В плену твоего тепла

flёur — шелкопряд

Время отчего-то побежало быстрее, будто кто-то невидимый ускорил его ход, забыв спросить, нужно ли это кому-нибудь. Паше казалось, что дни не проходили — пролетали один за другим, и он с удивлением обнаружил, что здесь не так уж и плохо, как он думал сначала. Здесь даже… Паша жмурился и замирал на этой мысли. Он мог сказать, что здесь хорошо. Они не виделись с Леннартом уже несколько дней. Паша не знал, где он был и что делал, потому что он не появлялся ни в своей пещере, ни на острове, который Паша за эти дни обошел вдоль и поперек. Он не находил себе места, все его мысли были заняты Ленном. И две ночи кряду он вовсе не смог заснуть, потому что боялся, что как только закроет глаза — появится Ленн, израненный и нуждающийся в его помощи. И хуже того, что он бы заснул, только то, что Паша окажется не в состоянии ему помочь. Он не мог потерять Леннарта сейчас. Паша не знал, почему и как это случилось так быстро, но он просто не мог. Он чувствовал это в каждой своей мысли, видел в каждом своем движении и осознавал в каждой попытке найти Ленна на острове. И после четвертой ночи — Паша считал, найденным камушком выцарапывая тонкие линии на стенах, — он взволновался не на шутку. Что-то внутри скреблось и не давало покоя. И осознание, что Паша переживает за Ленна, облегчения не принесло. Пятую ночь он встретил в пещере Леннарта. Пашу не волновало, что тот скажет, если появится здесь, потому что беспокойство с каждым мгновением росло. Паша не помнил, чтобы когда-нибудь так за кого-то волновался. С Ленном отчего-то все было совсем иначе. Он пугал, конечно, пугал, Паша чувствовал необъяснимый страх перед неизвестным, когда Ленн был рядом с ним; но вместе с тем — Пашу к нему тянуло. Для него это было странно. Там, в своей деревне, Паша не был кем-то, кто всегда окружен людьми, ему больше нравилось проводить время с собой, что-то читать или собирать что-нибудь из палочек, найденных в деревне. В его жизни был только один друг — местная девочка, Иванка, которая была младше него на пару лет. Ей почему-то нравилось проводить с Пашей время, и ему, что казалось еще страннее, не мешало ее присутствие. Она сидела тихонько, во все глаза смотря на то, что мастерит Паша, и помогала ему изо всех сил: подавала что-то, когда он просил, рассказывала интересные истории, чтобы не сидеть в тишине. Паше с ней было легко, и сейчас он с удивлением понимал, что скучает по ней, не отчаянно и не сильно, но достаточно для того, чтобы это осознавать. Ему было интересно, как она там и чем занимается теперь, но он постарался отогнать это чувство подальше, потому что сейчас у него была забота поважнее — Ленн и то, куда он пропал. Паша не понимал, почему он за такое короткое время сумел к нему привязаться, почему теперь не находит себе места, беспокоясь о том, кто первое время держал его здесь силой, о том, кто похитил его и напугал. Паша не понимал, что им движет, но — что настораживало еще больше, — не знал, как с этим справиться. Не знал, как заставить себя не думать о Леннарте, как перестать волноваться о нем и что сделать с этим тянущим в груди чувством, которому он не мог найти название. Разрываемый своими мыслями, Паша уснул, уткнувшись носом в нечто, напоминающее подушку. Она пахла Ленном — морская соль, дым и что-то сладковатое, Паше незнакомое, но от того и более влекущее. И от этого запаха, щекочущего ноздри, Паше всю ночь снилось море. То самое, которое не дало ему покинуть остров. То самое, которое убивало. А утром он проснулся от ощущения чего-то тяжелого на себе. Тяжелого и теплого. Открыв глаза, Паша увидел рядом Леннарта. Тот лежал, закинув на Пашу руку, и мирно спал. Его спина