Hot stuff

Он называет ее по имени прежде чем Диана успевает сделать пять шагов по просторному кабинету. — Как ты узнал? — осторожно присаживается она на край его винтажного рабочего стола из мореного дуба. Отложив телефон с недописанным голосовым сообщением, убрав руки с клавиатуры компьютера, Брюс поворачивается так, словно смотрит прямо на нее — если б только мог смотреть сейчас. Беззвучно она ведет пальцами по теплому дереву столешницы рядом с его ладонью. Одно движение — безошибочное, меткое как змеиный бросок, — он прижимает ее руку своей, грубой и теплой. — Твои духи. Твои шаги. Твое дыхание. — Альфред? — Альфред, — легкий намек на улыбку прячется в уголке его губ. — Не могу же я разочаровать тебя, принцесса. Дорогие черные очки на его лице кажутся неуместными в помещении, но это необходимость. Легкий ожог сетчатки после покушения — неудачному, спасибо богине, — получил даже не Бэтмен, а Брюс Уэйн. Пройдет. Расспрашивать и ломать руки по его временному увечью Диана не станет. В конце концов, они одной породы. Воители. В любой из ипостасей, под любым из имен. Впрочем, это было несколько месяцев с их последней встречи, поэтому когда он подносит ее кисть к губам, и теплая влажность дыхания касается тыльной стороны ее натруженной руки, у нее вырывается долгий, тихий выдох. Конечно же, он замечает — как всегда замечает каждую мелочь. Еще один поцелуй достается ее ладони. А потом еще одно неуловимо быстрое движение — и, поднявшись, он тесно вдавливается бедрами между ее ног. Сквозь тонкую ткань его идеально отглаженных брюк и ее слаксов его член ощущается твердым, когда она крепко обхватывает его за пояс ногами. Возможно, Брюс не выглядит страстной натурой — но у нее есть… иные сведения об этом. И хочется верить, что он не делит постель ни с кем кроме нее. Во всяком случае то, как легко он возбуждается от ее близости, намекает на голод. Желание быстро окутывает Диану вязкой, томной сладостью. Не то что бы она не могла обойтись без Брюса и без такой любви — но в долгой разлуке ее тело тоскует. Как и ее сердце. — На Темискире есть кое-какие травы… — с трудом говорит она, пока Брюс нависает над ней, а его рот умело дразнит ее шею. — Довольно редкие. Я могла бы попросить царицу Ипполиту прислать их. — Не стоит злоупотреблять ее милостью. Что ж, предсказуемо. Но секундная заминка, с которой он отвечает, не ускользает от ее внимания, и это значит, переносить темноту, окружающую его, Брюсу сложнее чем кажется. Решительно Диана выбирается из его рук и, приподняв, усаживает его на стол. — И все-таки я помогу. Нетерпеливыми пальцами она расстегивает его рубашку. На обнажающейся светлой коже жесткая поросль, глубокие, сейчас не замаскированные ничем рубцы шрамов. Мышцы напрягаются под ее рукой — выпуклые грудные, каменная твердость живота. Все оплачено кровью и потом, тяжелым каждодневным трудом — в отличие от нее ему-то богами ничего просто так не подарено. Может поэтому его тело возбуждает ее так сильно. Может поэтому она любит его так сильно — несносного, упрямого, несгибаемого. Губами она скользит от груди по животу, доходя до дорожки жестких волос. Спрятав глаза под темными очками, Брюс откидывает голову, словно прислушиваясь — к ней? К себе? Он выглядит немного напряженным — как будто потерялся в темноте, неприветливой и пугающей. Вот теперь похоже, что он слеп. — Боишься темноты? — негромко спрашивает Диана, расстегивая ремень его брюк и доставая из трусов тяжелый, напряженный член с выпуклым рисунком вен. У Брюса вырывается тихий смешок, пока он расстегивает ее блузку и как всегда безошибочно — бюстгальтер. — Бэтмен боится темноты? Флэш не умеет бегать? Между легкомысленным плейбоем Брюсом Уэйном и хмурым, вечно настороженным Темным Рыцарем Готэма — иногда ей кажется, что ее любимый, ее любовник ни тот и ни другой. Кто-то между ними. И темнота, враждебная, полная невидимых угроз, тревожит его. Хотя быть может все дело просто в чувствительности, обостренной слепотой и воздержанием. Эта мысль захватывает ее невыносимо сильно — как и любая трещинка в его броне, как любое напоминание о его человеческой хрупкости. На мгновение Диана отстраняется, оставив ему гадать что будет дальше, а потом кончиком языка любопытно проводит по влажной головке. На вкус странно и солоновато, но скорее приятно чем нет. И то как Брюс дергается от неожиданности, как его ладони сжимают толстое дерево столешницы — внизу ее живота становится горячо, когда видит это. Диана не делала этого прежде. Диана желает сделать это сейчас, даже если ее сестры-амазонки сочли бы подобное неподобающим свободной воительнице. Обхватив член Брюса губами, она ощущает себя свободной ничуть не меньше обычного. Горячая, нежная твердость заполняет ее рот, она пытается освоиться, на пробу облизывает его языком — нет, она не невинна, хоть и неопытна. Просто теория — не практика. Когда она сжимает влажные губы теснее, его бедра невольно подаются навстречу, хриплый, тяжелый выдох