***
- Юнги, я… - Пошел вон. Чимин замирает в растерянности: он никогда прежде не слышал, чтобы Юнги разговаривал с ним так. Да и вообще с кем бы то ни было. - Я серьезно, Чимин, уходи. Мне хватает общения с тобой и по работе. Так что не надо еще… - Прости, Юнги… Тот, услышав это тихое, жалкое «прости», поднимает голову и смотрит на Чимина снизу вверх: - Серьезно. Ты серьезно. Чимин кивает. - Прошла неделя. Всего лишь неделя. - Я знаю. Только неделя… - Чимин нервно улыбается; на лице Мин Юнги нет и тени улыбки. - Я только смог наконец-то взять себя в руки. Я только перестал ждать, что ты вернешься. Только-только привык к тому, что все это - правда. Что ты предпочел мне кого-то другого. А тут ты приходишь, кладешь свою ручку мне на плечо, и говоришь «прости»? - Да… - отвечает неуверенно Чимин, избегая смотреть в уставившиеся на него потемневшие, ставшие почти черными, блестящие от возмущения глаза, что смотрят в упор. Чимину не по себе, и даже немножко страшно, - но он знает, что единственный способ заставить Юнги поговорить - это быть с ним предельно честным. - Я думал, прежде чем сделать этот выбор, потому что это очень серьезно… - Вот именно. Ты думал, прежде чем сделать выбор. Вот и всё. Чимин вздыхает: - Послушай, я хочу… сказать тебе кое-что. Я сделал это потому, что… - Мне не интересно, я не хочу ничего слушать. - Юнги. - Нет. - Ну пожалуйста, прошу тебя, я… - Ты что, не понимаешь, что мне тебя слушать больно? - Голос, и без того низкий и всегда будто бы недовольный, звучит все резче и нетерпеливей, - мне физически больно слушать тебя, и смотреть на тебя, и вообще рядом с тобой находиться, зная, что я не имею права даже пальцем к тебе прикоснуться! Мне… мне невыносимо больно, что ты заменил меня Чонгуком. Чимин молчит. Ему нечего сказать. - Уходи, если решил уйти, пожалуйста. И не возвращайся больше. Ты же сам сказал, что долго думал над этим, да? Значит, ты вряд ли мог ошибиться. То, что ты сейчас здесь… что пришел… Это привычка, Чимин. Просто привычка. Это пройдет. Со временем… Чонгук ведь лучше. Лучше чем я, правда? Он заботится о тебе, а я, видимо, делал это недостаточно. Он может дать тебе то, что ты хочешь, а я, видимо, совсем тебя не знал, раз думал, что ты счастлив… Голос Юнги странно дрогнул, и смолк на секунду, и фраза окончилась тихим, глухим шепотом: - …счастлив, как я. Был. В комнате повисает напряженная, тяжелая тишина. - Все, а теперь давай, - Юнги говорит вдруг уже мягче и как будто примирительней: - иди. Тебе пора, правда, уходи, Чимин. Давай. Чимин вздыхает, понимая, что ничего больше от Юнги не добьется. Подойдя к двери и взявшись за холодную металлическую ручку, вслед слышит: - И больше не приходи. Пожалуйста. Чимин не отвечает ничего, и молча выходит, даже не оглянувшись. В его груди появляется вдруг такое странное, тяжелое, горячее ощущение, что давит с каждым шагом прочь по коридорам все сильнее и сильнее, - что Чимину кажется, будто половину своей обиды и боли Юнги передал этим разговором, этими своими словами… Словами о том, что Чонгук лучше. Ведь для Чимина лучше, чем Юнги, никого нет. Нет и никогда не будет.***
