***
— А что ты ещё можешь? — спросил Том, сидя с Гарри на своей кровати. — Я не знаю, такого ещё не было, кажется, — мальчик задумался. — А если и было, я не помню, когда это происходило и как, — пробормотал он в ответ. — А ты? — На самом деле, я тоже не знаю всего. Столкнуть этого придурка сегодня было легко, — протянул Реддл самодовольно. — Вчера я смог увидеть твои воспоминания, раньше я не мог этого. Хотя иногда похожие случаи бывали, мне казалось, что я слышу чужие мысли. Это происходило само собой. Сначала я думал, что они говорят, но они не открывали рты, и тогда я догадался. И мне нравится, что всё это происходит, — он нисколько не соврал. Потом подумал и вспомнил ещё кое-что. — Ещё я могу говорить со змеями. Они приползают, шепчутся со мной, рассказывают много интересного. — Змеи умеют говорить?! — удивлëнно воскликнул Гарри. — Мы жили в тихом месте, наверное, в деревне, но я не так часто бывал далеко от дома на улице и не видел змей, — поделился он печальным голосом. — Так что я никогда не пробовал. Но это очень здорово! — Сейчас уже холодно, они все спят. Весной обязательно попробуешь, — Гарри кивнул в ответ. Реддл не сомневался, что у него получится, у него должно было. Гарри был так на него похож, он должен был оценить красивых и умных змей. — О, смотри, — Том показал Гарри на что-то за окном. Поттер с интересом перевëл взгляд в том направлении. Там Стокерса как раз уложили на носилки и теперь загружали в большую серую машину. Его голова была вся в крови, лицо измазано в слезах и грязи. — Наверное, там был камень, — задумчиво протянул Том, вспоминая детали. Уже к обеду Грэмс и прочие задиры рассказали всему приюту, что произошло. Воспитатели не верили этой ерунде просили не выдумывать. Как будто два малыша могли толкнуть достаточно больших ребят, даже не касаясь. Не подули же они так сильно? Проще было объяснить всë тем, что мальчик споткнулся и упал, чем загадочной местью двух маленьких постояльцев. А вот сироты, все до единого, странно косились на этих двух мальчиков. Вокруг них за столом никого не было. Дети и раньше побаивались Тома, когда, обидев его, даже нечаянно, потом обнаруживали себя в какой-нибудь неприятной ситуации. А теперь он нашёл себе друга. Их не могло не пугать это. — Они боятся нас, — шепнул Гарри Тому, исподлобья оглядывая небольшой зал, в котором за несколькими столами питались все дети, взяв с раздачи еду на подносах. Он не понимал, почему из-за одного мальчика, которого увезли в больницу, все до единого дети так странно косятся на них. — Да, но это хорошо. Пусть так и будет, — наученный собственным опытом, уверенно сказал Реддл. — Разве ты не хочешь с ними дружить? — удивлённо спросил Гарри, поворачиваясь к нему лицом со вскинутыми вверх бровями. — Конечно, я не хочу с ними дружить. Теперь я дружу с тобой. Разве этого мало? — Гарри задумался и качнул головой, соглашаясь, что не мало. — Так что пусть боятся. — Ты думаешь? — Не сомневайся. Так они будут нас уважать. Бояться и уважать. И поверь мне, это очень хорошо. Стокерс же вернулся из больницы только через месяц, и его пыл достать Тома и его нового соседа заметно поубавился.***
Тридцать первого декабря Тому исполнилось семь. Гарри чувствовал себя немного смущённым, ведь ему всё ещё было пять и он не был уверен, что Реддлу захочется и дальше с ним общаться. Тот порой любил щеголять в их спорах тем, что он старше. Они проводили очень много времени вместе, Том научил Гарри хорошо читать, и они вместе читали то, что могла предоставить библиотека приюта, какие-то детские сказки или настоящие рассказы. Все взрослые поначалу были в шоке, что тихоня-новенький нашёл общий язык с отстранённым пугающим жителем их приюта. Но пока он приносил меньше проблем, отвлечённый на нового друга, он сам не являлся проблемой, поэтому они не возражали. Том узнал, что в следующем году его должны были отправить в школу. Он не хотел идти без Гарри, ведь тогда он снова был бы один в толпе глупых простых детей, и это заведение превратилось бы в такое же место, каким первые шесть с половиной лет до появления Гарри был для него приют. Он поделился наблюдениями с Поттером, и тот тоже запротестовал. — Ты не можешь бросать меня здесь одного на полдня целый год. Я не хочу! — Я знаю. Я этого