В плену твоего тепла

аффинаж — колыбельная

Пару недель спустя тот разговор перестал казаться чем-то важным. Теперь это было что-то далекое и воспринималось так, будто вообще не происходило. Паше здесь… нравилось. Они с Леннартом ловили рыбу, собирали фрукты на другой стороне острова, покрытой лесом. Казалось, того разговора, той угрозы и вовсе не случалось. Все было хорошо настолько, насколько вообще могло быть в их ситуации. Паше нравилось проводить время с Леннартом. Его все еще тянуло к нему с неистовой силой, ему все еще было интересно все, что было связано с Драконом, но Паша молчал. Он не хотел надоедать Ленну, не хотел его злить и… не хотел казаться глупым и чрезмерно любопытным мальчишкой. Даже если таковым и был. А потом зарядили дожди. Они шли неделю, не останавливаясь и не утихая, и тепло костра, который Леннарт разжигал у себя в пещере или у Паши, ничуть не согревало. Все вокруг было серым, пахло сыростью и чем-то темным и жутким, а по вечерам у подножия скалы клубился плотный, густой туман, за которым было не видно моря. Только его зловещий шепот и то, как волны самозабвенно разбивают себя о камни на берегу. Дожди шли и шли. Было мокро и холодно, и Паша думал, что вот-вот заболеет от постоянного промозглого ветра, который нагло гулял по его пещере, сорвав верхнюю ткань. Они не могли даже залатать дыры новыми лоскутами, потому что не было ни секунды, когда небо не проливало на землю дождь, и не было возможности спуститься вниз, чтобы набрать новых свертков и просушить промокшую насквозь ткань. Они были заперты наверху, в пещерах, а потому проводили все вечера и дни вместе. Леннарт рассказывал что-то о себе и своей жизни, а Паша — о своей. Ему нравилось делиться с Ленном воспоминаниями. Он рассказал ему об Иванке, о том, как они, когда были совсем детьми, шкодничали в деревне, а потом получали за свои проказы от его бабушки. Рассказал, что никогда особо не ладил с другими людьми, а потому и тут, на острове, ему даже будто легче дышится, потому что с Ленном ему тоже — легко. — Нам стоит быть осторожнее, — однажды сказал Ленн. — Это почему? — Дракон может появиться в любой момент. Понимаешь? Я не могу это контролировать. — Но его уже давно не было, — возразил Паша, потому что — да, Дракон не появлялся уже давно, но Пашу это не особенно беспокоило. — Я не знаю, почему, — честно признался Леннарт. — Зато я, кажется, знаю, — Паша улыбнулся, увидев удивленный взгляд Ленна. — Потому что человек в тебе борется с ним. Человек становится сильнее. — Ты в это веришь? — Я это вижу. Ты спас меня, лечил, кормил. Ты сильнее, чем ты думаешь, Ленн. Пока я здесь, я буду помогать тебе. Я постараюсь научить тебя жить — по-человечески. Ленн улыбнулся, недоверчиво и едва заметно. — Но ты же… — Там, кажется, дождь кончился. Пойдем, посмотрим! — произнес Паша, перебивая, и, не дождавшись ответа, выбежал из пещеры. Ленн, покачав головой, вышел следом. ~~~ Дожди действительно закончились. Следующее утро встретило их ярким солнцем, которое торопилось согреть продрогшие от сырости земли. Все вокруг будто оживало: прибрежная редкая зелень поднимала голову от камней, а лес на другой стороне шумел птичьими голосами, радостно звуча на все лады. Паша, оглянувшись, улыбнулся. Он любил солнце и любил жизнь, а теперь, когда дожди и, казалось, бесконечная серость прекратились, действительно хотелось жить. Ему было тепло, и все мысли отчего-то возвращались к Леннарту. Любил ли тот солнце? Нравилось ли ему жить, пусть даже такой, Драконьей жизнью? Бросив взгляд на собственную пещеру, Паша осознал, что теперь он может