Вдвоём против всех

Гораций Слизнорт уже достаточно много лет занимал должность профессора Зельеварения. Он видел множество разных учеников, заинтересованных и скучающих на его уроках, талантливых и практически бездарных. На его глазах уже несколько поколений детей из маленьких забавных и немного пугливых первокурсников, взрослея, превращались в сильных магов и колдуний, раскрепощённых, уверенных молодых людей и прекрасных девушек. Он придумал даже особенный клуб для учеников, хорошо показывающих себя и добивающихся успехов на определённом поприще. Вопреки слухам тех, кого так и не пригласили ни на одну встречу, в его клубе бывали не только слизеринцы, хотя они действительно составляли подавляющее большинство. Но даже среди всех избранных членов клуба он выделял для себя нескольких особенных ребят, которые блестяще проявляли себя на его уроках. Зелья даются далеко не каждому, но при желании любой может отточить свои навыки, а вот талант, вероятно, был у некоторых в крови. И вот за все эти годы он особенно хорошо запомнил одну из своих лучших учениц, ту, которую действительно мог назвать одарённой свыше. Яркая трудолюбивая маленькая девчушка-первокурсница с огненными волосами, россыпью веснушек на носу и огромными зелёными глазами, изумрудный оттенок которых западал в душу с первого взгляда. Она была маглорождённой, отчего консервативно воспитанные однокурсники с разных факультетов, даже её собственного, иногда не чурались насмехаться над ней. Но на первом же практическом уроке Зельеварения она утёрла им всем нос, приготовив самое безупречное зелье. Он поинтересовался ненароком у остальных профессоров — все они хвалили прекрасную ученицу, имеющую в основном только лучшие оценки. Девочка ничего не знала о магии до Хогвартса, и поэтому с удвоенной силой поглощала любые новые знания. Первое время ей было буквально некогда заводить друзей, так сильно она старалась всех догнать и не быть белой вороной. Мальчики с её факультета, Гриффиндора, Джеймс и Ремус, заводилы и часто хулиганы, задирали её за всё, в том числе и за постоянную учёбу, но она не обращала внимания или, по крайней мере, успешно делала вид. Лили изучала не только школьные предметы, но и историю формирования отношений в магическом обществе, его структуру, традиции. Гораций старался всячески помогать ей, отвечал на любые вопросы, касающиеся не только Зельеварения, но и любой другой темы. Благо, ученица видела его благие намерения и доверяла ему. Доверие от столь светлого и доброго существа было невероятно приятно, грело душу. Она становилась его любимчиком на уроках, а после и просто стала заходить поговорить, спросить совета. Иногда рассказывала об учёбе, об интересных моментах и заклинаниях из книг, иногда злилась на Поттера и Люпина, которые донимали её совсем уж глупыми насмешками или розыгрышами. Гораций только посмеивался добродушно, прекрасно видя, что Поттер просто добивается внимания лучшей ученицы на курсе, как может добиваться озорной и немного избалованный мальчишка, и толкает чуть менее взбалмошного Люпина на эти порой неприятные шутки. У Горация не было своих детей, но к Лили он часто испытывал отеческие чувства. Если бы у него была дочь, он бы хотел, чтобы она была похожа на юную мисс Эванс. Когда Лили стала старше, он, конечно же, без раздумий позвал её присоединиться к его клубу талантливых учеников. Он познакомил её и с некоторыми бывшими студентами, имеющими уже неплохое положение в обществе и быстро поднимающимися по карьерной лестнице. Слизнорт хотел для Лили лучшего, хотел помочь ей обрести связи, устроиться в будущем. За это время все уже почти позабыли, что она нечистокровная, во многом его усилиями. Кто-то даже распустил слух, что она его внебрачная дочь, и они вдвоём посмеялись над этим, не став никого ни в чём переубеждать. На пятом курсе Джеймсу Поттеру наконец улыбнулась удача. Кто-то направил его на истинный путь или он сам повзрослел и взялся за ум, было неизвестно, но он прекратил подшучивать над Лили и стал оказывать ей знаки внимания совсем иным способом. Помогал носить книги, провожал до озера, даже если она поначалу отказывалась с ним гулять и ждала подвоха, сидел с ней в библиотеке. Ремус тоже обрадовался таким изменениям — да, они с Джеймсом