Бывшая любовь.

Ухоженный аэропорт Нью-Йорка — возможно, единственное чистое место во всем городе. А может, убрано там только на первый взгляд. Америка чувствовал себя очень уютно в городе контрастов — «столица мира», как принято называть Нью-Йорк среди модных тревел-блоггеров, была такой же, как США. Разной. Она словно отображала всю историю Америки — от милого элитного района Бруклина до жестких Гетто в Куинсе. Да, Штаты любил Нью-Йорк. И аэропорты. А еще больше любил аэропрот имени Кеннеди. С лица не спалзала хитрая улыбка — кокетливая, расслабленная. Америка помнил, что летит в Россию? Нет. Все его мысли были посвящены проходящим вокруг людям. Разным. Как и он, как и Нью-Йорк. От чувства эйфории и гордости за свой город его отвлек Канада, щелкающий пальцами у ярко голубых глаз Америки — точнее, глаза, ведь вместо второго была повязка, обычно скрытая за очками. — Америка?  — раздраженно спросил брат, не по крови, так по духу и судьбе. — Франция с Британией уже встретились и нас ждут у какого-то магазина духов. — А. Точно. — произнес Штаты, доставая с кармана старые, потертые и помятые жизнью очки. У него были деньги на новые, но зачем ему нужны еще одна пара очков, есди и эта была превосходна и с нец было связано много приятных, и не очень, событий. Штаты схватил ручку чемодана и начал следовать за Канадой. Даже в родном ему аэропорте он терялся, да и в общем Америка не отличался хорошим умением ориентироваться в пространстве. А вокруг сияли яркие вывески магазинов с сувенирами и редкими иностранными товарами — обыкновенно американские товары сияют во всех дьют фри зарубежа. — О, смотри, вон они! — воскликнул Канада и направился к смотрящей парфюм парочке. И Британия, и Фрация любили хороший парфюм — часто, лишь ради вкусного аромата, они могли потратить зарплату типичного москвича за раз. — О, здравствуйте! — улыбнулся Королевство, отвлекшись от некого парфюма с ароматом, напоминающий сакуру. — Канада, Штаты, привет! Я так рада вас видеть. Похорошели. — последнюю фразу страна любви сказала с хитрой ухмылкой. Франция и Британия выглядели вместе очень неплохо. Они одновременно похожи, но безумно разными. Может, это их и привлекло в друг друге. Уже по тихоньку стареющие — хотя, страны стареют совсем отлично от людец — улыбающиеся во все зубы отлично одетые, без вычурного пафоса, люди. Страны. — Привет. — поздоровался Америка и срзау же был заключен в объятия Франции. — Я так по тебе скучала, милый мой! И так рада, что мы наконец все вместе поедем отдыхать! И главное не в Нью-Йорк… — последнее она произнесла шепотом. — Кстати об этом, Америка. — начал Британия, презрительно смотря на сына — Ты что нибудь употребляешь? Пьешь? Ты же с выпивкой в 30-х завязал. Прошло окло 20 секунд до того, как был получен ответ — уж очень странным был вопрос, особенно из уст владыкт морей. — Что ты имешь в виду, отец? — смущенно спросил негадующий Штаты. — Почему Россия? Ты же не особо жалуешь их. Даже побольше меня. — Пристал к человеку, боже! — не дала вставить слово отвечающему и воскликнула Франция с особенной для нее эмоциональностью — Россия — прекрасная страна, а мы так давно там не были. Как только выбрал что то помимо своего же города — все, с ума сошел! — заступилась Франция. — Канада тоже со мной согласен. Да, Канада? — Ну. Британия, это очень грубо и резко. Однако я тоже не могу понять, чего это Россия. Я сам был в шоке! — манера речи страны уж очень напоминала французскую — яблоко от яблони недалеко падает. — Захотел посмотреть Россию, давно там не был. Скучаю по Петрограду и его великолепной архитектуре. Британия хотел ответить что-то, но не успел, как Франция попросила — даже нет, приказала. — Знаете, Британия, Канада. Вы идите пока нам кофе купите, а я с Америкой останусь, уж очень долго его не видела. Посекретничаем. — Я бы поспорил, но это