не сделаю, — пообещал он. — Мы переиграем их, Гарри. Что-нибудь простое… Например, исправим год твоего рождения в журнале, а потом слегка запудрим им мозги. Кажется, я немного разобрался, как у меня это получается, — после того, как у него получилось увидеть воспоминания Гарри, Том был какое-то время почти одержим тем, чтобы научиться делать это осознанно и целенаправленно. Он пробовал и на Гарри с его добровольного согласия, и на других, уже не спрашивая, конечно. И, кажется, эти попытки принесли свои плоды. — Здорово! — обрадовался Поттер, но тут же надулся: — Мог бы, вообще-то, и раньше сказать. — Я не был уверен, — Реддл пожал плечами. — Всё ещё не совсем, на самом деле, но как раз будет шанс проверить. Когда после обеда детей отправили по комнатам на тихий час, религиозные женщины отправились в церковь со старшими детьми, где их заставляли петь в хоре, а пара оставшихся взрослых куда-то отошли, Том с Гарри подошли к двери кабинета миссис Коул. — Заперто, — прошептал Гарри. — Уверен? — усмехнулся Реддл. Положил руку на замок, представил, как механизм поворачивается внутри, и вдруг раздался тихий щелчок. Он резко дёрнул за ручку, дверь с лёгкостью поддалась. Тому не раз приходилось быть запертым, когда его наказывали после изгнания очередного соседа, и ему удалось научиться отпирать двери самому. — Класс, — одобрил Гарри, сделав мысленную заметку поскорее научиться так же. — А вот и она, — глядя на толстую тетрадь на столе, проговорил Том. Гарри подбежал первым и пролистал несколько страниц в поисках своего имени. — Вот оно! — вскоре нашëл он. — Н-да, здесь написано «31.07.1928». — Надо исправить на «1927». Всего лишь восемь на семь, и ты будешь постарше. Тогда к сентябрю тебе как бы будет семь в следующем году, как и мне. У них не будет выбора, кроме как отправить нас одновременно. — Отлично! — Давай я исправлю, — предложил Том. Гарри кивнул. — Смотри, сначала исправим пером, вот так, — он аккуратно написал семëрку поверх нижней цифры, отчего создавалось ощущение кляксы. — А теперь уберём грязь, — Том сделал это, не прикасаясь к бумаге, лишь смотря на неё в упор, не моргая. На самом деле, это было не так уж просто, и ему действительно пришлось сконцентрировать всë внимание на этом пятне, но это было необходимо, к тому же он хотел поразить Гарри, это всегда было довольно забавно и приятно делать, учитывая его реакцию — Ух ты, здорово, — прошептал Гарри удовлетворённо, стоило надписи стать чистой настолько, что не подкопаешься. — Ха, теперь я на год старше! — он не удержался и показал другу язык. — Не надейся, что я начну так думать, — высокомерно заявил Том. Впрочем, он не считал Гарри особо маленьким, даже взрослый Стокерс с дружками были глупее. Но и признавать это так легко он не хотел, просто из принципа. — Пошли уже, — фыркнул Гарри, не впечатлëнный этими словами, — тебе ещё надо залезть в мысли Руж, которая записала это, чтобы она не вспомнила. Гарри привык к его закидонам всего за месяц. Том мог быть дружелюбным, милым в общении, искренне улыбаться ему. А через минуту уже разозлиться, закричать, или наоборот, молча отвернуться, намеренно игнорировать, чтобы заставить Гарри сделать то, что он хотел, вот только Поттер практически никогда не поддавался на это. Чаще всего Том вёл себя высокомерно и гордо, словно был выше всех, лучше всех. И дети верили в это, они боялись его. Для них Гарри был тихой тенью Тома, но откуда им было знать, как дела обстоят на самом деле, что их предположение было неверно. Гарри не чувствовал себя ниже, меньше, как-то ущемлённо или униженно рядом с Томом. Иногда ему было немного неловко, когда Том делал то, чего Гарри ещё не умел, но он не грустил и быстро учился, не давая Тому поводов много хвастаться. Нет, он знал, что ничуть не хуже, и он один в этом приюте мог спокойно пойти против воли Тома, закатывая глаза на его высокомерные заявления. Тот привык, что надо угрожать другим, ни во что не ставил своих прошлых собеседников, но с Гарри приходилось иначе. Просто сам Гарри пока не вëл себя так же ни с кем, не огрубел ещë от суровых будней сиротского приюта, вот другим и казалось, что он дружит с Томом из-за страха или прячется за ним. Сам же Гарри мог над этим только посмеяться. А Тома он без особых усилий