Теорема (не)счастья

      Их отношения явно было сложно назвать обычными. Их отношения больше напоминали игру в кошки-мышки. Куратор была полна азарта, её глаза горели желанием поймать свою игрушку. Пятый же устал убегать от неё и самого себя. Он ненавидит её улыбку и вечный запах вишневых сигарет. Она же без ума от его нестандартного мышления. Она с самого начала понимала, что он — тот самый.       — Привет, мой мальчик. Как тебе браслеты? Не сильно жмут? – женщина позволяет себе положить руку на его хрупкое плечо.       Он сидит, прикованный к стулу тугими, но сделанными из самой качественной кожи на заказ, ремнями. Она долго выбирала какие заказать, но решила не изменять классике.       — Я тебя ненавижу, – хрипит и плюет на пол, процеживая каждое слово сквозь сжатые зубы, — Я убью тебя.       Пятый знает, что сейчас она улыбается, но от этого его гнев всё возрастает.       — Ты такой милый, когда злишься, лапусик, – усаживается на кресло рядом с ним, чтобы смотреть прямо на его поддатливое от легких наркотиков тело. — Смотри какая я молодец. Смогла накачать, а после забрать с собой на базу на дне океана, – она смеётся, пока Пятый пытается не отключиться, — Теперь то тебе некуда девать свои короткие ручонки.       Куратор пьёт вино, наслаждаясь видом. Слипшиеся волосы от пота, помятая одежда и уставший взгляд. А самое главное — это всё теперь только её.       — Теперь ты мой. Мой, мой, мой, мой, – она хлопает в ладоши, словно маленький ребенокй радуется новой вещице.       — Я не твой, – шепчет под нос, прикусив губу до металлического привкуса на кончике языка.       — А чей же? Нас здесь двоя, пупсик.       — Я... Я НИЧЕЙ! – внезапный крик, а после мгновенное головокружение. Даже вечная улыбка сошла с лица женщины, — Никакой я тебе «пупсик», «мой мальчик» и тому подобное, – впервые за три дня заточения он поднял на неё глаза.       Полные животной ненавистью грязно-зелёные глаза. Зрачки расширены, а из-за внезапного гнева не могли сконцентрироваться на одной точке. Прямо сейчас, отбросив свою человечность, Пятый превращался в животное на глазах.       — ПЯТЫЙ, МЕНЯ ЗОВУТ ПЯТЫЙ, – изо рта вылетают слюни, дыхание сбивается к черту, — У МЕНЯ ЕСТЬ ИМЯ. Я ЖИВОЙ, БЛЯТЬ, ЖИВОЙ.       — Слушай, давай ты успокоешься. Тебе лучше... – но её не слышат.       — Я ЧЕЛОВЕК. ДА, Я ПРОЕБАЛСЯ. ДА, НЕ СПАС МИР, НО Я ТОЖЕ ЧЕЛОВЕК. Я НЕ ТВОЯ ИГРУШКА.       От игривости Куратора не осталось и следа. Она пытается подойти к Пятому, но на полпути останавливается. Ей страшно.       Его всего трясет, он шатает стул из стороны в сторону. Ещё чуть-чуть и он вовсе повалится на пол, но сейчас остановить его практически невозможно.       — Слушай, Пятый, ладно. Я больше не буду тебя так называть. Давай ты успокоешься, а потом...       — Это у тебя нет имени, это ты не человек.

Т И Ш И Н А

      Пятый стих, у него больше не осталось сил кричать. Теперь же на лице женщины и вовсе исчезли любые эмоции. Она разочаровалась в нем.       Без всяких сомнений достаёт пистолет и выстреливает прямо в голову. На пол упал тот, кто раньше казался ей той самой желанной тьмой. Она хотела пропасть в нём, но сейчас перед ней лишь одно из бездыханных тел, которые ей предстало встретить.       Тогда, когда огромная лужа крови испачкала ей новые туфли, она поняла, что он перестал быть тем самым.