Третий не лишний?

Внимание! Небольшие изменения в этой главе. Добавление к первому разу Макс/Брайан. Только невероятным усилием воли Максу удалось сегодня настроиться на работу. Брайан ничего не ответил на его признание. И никогда не отвечал. Смит отшучивался или переводил разговор на секс, но почему-то только сейчас Макс заметил этот и сотни других случаев. Он ни разу не услышал от Брайана ответного «я люблю тебя». Может, дело просто в легком характере. Должно быть, все именно так, успокаивал себя Макс. На первый взгляд Брай был легкомысленным и даже поверхностным, казалось, он ни к чему не может относиться серьезно. Римельт вспомнил их первую встречу. Смита уже утвердили, а Макс пока не был уверен, выберут ли его. Выходя после проб из офиса сестер Вачовски в Нью-Йорке, он обернулся, услышав, как кто-то позвал его.       — Вольфганг, верно?        Ему улыбался высокий плечистый парень в синих джинсах и белой футболке. И Макс пропал. Он никогда бы не поверил, что такое может произойти с ним. Что достаточно посмотреть кому-то совсем незнакомому в глаза и потерять почву под ногами. Заинтересованный взгляд серо-голубых глаз сразил, как пуля навылет. Нужно убираться отсюда, и чем скорее, тем лучше. В душе Макса, как туман, расползался ужас — от того, что его, как магнитом, потянуло к незнакомцу.       — Пока еще нет, — он вежливо кивнул и хотел было уйти своей дорогой, но что-то в незнакомце его зацепило и не отпускало. — А ты, кажется, Уилл?              — Да, — тот прямо-таки сиял типичной американской улыбкой, — Уилл Горски, коп из Чикаго, только что утвержден.              — Поздравляю. Увы, пока не могу сказать о себе того же.              — Не переживай, тебя обязательно возьмут, — «Уилл» подошел ближе, и Макс с нарастающим беспокойством отметил, что тот в чертовски хорошей форме. Узкие джинсы отлично подчеркивали гармоничную стройную фигуру, а слишком обтягивающая футболка скорее выставляла напоказ все мускулы до единого, чем скрывала их.              — Они просто обязаны тебя утвердить, хотя бы ради твоих серых глаз, — Римельт пропустил момент, когда расстояние между ними сократилось до миниума. — У тебя красивые глаза, Вольфганг.              — С-спасибо, — он слегка оторопел от комплимента, — вообще-то я Макс. Макс Римельт.              — Брайан Смит, — тот крепко пожал протянутую ладонь Макса и задержал ее в своей дольше, чем это бы считалось приличным. — Может, выпьем вместе кофе, Макс? Как будущие коллеги? Мне как раз надо убить время до следующего прослушивания. Заодно могу устроить тебе прогулку по нетуристической части Нью-Йорка.              — Прости, совсем нет времени, куча встреч, — к Максу вернулась уверенность, он отнял руку и отступил на шаг.              — Ну ладно. Тогда встретимся на площадке.        Последняя улыбка, заинтересованный взгляд серо-голубых глаз, и новый знакомый ушел по своим делам. В тот день Макс очень долго говорил по телефону с Ханно. Тот снимался в Кельне, в одной из серий «Места преступления»* — культовом детективном сериале, который идет на экранах Германии уже более пятидесяти лет. Меняются следователи, действие переносится в разные города, но успех остается неизменным. Ханни уже раньше участвовал в отдельных эпизодах, и очень радовался, снова получив приглашение. Услышать его голос, узнать, что Ханно ждет возвращения Макса, помогло успокоиться. Брайан флиртовал с ним, вот так просто и открыто. Но главное, что пугало: Максу понравился этот флирт. Ему понравился высокий, красивый, уверенный в себе американец, о котором он не знал ничего, кроме имени. Он был сбит с толку, просто ошарашен. Макс никак не ожидал, что такое вообще возможно. До Ханно он был на сто процентов уверен в своей гетеросексуальности. Конечно, в его биографии имелось несколько сомнительных эпизодов, но чего в молодости не бывает? Кто не напивался, кого ни разу не брали на слабо? Как бы то ни было, Макс был уверен, что любит женщин, и только на съемках «Свободного падения» его уверенность разлетелась вдребезги. «Уилл» оказался прав: Макса утвердили. И довольно скоро он принял участие в проекте, который кардинально отличался от всего, чем Максу приходилось заниматься раньше. У него с самого начала возникло чувство, что он стал частью чего-то особенного. Какой еще фильм или сериал снимали по всему миру, от Рейкьявика до Найроби, от Берлина до Мумбаи? Максу нравилась и сама идея — люди, чувствующие эмоции друг друга, как свои. С Ланой Вачовски и «кластером» у него сразу установилось поразительное взаимопонимание. Только Брайан смущал и действовал на нервы. Во время совместных сцен и между дублями он всегда старался держаться поближе. Приглашения выпить кофе, почитать сценарий, исследовать вместе очередной незнакомый город атаковали Макса с завидной регулярностью. Когда Римельт без обиняков, в лоб, заявил, что не гей, и сбросил руку Смита со своего плеча, тот лишь улыбнулся:       — Мой гейрадар еще никогда меня не подводил, — и продолжил доставать его.              