отрезвлял и иногда ставил на место. Поттер не был обеспокоен этим, он принял такую черту Реддла, как данное, решив потихоньку исправить еë своим поведением, а вот Том часто раздражался, злился от бессилия, он не знал, как нужно правильно дружить, но уже понял, что не ему одному писать правила, что Гарри послушным уж точно не будет. Он не хотел слушать Тома, часто спорил, не поддавался на его методы, манипуляции и угрозы, так что пришлось смириться и терпеть, понемногу отвыкая вести себя так и воспринимая Поттера всерьёз абсолютно полностью. Это было немного трудно, что иногда он чуть ли не скрипел зубами, но что он мог сделать, оставалось только закатывать глаза. Зато он мог говорить с другом обо всëм, слышать другое мнение. Хотя вряд ли он будет воспринимать чью-либо ещë точку зрения, кроме этого лохматого чуда, которого чаще хотелось обозвать чудовищем, что он в принципе и делал. Он ревностно охранял Гарри от любых попыток заговорить с ним, сам того не осознавая, а Гарри даже не успевал ничего заметить. И тем не менее, они оба привыкли друг к другу, стали многое делать вместе, и, хотя Том чувствовал себя главнее и старше, ему приходилось в душе признавать Гарри равным, но ему бы он ни за что об этом не сказал. Чтобы не расслаблялся. К сентябрю следующего года, когда детей должны были отдать в школу, ситуация в стране немного обострилась, и ближайшие учебные заведения закрылись. Женщины приняли решение кое-чему начать учить маленьких воспитанников самим и позже позвать несколько учителей, а поскольку Том с Гарри умели и читать, и писать, они были предоставлены сами себе. Они поняли, что обладают такими способностями, какими не обладает больше никто в этом месте. И они решили развивать их вместе, изучая свои возможности, расширяя пределы, постоянно тренируясь. Их больше никто особо не доставал даже из старших ребят, наученные примером Стокерса. Только один раз, выждав время, когда Гарри был один, маленький и только физически слабый, на него напали со спины, ударили куда-то в скулу и висок, оглушая, и затащили в кладовку, запирая дверь снаружи. Гарри очнулся среди пыльных коробок и старых мётел, скрученных из обычных веток. Руки оказались связаны за спиной, а без их использования мальчик не мог пока открыть дверь своим даром. Ждать пришлось недолго, Том открыл дверь и бросился к нему, ругаясь, что младший позволил дать себя в обиду и одновременно осматривая тщательно и заботливо на предмет повреждений. — Как ты узнал, что я здесь? — спросил Гарри, наконец поднимаясь на ноги. Тому очень захотелось его ударить за глупые вопросы, но Гарри и так пострадал, поэтому он сдержался. В другой раз. — Я уже лучше могу читать чужие мысли, — с намёком ответил Реддл, вспоминая, как разглядел в голове Грэмса радость от мести за друга. Том стал ещё сильнее охранять Гарри с той же минуты этого дня. Гарри возмущался, называя это преследованием, но Том только больно ущипнул его за бок, заставляя вскрикнуть и устало замолчать, смирившись. Это был его Гарри, и они не посмеют его обижать. Пусть Поттер и мог за себя постоять, но не один против старшего сильного здоровяка. Он не хотел отпускать Гарри от себя, предложив лечь вместе, и Гарри, как ни странно, согласился. После стресса днём он уснул достаточно крепко и так и не заметил, что ночью Том ненадолго выскальзывал из комнаты, а когда вернулся, только сильнее прижал Гарри к себе, наконец засыпая. А утром Грэмс не проснулся. Он не умер, и вызванный врач нервно сказал, что такое иногда случается, мальчика забрали в больницу. Через долгие недели тот вернулся совсем другим, говоря всегда тихо, только когда его спрашивали, постоянно с опаской оглядывался. Том молча ухмылялся, поглядывая на него время от времени. Гарри, заметив это, только усмехнулся. Пусть Том и сделал это у него за спиной, но он сделал это для него, да и Грэмс заслуживал мести. Иногда детей в приюте наказывали физически. Тому ещё до появления Гарри доставалось несколько раз от миссис Руж за его «странности», но он гордо терпел и не показывал виду, как это на самом деле больно, когда тонкие узкие отмоченные ветки — розги — обрушиваются снова и снова на спину, пока он был один против взрослой, сильной и абсолютно безжалостной женщины в каморке в