В плену твоего тепла

ryandan — tears of an angel

Паша снова проснулся от кошмара, но на этот раз он всхлипывал, чувствуя, как слёзы, выступившие во сне, склеили ресницы. Он не мог вспомнить, что ему снилось, но, судя по пустоте, которая сосущим ощущением разливалась внутри, вряд ли это было что-то светлое и хорошее.   — Почему ты плачешь? — раздался голос Ленна где-то в отдалении, вырывая из своих мыслей. — Просто сон приснился, ничего особенного.   Паша вытер щеки, ему совсем не хотелось, чтобы Леннарт думал, что он какая-то нюня и размазня, которая не может за себя постоять. Он вскочил на ноги, отмечая краем сознания, что вчерашние раны уже тянет не так сильно. Значит, странное лекарство незнакомца помогло ему. — Сны? Что такое сны? — спросил Ленн. — Ты не знаешь? — ответом послужило тихое «угу». — Это то, что человек видит, когда спит. Это то, чего он больше всего боится или больше всего хочет. — Что было в твоем сне?   — Где ты? — вместо ответа поинтересовался Паша, оглядевшись и не обнаружив Ленна. В пещере царил сумрак, но, дав глазам привыкнуть, юноша вполне мог все разглядеть.   — Я за стеной, — ответил мужчина. Паша ринулся к той самой стене, из которой вчера шло слабое свечение. Получается, ему не показалось. Получается, там было что-то другое.   — Как ты там оказался? — обеспокоенно спросил Паша. В пещере не было ни входа, ни выхода, кроме открытого пространства сверху. И Паша действительно не понимал, как Леннарт может оказываться то там, то здесь. — И как ты вчера попал ко мне?   — Дракон унес меня сюда. Не бойся, тебе он ничего не сделает, — успокоил Леннарт, хотя его голос не звучал особенно уверенно.   — А как же ты? Он убьет тебя? — встрепенулся Паша.   — Не волнуйся. Все будет хорошо.   Паша услышал, как в отдалении что-то рыкнуло, и в его пещере ощутимо запахло дымом. Так пахло и в тот раз, когда его самого забрал Дракон. Паша нахмурился. Дракон был где-то рядом, но он не мог увидеть его. Вокруг ничего не изменилось, кроме того, что за стеной стало будто светлее. Это нервировало. Это сбивало с толку. Паша просто не знал, что ему делать теперь.   — Ленн? — позвал он через пару секунд после подозрительного шума. Мужчина не отозвался. — У тебя там все в порядке?   — Это Дракон, — прозвучало сипло и глухо. Паша заволновался. —  Сиди в своей пещере и не пытайся выбраться, понял?   — И оставить тебя ему? Ты в своем уме? — вскрикнул юноша.   — Паша, не глупи.   Паша чертыхнулся. Одна часть его рвалась помочь Леннарту, но другая — разумная — молила остаться в укрытии, потому что здесь было безопасно. И Паша не был бы Пашей, если бы послушал разумную часть себя.   — Буду я тебя слушаться, — прошипел он в пустоту.   Дымом пахло все сильнее, а сбоку, за той самой стеной, откуда вчера пробивался свет, оттуда, где был Леннарт, раздалось рычание, глухое, звериное. Темное. У Паши внутри что-то предательски сжалось, но он не разрешил себе сконцентрироваться на этом ощущении, потому что сейчас он был нужен Леннарту. Паша внимательнее вгляделся в стену перед собой. Ощупав ее ладонью, он наткнулся на небольшое углубление, из которого лился свет. И, цепляясь пальцами за выступающие камни, он принялся откидывать их в сторону, освобождая путь к Ленну. Камни летели под ноги и в лицо, больно впивались под ногти, ударялись об землю и, срикошетив, били по лодыжкам. Не спасали ни разодранные штаны, ни такая же изорванная рубаха, но Паша, губу закусив, продолжал упорно прокладывать себе путь вперёд. Он не знал, зачем ему все это, но он отчего-то не мог бросить Леннарта здесь одного. Не мог позволить ему погибнуть в лапах дикого зверя. Наверное, впервые в жизни ему помогло его упрямство. Он, не отступая, не обращая внимания на боль, дергал камень за камнем в попытке сломать стену и пробиться туда, где сейчас Леннарт, очевидно, боролся с Драконом один на один. Паша не мог позволить ему делать это в одиночку, и перед самим собой ему было бы стыдно