Улыбки, прикосновения, комплименты и двусмысленные предложения — Макс только успевал отклонять их. И радовался любому «окну», которое позволяло им с Ханно увидеться.        К несчастью, полностью отгородиться от Брайана было невозможно. Сериал изобиловал откровенными сценами. Ведь члены кластера чувстовали друг друга. Обычно Макс ничего не имел против съемок в обнаженном виде. И никогда не понимал коллег, жалующихся в интервью, как трудно им было преодолеть себя и раздеться перед камерой. Так и хотелось хорошенько тряхнуть их за плечи — эй, это твоя работа! Изображать других на камеру, и да, раздеваться, если этого требует роль! Что в этом сложного? Поначалу ничего не предвещало трудностей. Остальные члены кластера отнеслись к ситуации с юмором. То, что в сериале выглядело, как оргия, во время съемок довольно часто напоминало игру расшалившихся детей. Они подшучивали друг над другом, делали селфи между дублями и откровенно веселились. Со всеми было просто и легко. Кроме Брайана. Макс был готов убить себя за то, что не может остаться равнодушным. Очень скоро для него стало огромной проблемой, как спрятать эрекцию во время съемок. Когда коллеги все-таки что-то замечали, Римельт отшучивался и делал комплимент Тине, Ду На или Таппенс — смотря, кто из них находился ближе. Ему раз за разом удавалось обманывать всю съемочную группу. И ему верили. Еще бы, такой цветник рядом: стройная индианка с точеной фигуркой, миниатюрная хрупкая кореянка и блондинка с глазами в пол-лица. Вот только взгляд Макса притягивали не они, а высокий, широкоплечий, атлетичный Брайан. А тот и рад был, продемонстрировать все достоинства своей фигуры.       — Нет-нет, я в порядке, никаких дублеров, — улыбался Брайан, хотя они снимали уже десятый дубль сцены, как Уилл пашет в тренажерке со своим напарником Диего. — И вообще, я терпеть не могу, когда на меня льют искусственный пот. Давайте еще разок, по-настоящему! Я готов!        И при этом так посмотрел на Макса, что тот заскрипел зубами, сжимая челюсти. Римельту после этой реплики представился отнюдь не тренажерный зал, и никакие мысли не помогали изгнать возбуждение, лихорадкой охватившее все тело. Кожа Брайана блестела от пота, пока он поднимал штангу — по его настоянию, не бутафорскую. Широкая белая майка без рукавов и короткие темные шорты хоть и не сидели в облипку, но и не особенно скрывали спрятанные под ними мускулы. А может, это фантазия Макса расшалилась и дорисовала все, что он не мог видеть? Он сглотнул тяжелый ком в горле и попытался дышать размереннее. Но хриплые крики при особенно тяжелом подъеме, и обволакивающий, заманивающий взгляд прямо в глаза не оставляли Максу ни единого шанса. Римельт отступил за чьи-то спины, чтобы тот факт, что он пялится, не сразу бросался в глаза. Увы, было уже поздно: Брайан заметил интерес к себе. Послав Максу еще один раздевающий взгляд, он последний раз поднял штангу и с криком бросил ее перед собой.       — Стоп, снято! Идеально! — за оператором замельтешила прическа Ланы, похожая на розового осьминога. — Брайн, все хорошо? Нужен перерыв? Нет? Отлично, тогда все по местам!        Обычно сцены, идущие друг за другом, не снимают в таком порядке. Тем более, в «Восьмом чувстве», когда эпизод начинается в Мумбаи и продолжается в Берлине, с заходом в Мехико. Скорее, эти съемки были более рваными, чем Макс привык: каждый раз, когда один член кластера навещал остальных или помогал им, нужно было вспоминать — окей, с каким настроем я снимал это в начале сцены, две недели или месяц назад, на другом континенте? Что мы делали, как взаимодействовали? Даже специальный координатор, чьей работой было все помнить и фиксировать, иногда затруднялся с ответом, а пересмотреть уже отснятое получалось не всегда. Но в тот день удача точно повернулась к Максу тылом. Потому что следующей сценой стала та, где отдыхающего в джакузи Вольфганга навестили остальные**. Как раз в тот момент, пока он купался, Лито захотелось заняться любовью со своим парнем, а Номи — с ее девушкой, получилось довольно пикантно. В глазах ни о чем не подозревающих окружающих Вольфганг просто расслаблялся в теплой воде. А на самом деле он чувствовал