подвале. Он не желал ощущать и видеть на себе отвратительные розовые полосы, и, к его удивлению, на следующее утро они уже проходили. После первого раза он уже совершенно не боялся. Потом они проводили всё время с Гарри, тренируясь в основном только у себя в комнате, поэтому воспитательницы ничего за ними не замечали. Позже Гарри тоже досталось несколько раз. И в самый первый он даже умудрился скрыть это от Тома, который нашëл учебник по химии в библиотеке и был погружен в чтение, а Гарри, обиженный, озлобленный и вдобавок смущённый, лëг пораньше. Он так боялся, что Том заметит эти постыдные следы, что к утру они прошли, заставляя чуть ли не смеяться от облегчения. Во второй раз Том сначала заметил его долгое отсутствие, но Гарри отмахнулся. Но вечером, когда переодевался, не смог сдержать тихий болезненный стон, и, конечно, его сразу же осмотрели. Он нечаянно проговорился, что это не в первые, мол, не страшно, но Том в ответ накричал на него, обзывая идиотом, злясь, что Гарри не сказал ему, а потом бережно начал со всей возможной заботой протирать красные борозды смоченной в холодной воде тряпкой, и следы стали на глазах затягиваться. Том не отпустил Гарри на его кровать, прижав к себе, поражённый ещё одной новой возможностью своего — их — дара. Они снова уснули вместе в тепле друг друга, как делали иногда в другое время, например, в холодные ночи, а наутро все следы исчезли полностью. Воспитатели, если и видели, что наказания на этих мальчиков совсем не влияют, ничего не могли им сказать. Впрочем, после этого их почти никогда ни на чём не могли подловить, и наказывать было не за что. Ещё через год Гарри научился полностью закрывать разум от проникновения Тома, не давая ему читать мысли, которые Том уже мог просматривать поверхностно у всех воспитанников и сотрудников, умело играя с полученными знаниями. Дети стали бояться его ещё сильнее, не понимая, как он узнавал все их тайны и страхи. Том вначале и над Гарри часто подшучивал, и это стало превосходным стимулом для большего числа тренировок собственной защиты, и вскоре он смог чувствовать Тома в своей голове и блокировать ему доступ к мыслям, это было вообще достаточно трудно описать или объяснить, и происходило у обоих скорее на интуитивном уровне. Ещë через совсем небольшой промежуток времени Гарри смог сделать что-то вроде щита, который не приходилось контролировать и который держался в голове сам, к счастью, на постоянной основе. Это можно было назвать приобретённым иммунитетом к способностям Реддла. Том не знал, смог бы он сам защититься, залезь кто-нибудь ему в мысли, ведь он был как раз тем, кто лез, поэтому считал этот щит Гарри действительно большим достижением их совместной практики. К Тому действительно приползали змеи, разного размера и цвета, они были гладкими, грациозными, блестящими на свету, Гарри нравилось смотреть, как они обвиваются вокруг их с Томом рук. Тому это даже как-то шло, под стать его манерности и гордости. Слушать, как Реддл говорит с ними, тоже оказалось приятно. Гарри никогда не видел и не слышал ничего подобного раньше, так что сначала это было пугающим шипением из уст Тома. Но стоило ему расслабиться и вслушаться, как неясные звуки собирались в слова. В первый раз он так опешил, что подавился воздухом. Но Том и, что удивительно, змеи, были рады, что он их понимает. Том, казалось, был рад чуть ли не больше самого Гарри. Теперь они были ещё более непохожи на других и ещё более близки — у них был свой язык, один на двоих! Приноровиться к произношению для Гарри оказалось чуть-чуть тяжелее, чем к понимаю шипящей речи Тома, но он быстро приспособился к этому. Им не было одиноко или скучно в обществе друг друга, так что с остальными детьми они перестали общаться совсем. Если раньше Гарри и пытался — безуспешно, то потом наконец заметил, как это неприятно Тому, а обижать лучшего друга он не хотел, поэтому оставил ненужные попытки. У него был Том, и этого было вполне достаточно. Да и другие не горели желанием общаться, избегая встреч с ними. А за любой косой взгляд в их сторону мстил Гарри, заставляя детей падать на колени и кричать от боли, сложившись втрое. Он случайно открыл в себе это умение, когда разозлился, и не стеснялся пользоваться, подбадриваемый Реддлом. Гарри