Hot stuff

Во временное логово Красная стрела — или кто он теперь, черт возьми, — возвращается с пустым колчаном, подбитым глазом и злой как черт. Операция прошла не по плану. Вальяжно рассевшаяся на потрепанном диване Чешир — насмешливо-острый как бритва взгляд темных, узких глаз и такая же усмешка, — не добавляет настроения. — Проваливай, Джейд, — машинально Уилл тянется за стрелой, но пальцы хватают воздух. — Не то мозги вышибу к чертовой матери. Угроза проходит мимо — так же как мимо обычно попадают его меткие стрелы, когда он стреляет в Джейд. — Какой ты сегодня дёрганый, — лениво крутит она в руке метательный нож. — Нервный. Не иначе от недотраха. Соскучился, милый? Острые ногти выкрашены темно-зеленым, словно в отраве испачканы. В падающем через окно лунном свете блестят ее непокорные волосы, влажно блестит полоска белых зубов, когда Джейд смеется и откидывает голову. Он засматривается невольно — и ненавидит себя за это. Точно так же как ненавидит Джейд и ее папашу за то, что промыли ему мозги, за то что использовали как безвольную куклу, игрушку. Одна мысль об этом заставляет каждую клеточку его тела кипеть от бессильной, запоздалой ненависти. Выть хочется. — Да я скорее овцу оттрахаю, чем тебя если совсем уж припрет, — рычит Харпер. — Или подрочу. Нож беззвучно впивается в дверной косяк, едва не ужалив его щеку. Джейд встает — гибким, истинно кошачьим движением. — То есть, это не ты умолял меня не останавливаться, — издает она самодовольный смешок. — “Джейд, о Джейд…” Боже, да ты выкрикивал мое имя как молитву. — Скорее как проклятие, — огрызается Харпер. — Что, Джейд, никак не можешь смириться, что иначе как насильно тебе в мою постель не влезть? В прошлый раз она привязала его к постели, в предыдущий — накачала какой-то дрянью и как в тумане они трахались сутки без перерывов, и это все еще снится ему в кошмарах, от которых он неизменно просыпается со стояком. И ненавидит себя за это тоже. Внезапно Джейд оказывается совсем рядом. Сладкий запах жасмина обдает его, забивается в легкие как ядовитый газ, ее жесткие пальцы стискивают его заросший рыжей щетиной подбородок. — Ты никуда от меня не денешься, Харпер, — мурлычет она, — Ты мой, весь мой. Я в твоей голове, я в твоих мокрых снах, в твоих фантазиях. Завяз во мне как маленькая, глупая муха в паутине… — подушечкой пальца она касается его губ, словно ласкает домашнего зверька. — И спорю на что угодно — в твоих штанах все уже твердо как камень. Ну так не стоит ли, наконец, сдаться, милый? Ее ладонь и впрямь прижимается к его паху. На кроваво-красных губах расцветает торжествующая улыбка, когда она обнаруживает своим словам подтверждение. — Будь ты неладна, Джейд, — через силу выговаривает Харпер. — Я больше не твоя игрушка. — Просто расслабься, сладкий мой, плыви по течению, а тетя Джейд сама обо всем позаботится. Ее самоуверенность, ее наглость, ее снисходительный тон вдруг заставляет всю кровь волной ударить в голову. Перед глазами все красной пеленой застилает. — Сука! — ловит он ее за глотку, как бездомную шавку. Прикладывает о стену головой. Джейд закатывает глаза. — Ну если ты так хочешь прелюдий… Кулак метко врезается ему в челюсть так что звезды летят из глаз. Спустя мгновение ноги Джейд уже стальной хваткой сжимают его шею, она швыряет его на пол. Как бешенные коты они пытаются друг друга отделать, поломать. Брошенные им с вечера на столе чашки с остатками кофе летят на пол, следом ноутбук. Рот наполняется кровью из разбитой губы. Наконец, с ей же растравленным бешенством Харпер удачно впечатывает тяжелый кулак ей в солнечное сплетение. Не спасают даже тугие мышцы пресса, Джейд сгибается вдвое и кашляет. Без сочувствия он пару раз добавляет ей по лицу. Ночь кажется не такой пропащей. — Сдам тебя, наконец, Лиге, паскуда, — шипит он, туго связывая ей руки за спиной ее же порванными леггинсами. Плотная ткань больно, должно быть, впивается в кожу запястий. — Да и дело с концом. — Никуда ты от меня не денешься, милый, — хохочет Джейд, вскинув голову. На скуле у нее вспухает кровоподтек, но глаза горят. Словно ненормальная дикая кошка — смеется, облизывает губы, дышит тяжело. Харпер не может на нее не смотреть. И ненавидит себя за это сильнее всего. Ненависть, злость, возбуждение — все мешается в один крышесносный коктейль. За волосы Харпер толкает ее