- Почему, вот почему ты выбрал его? А? Скажи! - Я не… я не знаю. - Виновато опускает глаза Пак Чимин. Пряча глупую улыбку, которая так не вовремя. - Вот именно! Вот именно! Ты не знаешь. Ты никогда ничего не знаешь! - Юнги не выдерживает и тыкает пальцем Чимину в грудь. Это оказывается больно. Прям как правда, произнесенная вслух только что. - Ты думаешь, но не о том, вот в чем твоя проблема! Ты думаешь о моменте… - Юнги подбирает слова, стараясь не упустить мысль, - о том, что бы тебе такое поинтересней выбрать, но никогда не думаешь о том, что будешь делать дальше! И что я буду делать дальше! И Чонгук… тоже. А если он узнает? Узнает, что ты уже пятый раз ко мне приходишь за последние три дня? Что с ним будет, ты подумал?! - Он не знает. Он не знает и никогда не узнает. - Что? Почему это «он не узнает»? - Юнги прищуривается, передразнивая Чимина; наклоняется вперед и складывает руки в замок. - Потому что я… Чимин делает шаг вперед, и тянется к лицу Юнги своей раскрытой ладонью, - но Юнги знает Чимина уже настолько хорошо, что предугадывает, что тот хочет сделать дальше. - Э неееет, вот уж нет! - Вскакивает Юнги на ноги, вовремя уворачиваясь, - вот этого уж точно не надо! Убирайся отсюда, иди к себе! И оставь меня в покое! - Юнги распахивает дверь, продолжая держать ее открытой, и кивает Чимину в сторону коридора: - Давай, вперед! Иди к своему… к своему, в общем. Не знаю, что там у вас. Чимин обиженно поджимает губы и медленно плетется к дверям - так медленно, что это злит Юнги еще больше. Он не выдерживает и подталкивает Чимина в плечо, ускоряя его шаг у самого порога: - Иди к себе и проспись! Завтра тебе будет стыдно! Юнги захлопывает дверь и возвращается за рабочий стол - казалось бы, злость, раздражение и обида - это всё, что можно чувствовать в этой ситуации и после этого «разговора»… Но на лице Юнги непроизвольно проступает слабая улыбка. В такие моменты можно чувствовать еще и ностальгию. За дверью тишина - ни одного шага: стало быть, Чимин все еще там… Он ведь не мог уйти так просто. Не мог ведь?.. Или… Ох, плевать. Юнги нужно закончить поскорее и самому отправляться спать… Спустя достаточное количество времени - прошло около часа как минимум - Юнги выключает свет и забирает свои вещи; выходит в коридор - и едва ли не наступает Чимину на руку. Чимин сидит у самых дверей, на корточках, положив голову к себе на колени, - и, кажется, спит. - Эй… Реакции ноль. - Чимин… Юнги нервничает и закусывает губу - и что теперь с ним делать? Бросить здесь? Затащить в студию и оставить там? Но тогда придется просидеть вместе с ним всю ночь. Этого не хотелось бы. Это… неправильно. И Юнги звонит Чон Чонгуку, коротко и четко объясняя, что произошло, - что он нашел Чимина и оставил его возле своей студии, а тот, кажется, заснул, и, кажется, пьян. - Забирай его. - Ох… хорошо… А ты не побудешь с ним, а, Юнги? Пока я приеду… - Ну уж нет, - усмехается Мин, - теперь это твоя проблема. А не моя. Юнги прав: теперь Чимин - это проблема Чонгука… Да, «проблема» - именно то самое слово. Юнги усмехается своим мыслям и запирает дверь студии; окидывает взглядом фигуру Пак Чимина, что выглядит такой маленькой на полу, такой жалкой, - колени подтянуты к лицу, волосы упали вперед, закрывая половину лица, а одна рука свалилась на пол… Юнги вздыхает и садится рядом на корточки: - Чимин, эй, Чимин… Пак Чимин. Юнги отодвигает безвольно свесившуюся ладонь от порога - и замечает, подняв взгляд, что Чимин медленно моргает, и, кажется, проснулся. Может, не окончательно, но все же. - Эй, - Юнги не выдерживает, и, сам не зная почему, касается ладонью Чимина щеки, - пойдем-ка спустимся вниз. Посидишь у входа, там охранник за тобой