Розамунд

                    Рози шестнадцать лет.       Кутаясь в пальто и вслушиваясь в шелест палой листвы под ногами, она медленно идёт по старому ухоженному кладбищу. Вместе с папой и Шерлоком она приезжает сюда каждый год в один и тот же день, вне зависимости от спонтанно возникающих обстоятельств, а планов кроме этой поездки на эту годовщину не строится.       Маршрут всегда один и очень незамысловатый: сначала визит на кладбище, а затем короткий пеший переход до старого сгоревшего особняка. Насколько Рози знает, в самый первый раз Шерлок приехал сюда один, переполошив всю семью, — сорвался, не предупредив, не оставив записки, просто исчез с самого утра до глубокого вечера. Миссис Хадсон хваталась за сердце, дядя Грег уже собрался отправлять поисковую группу, когда в гостиную почти ввалился замёрзший и совершенно раздавленный Шерлок. Как рассказывал папа, ему даже никаких вопросов задавать не стали, а отчитать за то, что не оставил предупреждения о своём местоположении, просто язык ни у кого не повернулся. Его усадили в кресло, укутали в одеяло до самого носа и вручили кружку горячего чая. Не хватало только мурчащего кота, но с его ролью прекрасно справилась Рози, в которую детектив вцепился, как сама девочка когда-то хваталась за своего плюшевого мишку после ночных кошмаров. Через год папа поехал с ним.       А ещё через некоторое время они стали брать Рози с собой. Иногда ей кажется, что было бы лучше, если бы что-то помешало ей поехать сюда впервые. Потому что, даже несмотря на очень юный возраст, она остро понимала, что тогда пережил Шерлок.       Рози было шесть лет.       К тому моменту она уже была знакома с таким местом как кладбище — папа водил её на могилу мамы. Наученная подмечать детали, Рози ясно видела, как могилы отличаются друг от друга: старые, свежие, неухоженные и те, за которыми присматривают родственники усопшего, — и поэтому её внимание цеплялось за то место захоронения, куда приходил каждый год Шерлок. Могила была почти такой же, как и у её матери, — недавняя. Но спросить детектива девочка не решилась ни тогда, ни позже.       На кладбище она вела себя тихо, но огромный обугленный частями особняк вызвал у неё живейшее любопытство и тягу к исследованиям. Пока папа на небольшом расстоянии следовал за Шерлоком, скользящим как безмолвная тень по пожухшей траве и палым листьям, Рози бегала по территории поместья, заглядывая под каждую корягу.       Она ненавидит вспоминать, во что это любопытство вылилось. Не потому, что падать в старый почти высохший колодец было дьявольски больно и она до сих пор не могла понять, каким чудом ничего себе не сломала. Не потому, что стоять в осенней воде почти по шею, задрав голову и до хрипоты зовя на помощь, приходя в отчаяние от вида опускающихся на землю сумерек, было страшно до крупной дрожи во всех мышцах и прорывающегося в голосе задушенного писка. Рози возненавидела свою беспечность, когда увидела папу, разом постаревшего лет на десять. Когда увидела нервно курящего дядю Грега, приехавшего по звонку Джона после того, как первые поиски оказались безуспешными. Никто и подумать не мог, что старый колодец, который должны были засыпать, так и остался зиять тёмной ловушкой дома Масгрейв… Но хуже всего Рози почувствовала себя, когда увидела Шерлока, сидящего прямо на покрытой инеем траве у фальшивых надгробий с неправильными датами.       Под запавшими глазами детектива залегли тени, он был бледен как полотно и совершенно не шевелился, даже не моргал. Рози помнит: папа нёс её на руках, закутанную сразу в три одеяла, как в кокон, Шерлок поднял взгляд и ещё несколько секунд оцепенело смотрел на неё. Она помнит, как он вскочил, пошатнувшись так, что дядя Грег подхватил его под локоть, чтобы не позволить упасть, как в считанные шаги подлетел и практически выхватил её у Джона. Папа только стоял рядом и молча смотрел, но взгляд у него был такой больной, что становилось страшно. Рози помнит, как Шерлок сжимал её в объятиях с силой, едва позволявшей вдохнуть, но которую он едва ли осознавал, и какие холодные у него были руки — намного холоднее, чем была она сама после нескольких часов, проведённых в колодце.       