все, что чувствовали остальные: желание, возбуждение, любовь, чужие прикосновения и поцелуи. Джейми спустилась к нему первой, заправляя за уши светлые волосы до плеч. Раньше Римельту не доводилось пересекаться ни с кем ей подобным, и он поначалу не знал, как себя вести. Но Джейми оказалась милой и простой в общении, да и актрисой была хорошей, поэтому Макс забил и общался с ней, как с любой другой коллегой-женщиной. Женщиной не в его вкусе, но для работы это дело десятое. Тем более, персонаж, который она играла — Номи Маркс, блогер, хакер и тоже трансгендер, показался ему очень симпатичным. Макс наблюдал из-под ресниц, как она подплывает к нему. Если бы его не предупредили, он бы никогда не подумал, что перед ним трансгендерная женщина. Ну подумаешь, бедра узкие, а сиськи явно не свои, лицо грубовато — сотни таких, созданных матерью-природой женщин наводняют улицы любого большого города. В какой-то степени он восхищался ей: Джейми жила совершенно открыто. Роскошь, которую они с Ханно не могли себе позволить. Она еле заметно хмыкнула зная, что сейчас камера не направлена ей в лицо:       — Не отказалась бы я вот так сходить в сауну в реале, — и Джейми хихикнула, кладя руки ему на грудь.              — Давай сходим вместе, я приглашаю, — легкий смешок в бархатном голосе с испанским акцентом и небольшие волны сигнализировали, что к ним присоединился Мигель. Удивительно, насколько разными оказались их герои, связанные общим разумом, лениво думал Макс, расслабившись в теплой воде. Он сам — Вольфганг, взломщик из Берлина, Брайан — Уилл, коп из Чикаго, Джейми — хакер Номи из Сан-Франциско. Или вот Мигель: его герой, звезда мексиканских мыльных опер Лито Родригес, типичный латиноамериканский мачо со стильной небритостью и взглядом с поволокой. На публику любимец дам, а на деле скрывающий ото всех свою нежно-синюю ориентацию и любимого мужчину. «Совсем как я», подумалось было, но Макс одернул себя. Пора работать. Жалости к себе здесь не место.        Он почувствовал широкие ладони на бедрах, и рябь на воде. Макс был совершенно спокоен, несмотря на две пары рук на его теле. Неловкость и стеснение между коллегами прошли давно. В конце концов, они все были профессионалами своего дела. И сейчас в джакузи обнимались и ласкали друг друга вовсе не Макс, Мигель и Джейми, а Вольфганг, Лито и Номи. Так о каком стеснении речь? Но когда в джакузи появилось еще одно действующее лицо, все переменилось. Когда Брайан поцеловал Мигеля, не отрывая глаз от Макса, и тесно приник к нему, Римельта будто прошиб электрический разряд. Словно бы, он и правда может чувствовать эмоции своих семи «братьев и сестер» как собственные. Вожделение, что излучали серо-голубые глаза, передалось ему и наполнило до краев. Его поглаживали три пары рук, целовали три рта, три человека (не считая их партнеров не-сенсейтов), по сценарию, разделили с Вольфгангом экстаз. Но только один из них вызывал у Макса краску на лице и безумное возбуждение — Брайан. «Нельзя поддаваться», думал Макс, отрабатывая то, что от них ожидали. «Ханно. Помни о Ханно». Но Ханно далеко, в Кельне. А Брайан здесь — обнаженный и абсолютно не скрывающий своего интереса к Максу. Почувствовал ладонь на внутренней стороне бедра, он вскинулся, поскользнулся и ушел под воду.       — Все хорошо? — Брайан заботливо хлопал кашляющего Макса по спине. — По-моему, более чем, — и ладонь попыталась было вернуться обратно.              — Хватит, — сквозь зубы бросил Брайану Макс.              — Я не делаю ничего, чего бы не было в сценарии, — улыбнулся тот.        Пришлось плестись к гримеру, сушить волосы, снимать еще дубль за дублем. Брайан вновь и вновь касался его, а Макс не мог сдержаться и портил дубли.       — Макс, я замерзла, — уже без смешков пожаловалась ему Джейми. — Сосредоточься, пожалуйста.        Возбуждение и злость смешались в гремучем коктейле. Макс твердо решил, разделаться с трудной сценой немедленно. Пусть низ живота уже сводит, и он сходит с ума от невозможности прикоснуться к себе. Они начали с самого начала. Снова множественные объятия и прикосновения, а затем одна из рук скользнула Максу между ног. В мельтешении четырех тел в джакузи этого точно никто не заметил. Лицо Брайана оказалось напротив его собственного: рот полуоткрыт, на ресницах повисли капли воды. Зрачки расширены так, что закрывают собой радужку, и глаза кажутся черными. Губы прикоснулись к губам, коротко, будто пробуя на вкус, затем смелее, между ног вклинилось бедро. И Макс с коротким вздохом кончил, вцепившись в широкую спину и оставляя на ней следы ногтей. Как он закончил сцену, Римельт не помнил. Сердце колотилось так, что удары отдавались во всем теле, он с трудом мог дышать. Краем уха услышал, как радуются остальные.       — Мы наконец-то раскололи этот крепкий орешек, — говорил Мигель Джейми, галантно подавая ей халат и полотенце. А когда Макс вылез — или, скорее выполз из джакузи, Брайан поджидал его на бортике. С приветливой улыбкой и уютным махровым халатом, который сразу же и набросил ему на плечи.       — Ты очень красивый, когда кончаешь, — прошептал тот, наклонившись к уху Макса.              — Оставь меня в покое, — ощерился он и быстрым шагом убежал к себе, воспользовавшись перерывом.        Закрывшись в гримерке, Макс с размаху шлепнулся на стул и в изнеможении откинулся на спинку. Ему уже не раз хотелось по-простому набить Брайану морду. Удерживал его только тот факт, что тогда его выкинут из прекрасного проекта, и знакомству с Вачовски тоже конец. Чертов Брайан! Раздражающий, нахальный, влекущий и сводящий с ума… Пару дней назад они снимали кусочки сегодняшней сцены. Макс не был в них занят, но почему-то оказался на площадке. Лито и Номи пришли «навестить» Вольфганга из своих спален, в тот момент, когда рядом с ними были самые дорогие им люди. А Уилла Горски их общее возбуждение настигло в тренажерном зале. Тот сначала озадачился, почувствовав во время жимов нечто, чего обычно не ощущаешь на занятиях спортом, стушевался и перепугался, когда к нему заявились «гости». Максу запомнился момент, как Лито наклоняется над тренирующимся Уиллом, тянет к себе, комкая майку на груди, и выражение лица Уилла — изумление, ошеломление, и затем удовольствие, поглотившее его без остатка. «Какое у него лицо, когда он кончает на самом деле?» — вопрос повис в воздухе. Макс не хотел этого знать. Не должен хотеть. Таких смущающих моментов было множество. Они словно высасывали из него всю энергию и радость жизни, оставляя в душе лишь угрызения совести и осознание себя полным извращенцем. Макс отлично помнил каждый из них, и сейчас воспоминания быстрой чередой проносились перед его мысленным взором, пока он скучал в пляжном баре в компании веселящихся коллег. Как же ему тогда было паршиво…. Он безумно устал и выдохся, словно выгорел изнутри. Устал избегать Брайана, устал обьяснять причины твердого «нет». Но больше всего он устал бороться с собой. Подавляя влечение к Брайану днем, сны свои контролировать он, увы, не мог. Жаркие, наполненные страстью и негой сновидения с участием проклятого Смита посещали Макса почти каждую ночь. Звонки Ханно и долгие разговоры, даже секс по телефону не могли унять этого бешеного желания и притяжения, которое Макс испытывал к Брайану. Он проклинал себя за слабость, Смита за назойливость, доставалось даже Ханно — за то, что его не было рядом. В который раз проснувшись с болезненно ноющим членом, Макс выругался. Сегодня снова съемки общих эротических сцен: придется отражать атаку настойчивого янки. Грустно постояв под холодным душем, он все же решился помочь себе рукой сбросить напряжение. Настроение скакнуло от отметки «дайте пистолет — я застрелюсь» до «пойду продам почку, куплю пушку сам». Тяжело вздохнув и наскоро выпив кофе, Макс помчался с съемочный павильон. Сегодня они отрабатывали съемки общего дня рождения кластера, и им обоим светила эротическая сцена в кабинке туалета. Макс то ли предвкушал, то ли боялся этих съемок. С одной стороны, он мог прикоснуться к Брайану хотя бы так, не вызывая ни у кого подозрений и вроде бы не по своей воле, и совесть его должна быть спокойна. С другой — Макс вообще не имеет права хотеть его… Зайдя в павильон, Макс сразу же наткнулся взглядом на Брая. Однако на этот раз, вопреки обыкновению, тот не ждал его с широкой улыбкой и стаканчиком кофе. И да, Брайан улыбался. Солнечно и ярко, как умел только он один. Только вот улыбка была адресована не Максу, а… Мигелю. Тот стоял очень близко к Брайану, слегка касаясь его руки своей. Они о чем-то шептались, склонившись друг к другу и ласково улыбаясь. Услышать разговор Макс не мог, но почему-то это показалось ему очень важным. Подобравшись поближе под предлогом поздороваться, Римельт первым делом увидел яркие засосы на шее Брайана, и точно такие же обнаружились у Мигеля. Злоба и ревность подступили так быстро, что подавить их Макс не успел, поэтому вихрем промчался мимо воркующих голубков и громко хлопнул дверью своей гримерки. Вот как, значит! Шлюха! Получил отказ пару раз и тут же кинулся на знойного испанца! А он-то думал, что Брай хочет не просто переспать, что он действительно нравится ему, как сам Брай нравился Максу. — И