бесполезно. Канада, пойдем. Обреченно вздохнув, страна последовал за властителем морей в ближайшую очередную кофейню с безвкусным и неоправданно дорогим кофе. — Америка, — взяла его за костлявую кисть страна любви — ты скучаешь по ней? — Что? — негадующе спросил Штаты. — Я же вижу все. Зачем тебе было в Россию лететь, если только не за этим. — Франция, я… Сто лет прошло. Я её отпустил. Правда. — ложь. Лгать США умел, и очень хорошо — вся жизнь его была построена на лжи. Но эта тема была исключением. — Я потеряла так много. И винила всегда во всем себя, не могла забыть. — продолжила страна, отпуская кисть капиталиста и поправляя выпавший из крепкого пучка черный волос. — Это было ужасно. Не доводи себя до такого состояния, хорошо? А ты ведь можешь. Все таки, под моим крылом вырос. — иронично просмеялась страна. — Я стараюсь. Честно. — ложь. Снова. — Я ведь тебя помню юным. — Франция хихикнула, словно учитель, что увидел успехи талантливого ученика, — Мечтал обо всем, огонек всегда горел в глазах. А каким решительным был, помнишь? Всегда стоял на своем, упрямился. — Да, было время. — вздохнул сверхдержава. Ещё до неё, когда мир не знал о коммунизме, а ядерное оружие существовало лишь в варианте божьей кары. Да, тогда он был не сломленным бесконечными войнами, конфликтами и любовью. Единственное, что его волновало — это убеждения, свобода и революция. Смеется он сейчас — а не смешно, ведь несмотря на заявления Америки свободы от него не было. И у него самого её тоже не было. — Время никого не щадит. Ты безумно изменился. А огонек не погас. Но погаснет. И единственный способ остановить это — отпустить прошлое. Ты же не виноват. Ты не мог ничего сделать. Все велось к этому. — Ты права. — И, не подумай что я давлю, нет! — оправдалась она, — я просто хочу тебя защитить от того, от чего сама страдала. — Спасибо большое, наверное. — Америка кивнул головой, прикусывая губу. Жест будничный, обычный — но лишь тупая боль спасала его от стресса и срывов. — Ты вырос очень сильным. Ни одна русская не должна отнять это у тебя. И не принимай их слова близко к сердцу, ты сделал правильный выбор. Россия прекрасна. И она не стала хуже с 1917. Новая Россия тебе понравится. — Верно. Просто знаешь, я очень скучаю по ней. Она была моим всем, понимаешь? Он помнил её руки, как она изящно танцевала вальс, предлагая неуклюжему Штатам присоединится. И любила она его любым, даже когда тот наступал ей на носок. Помнил, как слышал её сердцебиение, и разглядывал её шрамы, а она отпускала руку в кудряшки Америки. Её изящный профиль, хитрую улыбку — которую так полюбил США, что невольно начал делать также. Да так часто, что ухмылка лисы стала тем, с чем он ассоцируется у некоторых. Её голубые глаза. У них они были похожи. Но у неё они тусклее — словно синяя акварель, сильно разбавленная водой. Как она, когда нервничала, начинала покусывать ноготь большего пальца. И даже это он в ней любил. Она была его музой, учителем. Человеком, который научил его всему на пару с Францией. И первой, а может даже последней — черт его знает — любовью. Они иногда ссорились — редко, но сильно. Потом наступила война, к которой Империя относилась с не должной серьезностью, что было для неё — человеку, что всегда на чеку — странным. Они спорили. Но всегда все сводилось к бесконечным извинениям и признаниям друг другу в любви. Это была любовь — детская, наивная, однако очень искренняя. И почти вечная. Почти, ведь все конечно. — Конечно, — вздохнула Франция, прервар секундные размышления — но надо двигаться дальше. Стой. — призадумалась она, будто что-то забыла, — а Россия знает о нашем приходе? — Ей вроде должен был Канада сказать. — — Значит не знает. — Кто-то хочет самый ароматный кофе?! -прервал беседу США пришедший Канада. Британия шел сзади с бумажным стаканчиком черного напитка, скромно улыбаясь. — Канада…