залатать дыры, развесив новую ткань. Но для этого ему нужна была помощь Леннарта, а потому, не прекращая улыбаться, он побежал к нему. Леннарт уже не спал. Он, раскинув руки, лежал на сложенных в кучу тканях, служивших кроватью, и о чем-то, судя по его лицу, напряженно думал. Увидев Пашу, он улыбнулся ему. — Доброе утро. Чему я обязан удовольствием видеть тебя в своей пещере в такую рань? — иронично спросил он. — Доброе! — откликнулся Паша, не обращая внимания на подначку. Ему сейчас было слишком хорошо, чтобы портить себе настроение. — Раз дожди кончились, то нам… — Стоит заделать дыры в твоей крыше? — перебил Леннарт. Его голос звучал серьезно, и Паша озадаченно посмотрел на него, слегка нахмурившись. Ленн рассмеялся, увидев его выражение лица. — Я собирался предложить тебе то же самое. На случай, если снова будут дожди. Паша улыбнулся. Тонкая складка между его бровей разгладилась, и теперь его лицо казалось совсем детским, особенно в неверных лучах рассветного солнца, ложащихся широкими мазками на его щеки и лоб. Паша выглядел таким безмятежным и отчего-то радостным, что Леннарт невольно позавидовал ему и легкости, которая была в каждом его движении и взгляде. — Это здорово, — весело сказал Паша. — Тогда почему ты еще лежишь здесь? Пойдем скорее. Чем быстрее мы с тобой поднимем ткань, тем лучше она просохнет. Не будем же мы мокрую развешивать. — А как ты собираешься все тащить наверх? — поинтересовался Ленн, поднимаясь и направляясь к выходу из пещеры. Паша задумался. — Ну, а ты мне на что? — нашелся он. Леннарт рассмеялся, и Паша не выдержал тоже. Ему нравилась их такая манера общения: на дружеских усмешках, которые иногда прекращали быть дружескими и становились чем-то большим. Было приятно переругиваться вот так и знать, что за этим ничего не последует, знать, что это приносит удовольствие им двоим. Знать, что они оба наслаждаются общением друг с другом. — То есть ты хочешь использовать меня как подъемную конструкцию, — заключил Леннарт. — Юноша, вы не обнаглели ли? — А ты против? — на этот раз серьезно спросил Паша, беспокоясь, что, может, он действительно слишком часто обращался к Ленну за помощью и надоел ему этим. — Я могу и сам, честное слово, если тебе это… неприятно. Леннарт подошел к нему ближе и легко взъерошил непослушные кудряшки. Паша замер под его ладонью, отчаянно пытаясь не податься на прикосновение и не выдать, что ему это нравится. — Если бы мне было это неприятно, я бы сказал, — тихо произнес Ленн. Паша почувствовал, как щеки расцвели предательским румянцем, и поспешил отвернуться. — Тогда идем, — он обошел Ленна и быстро направился вниз, не оборачиваясь. Леннарт усмехнулся. Он прекрасно видел и то, как Паша покраснел, и то, как он замер от касания. Его самого это почему-то грело сильнее, чем должно было, и он не хотел признавать, что привязался к этому мальчишке, потому что это произошло слишком быстро для того, кто привык быть один. Он понимал, что так не может продолжаться, но пока Паша сам тянулся к нему, пока он хотел его помощи и его внимания, он готов был отдавать всего себя, не боясь сгореть. Драконы ведь не умирают. Он горько ухмыльнулся и отправился за Пашей, который ушел уже далеко вперед него. ~~~ — Перестань! — Паша засмеялся, уворачиваясь от очередного, в него летящего мешка. — Нечего использовать меня как подъемную конструкцию, — усмехнулся Леннарт, берясь за следующую связку. — Ленн, ну хватит, они же мокрые, — Паша не мог перестать смеяться, отбиваясь от летящих в него тканей, некоторые из которых были мокрыми от шедших дожей, а потому оставляли капельки