес:       — Вдумчивый подарок, который Фарамир будет хранить у сердца, ибо он очень дорожит своими друзьями.       — Друг… — произнесла она с тоской в голосе, — Да, возможно, так и есть, — с этими словами она вновь спрятала свёрток.       Какое-то время он молчал, вновь и вновь обдумывая ее слова, и в сердце его пробудилось дремавшее в нем чувство вины.       — Скажи мне, Ниенна, — скажи правду, — тебе было очень одиноко здесь с тех пор, как умер отец?       — Немного, но это не имеет значения, — ответила она быстро, но затем, обратив к нему свое лицо, полное пламенной страсти юности, пылко добавила:       — О, Халдор, как бы я хотела быть мужчиной, и не слепым, чтобы отправиться с тобой. Порой так тяжело оставаться здесь с Морвен. Я словно вечно жду твоего возвращения, чтобы что-нибудь — хотя бы что-нибудь — наконец произошло.       — Когда я был молод и глуп, я хотел того же, но Ниенна, разве ты не понимаешь, что ты — все, что у меня есть? Ты моя любимая сестра, и ни за какие сокровища Средиземья — даже за возвращение самого Короля Гондора — я не обменял бы тебя на брата, каким бы доблестным он ни был. — Он протянул руку к ее лицу и нежно отвел за ухо длинную прядь каштановых волос. — В Итилиене не место для тебя, и клянусь Чертогами Мандоса, я рад, что здесь ничего не происходит — пусть дом остается, как есть, с тобой и Морвен.       Теперь она улыбнулась:       — Тогда возвращайся домой поскорее и продай меня тому, кто предложит цену повыше.       — Что ж, если ты этого желаешь, — ответил он более серьезно, чем она ожидала, — Но я не хотел бы, чтобы ты была несчастна, Ниенна — а ты знаешь, какими обычно бывают люди высокого рода.       — Да, знаю, — ответила она с легкой иронией. — Но тебе не нужно бояться за меня, Халдор. В конце концов, невозможно прожить жизнь без печали, и ни ты, ни Морвен не сможете ограждать меня от нее вечно. Это урок, который я усвоила давно.       Горе кинжалом пронзило его сердце, и по привычке он не показал этого на своем лице, хотя Ниенна не видела его. И вдруг он увидел ее такой, какой не видел прежде — уже не ребенком, которым она всегда оставалась в его глазах, но молодой женщиной, стройной и красивой, подобно искусно закаленному клинку. Она никогда не станет неуязвимой, ибо не такими были созданы младшие дети Иллуватара, но из этой слабости происходили сила и мужество. За это он любил ее, и она была одновременно бременем и радостью его жизни.       Взяв ее за руки, Халдор повел ее в дом.       — Ты стала мудрее, Ниенна. Это хорошо, но я хотел бы, чтобы ты помнила одну вещь.       — И что же это?       — Великая любовь всегда идёт рука об руку с великим горем. Никогда не забывай об этом, сестренка.