за то, что он бросил человека в беде. А потому Паша не останавливался. Вывернув очередной камень, он на мгновение зажмурился от яркого света, рыжим лучом ударившего в лицо. Стена под пальцами затрещала и осыпалась камнепадом к ногам, придавив голые ступни и врезавшись в кожу острыми краями. Паша замер. Лицо обожгло приятным теплом, исходившим от света, но по спине пополз неприятный холодок. — Я же просил сидеть в своей пещере! — рыча, не своим голосом произнёс Леннарт, которого Паша за потоком света не смог разглядеть. Он испуганно вытаращил глаза, пытаясь увидеть, где же Ленн, но в следующее мгновение когтистые лапы обхватили Пашу и подняли куда-то вверх.   ~~~ Первым, что увидел Паша, очнувшись, был небосвод. Голубой и ясный, лишь на горизонте украшенный белыми барашками облаков, он был совсем не похож на то, что Паша наблюдал из своей пещеры. Он огляделся. Ноги ласково лизали волны, а вокруг открывался прекрасный пейзаж: каменный берег острова и спокойное, будто спящее море на многие километры вокруг. Паша впервые за последние пару дней почувствовал себя действительно хорошо. Ему было тепло, он, в общем-то, даже почти не хотел есть, и камни не впивались в ребра, как было, когда он засыпал в пещере. И Паша был бы полностью доволен, если бы знал, где он вообще находится. Он никогда не думал, что здесь может скрываться какой-то остров, берег которого будет усыпан всякими обломками досок и кораблей. Видимо, он не раз становился причиной, по которой опытные моряки не возвращались в родные порты, и Паше было интересно — почему?  Совсем рядом с морем на острове возвышалась скала — не такая, в которой пришлось сидеть Паше. Она была выше и пропускала больше света, а потому не казалась неприступной и темной, хотя все равно внушала опасения. Кроме того наверху угадывалась пещера, которая — даже отсюда, с берега, — выглядела уютной, потому что там жило солнце. Камень будто светился изнутри приятным красноватым оттенком, не обжигающим, какой вчера видел Паша, сломав стену к Леннарту, а мягким и теплым. И пусть это выглядело красиво, Паша не знал, как можно было не заметить такую махину посреди моря. Волны плеснули совсем близко. Паша сел, потирая ушибленные ребра, и взглянул на ноги. Он лежал по колено в воде, и штаны теперь придется долго сушить, потому что они вымокли насквозь. Рубаха же разошлась по шву, и это тоже не прибавляло хорошего настроения. Но ноги хотя бы были целы, Паша чувствовал их, чувствовал теплоту волн, и это ощущение сполна окупало все неудобства. Он снова провел взглядом по горизонту. Немного поодаль у берега лежало чье-то тело, и меньше всего Паше хотелось идти туда и узнавать, жив ли этот кто-то или нет. Но он не мог оставить человека в беде, и если он был в силах помочь, то, значит, нужно взять себя в руки и проверить. Паша вздохнул и, охнув от пронзившей тело боли, встал. Сделав несколько шагов, он понял, что это тело — это Леннарт. Теперь он не светился и выглядел вполне миролюбиво. Паша отчетливо помнил, как вчера за каменной перегородкой обнаружился вовсе не Ленн, а Дракон. Тот самый, который унес его два дня назад. Тот самый, который требовал себе все новые и новые жертвы, ничего не давая взамен. Тот самый, который держал в страхе всю Пашину деревню. Там был Дракон. И у Паши перед глазами до сих пор стояло сильное, мускулистое тело мужчины, перевитое огненными линиями, которые сочились ярким светом и обжигали исходящим теплом. Паша остановился на середине пути. — И не буду я тебя никуда тащить, — произнес он в пустоту, но все равно обращаясь к Ленну. — Сколочу себе лодку из обломков или подожду какой-нибудь корабль и уплыву на нем домой. А ты плавай там, остужайся, — проворчал он, отворачиваясь. Берег действительно был усыпан всевозможными обломками и даже, кажется, раскрытыми сундуками, полными тканей и чего-то еще яркого, чего Паша отсюда разглядеть никак не мог. Но именно к сундукам он и двинулся, решив не думать о