Hot stuff

Когда машина въезжает на площадку автокинотеатра, Артемида весело оборачивается. — Эй там, может хватит пожирать друг друга? Вообще-то кино начинается… На заднем сидении Дик и Затанна словно прилипли друг к другу губами: его язык у нее во рту, ее руки под его легкой курткой, и оживающий экран сейчас явно интересует их куда меньше друг друга. — Что, уже приехали? — бормочет Затанна, ярко краснея щеками. Рук, впрочем, не убирает. Дик, в кои-то веки без своих темных очков, рассеянно выдыхает: — Кино? Какое кино? Сложив руки на руле, Уолли с ухмылкой косится в зеркало заднего вида, но вопреки обычного помалкивает. Ох уж эта солидарность… — Вы двое отвратительны, — со всей возможной нежностью улыбается Артемида, прикладываясь к горячему какао в термосе. — Чертовы пубертатные подростки… Уолли согласно и весело кивает. — Меня тоже сейчас просто стошнит, милая. — От зависти, Уолл-мэн? — невозмутимо замечает Робин. Серьезный Робин выглядит таким обычным влюбленным мальчишкой, в разлуке с отцом Затанна снова учится улыбаться. Оба счастливые. У Артемиды внутри очень тепло. Маленькая ладонь Затанны теперь в его руке, непривычно взрослым жестом он подносит ее запястье к губам. — Как насчет перебраться на крышу, Зи? Подальше от этих душных зануд? У меня есть наушники. Та охотно кивает, поправляет распахнутое пальто. Пуговицы туго сходятся на ее пышной груди, и невольно Артемида ощущает некоторый укол зависти. Затанна младше, но в этом соревновании она выигрывает без шансов. Не то что бы у Артемиды комплексы — на случай чужого острословия у нее есть острые стрелы. Но… факт остается фактом. Грудь у нее маловата. И кажется, это уже насовсем. Впрочем, это не мешает ей заботливо сунуть этим двоим большой теплый плед и термос с какао. Устроившись прямо на крыше новенькой тачки Уолли, они смеются, возятся, шуршат и вряд ли смотрят фильм с особенным интересом. — Эй, я не за тем покупал машину, чтоб эти двое ее порочили! — ворчит Уолли. Тачка только из салона — еще даже не выветрился приятный запах новизны. Артемида рассеянно следит за большим экраном. Это, кажется, детектив. — Все еще не понимаю зачем. — Чтоб порочить ее самому! — Уолли сдвигает сидение и хлопает себя по коленям. — Прыгай ко мне, детка. Под еще одним пледом она устраивается у него на коленях, хрустит сладким попкорном. Но хочет соленый — Уолли приходится сгонять до ближайшего городка. Мгновение спустя — еще титры не кончились, он снова сидит под ней и что-то весело мурлыкает, уткнувшись в ее шею, вместо того чтоб смотреть кино. В подстаканнике стакан его колы со льдом, словно и так не холодно. Уже ноябрь, на улице темно и зябко. — Эй, Уоллс. — вдруг страдальчески морщится Артемида. — У меня маленькая грудь? Скажи честно, без обид. Обеими ладонями Уолли накрывает ее упрятанные в удобный спортивный бюстгальтер груди. — Идеально под мои руки. — У тебя просто руки маленькие. — Вовсе нет! — обиженно восклицает он, прихватывает пальцами соски. Чувствительно даже через теплый плед, через ее толстовку готэмской академии. — Полегче. Артемида едва слышно выдыхает сквозь зубы. На огромном экране кинотеатра происходит что-то — она все еще пытается понять что там происходит. Ее грудь чувствительнее обычного, почти болезненно чувствительная, налитая — в сочетании с сучностью, сварливостью и желанием ныть из-за ерунды очень похоже на старый-недобрый ПМС. Широкая ладонь Уолли забирается под толстовку, гладит ее живот, пока он шумно потягивает свою ледяную колу. И медленно, издевательски медленно подбирается снова к грудям, обводят их по самой границе бюстгальтера. Это явно не место и не время. — На крыше Дик и Затанна. — Артемида больно шлепает его по руке. — Стекла прозрачные. Вокруг люди, и они приехали сюда посмотреть кино, а не порно. Губы Уолли бессовестно прижимаются к изгибу ее шеи над толстовкой, дразня и покусывая. — Вокруг нас плед. Ну же, детка, расслабься… — ладонью он накрывает ее грудь, мягко сжимает, отчего ей становится жарко. — Можно подумать эта парочка там наверху не вытворяет что-то такое… Артемида скептически поджимает