была усыпана мелкими царапинами, и Паша готов был поклясться, что плечи и грудь — такие же. Ему хотелось разбудить Ленна и выспросить, где его носило, а потом — обязательно отругать и сказать, что он тут, вообще-то, волновался. Но Паша вовремя остановил поток своих мыслей, потому что прозвучало это бы очень странно. С чего бы ему вообще волноваться за Ленна? С чего бы ему переживать за него и караулить в его пещере? Было ли у него какое-то право на это? — Тебе когда-нибудь говорили, что ты очень громко думаешь? — хрипло произнес Леннарт, и Паша вздрогнул под его тяжелой рукой. — Я вообще еще ни с кем по утрам не просыпался, — ответил он, и когда он осознал, что именно он сказал, румянец залил его щеки, заставив уткнуться носом в подушку и зажмурить глаза. — Спасибо за ценную информацию, — усмехнулся Ленн. — Очень приятно быть первым. — Пожалуйста, прекрати, — взмолился Паша. — Прекратить что? Ты первый начал. Паша обреченно застонал, стараясь сильнее зарыться лицом в подушку. Ленн рассмеялся. — Ты такой забавный, — заметил он. Паша улыбнулся, но Ленну своей улыбки не показал. — Где ты был? — спросил он вместо этого. И почти физически почувствовал, как весь уют и все странное тепло этого утра рассеялось в одно мгновение, будто повеяло холодом и обдало им с ног до головы. Паша вздрогнул, понимая, что разрушил все сам. — Не здесь, — уклончиво ответил Леннарт. Паша резко выпрямился и сел, скидывая с себя его руку и зло смотря на него. — Правда? Не здесь? Думаешь, я совсем дурак? Думаешь, я просто так тут торчу в твоей пещере? — Это, кстати, довольно интересный вопрос. Что ты вообще делаешь в моей пещере? — с интересом спросил Ленн, склонив голову на бок. Паша разозлился сильнее. — Потому что я волнуюсь за тебя! — громко и твердо заявляет он, и даже через пару секунд после сказанного ему не показалось, что он сказал что-то не то. — Потому что несколько дней я просто не находил себе места от того, что тебя нет, что ты где-то непонятно где, а я тут один. И никто, заметь, никто меня не научил, как вообще можно тут выжить одному. — Так ты о себе беспокоился? — перебил Ленн. В его голосе сквозила улыбка, и боже, как же Пашу это вывело из себя. Пока он тут, значит, раскрывал душу, его не воспринимали всерьез! Он наклонился к Леннарту ближе и тихо произнес: — Я беспокоился за тебя. Думал о том, что если с тобой что-то случится, я даже не смогу тебе помочь, потому что не знаю как. Понимаешь? Я обошел весь чертов остров, пытаясь тебя найти, а когда понял, что тебя здесь нет, пошел в твою пещеру, потому что ну здесь-то ты точно появишься. Я не спал две ночи, потому что боялся, что не замечу твоего прихода. И это ты называешь «о себе беспокоился»? Паша замолчал и снова сел. Ленн смотрел на него удивленно, даже слегка ошарашенно, будто не ожидал, что Паша вообще на такое способен. А тот просто сидел и смотрел куда-то далеко, глядя в не занавешенный вход в пещеру, смотрел на море, на горизонте сливающееся с небом, смотрел на плывущие неведомо куда облака. Это успокаивало. Он уже не думал о том, что почти накричал на Ленна. В голове осталась только одна мысль, один вопрос, который пугал своим возможным ответом: какого черта он так переживал о Леннарте? Почему? Этот же вопрос озвучил и Ленн. Паша устало выдохнул. — А я знаю? — спросил он в ответ и честно, прямо посмотрел на Леннарта. Тот все еще выглядел удивленным. Казалось, Пашин ответ ничего ему не объяснил. Паша мысленно чертыхнулся: может, его ответ и не походил на объяснение, весь ужас заключался в другом. В том, что ему самому понятнее тоже не стало. — Я честно не знаю. Просто ты единственный, кто здесь есть со мной. И, наверное, за эти дни я привязался к