всё ещё оставались Мародёрами, но уже не были такими шалопаями, а Люпин нередко испытывал угрызения совести за их выходки, особенно придуманные Джеймсом. Как и следовало лучшей ученице и внимательной девочке, Эванс давно уже догадалась, что он был оборотнем, но ей было совершено всё равно, её доброе сердце принимало людей любыми. Так она простила Джеймсу и Ремусу все предыдущие года, став частью их компании. Гораций радовался за девушку, которая теперь нашла друзей, которые готовы были бы перегрызть глотки тем, кто обижает кого-нибудь из их компании. Хотя Лили и сама могла постоять за себя, такая защита ей нравилась, и взамен она помогала мальчикам, больше Джеймсу, с учёбой. В это время в Европе Гриндевальд набирал силу. Из-за частых нападений многие семьи стремились уехать в более безопасные места. Некоторые волшебники приехали и в Англию, так в Хогвартсе оказалось несколько переведённых учеников. Одним из них стал парень из Шармбатона, французской школы магии, Эйден Краффт, которого распределили на Слизерин. Он оказался очень умелым в разных областях магии, и Слизнорт пригласил его в свой клуб. Там они быстро сдружились с Лили, и новенький тоже вскоре влился в компанию Мародёров, и его нахождение на Слизерине смущало лишь поначалу, а потом и вовсе перестало иметь значение. Люпин, Поттер, Эванс и Краффт были на последних курсах почти неразлучны. Изучали глубины магии или просто гуляли вместе в выходные в Хогсмиде, все знали об этой компании. Слизнорт, признаться, был удивлён, что один из его подопечных, слизеринец, сдружился с гриффинцорцами, он видел со стороны, насколько они разные, но, тем не менее, что-то держало их всех вместе. А после школы жизнь этих четверых завертелась ещё быстрее. Люпин стал изучать предмет «Тёмные Искусства и Защита от них», хотел стать мастером в этом деле, чтобы когда-нибудь преподавать. Джеймс, как и ожидалось, стал аврором. Храбрый и безудержный, всегда на передовой. Его любимая ученица Лили, теперь уже не Эванс, а Поттер, продолжила увлечение Зельеварением, что не мешало ей всё время оказываться рядом с мужем во время сражений — боевой магией она овладела прекрасно, а про Краффта Горацию было мало что известно. Из-за общей сферы увлечений, Слизнорт продолжал часто видеться с Лили и после её выпуска, иногда они специально встречались обсудить последние новости. И вот однажды она позвала его в кафе на Косой Аллее, чтобы сообщить что-то важное. Началась зима, скоро должно было наступить Рождество, повсюду были сотни праздничных украшений. Девушка с огненно-рыжими яркими волосами и волшебными, неповторимыми зелёными глазами приветливо помахала ему рукой и потянула в дальний уголок, взмахом палочки окружив их несколькими заклинаниями, желая сохранить беседу приватной. — Прекрасно выглядишь, моя дорогая, — тепло улыбнулся Гораций, подмечая в этот момент, что эта девушка, выросшая у него на глазах, всё ещё напоминает солнышко, согревающее взглядом в морозный зимний день. — Благодарю вас, Гораций, — усмехнулась Лили. — Как ваши дела? — Недавно смог добиться нескольких новых свойств от болеутоляющего зелья, которое мы обсуждали в прошлый раз, но это пока единичный результат, — они некоторое время говорили о науке, постепенно переходя к личным темам. Тем же временем Лили становилась всё более взволнованной. — Как поживает Джеймс? — Ох, вы же знаете, он всегда лезет в гущу событий! Только недавно отправлялся в Европу, помогал подавлять набеги от сторонников Гриндевальда. Он слишком дерзкий в бою, постоянно привлекает внимание, берёт удар на себя, — в её голосе странно переплетались гордость и раздражение. — Я бы и рада была сражаться вместе с ним, как обычно, вот только… Кое-что случилось. Только пообещайте мне, что это останется строго между нами. — Конечно, я обещаю! — воскликнул взволнованный Слизнорт. — Я беременна, Гораций, — изумрудные глаза излучали слишком много беспокойства, которое почти затмевало счастье. — Ох, Лили, это же чудесно! Почему ты так встревожена? — Я хотела совсем оставить это в тайне, но мне так хотелось поделиться с вами! Я верю, что вы сохраните этот секрет, — она на несколько секунд прикрыла глаза. — Джеймс… Как я и сказала, он очень яркий дуэлянт. Он несколько раз бросал вызов армии