рожей в диван. Чтоб не видеть разбитых, блестящих от крови губ, насмешливого, призывного взгляда… Вместо этого на обозрении оказываются ее голые бедра и крепкая, круглая задница с тонкой полоской трусиков. Родинки, шрамы на смуглой коже он помнит наизусть. Он ненавидит Джейд так сильно — но почему-то выучил ее тело, запомнил до черточки. — И что же ты сделаешь? — посмеивается Джейд, с трудом приподняв голову. — Разве так обращаются хорошие мальчики с леди? Грудью она лежит на диване, коленями — на полу. Харпер резко дергает вверх ее связанные руки, так что у нее суставы едва не выворачиваются из плеч. Джейд взвывает от боли, и это кажется ему музыкой. Боже, он ненавидит Джейд Нгуйен так сильно. Так горячо. — Паскуда ты драная, а не леди, — рычит Харпер, раскатывая завалявшуюся в кармане резинку по члену. — А я без кодовых слов ничерта не хороший. Жесткий деревянный пол царапает колени, когда он пристраивается к Джейд сзади и засаживает ей до упора, сдвинув полоску трусов. Даже не трахает ее — долбит, жаль не по сухому, она уже мокрая как сука течная. Сначала она все же вскрикивает, дергается. Но вскоре уже вовсю подмахивает ему, крутит задницей, постанывает. — Только не кончи слишком быстро, — как в тумане он слышит ее довольный, прерывающийся толчками голос. — Не будь эгоистом, милый. Джейд считает — все в мире существует для ее удовольствия и развлечения. Иногда Харпер думает что и впрямь мог бы убить Джейд, получившая свободу марионетка. — Да плевать мне чего ты хочешь, — он снова дергает ее за связанные руки, Джейд снова орет от боли, утыкается растрепанной головой в потертую обивку дивана. Он придавливает ее сверху локтем, лишь иногда позволяя глотнуть чуть-чуть воздуха. Воздух она тратит на громкие стоны удовольствия — побитая, скрученная, смятая как игрушка, все равно тащится. Даже когда Харпер дергает ее за выломанные руки, хватает ее длинные волосы в горсть и тянет, одновременно трахая так что скрипит и пол, и старенький диван, и колени у него будут стесаны до кровавых мозолей — Джейд так же ожесточенно толкается бедрами ему навстречу. Она отплевывается от лезущих в рот волос, на смуглой, пахнущей жасмином коже испарина. У него нет никакого желания любить Джейд — только выебать, поквитаться, сорвать злость и после выкинуть нахер из своей жизни поганую суку. И не скучать по ней. Никогда. Джейд под ним крупно вздрагивает всем телом. Стоны низкие, грудные — такие словно она вот вот кончит. Эти чертовы стоны. Какая-то частичка его наслаждается ими, но умом Харпер ненавидит себя за эту слабость. Внутри все вскипает снова. С мокрым звуком Харпер вытаскивает из нее член. — Эй, ну я только-только что-то почувствовала, — Джейд недовольно пытается повернуть к нему голову. — Только не говори что ты уже все, и сейчас просто отвернешься к стенке и захрапишь. Мы ведь еще даже не женаты. Намотав волосы на кулак, он коленом заставляет ее раздвинуть ноги еще шире и снова уткнуться лицом в диван, прижимается членом к ее заднице. Головка медленно проникает внутрь, с силой преодолевая тугое сопротивление мышц, Джейд в первый раз взвизгивает и яростно дергается. Но напоминание о выломленных руках ее остужает. — Достаточно, Джейд? — выдыхает он, оказавшись внутри уже полностью. — Теперь ты достаточно чувствуешь, мать твою? Даже через резинку ее задница горячая, как его злость, и восхитительно тесная. Джейд глубоко и шумно дышит через нос, связанные руки сжимаются в кулаки, ядовито-зеленые ногти ранят ладони. — Я убью тебя, лучник, — наконец, говорит она угрюмо. — Потом. Мышцы упрямо сжимаются внутри, словно пытаясь вытолкнуть его член, но вместо это лишь обхватывают его еще теснее. Смазка с резинки уже давно стерлась, осталась только ее собственная. Если Джейд и больно — хныкать и стонать, конечно, она не станет. Но внезапно он понимает, что причинять ей боль не доставляет особенного удовольствия. Возможно, впервые в жизни ему хочется не убить Джейд и не придушить даже — а чтоб она подчинилась. Хоть один чертов раз. Понадежнее прижав ее запястья рукой и весом своего тела, Харпер просовывает другую руку между ней и диваном, грубовато сжимает упругую, пышную грудь. И вот это местечко, где шея переходит в плечо, у Джейд необыкновенно чувствительное. Дотянувшись, он прикусывает солоновато-жасминовую кожу, прижимается языком, водит, пока