Леннарте. Он прошел пару метров и остановился. Совесть мучила. С одной стороны, Ленн, даже если он действительно Дракон, не стал его есть и убивать, как это виделось Паше в кошмаре. Значит, он заслужил помощь? Но с другой стороны — он ведь все равно Дракон! И это меняет очень многое. Например, Паша не нанимался помогать Драконам выживать на затерянном в море острове. Он, если честно, вообще думал, что погибнет, когда Дракон только впервые его коснулся. И сейчас Паша был сбит с толку. Он развернулся к Лену и оглядел его с ног до головы. Тот лежал неподвижно, только море своими волнами колыхало его тело. «Море тоже убивает», — ясно всплыло в Пашиной памяти. Он выдохнул. Так вот что имел в виду Леннарт! Значит, он пытался улететь отсюда? Сбежать от этого острова? От своего проклятия? От себя самого? У Паши было очень много вопросов, но кому их задать, если он сейчас не вытащит Ленна их воды, он не знал. Вздохнув, он поплелся к мужчине. Вытащив его на берег, Паша сел рядом, выбившись из сил. Ленн был тяжелым, хотя по нему так сразу не скажешь. Но упрямство все же взыграло в Паше и уже не давало ему отступить. Он осторожно похлопал Ленна по щекам, пытаясь привести в чувство, но попытка успеха не возымела никакого. Паша чертыхнулся. — Хорошо, я дотащу тебя. Это вот там ты живешь, да? — он посмотрел на пещеру на верху скалы. —  Знаешь, тебе лучше очнуться прямо сейчас, потому что я, вообще-то, не нанимался таскать тут всяких драконов, пока они будут лежать без памяти. Я, вообще-то, плыл сюда, чтобы ты меня съел. Нет, я рад, что ты меня не съел, не думай, что мне это не нравится, но все равно. Почему бы тебе не очнуться прямо сейчас и не пойти своими ногами? От Леннарта ответа предсказуемо не было. Паша вздохнул. Мысленно попросил у всех известных ему богов, чтобы этот путь оказался легким, и взвалил Леннарта к себе на плечи. — Если ты найдешь на своем теле новые синяки, то знай, что я изо всех сил старался тебя не ронять. Паша вздохнул еще раз и медленно пошел к скале. Идти по берегу, усеянному обломками и острыми камнями, было неудобно. Ноша на плечах ничуть не облегчала эту задачу, потому что казалась совершенно неподъемной. Паше было тяжело. Но он упрямо шел и даже ни разу не пискнул о своем неудобном положении, хотя в своем решении он сомневался на протяжении всего пути, начиная от подножия скалы и заканчивая там же, потому что, несмотря на то, что вокруг скалы и вилась каменная лестница с широкими ступенями, поросшими мхом, Паша все равно оказался не в силах так далеко нести Ленна. — Нет, знаешь, я не нанимался тебя тащить, — с вызовом, будто надеясь, что мужчина сейчас очнется, произнес Паша и осторожно уложил Леннарта у подножия скалы. Все казалось сном. Паша не мог поверить, что он действительно  это делает: спасает Дракона, который отравлял ему жизнь, из-за которого он вообще оказался здесь. Но он не мог его оставить в море, не мог позволить ему захлебнуться водой, потому что да, да, море ведь тоже может убить, как бы Паша его ни любил, а потому он, чувствуя, что ноги вот-вот подкосятся и он упадет навзничь прямо здесь, все равно отправился к сундукам, чтобы из найденной ткани соорудить какой-нибудь навес, под которым Ленн — и сам Паша — будет в безопасности. Если бы еще несколько дней назад ему сказали, что он будет спасать полузнакомого мужчину, он бы не поверил. Он не верил и теперь, хотя на плечах все еще чувствовалась тяжесть чужого тела. Найдя нужные тряпки — Паша даже не присматривался, что берет, — он с облегчением выдохнул, радуясь, что сможет сейчас все обустроить правильно. Он нашел длинные обломки, которые могли сойти за опоры, и осторожно натянул на них ткань так, чтобы она давала тень от палящего солнца и закрывала Леннарта. Устроить палки в камнях оказалось трудно, но Паша приложил все свое упорство, чтобы они стояли устойчиво. И ему вполне это удалось, потому что даже через несколько долгих минут ничего не рухнуло и