не был совсем уж мстительным и точно не считал себя жестоким, но он обещал себе вырасти сильным после того, что произошло в последний раз у него дома, и он был привязан только к Тому, все остальные были для него никем, а в противном случае, если пытались лезть к ним, или обижать, или просто выражали презрение или злость, они превращались в угрозу, и Гарри не мог контролировать возникающее, как в самый первый раз, тепло в груди, нарастающее почти до жара и вырывающееся на волю карой для обидчика. Дети вокруг быстро учились на своих ошибках, боли не хотелось никому, и если Том лез в мысли и мог свести с ума при желании, то Гарри действовал прямо, почти напролом и буквально бил на поражение. Он также смог проникать в разум другого человека, когда решил научиться, но это оказалось труднее для него, чем защищать мысли, он выяснил это, тренируясь на Томе, и в отличие от друга, не был мастером в этом. Однажды Том еле сдержал крик во время удачной попытки. — Что ж, неплохо. У тебя получилось, — прохрипел Том, сжимая виски. — Но, мне кажется, это не твой основной талант. Давай не будем повторять на мне. Может, на Стокерсе, когда будет случай. — Да, конечно, прости, Том, — волнуясь, закивал Поттер. — Всё в порядке? — Да, не думай об этом. Но всё же, защищаться у тебя лучше получается. — Это точно. Когда к Тому снова приползли змеи, мальчики задумались, как у них получается говорить с ними и почему говорить могли только эти животные. Так и не придя к разумному выводу, даже опросив самих пресмыкающихся, они смирились с неизвестностью, в конце концов, в этом общении их всё устраивало. Поэтому иногда, вечерами, Том и Гарри долго беседовали на этом шипящем языке между собой просто для удовольствия, чтобы чувствовать своё отличие от других. К следующему году миссис Коул создала организованные классы внутри приюта. Теперь у ребят вообще не было шанса покинуть его стены, кроме, разве что, усыновления. Но Гарри сомневался, что это когда-нибудь произойдёт. За всё время нахождения в приюте никто ещё не приходил для этого. Детей только привозили, но никогда не забирали. Не то, чтобы он сам хотел попасть в чужую семью, абсолютно точно нет, но многие малыши могли бы этого хотеть. Думая о своей судьбе, Гарри испытывал раздражение и немного обиду. Он сидел с Томом на подоконнике в общем зале, где играли дети. Они были слишком шумные, носились, как ненормальные, кричали. Все эти способы выпустить энергию казались Гарри и Тому просто дикими. Эми Бенсон где-то достала маленький барабан и очень гордилась этим. Ходила и безостановочно стучала, стучала и стучала. Мальчики переглянулись, испытывая одинаковую злость, отвращение и даже, пожалуй, ненависть. Гарри сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Он смотрел перед собой в пространство, стараясь просто глубоко дышать. Вдруг стук прекратился, и Гарри резко обернулся. Эми положила барабанчик на стол, а сама вышла, наверное, в туалет. Отлично, подумал Поттер, это её роковая ошибка. Он быстро оглянулся, но все дети были отвлечены. Он наткнулся только на заинтересованный взгляд Тома и жёстко усмехнулся: — Как же она меня бесит. Он вытянул руку и барабан пролетел несколько метров, прыгнув прямо в ладонь. Том одобрительно приподнял бровь. — Палочки твои, — предложил Поттер. Он не хотел думать, хорошо это или плохо, слишком ли он жесток или нет. Он гнал эти мысли прочь, не желая задумываться об этом. Ведь, когда однажды перед сном он долго обдумывал их с Томом поступки, ему казалось, что они поступают неправильно. Но когда от злости, как кипящяя лава, по венам от груди разливался жар, принося давление в районе солнечного сплетения, он ни на мгновение не сомневался в своих действиях. Он знал, что хотел сделать, и он мог это сделать. Том сам сказал ему, что в приюте все жестокие и защищаются как могут. Тому он доверял. Том повторил манёвр друга, сжимая пальцы вокруг двух коротких деревянных палочек. У Гарри странно ёкнуло сердце при виде их, а перед глазами всплыло знакомое лицо из его частых кошмаров. Сейчас они снились реже, но поначалу Том нередко прерывал его крик, вырывая из сна. Гарри чувствовал, что не помнит подробностей не просто так. Его сознание всё же заблокировало воспоминание, возвращающееся по ночам. Внезапно