губы. — Они сидят на крыше машины, рядом туча народа. Холодно так, что звенит все что только может звенеть… — И что? — зеленые глаза Уолли блестят веселым, теплым озорством. — Думаешь, их это остановит? И есть какая-то причина, по которой этот его взгляд вечно ломает все ее стены, все ее правила и устои. Снаружи доносится веселый смешок Затанны и какая-то возня. С легким вздохом Артемида откидывает голову ему на плечо и поглядывает на экран из-под ресниц. Расследование и экшн там занимает ее куда меньше, чем внимание, уделяемое Уолли обеим ее девочкам. Экшна в их жизни и так с избытком. Рукой со стаканом колы он обнимает ее за плечи, другой играется с ними, гладит, мнет через бюстгальтер, пока она не начинает ерзать на его коленях. Становится горячо. Жарко даже. Тихо ругаясь себе под нос, Уолли пытается наощупь стащить с нее бюстгальтер прямо под толстовкой. Путается в лямках, ищет застежку, которой конечно же нет. Какое-то время Артемида дает ему пострадать, а потом ехидно усмехается. — Сдаешься? — Ну милая, — делает он несчастное лицо. Тогда ее сердце смягчается. — Хочешь фокус? — Артемида втягивает руки в рукава, возится, еще немного ерзает, и спустя минуту гордо вручает ему трофей. — Не только Зи умеет в фокусы, знаешь! — Твои фокусы лучше! Сунув куда-то ее бюстгальтер, c широкой улыбкой Уолли целует ее, поцелуй выходит сладкий и липкий от колы и попкорна. Он перебирает ее волосы, покусывает шею. — Твоя грудь просто идеальная, детка, — мурлыкает он ей на ухо, поглаживая ладонью твердые соски. Сжимает их по очереди, слегка оттягивает, отчего Артемида тихонько ахает. — Такая красивая, такая упругая и мягкая. Такая чувствительная… Прикосновения пальцев делаются настойчивее. От удовольствия она крутится на его коленях еще сильнее, задевая бедром уже твердый член. Это заводит еще сильнее. — Черт возьми да, говори еще. Уолли с шумом дохлебывает свою колу в стакане, освобождая руку. — Я бы даже на мгновение не хотел бы, чтоб твоя грудь была другой. — он сует и вторую руку, холодную и мокрую от запотевшего стакана, под ее толстовку. — Чтоб хоть один маленький кусочек тебя был другим, милая. У Артемиды кажется слезы выступают — то ли от того что его слова кажутся невероятно милыми и трогательными, то ли от крышесносного ощущения холодных пальцев на разогретой, затроганой коже. Кино? Какое кино? — Черт возьми, — еле слышно постанывает она.— О черт, да. Уолли обычно не спец по грязным разговорам, но сегодня как будто сам черт тянет его за язык. — Я бы облил твою прекрасную грудь медом и облизывал, — не отвлекаясь, языком он проводит по ее шее вверх и вниз, отчего хочется заскулить. — Или взбитыми сливками. Или джемом. Или… — Мы же только поужинали, — даже возбужденная, полыхающая как чертов напалм, Артемида не может отказаться от крошечной шпильки. Уолли укоризненно прикусывает ее ухо. — Ты зануда, детка. Все его тело напрягается, она даже ощущает нечто вроде легкой, почти неуловимой вибрации, а потом почти незаметно покалывающие разряды обжигают ее груди под его ладонями. Может быть показалось? И на статику не похоже. И снова — уже на чувствительных, ноющих сосках. Теперь разряды чуть сильнее, но это невыносимо приятно, кажется, словно каждый нерв в теле звенит, дрожит от наслаждения. — Это что еще за новая фишка? — выдыхает Артемида в закушенную ладонь, когда все обрывается, с трудом переводит дух. С нескрываемой гордостью Уолли шевелит пальцами. — Барри учил меня управляться с электроразрядами, и тут я подумал… — выразительно играет он рыжеватыми бровями. — Не зря же я у тебя гений, да? Артемида тихонько хихикает, привалившись горячей щекой к приятно холодному окну. — Знал бы Барри как ты используешь его науку. — Держу пари, он и тетушка Айрис пробовали еще и не то. И не так. — Ничего не хочу об этом знать, — она ощущает уже знакомое покалывание. — Завязывай, эй! — Да ладно. Еще чуть-чуть. По ее грудям вновь прокатывается волна крошечных разрядов, от сосков и к ребрам. Всем телом бросает в жар. Возбуждение густой, сладкой тяжестью стекает в низ живота. Артемида даже машинально