тебе… О, не смотри на меня так, я знаю, что это звучит странно! — попросил он, видя взгляд Леннарта. — В какой-то мере ты — единственный, кто у меня остался, — тихо произнес он и еще тише добавил: — И я не могу так просто тебя потерять. — Не потеряешь, — так же тихо ответил Ленн. И в пещере повисло молчание. Паше хотелось спросить, мол, это все, что Ленн может ему сказать? Что он даже не собирается ничего объяснять и как-то оправдываться? Хотя, глупости. За что ему оправдываться. Паша понимал, что так даже лучше: Ленн ведь ему ничего не должен. И Паша не может чего-то требовать от него. А потому он только слегка тряхнул головой и постарался улыбнуться. — У тебя вся спина в порезах. Тебе помочь? — спросил он. Ленн молча кивнул, и Паша, поднявшись, вышел из пещеры, чтобы намочить кусок ткани в морской воде и найти листья того растения, которым Ленн обрабатывал его раны в самый первый день здесь. ~~~ — Ленн, почему я не могу уплыть отсюда? — спросил Паша через несколько дней. Было раннее утро. Морская вода искрилась бирюзовыми переливами в свете утренних лучей, а волны белой пеной разбивались у самых ног. Они с Леннартом сидели на солнечной стороне острова, и Паша наблюдал за тем, как Ленн ловит рыбу. Удивительным была не красота этого утра, и даже не его тихий уют, казавшийся чем-то странным. Удивительным были бабочки, летающие вокруг. Их было немного, всего пять или шесть, но они беспокойно перелетали с камня на камень, и оттого думалось, что их больше. Паша потянулся за одной, и она доверчиво вспорхнула ему на руку, деловито вышагивая по пальцу тонкими лапками. — Ты… — начал Ленн, но Паша перебил его: — Я узнаю об этом позже? — А тебе так не терпится? — внезапно раздраженно ответил Леннарт. Паша посмотрел на него удивленно, и даже бабочка на его руке замерла, будто бы что-то чувствуя. — Я хочу знать, что будет дальше, что меня ждет, — искренне и честно произнес он. — Хочу знать правду. Ленн усмехнулся, но ухмылка вышла холодной. — Вот тебе правда: пока ты здесь, твоя деревня в безопасности, — резко сказал он. — О чем ты говоришь? — Каждый твой день здесь — это один год спокойствия для твоей деревни. Выбор за тобой. Паша подозрительно посмотрел на Ленна. Не шутит ли он? В какой момент что-то изменилось и он стал таким жестоким? Что случилось? Почему Паша этого не заметил? — Я не шучу, — с нажимом повторил Леннарт. Паша отвернулся, смотря на воду, и время потянулось медленно-медленно, будто желая и вовсе остановиться здесь, на этом неприятном мгновении. У Паши в голове застряла одна фраза: «Пока ты здесь, вся деревня в безопасности». Он хотел сбежать отсюда. Уплыть, улететь, хоть что-нибудь, только бы оказаться в родной деревне снова, как бы хорошо здесь ни было. Но если теперь все повернулось так, если теперь от него зависела жизнь его семьи, Паше придется забыть о своих желаниях. Он сможет. Он сделает для этого все, что можно и что нельзя. Он справится. Да и выбора у него нет. Паша закрыл глаза, чувствуя, как бабочка слегка взмахнула крыльями, будто пытаясь взлететь, но так и не отрываясь от пальца. — Я останусь, — тихо произнес он. Ответа не последовало, и он повторил громче. — Я останусь, Ленн. Только пообещай не трогать их. Никого из них. — Обещаю, — ответил Леннарт. Паша сжал руку в кулак, и что-то маленькое и хрупкое коснулось его пальцев. Он разжал ладонь. На пальцах перламутровой пылью остались тонкие крылья бабочки. А в центре — ее хрупкое тельце, едва дергающееся в капкане его рук. И глядя на это, глядя на хрупкое создание, которое он убил собственными тонкими пальцами, он чувствовал себя этой бабочкой, почти физически ощущая, как сильные руки судьбы клеткой смыкаются вокруг него самого.