осталось в прежнем состоянии. Окинув свои старания удовлетворенным взглядом, юноша кивнул сам себе и заполз под навес импровизированного шатра. Ленн все еще не очнулся, и Паша с интересом уставился в тканевый потолок. Ткань была рыжей, а потому все, что находилось внутри шатра, тоже покрылось мягким цветом, потому что солнечные лучи, светившие через нее, задорно раскрасили каждую мелочь, до которой смогли дотянуться. И теперь все внутри было теплым и будто бы солнечным от этого ласкового света. Паша зажмурился, с удовольствием растягиваясь на камнях. Их он тоже прикрыл тканью, чтобы твердые и острые углы не впивались больно в ребра, а потому и лежать было вполне удобно. Если, конечно, не брать в расчет ситуацию, в которой он оказался. — Если ты очнешься и не скажешь мне спасибо, я тебя убью, — пробормотал он, обернувшись к Леннарту. — Не знаю как, но я это сделаю. Ленн, конечно же, не ответил, и Паша только раздраженно дернул плечом. Он не знал, как вообще получилось так, как получилось, но хуже того — он не знал, как теперь из этого выпутаться. И это злило. Паша не любил сидеть, сложа руки, особенно если ситуация принимала неожиданный ход. Но сейчас все обстояло именно так: у каждого его действия были неожиданные последствия, и Паше казалось, что справляться с неожиданностями его совсем не научили, потому что он просто не видел выхода из сложившейся ситуации. Он чувствовал себя бессильным, но отчаянно, упрямо не готовым полагаться на естественный ход вещей. Он не понимал Леннарта. Почему тот не убил его сразу? Почему не убил потом? Неужели он собирался держать Пашу в той яме до скончания его, Пашиных, дней? И что случилось с теми девушками, которые плыли вместе с Пашей? Их он съел? Убил? Просто утопил с лодками? Или они вернулись к своим семьям, доверившись своенравному морю? Вопросов было слишком много. Паша не знал ответа даже на половину из них, а тот, кто мог ему их дать, сейчас тихо дышал рядом, все еще не приходя в себя. Прямо сейчас Паше не хотелось ничего. Только чтобы тело перестало болеть, а все это оказалось плодом воспаленного, перепуганного воображения. Чтобы Леннарт оказался простым пленником, таким же, как сам Паша. Чтобы все то, что юноша видел, оказалось ложью. Он очень этого хотел. Паша повернулся на бок, чтобы получше разглядеть Ленна при свете дня. Ни в одну из встреч в пещере он не смог этого сделать, зато теперь собирался использовать выпавшую возможность по максимуму. Леннарт был красив, этого Паша отрицать не мог. У него были чуть неправильные черты лица, искусно вычерченные природой губы и слегка вздернутый нос. Паша не знал, какого цвета его глаза, но ему почему-то хотелось, чтобы они были зелеными. Он помнил, что у Дракона были именно зеленые, и ему было интересно, одинаковый ли цвет глаз у человека и Дракона. Кожа была смуглой, а в свете солнца она казалась будто золотистой даже, будто изнутри она искрилась огнем и жаром. Но увиденное вчера зрелище, то, как огненные струйки расходились по телу Леннарта, зажигая его изнутри, никак не шло из головы. На лбу у Ленна он разглядел крупную морщинку и невольно задумался: что на уме у этого человека? Сам ли он выбрал себе такую судьбу, или кто-то сыграл с ним злую шутку? Паша очень хотел, чтобы Леннарт очнулся и все ему рассказал, но он даже представить себе не мог, как все это будет выглядеть. «Хей, знаешь, раз уж я застрял здесь с тобой, то, может, ответишь мне на пару десятков вопросов?». Это звучало смешно даже в его голове. Паша снова взглянул на Леннарта. Тот выглядел спокойным, но жутко уставшим, как будто он не спал уже несколько суток подряд. Под глазами залегли крупные тени, а не слишком короткий ежик волос топорщился во все стороны, как если бы Ленн ерошил его постоянно. Юноша перевел взгляд на его руки. Они казались удивительно нежными на вид. Такие руки были у деревенских лекарей: в меру тонкие пальцы, узловатые костяшки и чуть выступающие под тонкой кожей