что это было, сладкий? Ты не в настроении? — Брайан вошел без стука и встал, прислонившись к двери и засунув руки в карманы. Макс сжал кулаки. Он не понимал, чего сейчас хочет больше: то ли стереть проклятого Смита в порошок, то ли прижать к стенке и зацеловать до обморока, чтобы тот и думать забыл о других парнях. Мобильный в кармане запищал и коротко завибрировал, на мгновение отвлекая. Наверняка Ханно. Как всегда — доброе утро, скучаю, думаю о тебе… Макс сердито выдохнул. Брайан ничего ему не должен. Он сам ему отказывал. Раз за разом. Так что неудивительно, что Смит решил переключиться на более реальный вариант в лице Мигеля. Но сердце не желало следовать доводам разума. Страх причинить боль Ханно, любовь к нему, понимание, что усидеть на двух стульях не получится — ничего не помогало побороть эту ненормальную тягу. — Со мной все в порядке, — сквозь зубы отозвался он. — Просто никак не привыкну, что некоторые из нас решают свои личные дела в рабочее время. Он оглядел Брая с ног до головы, надеясь, что его интерес не очень заметен. Тот опять, будто специально, щеголял в джинсах-скинни и майке без рукавов, беззастенчиво выставляя себя напоказ. Хотя посмотреть и правда было на что. Красивый… такой красивый… Брайан понимающе улыбнулся, поймав ненавидящий, но полный желания взгляд: — Мой милый, но ведь это так естественно — служебные романы. Мы молоды, полны энергии, да еще и горячие сцены… Неудивительно, что нам нужно расслабляться. Не все же такие спокойные, как ты. Мы с Мигелем слишком легковозбудимые, — улыбка из милой стала соблазнительной. — Это ты у нас кремень… — Просто не блядствую, вот и все, — огрызнулся Макс. «Да, именно. Не блядствую и не собираюсь. У меня есть Ханно, он верит мне и любит меня», повторял Макс про себя. Скорее чтобы убедить себя самого, что он ничего не предпримет. Нет. Совсем ничего. Тем более, что Брайану, похоже, вообще все равно, с кем трахаться. Почему-то не хотелось стать просто проходным эпизодом, о котором наутро забудут. Учитывая, что Макс продолжал скучать по Ханно и любить его, совершенно ненормальное желание. Телефон снова пискнул, затем зазвонил, и Макс был рад прервать непонятное объяснение. Он принял звонок, прикрывая телефон ладонью, и кивком указал Браю на дверь. Ханно на другом конце света расспрашивал, как дела, рассказывал, чем занимался сам. Негромкий голос, давно знакомый и любимый, словно ввел в транс, отсекая от Макса все тревоги и заботы. Он растворился в звуке голоса Ханно, поэтому с опозданием заметил, что не услышал, как закрывается дверь. А секунду спустя почувствовал теплые сильные ладони на плечах. Его развернули — Брайан смотрел прямо на него, а в серо-голубых глазах плясал целый легион чертей. Он провел ладонями по предплечьям Макса, ведя все выше. Мобильный чуть не выпал из ослабевшей руки. Римельт начал терять нить разговора. Он прожигал Смита злым взглядом, но не мог собраться с силами, чтобы осадить. А тот, словно почувствовав свою власть над Максом, продолжил гладить и сильно, но осторожно разминать напряженное тело. Брай мял и поглаживал каждую мышцу, постепенно захватывая то шею, то спину, то затылок, ероша волосы. Макс с трудом соображал, что говорит Ханно. Дыхание стало частым, прерывистым и казалось очень громким, голос начал изменять. Когда Брайан придвинулся к нему вплотную, и Макс почувствовал его дыхание на щеке, он почти бросил трубку, кое-как попрощавшись. Серо-голубые глаза зажглись торжеством, их губы почти соприкоснулись… Макс собрал последние силы и толкнул своего соблазнителя в грудь. — Ауч, Римельт. Можно же помягче, — недовольно скривился тот, отступая. — Ты помягче не понимаешь, — Макс тщетно стрался отдыщаться. — Как мне еще донести до тебя, что я не гей, не би, и не хочу экспериментировать? Он также отступил. Слишком трудно было находиться так близко без возможности коснуться. Макса восламеняла любая мелочь, будто запах одеколона Брая, его блядские взгляды, или то, как заиграли мускулы под кожей, когда тот сложил руки на груди. «А если… всего один раз? Только один? Осторожно, чтобы Ханно не узнал?» Макс вспомнил голубые глаза, всегда смотрящие на него с любовью и доверием. Нет. Он не может так с ним поступить. — Не гей и не би? — насмешливо хмыкнул Брайан. — Твои голодные взгляды говорят совсем другое. Да и к Мигелю сегодня ты меня приревновал. Так что твое «я не гей» звучит очень сомнительно. Брось, Макс, ты же хочешь меня до дрожи в коленях и звона в яйцах. Так что тебе мешает? Просто возьми… Я согласен на все, — добавил он с лукавой улыбкой. Макс держался из последних сил. Это