Гриндевальда, и не однажды мы с ним лично встречали Тёмного Лорда! Он что-то хотел, и мы догадываемся, что именно, — девушка затихла, словно решая, говорить или нет, но, видимо, пришла к отрицательному ответу. — И он не оставит нас в покое! А наш ребёнок… Если кто-нибудь узнает, если он узнает… — Лили тихо всхлипнула. — О Мерлин! — Слизнорт видел, что глаза девушки на мокром месте. Очевидно, эта проблема уже давно тревожит её, а ей ведь нельзя волноваться! Гораций встал, обошёл столик и сел рядом с Лили, обнимая её за плечи. — Он будет искать нас, и я могу только надеяться, что он никогда не узнает о нашем ребёнке. Я думаю, что мы с вами теперь не скоро увидимся — нам придётся скрываться, иначе дитя постоянно будет в опасности. Может, нам удастся вырастить его сильным взрослым магом, а может, мы не успеем, — девушка снова всхлипнула, её плечи дрожали. — Если так произойдёт, — взяв себя в руки, она продолжила, — может, вы сможете приглядеть за ним в Хогвартсе? — Для тебя всё, что угодно, Лили, милая, — он погладил девушку по голове. Сейчас, видя её покрасневшие глаза, он ещё сильнее испытывал к ней отеческие чувства, которые немного притупились было со времени её выпуска. — Не плачь, прошу тебя. Ты же сильная девочка. Если эта наша последняя встреча, прежде чем вы с Джеймсом решите скрываться, я обязан сделать тебя счастливой. Девушка отстранилась, утёрла тыльной стороной ладони слёзы с ресниц и улыбнулась. Гораций старался, чтобы в этот день улыбка не сходила с её лица. А потом им пришлось попрощаться, и он действительно больше не видел её. Пару раз несколько невзрачных сов приносили анонимные весточки о том, что у них всё в порядке. А следующим упоминанием стала статья о трагической гибели Поттеров и отступлении Тёмного Лорда в Ежедневном пророке. Нигде ни слова не говорилось о ребёнке, которому должно было быть около пяти лет. Но потом Гораций встретил Гарри Поттера, и если фамилия могла быть недостаточным доказательством, то он сразу же узнал эти изумрудные глаза, которые не могли принадлежать никому другому.

***

— Сначала я думал убедиться, что не обманываю сам себя, но твоя работа на Зельеварении, которую я постоянно наблюдал, заставляла меня снова вспоминать о ней, — закончил рассказ профессор, только сейчас решаясь взглянуть на Гарри, снова встречаясь с этим изумрудным блеском. — Ты уж прости меня, если я порой надоедал тебе своим вниманием, сначала я хотел убедиться, у меня немного не совпадали даты, но это могло быть моей ошибкой, я всë равно знал, что это ты, — теперь Слизнорт отвёл взгляд, вспоминая о моментах, о которых решил умолчать. Гарри не обязательно узнать обо всём сразу. Гарри сглотнул и молча кивнул, отворачиваясь. Реддл перевёл взгляд обратно на профессора, немного недовольный тем, что из-за него Гарри стал удручённым. Он сказал про даты... Значит, он догадался, что Гарри должен быть младше одиннадцати, благо, он подумал, что сам неправильно рассчитал. Это было хорошо. Тому было почти неловко, но только почти: наполненный сентиментальными воспоминаниями, разум профессора был буквально приглагашающе распахнут с самого начала. Мысленно отметив, что делает это ради Гарри, Том без зазрений совести заглянул в мысли Слизнорта ещё в начале рассказа, убеждаясь, что всё сказанное — правда, хотя в голове декана мелькали скорее образы-картинки, быстро сменяющие друг друга, чем последовательные воспоминания. Хотя эти откровения мало что проясняли, разве что то, почему никто не искал ребёнка Поттеров и вообще не знал о нём. Вот почему Дамблдор при первой встрече так удивился — наверняка и сам узнал глаза Лили Эванс. В воспоминаниях Слизнорта маленькая рыжая веснушчатая бойкая девчонка действительно имела что-то общее с Гарри, и, конечно же, такие же глаза глубокого тёмно-зелёного чарующего оттенка. И всё же, Том мог бы поспорить, что у Гарри они чуть-чуть светлее, словно ярче подсвеченные изнутри таинственным блеском. Но Гарри был его, один единственный, и на мгновение Том даже было обрадовался, что этой девочки больше нет. Конечно, он заставил себя смутиться этой мысли — в конце концов, это она подарила Гарри жизнь. Но он обладал Гарри, а значит, и этим волшебным блеском его изумрудных глаз, и ему не нужно было ни с кем их делить, что