влаги на лице, одежде и волосах. И ноги от сильного смеха уже еле держали его, поэтому он откинулся назад, на сваленные связки тканей и лоскутов. Раскинув руки, он смотрел в потолок, на котором солнце рисовало свой неповторимый узор, и чувствовал себя как никогда живым. Ему было спокойно, тихо и тепло. И несмотря на то, что он, в общем-то, был заточен на этом острове, ему не казалось, что он не на своем месте. Все было правильно. — Я не собираюсь все делать за тебя, — твердо заявил Леннарт, держа в руках большое, апельсиново-рыжее полотно. Оно было мокрым, тяжелым и непрозрачным, поэтому Паша подумал, что именно им можно закрыть дыру. К тому же там, наверху, оно лучше просохнет и не придется развешивать его где-то в пещере, загораживая себе проход. — Уже встаю, — улыбнулся он и забрал ткань у Леннарта. Он осторожно вскарабкался по выступам к верху и зажал край полотна тяжелым камнем. Полотно натянулось под собственным весом. Казалось, оно вот-вот упадет, накрыв собой и Пашу тоже, поэтому он подоткнул его сильнее. Теперь оно свисало плотной стеной, загораживая вид на другой выступ, куда нужно было переступить, чтобы зацепить ткань в другом месте, и Паше пришлось сделать шаг наугад. Он — ожидаемо — ступил мимо и, не удержавшись, упал вниз, на те самые свертки, где лежал несколько минут назад. Сверху на него со стены упала вуаль, которую не смог сдвинуть с места даже ветер, гулявший по пещере, но которую он сам зацепил, когда падал, и следом, еще одним слоем, приземлилось злополучное полотно, сырое и тяжелое. Леннарт рассмеялся. Паша, фыркнув, вскочил на ноги, но вуаль зацепилась за рубаху и потянулась следом. Он попытался скинуть ее, но в итоге запутался еще больше, и теперь она закрывала его лицо, делая весь мир перед глазами солнечным и теплым. И хотя улыбка Леннарта в этот момент и без призмы воздушной ткани была теплой, теперь Паше казалось, что она плавит его изнутри. Он отвел взгляд, не в силах чувствовать, как кровь начинает течь быстрее, а голова — кружиться от каждой мысли. — Ленн! — воскликнул Паша. — Что-то случилось? — издевательски поинтересовался Леннарт, не переставая улыбаться, и Паше на мгновение показалось, что он действительно обжегся — о теплый, медовый тон его голоса, об его улыбку, о то, каким взглядом Ленн следил за его действиями. Он поспешил отогнать эти мысли, и, боже, если бы это помогало. — Вот я учу тебя жить по-человечески, так? — деловито начал Паша. — Пока что ты просто используешь меня как подъемную силу, — со смешком заметил Ленн, — но вообще да. А что? — Теперь мы будем учиться танцевать по-человечески! — А ты чем ударился, когда упал? — Ленн! — Что ты заладил, Ленн да Ленн, я уже столько лет… — А сколько лет? — перебил Паша, интересуясь. — Много, — отрезал Леннарт, на миг становясь серьезным и холодным. Но светлая улыбка тут же вернулась на его губы, и Паша не стал возвращаться к неприятной теме. — Ничем я, в общем, не ударился. Просто мне кажется, что сейчас — самое время. — Я не уверен, что нам стоит… — неуверенно проговорил Леннарт, но Паша был непреклонен. Он подошел к нему, на ходу стянув с себя вуаль и взяв каждый край ее в свои руки. Развел руки в стороны, и теперь прозрачная ткань натянулась между ним и Леннартом, который смотрел на все это действо очень недоверчиво. Смотрел и ничего не делал. Тогда Паша подошел еще ближе и буквально всунул края ткани ему в руки. Прикосновение обожгло, но он постарался не обращать на это внимания, чтобы не отвлекаться от главного. — Повторяй за мной, — тихо произнес он, начиная медленно и мелодично напевать что-то из