Смитовское «все» прозвучало слишком многообещающе и заманчиво, чтобы оставаться спокойным. «Интересно, а побыть снизу это «все» включает? Блядь! Не думать об этом. Не сейчас». — Не знаю, что ты там себе вообразил, но это не так, — Макс сделал шаг к двери и уперся в Брая, который и не подумал отойти. Они стояли так близко, что он чувствовал тепло его тела. — Я не врезал тебе только потому, что не хочу вылететь со съемок. Ни ты, ни Мигель, ни чем вы там занимаетесь — меня не касается и не интересует. А теперь я был хотел пройти на площадку. Нам сегодня снимать этот чертов день рождения, и я не хочу снова что-то запороть. — Как хочешь, — Брай философски пожал плечами и вышел. Сожаление показалось на его лице не больше, чем на долю секунды, а затем Брайана подхватил Мигель, и они вместе пошли в павильон, перешучиваясь. Макс просто кипел от ярости. Он поступил так, как должен был поступить. Но от этого наблюдать, как эти двое обжимаются у всех на виду, было не легче. Макс разрывался от ревности и обиды. Хотя чего он ожидал? Что его и дальше будут добиваться, несмотря на четкий отказ? «Собака на сене: ни себе, ни другим», ругал он себя. Все усугублялось тем, что Брайан очень нравился Максу. Не как партнер на одну ночь, а как нечто большее. Проблема была в том, что он не имел права думать о чем-то большем, но не мог выбросить Брая из головы. Сегодняшняя сцена была непростой. Кластер отмечал общий день рождения: они смеялись, танцевали, целовались, щедро делясь своим весельем друг с другом. Разделенные океанами, горными хребтами и государственными границами — и все равно близкие друг другу, как никто. Брайан словно забыл о Максе, касаясь его лишь вскользь. В то время, как всем остальным и в первую очередь, Мигелю доставались особенно страстные поцелуи и ласки. Руки Макса подрагивали, когда он касался Брайана, а Смит обращал на него внимания не больше, чем на оператора или девчонку, которая носила им кофе и бутерброды на перекус. Эту сцену тоже собирали из кусочков, как пазл. День рождения Лито, вечеринка, танцы и торт со свечками. Дискотека в Берлине, где Вольфганг собирался выпить и подцепить какую-нибудь девицу. Праздник в итальянском Позитано, устроенный заботливым мужем Калы для обожаемой жены. Пикник Номи и Аманиты, постепенно перетекший в горизонтальную плоскость. Сун, с тихим упорством занимающаяся йогой в своей одиночной камере. Радующийся уличному празднику в свою честь Кафеус. Наслаждающиеся обществом друг друга Уилл и Райли, прячущиеся от Шепота. Каждый из них был ими всеми. И чувствовал все. Как назло, пока снимали секс, вспоминались уже отснятые куски дня рождения. Вольфганг, только что танцующий с Калой — и вот он уже обнимает со спины Уилла. Танцующего с, мать его, Лито. В камере Сун, весь кластер повторяет движения за ней, Уилл и Вольфганг стоят бок о бок. И как Брайан-Уилл улыбался, когда они все вместе задували свечи на торте Лито.*** Дотрагиваться до него, обнимать, колоться о щетину, целуя — и знать, что не имеешь права чувствовать то, что чувствуешь. День превратился в пытку. Да еще Мигель, будто назло, реагировал так, будто бы они с Брайаном уже уединились в спальне. А ведь к Мигелю тоже надо было прикасаться, изображая неземное удовольствие! Хотелось врезать ему до дрожи. Нет, обоим! Наконец, они отсняли все. Остальные поздравляли друг друга, смеялись, девушки щелкали селфи одно за другим. А Брайан ушел с Мигелем под руку. Уже на выходе он обернулся — не иначе, почувствовал, как злобный взгляд Макса прожигает спину. И хмыкнул, пожав плечами, словно говоря: «тебе же не нужно, о чем теперь речь?» Макс понимал, что Брайан прав, но не мог с этим смириться. Бешенство, вожделение и ревность боролись в нем в любовью к другому, чувством вины, угрызениями совести. Несмотря на сумасшедшую тягу к Брайану, редкие встречи с Ханно все равно были праздником. Их любовь не померкла и не потеряла силы. Макс оказался в тупике и понятия не имел, как выбираться. *** Воспоминания всплывали в памяти каждый свободный момент. Максу пришлась по душе Куба, он хорошо сработался с остальной командой, ему нравились совместные вылазки на пляж, когда находилась свободная минутка. Но мыслями он был далеко. Все, о чем он мог думать — те двое, что остались в Берлине. Раз за разом отрабатывая эпизод, где Макс кружит в танце свою партнершу по фильму, он вспоминал о других танцах. И о том, к чему они привели. Какое же это было грандиозное зрелище — прайд в Сан-Паулу! Такого Макс еще ни разу в жизни не видел. Будто бы целый город танцует, поет и веселится вместе с тобой. Его захватила та