порой успокаивало его душу при тяжких мыслях, о которых он никогда никому не расскажет. И именно этот момент вдруг заставил Тома понять, что он хочет быть единственным их обладателем, единственным обладателем Гарри. Ни с кем его не делить, никогда. Неважно, что Гарри об этом пока не знает, он скоро и сам поймёт. Хотя, вспоминая всё время, проведённое с Поттером, можно было осознать, что Гарри и не собирается понимать. Он доверял Тому больше всех других, ценил его, несомненно, но легко общался со всеми остальными, если они хотели заговорить с ним. И это слегка бесило. Но у Тома будет ещё много времени впереди, поэтому он не волновался. Они вышли из кабинета, ничего не обсуждая, и направились в гостиную Слизерина. В спальне никого не было, и Том решил показать Гарри обрывки мыслей Слизнорта, догадываясь, что его друг хотел бы этого. Том знал, что Гарри стал многое забывать из далёкого детства с родителями, и практически совсем не помнил никаких событий, только их внешность сохранилась в памяти. Поэтому он сел рядом с Гарри, кладя руку ему на плечо, чтобы тот перестал о чём-то так усердно думать и посмотрел на него. — Я хочу кое-что попробовать, — негромко оповестил он, опуская руку и на второе плечо Гарри и разворачивая его лицом к себе, чтобы они могли смотреть в глаза друг другу. Поттер не сопротивлялся, но настороженно поднял брови в молчаливом вопросе. — Доверься мне. Гарри оставалось только кивнуть. Он знал, что Том не стал бы говорить всё это, только чтобы прочитать его мысли, поэтому оставалось ожидать чего-то необычного. И оно действительно не заставило себя ждать. Лицо Тома перед ним расплывалось, взгляд, сосредоточенный на синих глазах, расфокусировался, пока наконец лёгкая дымка не обрела знакомые очертания Большого зала, где на табурете перед преподавательским столом под огромной шляпой сидела девочка с яркими рыжими волосами до лопаток, её было видно только со спины. В следующее мгновение картинка сменилась, и за столом Гриффиндора появилось сияющее радостной улыбкой веснушчатое лицо с огромными зелёными глазами. Они были практически точь-в-точь как у Гарри, но скорее даже не изумрудные, а цвета хвои — всего на оттенок темнее, и, тем не менее, слегка заметно. Дальше появился образ девочки у котла, её лицо выглядело восторженным и довольным, словно у неё всё получалось. Вот она встретилась хозяину образа в коридоре, ведущем из библиотеки, с огромном стопкой книг в руках. Снова в Зале, но уже явно старше, снова у котла, новый образ — в маленьком кабинете, за столом, с чашкой чая. Вероятно, кабинет Слизнорта. Образы продолжали мелькать сплошным потоком, пока совсем взрослая девушка не уткнулась в плечо бывшего профессора, дрожа от слёз. Самым последним образом была её широкая улыбка на фоне Косой аллеи, чуть более старой, чем они видели этим летом. Потом в глазах снова всё помутилось, пока перед ним не возникло сосредоточенное лицо Тома, голова продолжала кружиться несколько минут. Реддлу явно нелегко далась эта передача образов — это было совсем обратное чтению мыслей действие. Он тяжело дышал, прикрыв глаза, но всё ещё удерживал руки на плечах Гарри. Поттер несколько секунд задумчиво рассматривал друга, укладывая в голове все воспоминания, которые сейчас увидел. Том сделал это для него, хотя это и было тяжело и энергозатратно. Гарри вдруг очень сильно захотелось, чтобы Том понял, как это много значило для него, и он не смог сдержать свой порыв — дёрнулся вперёд, оплетая Тома руками, крепко сжимая в объятьях. Голова Реддла оказалась где-то у него на плече, и он услышал, как Том хмыкнул и сам сжал руки вокруг плеч Гарри ещё сильнее. Через минуту они стали задыхаться в таких тесных хватках, поэтому со смехом чуть отстранились друг от друга. Им не нужно было ничего обсуждать, они оба знали, что уже пришли к одинаковым выводам, но всё же Гарри проговорил, как будто через силу: — Но ведь это всё почти ничего не объясняет. — Разве что самую малость, — согласно пробормотал Том. — Но представь, что это ещё одна часть пазла, которую мы нашли. Мы разберёмся и в остальном. Зато, — он вдруг хитро и как-то опасно усмехнулся, — ты можешь использовать привязанность Слизнорта. Гарри перенял его настроение и тоже ухмыльнулся. Наверное, будет