Позднее, когда дядя Майкрофт посетил квартиру 221Б по Бейкер-стрит и узнал подробности случившегося, он изменился в лице и произнёс странную фразу, сказанную не кому-то конкретному, а вырвавшуюся словно под гнётом воспоминаний:       — Обряд дома Масгрейв… Самое первое проклятие Шерлока.       После чего лично проследил, чтобы колодец у старого поместья наконец засыпали.       Они продолжали приезжать сюда каждый год, и по брошенным на неё испуганно-сожалеющим взглядам Рози понимала, что помимо того, что произошло когда-то раньше, Шерлок теперь вспоминает здесь и о том, что случилось с ней. Ей было горько от того, что она из-за своего любопытства прибавила детективу дурных воспоминаний, связанных с этим местом.       Листва зашуршала под узнаваемой поступью отца. Джон остановился за плечом дочери и проследил за её взглядом. Рози стояла в нескольких рядах надгробий от высокой фигуры в чёрном пальто, изредка развевающемся на ветру.       — Вспоминаешь? — вопрос прозвучал чуть хрипло от долгого молчания. Девушка кивнула.       — Ты ведь знал, да? — Рози печально улыбнулась уголком губ. — Знал, что после того случая я несколько первых ночей тихонько уходила из комнаты к нему?       — Я был солдатом, Рози, — вернул улыбку Джон. — Конечно, я просыпался от детской возни. Даже когда ты очень старалась не производить шума… Особенно когда ты старалась этого не делать.       — Ты меня не останавливал, — заметила девушка.       — Шерлок терпеть не может, когда его жалеют. И он плохо справляется со своими эмоциями. Злится, если пытаться обсудить с ним проблему. Замыкается в себе, если обсуждать её односторонне, вызывая на откровенность.       — Он не умеет говорить об этом, — Рози нахохлилась и подняла шарф повыше, прячась от порывов холодного ветра. — Он демонстрирует чувства через действия, хотя и неуклюже.       — Именно, — кивнул Джон, улыбаясь одними глазами, в уголках которых собрались морщинки. — То был случай, один из многих, когда могли бы помочь объятия. Но можешь ты себе представить, чтобы Шерлок позволил себя обнять?       — Тебе он позволяет, — Рози с лёгким прищуром посмотрела на отца.       — Это сейчас. А тогда… лучшим лекарством для него была ты и твоя детская непосредственность. Тебе прощалось нарушение личного пространства, тяга к тактильным контактам — всё то, чего Шерлок не потерпел бы от остальных.       Рози молча согласилась. Она не знала, как смогла это почувствовать. Просто, когда они вернулись домой тогда, девочка проснулась среди ночи от острого беспокойства, вышла из комнаты и постаралась как можно тише спуститься на второй этаж. Рози прислушалась к какому-то чутью, и оно привело её в спальню Шерлока. Детектив спал, но сон его был неспокоен: он что-то неразборчиво шептал и жалобно и беспомощно кривился. Рози забралась на кровать и подобралась к нему поближе; очевидно, Шерлок ощутил её присутствие, потому что она сразу оказалась в кольце его рук, а кошмар отступил через считанные минуты. В следующие несколько ночей Рози также приходила к детективу с компанией своих мягких игрушек — почему-то ей казалось, что это хорошее решение. Она же не боится спать, когда рядом её мишка! Значит, и Шерлоку не должно быть страшно.       Вскоре рутинные дела и новые расследования отодвинули пережитое на задний план и всё стало приходить в норму, однако шёпот Шерлока во время ночных кошмаров ещё долго не давал Рози покоя, когда она смогла разобрать невнятные слова.       — Я где-то был потерян, иди меня искать…       Джон вздрогнул.       — И яму раскопай, где старый бук растёт… Задул восточный ветер, мне хочет помогать… Ты ветру доверяй, он к цели приведёт.       — Рози… — голос Джона сел, и он откашлялся. — Откуда ты знаешь эту песенку?       — Тогда, десять лет назад… Шерлоку снились кошмары, и он говорил во сне. Эти строки. — Рози нахмурилась. — Я не знала, что это песня. Никогда такой не слышала.       — И не услышала бы, — поморщился Джон. — Её знают только три, нет, четыре человека, и ни один не стал бы петь её тебе.       — Кто?       — Шерлок, Майкрофт и я.       — А четвёртый? Ты исправился, сказал «четыре».       