вены и сухожилия. Паша почему-то подумал, что эти руки должны быть ласковыми и чуткими, а еще — непременно — теплыми. Как и, наверное, весь Леннарт. И уж, конечно, на этих руках не должно быть таких ужасных царапин. Паша встрепенулся и сел, упираясь руками в камни. Он несколько минут разглядывал Ленна, обнаружив, что одна — особенно крупная — рана тянулась по животу, а еще было исцарапано плечо. Привстав, он слегка приподнял Ленна, чтобы хотя бы немного разглядеть лопатки, и увидел, что спина тоже была испещрена мелкими царапинами и в паре мест — крупными порезами. Раны выглядели ужасно: вокруг запеклась кровь, а внутри, кажется, остались мелкие камешки. «Наверное, зацепил что-то, когда падал», — подумал Паша, судорожно соображая, чем он может помочь. Он не помнил, как выглядят те листья, которыми Леннарт мазал его раны, а потому пришлось быстро придумывать, что он еще может сделать. Он вышел из их импровизированной палатки и, на ходу обрывая край рубахи, побежал к морю, спотыкаясь об острые камни и поскальзываясь на скользких, волнами обласканных валунах. Он бежал, а в голове крутились воспоминания о том, как давно, в детстве еще, мама промывала Пашины ранки и разбитые коленки морской водой, как он плакал, закусив губу, потому что сильно щипало, но все равно не произносил ни звука, потому что мужчины не плачут. Внутри что-то противно потянуло от воспоминаний о доме, и Паша поспешил выбросить все из головы, сосредотачиваясь на Леннарте и его ранах. Он смочил оторванный кусок в море и так, не выжимая его, ринулся обратно. Вода лилась по локтям, мочила то, что осталось от его рубашки, и он подумал, что надо бы найти какую-нибудь чашку или хоть что-то, отдаленно напоминающее ее, чтобы набрать воды и не бегать каждый раз к морю, чтобы выполоскать тряпку. Он крепче сжал ее в руке и побежал к сундукам. Там обязательно должно что-нибудь быть. Хоть что-то, хоть крышка, хоть какая-нибудь миска. Паше она была просто необходима. Пусть он не стал тащить Ленна наверх, он все равно не мог оставить его в беде. Через несколько минут в залежах на берегу Паше удалось найти что-то, похожее на глубокую тарелку. Краем глаза он еще заметил лодку, которая, во всяком случае, на вид, показалась крепкой, но сейчас было некогда рассматривать ее. Паша решил, что как только закончит с Леннартом, он обязательно исследует ее и, если получится, попробует уплыть отсюда домой. Он быстро набрал в тарелку воды и осторожно, чтобы не расплескать, рванул обратно к Ленну. Тот все еще лежал без сознания, но его веки беспокойно дрожали, как будто он находился на краю между сном и явью и никак не мог выбрать, где ему остаться. Паша подошел ближе, аккуратно поставил чашку рядом и снова смочил в морской воде тряпку. Он осторожно склонился над мужчиной и протер сначала те царапины, которые мелкой россыпью покрывали ключицы и грудь Леннарта. Тот угрожающе зарычал, но Паша не отскочил, продолжил только убирать грязь и смывать запекшуюся кровь. Кожа под его ладонями была горячей, горячее, чем у обычных людей, и Паша усмехнулся этому замечанию: Ленн ведь не был настоящим человеком. Юноша выполоскал тряпку и, набравшись смелости, провел ею по длинному порезу на животе. Леннарт выгнулся, под кожей тонкими линиями разошлись огненные лучи. Паша вздрогнул, но все равно не отступил. Он осторожно подул на раны, как делала мама когда-то давно ему самому, и успокаивающе погладил по голове. Это помогло совсем немного, и Паша просто подчинился чему-то внутри: обрабатывая рану дальше, он тихо запел. Ба-а-ю-ба-а-ю-бай, ветер, ветер улетай, и до самого утра я останусь ждать тебя. Песня лилась сама, Паша даже не задумывался над тем, что он произносит. Он просто пел, успокаивая Леннарта и успокаиваясь сам, потому что было ужасно страшно буквально держать в своих руках человека, который мог в любой момент, от любого неверного движения или звука обратиться в чудовище. Он обрабатывал раны, осторожно касаясь