и правда неплохо иметь на своей стороне взрослого профессора, который был так привязан к его маме. Поттер и сам знал, что такие совпадения можно и нужно использовать в свою выгоду, и когда-нибудь они смогут этим воспользоваться. Перед сном, когда все задёрнули пологи на кроватях и единственным слабым источником света было едва заметное свечение от подводного царства за окном, Гарри снова вернулся к рассказу Слизнорта. Его родители прятались из-за него, оборвали многие старые связи ради безопасности. Интересно, а что насчёт тех друзей, Люпина и Краффта, кажется… Он пару раз видел их лица среди воспоминаний Слизнорта, но вряд ли смог бы теперь узнать их вживую. Знали ли они, что у Лили и Джеймса родился сын? Бывали ли в гостях? Живы ли они вообще? Гарри захотелось когда-нибудь встретиться с ними, хотя бы как дань уважения молодости погибших родителей. Но что такого хотел от них Гриндевальд? Что искал настолько особенное, что было только у семьи Поттеров, что могла бы дать охота за ними? Раньше Гарри думал, что это была месть Тёмного Лорда либо внезапное случайное нападение. Но теперь стало ясно, что всё сложнее. И если в той газете, пришедшей на Хэллоуин, был намёк на то, что Гриндевальд снова вернул себе силы и боевую готовность, значило ли это, что теперь он будет охотиться на Гарри? Но у него ничего не осталось из старых вещей, что от него может быть нужно взрослому серьёзному тёмному магу? Хотя теперь это как раз может быть делом мести… Но как же много вопросов и мало ответов! Он громко выдохнул через нос, пытаясь успокоиться, но сердце только быстрее билось в груди. Раздражённо фыркнув, Гарри резко сел и немного отодвинул полог, встал босыми ногами на ледяной каменный пол, стараясь бесшумно двигаться, и осторожно, практически на ощупь, заглянул за полог Тома. — Ты спишь? — едва слышно позвал он шёпотом. Том через секунду уже сидел, упираясь спиной на подушку и отодвигаясь к противоположному краю кровати, чтобы Гарри мог сесть рядом. Поттер забрался уже земёрзшими ногами под одеяло, вспомнив на мгновение, как они особенно холодными ночами так же грелись под одним тонким одеялом в приюте. Они и сейчас прижимались коленками и плечами, ощущая тепло тел друг друга. Том понимал, что Гарри немного тяжело успокоиться после дня откровений от их декана, поэтому завёл разговор ни о чём на парселтанге. Гарри не сразу понял, что они переключились на другой язык, но потом усмехнулся, высовывая голову из тёплого полога в прохладу остальной комнаты и позвал Нагайну из всегда открытой клетки. Обычно она сама вечерами заползала к нему или к Тому, чтобы поговорить и погреться — она, как холоднокровное пресмыкающееся, не любила мёрзнуть и грелась в их одеялах, только иногда уползая поохотиться на ночь глядя. — Я уже почти решила, что вы обо мне забыли, — притворяясь недовольной, змея, тем не менее, тут же переползла на кровать, сворачиваясь на ногах обоих мальчиков. — Ты же знаешь, что мы бы никогда, — хмыкнул насмешливо Том, наблюдая, как пальцы Гарри принялись ласково почёсывать тело Нагайны где-то посередине. Впрочем, её длины вполне хватало на них обоих, о чём она поспешила напомнить, ткнувшись треугольной головой в плечо Тому. Он приподнял ладонь, начиная перебирать ногтями чешуйки на её гладкой голове. — Знаю, — самодовольно прошипела змея в ответ. Том только улыбнулся уголками губ на этот тон. — Почему вы такие серьёзные? Вы же не поругались снова? — Нет, иначе бы мы не сидели в одной кровати, — насмешливо пояснил Гарри. — Просто я узнал кое-что о родителях, которых почти забыл, и мне немного грустно из-за этого, — Поттер не стал объяснять все детали, он слишком устал, чтобы говорить о Гриндевальде, поэтому ответил так, чтобы успокоить змею. — Тогда тебе нужно поспать, — изрекла Нагайна уверенно, немного меняя положение своего свёрнутого в кольца тела. Гарри поспорил с ней немного, снова заговорил с Томом, и сам не заметил, как его стало клонить в сон, а потом он и вовсе отключился от диалога, полностью засыпая, так и не успев перебраться обратно на свою постель. Том заставил Нагайну сползти ниже, устроившись в изножье кровати, немного стянул Гарри вниз, чтобы они приняли лежачее положение, поправил подушку, довольно улыбнулся и тоже наконец уснул.