атмосфера безудержного веселья и любви. Омрачало ее только то, что Брайан явно старался держаться от него подальше. Смит переобнимался со всеми, кроме Макса. Он улыбался, смеялся и флировал, а с Мигелем они устроили такие танцы, что Максу стало жарко. И досадно, что на месте Мигеля не он. Римельт знал, что их роман закончился накануне. Он не шпионил, просто так получилось. Но тут, на платформе вместе со всеми, Брайан и Мигель снова целовались. Брай вообще обнимал и целовал всех, кроме него. Наверно, это было правильно со стороны Брайана — держать дистанцию. Параллельно с Мигелем он то и дело завязывал короткие романы с другими: ассистентами, каскадерами, техническим персоналом, и этим доводил Макса до белого каления. Макс знал, что между ними ничего не может быть, что есть любимый Ханно, но поделать со своей ревностью ничего не мог. Он не имел на это права, но все же… Один раз, всего один. Макс подхватил Тину, покружил ее пару раз, и отпустив, заключил в объятия Таппенс, а затем Тоби. С каждым объятием он приближался все ближе к Брайану. Словно бы Макса передавали из одних объятий в другие, чтобы в конце концов вручить ему. Куда-то пропала злость и ревность, им овладела радость и эйфория. Хотелось обнять весь мир… Когда они оказались друг напротив друга, сердце застучало сильнее, а шум толпы оглушил. Похоже, кто-то громко потребовал, чтобы они поцеловались тоже. — Гори оно все огнем! — прокричал Макс, но Брайан не услышал его слов в многоголосом реве толпы. Удивленный, несмелый взгляд в глаза, будто бы он надеялся на что-то, но сам этому не верил — так непохоже на Брайана. Макс провел пальцем по его губам, снимая воображаемую крошку. Седцебиение казалось таким громким, что заглушало рев толпы, когда Макс порывисто подался вперед, накрывая губы Брая своими. Его губы были именно такими, какими он представлял: сладкие, терпкие, ласковые, они охотно уступили под его напором, раскрываясь, пуская внутрь жаркого и желанного рта. Макс застонал и вцепился в Брая мертвой хваткой, будто не собирался отпускать, а в мыслях билась только одно: «Мой. Только мой». Дальнейшее вспоминалось с трудом, на уровне ощущений: громкая музыка на вечеринке после прайда, дружеские объятия с остальным кастом, ослепляющие вспышки камер, вкус мохито. И вкус его губ, вновь и вновь. Они постоянно встречались взглядами, даже если были далеко друг от друга. Использовали любую возможность коснуться один другого — учитывая концепт «Восьмого чувства», с этим не было никаких проблем. Макс был словно одержимый. Он видел перед собой только Брайана, слышал только его голос. В памяти будто образовались провалы — от одного поцелуя до следующего. Только что они вместе выпили мохито, а вот уже целуются в лифте, и Макс прижимает Брайана к зеркальной стене. Как они из лифта дошли до его номера, ни один из них потом не мог объяснить. Максу полностью сорвало тормоза, как не срывало даже в шестнадцать. Помнится, они ввалились в номер Брайана, натыкаясь на мебель и стены, срывали друг с друга одежду, и в процессе упали вместе на кровать. Макс подмял Брайана под себя, рывком перевернул на живот. Очнулся он только потому, что молния на джинсах слегка заела. Дернув за нее пару раз, Макс замешкался на несколько секунд и замер, ожидая, что сейчас его пошлют. Фантазируя о Брайане, он чего себе только не представлял. Но и предположить не мог, что в реальности тот позволит себя трахнуть. Это как-то совсем не вязалось ни с его характером, ни со внешностью. — В чем дело? — Брай притянул его к себе, впиваясь в губы, и заерзал, избавляясь от трусов. Взгляд потемневших от возбуждения глаз скрестился с растерянным взглядом Макса, затем лицо Брайана прояснилось, будто он что-то понял: — Все нужное тут, — и, протянув руку к прикроватной тумбочке, вслепую нашарил ее содержимое и бросил перед ними. — Надеюсь, презервативов хватит. Макса снова притянули ближе, так, что он прижался грудью к спине Брайана. Смит недвусмысленно потерся о него, вызывая стон нетерпения и легкой боли, и вложил в руку Римельта небольшой тюбик. — Ты хочешь…? — Наоборот я тоже хочу, но потом. Макс… я и так ждал слишком долго… не заставляй меня ждать еще дольше… Слова кончились, даже нецензурные. Мысли пропали, остались лишь ощущения. Сладость поцелуев, твердость напрягшихся мышц под ладонями, жаркое сбившееся дыхание. И горячее тесное тело, с удовольствием покоряющееся ему. Он уже и забыл, каково это: не только когда берут тебя, но и когда ты берешь кого-то. Давно забытая узость и жар чужого тела свели с ума. Было безумно хорошо, Макс почти растворился в этом