присмотрит… Чонгук скоро за тобой приедет. - Не хочу… - Тогда что, так и будешь тут, на полу?.. - Так и буду… - Чимин трется щекой о ладонь Мин Юнги - такую холодную, такую жесткую, совсем не такую, как у Чонгука… Лучше, чем у Чонгука. У Юнги замирает сердце: он целую неделю убеждал себя в том, что больше этой мягкой и нежной щеки ему никогда не коснуться, - но вот она, так близка, и так выпрашивает еще лишь секунду… ну, может еще одну… - Так, все, мне надо идти. - Юнги уверенно забирает свою руку у Чимина и встает на ноги, не обращая внимания на протестующий жалкий скулеж. - Не хочешь спускаться вниз - сиди тут. А я пошел. И уходит, даже не оглядываясь, - совсем так, как Чимин уходил от него в тот самый день, когда все-таки сделал свой выбор; только вот Юнги не чувствует той давящей тяжести в своем сердце - наоборот, легкость и какую-то странную… радость… Чонгук спрашивал Юнги на следующее утро: - Как он вообще там оказался? Ты не знаешь? - Нет. Просто услышал шум за дверью, выглянул - а там он. На вопросы ничего мне не отвечал, ну я и… - А почему ты… - Кажется, следующий вопрос Чонгук не совсем готов задать - но слишком уж хочет услышать ответ, поэтому все же спрашивает, поколебавшись: - А почему ты позвонил именно мне? Было ведь так поздно… - Не знаю. - Юнги, посмотрев Чонгуку прямо в глаза, добавил: - Он сам меня попросил позвонить тебе. Он разве не сказал? - Нет. Он сказал, что ничего не помнит. - Ясно, - равнодушно отвечает Юнги, думая при этом: «Не помнит, значит… Ну, так даже лучше. Хотя, скорее всего, опять врет». И Юнги оказывается прав - он понимает это, когда Чимин начинает стремительно краснеть, встречаясь с Юнги взглядами минутой позже; проходя мимо, быстро шепчет: «Мне стыдно», - и потирает ту щеку, которой касалась вчера такая холодная, такая жесткая ладонь… Юнги усмехается, не успев ничего ответить: «Ну да, ну да… Стыдно, конечно же. Да он даже если бы переспал со мной вчера, ему стыдно не было бы».***
Юнги никогда бы не простил. Если бы не знал, как мелко дрожит Чимин, когда не может найти в себе сил слезть с бедер Юнги и лечь рядом. Юнги никогда, никого, ни за что не принял бы обратно, - если бы только не… …тот блеск в глазах, за который Юнги готов отдать всё. И простить тоже всё. Меньше всего хочется думать о Чон Чонгуке - он сам вляпался во всё это, влюбившись в Чимина так глупо и так самоотверженно; пусть теперь разбирается с этим сам… Юнги вот до сих пор разобраться так и не смог. Поэтому, не проходит и месяца, как дверь в студию Мин Юнги вновь оказывается заперта изнутри, и сквозь немую тишину слышится лишь приглушенное: - Полегче… не так сильно. А потом, когда Чимин выходит из этой самой двери позже, загадочно и довольно улыбаясь, - на камерах, что висят на потолке в коридоре, видно, как ярко раскраснелись его губы, и как его ладонь нехотя выпускает чужая рука… и дверь моментально захлопывается.***
- Долго будем так прятаться? - Ммм.. Не знаю. - Ты собираешься ему сказать? - Да, да… потом. - … Передышка окончена, а разговор, который, признаться, изначально мало кому был интересен, так ни к чему и не приводит, - однако долгие и медленные, бесконечно нежные и глубокие, ненасытные поцелуи - приводят к волне нервной дрожи, прокатившейся за секунду по нетерпеливым рукам и длинным, бледным пальцам, что задирают одежду на чужом теле слишком быстро, и к неосторожному укусу… вызвавшему глухой - скорее возмущенный, чем болезненный - стон. А после - только тихий звон цепочек, что путаются у Чимина в волосах - и у Юнги в пальцах; и шорох, свидетельствующий об очередном блядском предательстве Пак Чимина… и верности - тому, кто ее, в отличие от Чонгука, никогда не просил, но получает каждый раз сполна… Снова, и снова, и снова.***