она не выдыхает тяжело. Мышцы, тесно сжимающие его член, понемногу расслабляются. Джейд начинает дышать ровнее. Тогда Харпер двигает бедрами, выходя из нее и входя снова. — Сукин сын! — рычит Джейд, дергаясь под ним. — Не обольщайся, — чувствительно он кусает ее за шею, одновременно тиская грудь. Есть в этом что-то от передач на Энимал Плэнет, вот правда. — Я просто не хочу, чтоб твоя задница оторвала мне член. Так что закрой свой чертов рот и расслабься, потому что я все равно тебя оттрахаю, Джейд. Вопрос насколько терпимо это будет. Зажатой под ней рукой Харпер спускается ниже по ее напряженному животу и ниже. Край дивана, об который она терлась, влажный, между ног у нее жарко и мокро. Рискнув отпустить ее связанные руки, он локтем пережимает ей горло, одновременно трахая пальцами, пока она не обмякает слегка. — Ну и драная сучка же ты, Джейд, — бормочет он почти нежно и тут же с силой засаживает ей до упора. — Драная сучка. С глотком воздуха у Джейд вырывается почти всхлип. Больше он ее не жалеет, трахает ее задницу грубыми коротким толчками. Движения пальцев через тонкую перегородку добавляют еще остроты ощущениям — для Джейд, кажется, тоже. Потому что уже вскоре она шипит сквозь зубы. — Я убью тебя, сукин ты сын, — повторяется она охрипшим, пьяным голосом, и послушно двигает бедрами, надеваясь на его член глубже. — Но потом. А сейчас — просто не останавливайся. Крышу у него просто сносит. Харпер трахает ее, пока она не начинает орать, как драная кошка, потом переворачивает на спину. Ее лицо с разбитыми губами, синяком на скуле, совершенно мутными, пьяными глазами — на него хочется смотреть до одурения. Со лба у него градом течет пот, но он трахает Джейд в задницу так, словно бы от этого зависит его жизнь. И только когда она обмякает и почти отключается, он снимает грязную резинку и оставляет ее несчастную задницу в покое. Спереди не так узко, не так тесно, но зато без резинки это как горячий мягкий шелк. А Джейд воет и извивается, кончая — откуда только силы, — все ее тело прошивает спазмами удовольствия. Харпер и сам не понимает как умудряется не кончить вместе с ней. — И все равно ты свое получила, — едва дыша бормочет он, выходя из нее. — Ненавижу тебя, Джейд. Ненавижу. Пара движений дрожащей рукой — и он кончает прямо на ее влажное от пота лицо, по шее и груди стекают горячие белесые потеки. Да, даже с разбитыми губами, синяками и белесыми каплями на смуглой коже она охренительно красива. — Я тебя тоже, — с закрытыми глазами выдыхает Джейд, облизывая испачканные губы кончиком языка. — Ненавижу. Отдышавшись, Харпер сам относит ее в душ и отмывает, а потом они без сил валяются на том же самом диване, растрепанная голова Джей на его плече. И на самом деле, если она прямо сейчас попытается его убить — да без разницы. На ненависть сил больше нет. Ни на что нет. Перегорел. Выгорел. — Что, полегчало? — разморенно хмыкает Джейд. Ядовито-зеленые ногти царапают его плечо — не больно. Да и какая разница: если на них отрава, он давно уже отравлен. Он слишком отравлен Джейд Нгуйен и всем этим дерьмом. — В грехах каешься? — криво усмехается Харпер. — Только не делай вид, что тебе не плевать на меня, Джейд. Лезвие сая — на ее запястье иссиня-черные синяки, кожа разодрана, — холодком касается его глотки. С усталым равнодушием он прикрывает глаза. — Ты трахнул меня в задницу. Ты кончил мне на лицо, — острие легонько вспарывает кожу возле сонной артерии. Капля крови щекотным ручейком стекает по шее. — И ты все еще жив, милый. Разве это не лучшее доказательство моих нежных чувств к тебе? С металлическим звуком сай падает куда-то на пол. Джейд вытягивается рядом на узком, потертом диване, по-хозяйски устраивает стертое до крови колено на его бедре. Похоже и впрямь собирается спать. — Откуда тебе знать как это — быть марионеткой, которую дергают за веревочки, а она пляшет… — вырывается у Харпера. — И даже не понимает этого. — Все мы — чьи-то марионетки, — с едва уловимой горечью вдруг отвечает Джейд. — Просто веревочки не всегда на виду. У нее необычно тусклый и усталый голос. Не хочется спорить, не хочется драться и выяснять кто прав, а кто виноват — он обнимает ее покрепче и засыпает, понимая что рядом с ней завтра может и не проснуться больше. Может впрямь любит чертову дрянь Джейд Нгуйен — и устал ненавидеть себя за это.