Видя нежелание отвечать и сожаление, что вообще начал этот разговор, на лице Джона, Рози прикусила губу.       — Послушай, — начала она, борясь с внутренней дрожью. Прошлый раз, когда она влезла в семейную тайну, был весьма болезненным, но знать правду для неё было предпочтительнее, чем отступать при первых признаках не самого приятного откровения. — Знаю, вы оберегаете меня от того, что может меня шокировать или неприятно поразить, но я ведь… — Рози взмахнула руками, не находя подходящего определения. — Я ваша дочь! Я замечаю многое, вы сами меня этому научили. Я составляю картину по кусочкам, она неполная, а пробелы… они не дают мне спать спокойно.       Джон смотрел на взволнованную дочь с неясной печалью в глазах. Всё же Рози взрослеет очень быстро…       — Папа, ещё когда мне было шесть, я заметила, что с той могилой, — девушка махнула в сторону надгробия, у которого всё ещё предавался воспоминаниям Шерлок, — что-то не так. Я видела даты, выбитые на ней. Дата рождения точная, дата смерти — лишь месяц и год. Это было давно, Шерлок тогда был ребёнком. Но по сравнению с захоронениями тех же лет эта могила выглядела тогда почти свежей. Я не понимаю… — она на секунду сжала переносицу пальцами. — Что всё это значит?       Под умоляющим взглядом дочери Джон принял непростое решение. Он считал, что не ему делиться столь личной для Шерлока историей, но, с другой стороны, он и сам был вовлечён. А Рози уже демонстрировала свою настойчивость в выяснении семейных тайн…              

***

             «Не совершил ли я ошибку?» — мысль, от которой Джон не мог отделаться, смотря на подавленную Рози. История о восточном ветре, Эвр и Редберде — Викторе Треворе — не было ли это слишком?       Тогда, без малого шестнадцать лет назад, когда улёгся шум с транспортировкой Эвр обратно в Шерринфорд, когда Джон слегка пришёл в себя после купания в колодце, а Шерлок — после загадок сестры, произошёл ещё один неприятный инцидент.       Полиция оперативно продолжила работу на месте несостоявшегося преступления, и со дна колодца были извлечены обнаруженные Джоном кости. Грег, который не был осведомлён о тонкостях семейных отношений Холмсов, собрался отправлять останки на экспертизу, и Джон не раз и не два потом клял себя, что не утащил Шерлока оттуда, позволив инспектору самостоятельно выяснять, кому принадлежал скелет.       Но он глазом моргнуть не успел, как Шерлок, бледно улыбавшийся после возвращённой ему фразы «Что есть, то есть», в своей неповторимой манере ускользнул, переместившись к суетившимся у колодца криминалистам. Вероятно, после пережитого шока и резко накатившего облегчения он не вполне осознавал, что рискует увидеть, скорее всего, просто проявлял природное любопытство, забыв ненадолго об анализе ситуации… Но копаться в причинах его ухода было бессмысленно, потому что потом всё внимание Джона занимали последствия случайного проявления беспечности.       Подойдя к колодцу, из недр которого доставали маленькие кости, Шерлок неподвижно замер, с его лица сошли все краски, сделав похожим на мраморное изваяние. Он знал уже, Джон сказал ему по связи, оставленной им Эвр, что нашёл под водой; но знать и видеть — чертовски разные вещи. Затишье перед бурей, разразившейся, когда в неверный свет фонариков попал, бросая зловещие тени, детский череп.       Шерлок смотрел на него и видел рыжие волосы и пиратскую повязку на глазу.       А Джон смотрел на Шерлока и видел, как расширяются зрачки, закрывая собой радужку, видел, как медленно детектив начинает мотать головой, а по щекам его начинают катиться крупные выстраданные слёзы.       — Шерлок? — голос Грега дрогнул, выдавая навалившееся на инспектора понимание, что это ломкое мгновение запустило сеточку трещин по самообладанию детектива, обнажая раненую душу.       — Бога ради, уберите кости! — сквозь зубы простонал Джон, вставая перед Шерлоком, закрывая ему обзор и сжимая его плечи.       Инспектор вздрогнул.       — Джон, что..?       — Уберите! — Джон едва сдерживался, чтобы не рявкнуть; повышение голоса сейчас только усугубило бы ситуацию. — У него нервный срыв!       