…Чимин такой мягкий, такой теплый. Чонгуку уютно. Чонгуку с Чимином хорошо. Спокойно и так приятно на душе… Чимину с Чонгуком хорошо тоже. У Чонгука плечи шире, чем у Юнги, за ним как-то надежней и защищенней себя чувствуешь; Чонгук греет - у него теплые руки, не такие холодные… Да, Чимину быть с Чонгуком определенно нравится. Но только вот любить Чимин себе позволяет только Мин Юнги. И не забывает об этом, даже заигравшись во влюбленность с другими.***
Юнги отвечает на поцелуй Чимина так слабо, как будто лениво, нехотя. Чимин не выпрашивает чего-то иного - какой-либо страсти, жажды, или напористой, властной похоти, - только лишь… прощения? принятия?... Что бы это ни было, Чимин это получает. Снова. И снова. И снова. Потому что Юнги… не может иначе. Потому что это - Чимин прикусывает его слабо отвечающие легкими касаниями губы, потому что никому другому Мин Юнги никогда бы не позволил так с собой обойтись… Но это же Чимин. Его Чимин. Который постоянно влюбляется в кого-то еще… но всегда продолжает любить по-настоящему только одного. И поэтому всегда потом возвращается - снова, и снова, и снова… Поэтому поздним вечером, что уже больше становится похож на ночь, - изогнувшись в спине, Чимин наклоняется вперед, и прижимается к груди Мин Юнги, продолжая сидеть на нем сверху, - и целует его так старательно и так нежно, не отпуская этих губ ни на миг, слабо оттягивая зубами то одну, то другую… играя, пробуя, едва ощутимо задевая языком уголки рта… Пока Юнги, закрыв глаза, дышит так тяжело, неспешно напрягая пресс - и приподнимая Чимина на себе… совсем не торопясь поскорее дойти до финала. ...Отдышавшись, Чимин поворачивается набок, лицом к Юнги, - и прижимается к нему вплотную; лбами, кончиками носов, краешками губ… Чимин улыбается так растерянно и нежно - и, прикрыв глаза, аккуратно прикусывает губу Юнги в поцелуе; выгибает спину, и его талия под широкой бледной чужой ладонью становится еще тоньше, еще резче и еще соблазнительней… Чимин опять изменщик. Изменил он на этот раз Чон Чонгуку - единственному, кто верил, что Чимин способен на честность и постоянство, единственному, кто в Чимина вообще верил - в Чимина и его обещания быть только с кем-то одним - и искренне был влюблен; кто хотел лишь взаимности и такой же самоотверженности, которую Чонгук давал и сам, не требуя взамен ничего иного. Но Чимин предал чужие чувства - и счастлив; Чимин вновь такой же, как и всегда. Наглый, эгоистичный, безумно самоуверенный и настолько же безумно привлекательный - как раз такой, каким его Юнги и любит, сам не зная, почему.***
Юнги, приоткрыв глаза в полусне, легко проводит пальцами по горячей щеке Пак Чимина - и проговаривает едва слышно: - Как же я тебя ненавижу. Чимин прищуривается: - Я знаю. - И, улыбнувшись, добавляет: - Я тоже по тебе скучал. Правда. - Что с Чонгуком? - Давай не сейчас об этом. - Ладно. …Меньше всего хочется сейчас думать о Чон Чонгуке - он сам вляпался во всё это, влюбившись в Чимина так глупо и так самоотверженно; пусть теперь разбирается с этим сам… Юнги вот до сих пор разобраться так и не смог.