сквозь зубы выдает что она на верном пути. Чтоб увидеть его лицо, она вскидывает глаза — спасибо временной слепоте Брюс не видит ее вот такую, головой между его ног, с его членом во рту. Впрочем, когда она вспоминает сколько раз он сам ласкал ее языком, заставляя дрожать и гореть, и извиваться под ним от удовольствия, смущение ее тает. Выражение его лица того стоит — уязвимое, полное нескрываемого удовольствия, и то как вскоре еле слышные выдохи его обретают звук, превращаются в тихие, но явственные стоны, в такт движениям ее языка. Тяжелая ладонь ложится на ее затылок невесомо, не вынуждая, а слегка подсказывая. Другой рукой он на ощупь находит ее грудь под сползшим бюстгальтером, сжимает, гладит, играется с чувствительным, напряженным соском Тепло между ее бедер становится почти болезненным, жгучим. Уже уверенно Диана пытается взять в рот еще больше, она вылизывает его член, тесно обхватывает губами. Почти уткнвшись лицом в его напряженный живот, она все же давится, кашляяет. Когда она отстраняется, чтоб отдышаться, от губ к влажно блестящему члену тянется тонкая нитка слюны, падает на ее обнаженные груди. Брюс не видит — и какая-то часть ее рада этому. А другая желала бы этого невыносимо сильно. Его рот приоткрыт, лоб влажный от пота. Переводя дух, он напряженно вслушивается, пытаясь хоть как-то понять, предсказать ее. Член Брюса почти касается ложбинки между ее полных грудей, и внезапно ей в голову приходит довольно занимательная идея. Наклонившись над ним, она осторожно, но тесно сжимает его горячий член между округлыми полушариями. — Диана!.. — от неожиданности Брюс ахает, вскидывает бедра ей навстречу, темные очки сползают почти на кончик его носа, но веки остаются закрытыми. Богиня, какой же он красивый. Что ж, похоже, ей все же удалось его удивить. Ободренная, довольная, Диана двигается так, что влажная от смазки и слюны головка, то исчезает между ее грудей, то почти упирается в ямку между ее ключиц. Если наклонить голову и немного высунуть язык — можно вновь ощутить эту нежную, горячую плоть. Так она и делает. Сдавленный выдох Брюса превращаются в что-то похожее на низкий, животный рык. Теперь он уже сам задает ритм — размашисто и жестко. Лишенный зрения, он словно позволяет себе отдаться ощущениям, захватить им над собой верх. Выдохи, каждый раз когда его член упирается в ее губы, все более глубокие и рычащие. В один момент ей даже кажется, что он вот-вот выплеснется, оставив белесые капли на смуглой коже ее груди и плеч, и ей бы даже хотелось видеть его лицо в этот момент. Но Брюс с силой стискивает ее плечи и сдвигается ближе к краю стола. — Нет, принцесса. Под его руками ее брюки рвутся по шву как бумажные. Брюки сползают до колен, трусики, мокрые насквозь, следом. Развернув ее спиной, он почти натягивает ее на себя так глубоко как только может и только сейчас она понимает насколько возбуждена. — Вот так, — уперевшись ногами в пол, он сжимает ее бедра большими ладонями со всей своей силой и берет ее — короткими, с оттяжкой рывками. Это в первый раз когда они делают это без презерватива — ощущается совсем иначе. Ближе. Горячее. В голове запоздалым вихрем проносятся тревожные мысли, но в эти дни цикла ей почти не грозит забеременеть. Да и едва ли она сможет забеременеть от человека. Поэтому она вцепляется в столешницу, в Брюса, в его руку на своем бедре так что кости вот-вот захрустят. Раскаленная пружина внизу живота сжимается все туже. Она вскрикивает с каждым его толчком, пока все не сливается в один низкий, гортанный стон. Грубая, мозолистая ладонь накрывает ее грудь, больно выкручивают сосок. Одновременно он толкается в нее уже неровно, судорожно, и ощутив как его член пульсирует внутри, Диана всхлипывает, дергается. Ее тело сжимает его теснее. Зубами Брюс впивается в ее загривок, в это есть нечто звериное, хищное. Ее накрывает еще одной волной — еще более острой и сладкой. Дыхание пресекается. Все так ослепительно ярко. По-человечески. Даже жаль, что следов не останется. Кое-как Диана находит в себе силы слезть с него и подняться на нетвердые, дрожащие ноги. Ее брюки уничтожены, по ее ногам течет семя Брюса — но она чувствует себя… потрясающе. В особенности оттого что она все же заставила его потерять контроль. —Что, любимый, — с дрожащим смешком она поправляет почти сползшие с его носа темные очки. — Тебе все еще не нравится темнота? Едва заметно Брюс усмехается — губы яркие, искусанные, — и вдруг снова прижимает ее к себе. Ладонь проникает между ее бедер, двумя пальцами он грубо толкается в ее разгоряченное, мокрое от смазки и семени тело. — Нравится, — вновь погружает он в нее пальцы до самой ладони. И снова — короткими, быстрым движениями. У нее снова вырывается долгий стон, когда он склоняется к ее уху и обводит его языком. — Мне нравится эта темнота — когда у нее твой голос, принцесса. Вместе с болезненно-острой вспышкой удовольствия темнота — блаженная, теплая, сладкая, — накрывает Диану с головой.