Будто подтверждая его слова, Шерлок мягко осел на землю, выглядя так, словно кто-то вынул его внутренний стержень, оставив лишь безвольное тело, покорное всем ветрам. Джон опустился рядом, закрывая его собой, и вымученно повторил:       — Уйдите… Оставьте нас.       Повинуясь отрывистой команде Грега, криминалисты исчезли почти моментально, забрав с собой кости. Сам инспектор задержался на мгновение, но не решился что-то сказать и торопливо ушёл, временами оглядываясь через плечо с явным сожалением, что не может помочь. Не сейчас.       Джон и сам не знал, как помочь другу. Все медицинские знания относительно срывов в эту минуту просто отказались всплывать в памяти, он мог лишь полагаться на интуицию.       Джон испытывал чувство дежавю, когда удерживал Шерлока в объятиях и слушал бессвязный шёпот, прерываемый всхлипами, и не мог не винить себя в происходящем. Нервные срывы не возникают на пустом месте; им предшествуют длительные периоды эмоционального напряжения, непреходящее чувство одиночества перед лицом проблем, которые выглядят неразрешимыми, а опасность и стресс завершают пирамиду, доводя ситуацию до пика. И как минимум в чувстве одиночества Шерлока Джон ощущал свою вину…       Когда через год Шерлок сорвался без предупреждения сюда, Джон вновь почувствовал себя виноватым, что не вспомнил, что не присмотрелся к другу, который несколько дней до того не находил себе места, преследуемый тщательно скрываемыми внутри переживаниями.       А ещё через год Джон разделил эту полную нелёгких воспоминаний поездку с ним.       И он неоднократно задумывался, стоило ли брать с собой Рози, когда произошедший с ней несчастный случай окунул их обоих в чувство дежавю, как в ледяную воду. Тогда они пережили заново тот вечер в старом сгоревшем особняке.       «Стоило», — понимает вдруг Джон шестнадцать лет спустя, смотря в спину дочери, лёгкими шагами сорвавшейся с места, преодолевающей ряды надгробий один за другим. Стоило, ради того, чтобы она обратила всю эту трагедию в волну, накатившую и отступившую, оставив за собой лишь песок, который ласково укрыла уже другая волна — заботы. Сострадания. Нежности. Любви.       Джон чувствует тепло и свет в груди, видя, как Рози подходит к Шерлоку и крепко обнимает его, даря необходимую поддержку. Он медленно идёт к ним и, приближаясь, слышит отголоски разговора:       — Что есть, то есть, — в голосе Рози слышна улыбка. — Ты мне говорил, помнишь?       — Я давно смирился, Рози, — отвечает Шерлок. Его голос звучит глуховато, но Джон полагает, что это из-за долгого молчания.       — Но не отпустил? — полувопросительно-полуутвердительно произносит девушка. Детектив неуверенно пожимает плечами.       — Это пустило корни слишком глубоко в мою память. Я не хочу забывать, но, помня, я чувствую. Ты знаешь, мне сложно управляться с чувствами. Я не понимаю, как это делают другие.       — Возможно, настало время попробовать поговорить о чувствах словами? — предполагает Рози. — Да, поступки говорят о них намного больше, но… люди именно так это и делают. Они говорят. Словами. Вслух.       — Я тебя понял, — голос Шерлока дрогнул, выдавая улыбку.       В это мгновение Джон преодолевает последние шаги на пути к своим любимым людям и обнимает обоих, как делал раньше и продолжает делать сейчас.       — А пока, — вступил он в разговор, — мне кажется, что тебе не помешает обняться.       — Ты отличный врач, Джон, — фыркает Шерлок под звонкий смех Рози, взрезающий осеннюю тишину этого места. Щёки детектива слегка розовеют, уголки губ приподнимаются, а дыхание становится равномерным и глубоким — он здесь не один, с ним его семья. Они рядом, всегда, самые родные и близкие люди. Джон. Рози. Миссис Хадсон. Грег. Молли. Майкрофт, который вообще имеет привычку задействовать камеры видеонаблюдения, чтобы отслеживать, когда они покидают квартиру и когда возвращаются домой.       Они стоят втроём, обнявшись и ощущая незримое присутствие всех остальных членов их семьи — странной, не похожей ни на одну другую, невероятной и самой любимой.       Они не одни.       Они рядом — только руку протяни, и близкий человек бережно сожмёт её в своей.       Они все вместе.