воспаленной кожи мокрой тряпкой, и продолжал гладить Ленна по голове. Тот затих через пару долгих, показавшихся Паше бесконечными, мгновений. Огонь внутри затих, но кожа по-прежнему была горячей. Паша только порадовался, что теперь он, кажется, в безопасности. Он поднял чашку и выплеснул оставшуюся воду куда-то за пределы палатки. Леннарт спал спокойнее, его грудь размеренно вздымалась в такт дыханию, и Паша улыбнулся себе, радуясь, что все удалось. Он снял свою рубашку — если этот изорванный кусок ткани можно было так назвать — и укрыл Ленна ею, чтобы ничто не потревожило его раны. А после вспомнил про лодку и, подскочив, побежал к ней, едва не падая от быстрого бега. Лодка была на месте. Ее, заваленную всяким хламом, даже не разглядишь просто так, но Паша мысленно поблагодарил богов за то, что он смог ее найти. Он разгреб кучи мусора, безжалостно выкинув их за борт, нашел весла, надежно спрятанные под сиденье, и, вытолкав ее поближе к нормальному, свободному от сундуков и валунов выходу в море, сел в нее. Паша толком не умел управлять лодкой, но руки будто действовали отдельно от всего тела: он толкнул веслом раз, другой, третий — и вот он уже на пару метров отдалился от берега. Юноша вздохнул. Ему отчего-то было совестно, что он бросает Леннарта здесь одного, но он тут же успокоил себя тем, что тот как-то раньше жил без него и дальше справится, не маленький. А Паше нужно домой. Если у него есть шанс сбежать отсюда, с этого острова, из этой каменной клетки, то он должен им воспользоваться. Он продолжал грести, когда погода вокруг заметно ухудшилась и стало холоднее. Все вокруг стало серым, небо затянуло тучами, которых — Паша готов был поклясться, — не было на горизонте еще десять минут назад. Подул резкий ветер, и юноша зябко поежился, но только крепче сжал зубы и продолжил грести. Но его как будто что-то держало на месте. Сколько бы раз он ни двинул веслом, лодка не сдвигалась ни на сантиметр, а буквально через секунду пошел дождь, который крупными ледяными каплями обжигал голую спину. Но он упрямо греб, надеясь — или уже даже мечтая, — что своенравная стихия поддастся и выпустит его домой. Но с каждой секундой становилось только холоднее и дождь лил все сильнее. Паша чертыхнулся. Неужели его не пускает остров? Или, может, сам Ленн колдует там, пока Паша не видит? Даже в голове это предположение звучало глупо. Поэтому Паша только выдохнул и погреб обратно к берегу, слыша, как над головой молнии раскалывают небо надвое. Он не был дураком: знал, что в грозу в воде находиться нельзя, если только ты не хочешь умереть. А Паша был очень далек от этого желания. Лучше он попробует уплыть в следующий раз, но останется в живых. Он спрятал лодку там же, где она была. Засыпал ее грудой тряпья и какими-то сундуками, которые постоянно выскальзывали из ладоней от проливного дождя. Пашу это злило, но он все равно скрыл свой возможный транспорт так надежно, как только мог, и пулей рванул обратно в палатку, надеясь, что там сейчас суше. Так и оказалось. Ткань, которую юноша натянул сверху, сдерживала воду и не пропускала ее внутрь, но ветер она сдержать не могла, а потому здесь было зябко и сыро. С моря тянуло туманом и холодом, и Паша, понимая, что очень вымотался за это утро, лег рядом с Леннартом, который уже перевернулся на бок, укутавшись в Пашину рубашку. Было холодно. Пашу трясло, зуб не попадал на зуб, и он не знал, как согреться, потому что здесь ему было даже не из чего развести костер. Да и даже если бы было — ветер и дождь затушили бы его в мгновение ока. Он поворочался еще несколько минут, а потом, рассудив, что ничего ему за это не будет, прижался к Леннарту спиной. Его обожгло теплом, будто он облокотился о раскаленный уголь. По коже пошли мурашки, и что-то внутри тихо задрожало от этого прикосновения. Прижавшись еще ближе, немного, чтобы не потревожить раны, Паша закрыл глаза и заснул, чувствуя уютное, отчего-то родное тепло под боком.