детства, что-то из тех давних воспоминаний, в которых бабушка пела ему песни их предков. Мелодия, казалось, проникала в каждый уголок пещеры, смешивалась с солнечными лучами и просачивалась в самую суть, расцветая там незнакомым прежде светом. Паша напевал и напевал, кружась в танце, на ходу выдумывая движения и улыбаясь, видя, как Леннарт с абсолютно детским непониманием старается повторить за ним. Паша переплел их пальцы, все еще не выпуская вуаль из рук, и закружил их вокруг. Ткань натягивалась все сильнее, опутывая их собой, и, сделав очередной шаг, Паша почувствовал, что она тянет его назад, что еще мгновение — и он упадет. Леннарт почувствовал то же: он выпустил вуаль и обхватил Пашу за талию, притягивая к себе ближе. Паша уперся плечом ему в грудь и ощущал, как крепко он держит его, как прижимает к себе и как огонь, горящий в Леннарте, по крупицам просачивается в него самого, а там, где были его руки, кожа горела, будто от ожога. Это было так ново, так странно и сладко одновременно, что сердце билось где-то в горле, выстукивая одному ему понятный ритм. Паше было страшно в этот момент — наверное, как никогда прежде. Он боялся, что Ленн все поймет, оттолкнет его и больше никогда не будет так тепло ему улыбаться. Паша не знал, что это такое, не знал, почему его тело так предательски тянется к чужому, опасному теплу, и от этого неведения становилось еще больше не по себе, потому что Паша совсем не представлял, как с этим бороться. Да и нужно ли с этим бороться? А главное — нужно ли самому Леннарту то, что он так тянется к нему? Паша встал ровнее, и Леннарт ослабил хватку. — Паша, нам надо… Паша накрыл ладони Леннарта своими, прижимая к своему телу и стараясь не думать о том, что же он делает. Сердце, казалось, замерло вместе с дыханием. Долгих несколько секунд он просто держал их руки вместе, впитывая таинство этого момента, который отчего-то казался до мурашек особенным. — Человек сильнее, Ленн, — прошептал он, медленно и осторожно ведя пальцами по руке Ленна. Под пальцами, дрожащими от напряжения и незнакомого желания касаться, чувствовались чужие пальцы, запястье, предплечье. Горячая, обжигающе горячая кожа. Сильные, надежные руки. — Ты сильнее. И — пока решимость не покинула его окончательно, пока Леннарт еще не понял, что происходит, — Паша вытянулся на носочках, потянулся к его губам и… И наткнулся на острый край подбородка. Он испуганно отпрянул, во все глаза смотря на Леннарта и ожидая его реакции, но внутри, откуда-то из темных уголков души, поднялась неожиданно сильная и горькая обида. Леннарт улыбнулся — легко и ласково, совсем не так, как ожидал Паша, и сказал: — Не торопись, а то обожжешься. Паша покачал головой. — Я не боюсь обжечься, — возразил он. — Зато я — боюсь, — признался Ленн, напоследок взъерошив чуть влажные от соприкосновения с мокрой ткань кудряшки, и вышел из пещеры, оставляя Пашу одного наедине со своими мыслями и горящей в местах, где были его руки, кожей. Обида клокотала в нем все сильнее, потому что Паша не понимал, почему он может открыться, показать свои чувства, даже боясь быть непринятым, а Ленн, который должен быть смелее и решительнее — он же все-таки Дракон! — не может. Паша не понимал. Но идти к Леннарту сейчас не рискнул тоже, потому что где-то глубоко внутри знал, что тому нужно побыть одному и, наверное, решить для себя что-то важное. Поэтому он просто вернулся к тканям, раскладывая сухие связки у стен и развешивая на деревянных стойках те лоскуты, которые были мокрыми. Это отвлекало. Но как перестать думать о Леннарте — Паша не имел ни малейшего понятия.