он снова вспомнил голос человека с безумием в двухцветных глазах: «Я твоя смерть!», а потом и его, ставшие такими знакомыми, слова: «Только ты виноват!» Гарри видел во снах красное пятно на белом фоне, словно в форме тела. Он не хотел вспоминать, где он это видел, просто отказывался думать, потому что он знал, что это не просто фантазия, что он всего лишь забыл правду. По щеке скатилась одинокая слеза. Осознав это, он быстро её смахнул, но в нём всколыхнулась дикая злость на себя и на всех вокруг, глаза застилала ярость. Барабанчик, который он крепко сжимал в руках, мгновенно вспыхнул и превратился в пепел меньше, чем за минуту. Гарри ещё раз огляделся, никто не обращал на них внимания, кроме одного человека — черноволосого неуклюжего Билли Стаббса. Он широко распахнул глаза в немом изумлении, открывая и закрывая рот. В комнату влетела Эми, подбеджала к столу и заозиралась в поисках исчезнувшей игрушки, а потом наткулась взглядом на Гарри с Томом. Она со страхом посмотрела на пепел на пальцах Гарри. Перехватив её взгляд, заодно подмигнув Стаббсу, Гарри сухо и зло усмехнулся. Том тоже приподнял уголок губ, в глазах мальчиков плясали чёртики. Обхватив кулак Тома, в котором были зажаты палочки, ладонью, Гарри вглядом объяснил Тому идею, и под их взглядами они загорелись и засверкали, разбрасывая искры, как бенгальские огни. Эми завизжала очень высоким звуком, и, заставляя пепел исчезнуть в небытие со своих рук, оба мальчика поморщились. Стаббс всё ещё заикался, но от ужаса он плакал. Все дети сбежались к ним, но они не видели весомых причин для крика. Некоторые испытали на себе боль от разозлённого Гарри, которую они чувствовали лишь оттого, что он хмурил брови. Но сейчас и Том, и Гарри спокойно улыбались, испытывая практически восторг от рыданий и страха Эми и Билли. Они знали чувства друг друга очень хорошо. Подоспевшие воспитательницы были напуганы заранее. — Реддл, Поттер, что вы натворили?! — первой прибежала миссис Руж. Напуганные дети расступились, пропуская Марту и миссис Коул. — Ничего, — негромко ответил Гарри. — Я думаю Бенсон просто потеряла свою игрушку, — так же спокойно подхватил Том. — Они сумасшедшие, они сожгли мои барабанные палочки! — надрывалась девчонка. — Т-ты д-дьявол, Поттер! И-и т-ты, Реддл! Вы чёртовы посланники Ада! Гарри не выдержал и захохотал, громко, радостно и довольно. Том тоже не смог ограничиться улыбкой и засмеялся вместе с ним. Этот смех звучал в головах детей, преследуя ещё долгие годы и во время сна, заставляя просыпаться в холодном поту. — Что ты несёшь, Стаббс? — вытирая заслезившиеся от смеха глаза, проговорил Поттер. — Наши многоуважаемые воспитатели рядом с нами, а они ходят в церковь после обеда каждый день. Как ты можешь называть нас дьяволами, а? И говорить такие слова при них? — Ты чёртов псих, Поттер! — в слезах воскликнула Эми. — Ну-ка, тихо! — воскликнула миссис Коул. — Я не знаю, что вы натворили, мальчики, но я очень расстроена. Надо хорошо общаться с друзьями. — С другом я общаюсь хорошо, — не сговариваясь, одновременно ответили ребята и переглянулись. — Быстро идите в свою комнату! — приказала миссис Коул, и, обернувшись к стоящим за ней десяткам детей она продолжила, — вы все! Спать, живо! До отбоя был ещё час, но напуганные странным поведеним двух мальчиков дети послушно разошлись. Они не могли назначить наказание мальчикам, которые, на первый взгляд, не сделали ничего. И воспители видели, что они оба сидели на окне, когда женщины вышли, и там же сидели, когда пришли. Может, Эми и Билли показалось? Остальные дети очень не любили Гарри и Тома, это знали все взрослые в приюте. Поэтому в этот раз миссис Коул не стала назначать наказаний. Смотря на пустой дверной проём, в котором давно исчезли затылки вышедших последними жителей комнаты «27», миссис Коул задумалась. Все дети боялись этих двоих. Может, не зря их обзывали психами? Может с их душевным состоянием и психическим здоровьем правда что-то не так? Она решила попробовать помочь им. Как бы мирной жизни в приюте ни мешали эти два мальчика, она любила детей, какими бы они ни были. Но она не догадывалась, что мальчики знали это и никогда не давали ей повод заподозрить их в жестокости. В их истинной силе. Она много чего о них не знала.