разводит колени — насколько позволяет место в машине, конечно, и даже пытается не задевать коробку и педали. Все, на что ее хватает — под слишком теплым пледом извиваться у него на коленях да грызть и так искусанные губы. Член Уолли трется об ее задницу — твердый, готовый, и это только заводит еще сильнее. Кажется, еще немного и она правда кончит — просто от того как Уолли трогает ее грудь. — Завязывай это. Серьезно, — без сил прижимается она спиной к его груди. — Или я просто до дома не дотерплю. Уолли сам дышит шумно и тяжело. — Я сам не дотерплю, детка, — признается он жалобно, утирая взмокший лоб. — Может все-таки… Как-нибудь… Предложить ему метнуться и подрочить на спидстерской скорости кажется кощунством, когда она сама нуждается в нем так сильно. Влажными ладонями Артемида вцепляется в руль. За лобовым стеклом мешанина кадров из кино, нить которого она потеряла еще в самом начале, на крыше машины шуршат, возятся и смеются Затанна и Дик. В любой момент они могут, замерзнув, вернуться. Все, что ей сейчас надо — Уолли и его член — так близко, всего за парой слоев ткани. — По-быстрому, — рубит она с плеча. — Резинки есть? Уолли шумно возится у нее за спиной, пытаясь со спидстерской скоростью расстегнуть штаны и одновременно найти в бардачке презервативы. Сама она почти ломает ногти о пуговицу своих джинсов, вместе с влажными трусиками спускает их ровно настолько сколько необходимо. Мокрые горячие руки дрожат. Внутри все обмирает от страха быть застуканными. Но это все совершенно теряет смысл, когда твердый, горячий член Уолли медленно проникает в ее распаленное тело. Одной рукой Уолли с силой сжимает ее голое бедро, второй — грудь, он толкается в нее короткими, быстрыми рывками, стараясь не раскачивать машину. — О боже, детка, — еле слышно постанывает он за ее спиной. — Детка, ты просто невероятна. Плед сползает, открывая доступ холодному воздуху прямо к голой, влажной от пота коже. С силой Артемида вцепляется зубами в запястье, чтоб не стонать в голос. — Да, я такая. Только бы не задеть оглушительно громкий клаксон на руле, только бы не задеть — единственная мысль в голове Артемиды — кроме собственного уже накатывающего оргазма, конечно. Уолли срывается с ритма, толкается в нее уже судорожно, его пальцы с бедра соскальзывают ей между ног, прижимаются к самому чувствительному местечку, и она, наконец, кончает, всхлипывая, и блаженно содрогаясь всем телом. Нет, Артемида не задевает локтем клаксон и не пугает всех громким звуком. Вместо этого она со всей дури вписывается головой в крышу салона. Наверху затихает шевеление и шушукание. Тишина оглушает. Одежда в беспорядке, член Уолли все еще в ней. Новая машина официально опорочена, что уж. С Уолли, таким же красным и взъерошенным, они обмениваются тревожными взглядами. Он мотает головой, пытаясь сосредоточиться. И все же чудом успевает все привести в порядок прежде чем Затанна и Дик спускаются к ним. У них довольно блестят глаза и губы яркие от долгих поцелуев на холодке. — Вы чего это оба такие странные? — с искренним удивлением хлопает Затанна ресницами.  — Да вы видели что там творилось? — находчиво тычет Уолли рукой в сторону киноэкрана, где уже идут финальные титры. — Просто кошмар что. — Что? — Дик переводит с одного на другую беспощадный взгляд детектива. Натянув повыше плед, Артемида переспрашивает: — Что? Тишина в салоне вместо звуковой дорожки из магнитолы тоже не слишком говорит в их пользу. Впрочем, Дик теряет к допросу интерес так же внезапно и, устроившись на заднем сидении, заботливо приобнимает Затанну за талию. Обошлось, думает Артемида с внезапным весельем. Идеальное преступление. И друзья у нее идеальные. И едва Артемида успевает перевести дух, как Затанна недоуменно извлекает откуда-то скомканную белую тряпку. — Бюстгальтер? Щеки Артемиды заливает жаром, пока Уолли пытается спрятаться от луча ее уничтожающего взгляда Звезды Смерти. Дик тихо хихикает в кулак. «Пубертатные подростки» отчетливо читается по его губам. Не обидно. Смешно. Друзья у нее все равно идеальные. И парень. И грудь. А все остальное приложится.