ощущении иной близости. Кто бы мог подумать, что сильный, высокий Брайан захочет отдаться ему? Что будет просить, стонать и двигаться навстречу? Макс не мог перестать изумляться, наколько податливым и нежным тот оказался. С виду и не скажешь. Ханно тоже был очень внимательным, терпеливым и ласковым любовником. Но с ним все было иначе. Они оказались практически первыми друг у друга, и обоим пришлось многому научится, преодолеть собственные заблуждения, предубеждения и табу. Можно сказать, у них хорошо получилось. Кроме одной-единственной вещи. То ли у Ханно был какой-то пунктик, то ли это было просто упрямство? Что бы это ни было, после первой неудачной попытки меняться он больше не хотел. А после нескольких других отказывался категорически. Да Макс и сам не хотел давить на него, видя, как Ханно хмурится и кусает губы. Не должен секс быть радостью для одного и мучением для другого, это Макс знал твердо. А свои порывы решил просто подавлять. Хотя ему и непросто приходилось. Макс никогда не желал только лишь подчиняться, он и сам хотел подчинять. Вернее, с Ханно ему хотелось всего - но тот поставил свое условие. — Все хорошо? Я не хотел быть грубым, просто хотел тебя слишком долго… — прошептал он Брайану на ухо, когда снова смог говорить. — Ты и не был, — смешок, вокруг сомкнулись объятия. — Лишь немного поторопился. Но мне так нравится. Ты невероятный… — Перерыв окончен! — донеслось, как из другого мира. Макс скомкал пустой стаканчик из-под кофе и швырнул его в мусорку. С танцем было закончено, на сегодня остались только его крупные планы. Пожалуй, будет довольно просто изобразить грусть и задумчивость, настигшие героя, когда дорожное приключение обернулось поисками себя и смысла жизни. Притворяться почти не придеться. После каждого телефонного звонка Макс терзался сомнениями. Неестественная бодрость Ханно и странная отчужденность Брайана беспокоили. Что там на самом деле происходит? Оба резко меняли тему или переводили разговор в шутку. Вернуться бы поскорее! *** Поздним вечером, после очередного разговора, его подозрения окрепли. Оба, Брай и Ханно, что-то недоговаривали. Макс вновь погрузился в воспоминания. После прайда они с Брайаном виделись так часто, как могли. — Ты слышал, у нас образуется почти трехнедельный перерыв из-за каких-то юридических заморочек? — обратился к нему Брайан, стоило прозвучать «Снято!». — Я хочу этим воспользоваться и наведаться домой. — В Даллас? — Да Боже упаси, — у него вырвался смешок, — в Нью-Йорк, конечно. Если ты ничем не занят, — Брайан посмотрел Максу в глаза, — я приглашаю тебя в гости. Римельт как сейчас помнил ту радость, отравленную чувством вины. Ведь Ханно он ничего об этом не сказал. Так и врал по телефону, что безумно устает на съемках. В Нью-Йорке Макс жил у Брайана. Удивительно, но он быстро освоился в большой, с несколькими спальнями квартире в Гарлеме. Не возникло ни одного неловкого момента, связанного с бытом. Разве что, обе собаки Брая поначалу Макса невзлюбили. В первый же день одна порвала любимые джинсы, а вторая надула в кроссовки. Но со временем Пипа и Лулу (он так и не научился их различать) сменили гнев на милость. Регулярное вручение вкусняшек немало этому способствовало. Чем больше Макс узнавал Брайана, тем сильнее тот его завораживал. На первый взгляд, Смит производил впечатление уверенного в себе, раскрепощенного, сексуального красавца. Но и только. Словно бы, сексуальность являлась его главной чертой, затмевающей все остальные. Именно ее он демонстрировал и близким, и случайным знакомым. Но живя вместе, видишь больше. От Макса не укрылась ни любовь к животным, ни к театру. Макс не мог похвастаться таким опытом. Начав сниматься еще подростком, Римельт не имел образования, кроме школы. Попробовать какую-то другую профессию, или же театр, просто не было возможности. У Макса никогда не было недостатка в предложениях сниматься, он страстно любил кино, и без оглядки отдавался этой страсти. Тем больше его восхищали люди, которые могли что-то, ему самому недоступное. Ведь театр — это практически прямой эфир без права на ошибку. А уж если сделаешь, будь добр виртуозно исправить и обратить себе на пользу. Он лишь изумленно качал головой, когда Ханно рассказывал, как кто-то из его коллег оговорился, забыл текст или вышел невовремя, как общими усилиями ляп исправили, и как смеялись потом. Тут нельзя было просто снять еще один дубль. И зрители — вот они, тут же завалят цветами или освищут. О том, насколько ты хорош или бездарен, узнаешь сразу, а не через год, гугля рецензии и кассовые сборы. Узнать, что Брайан вообще-то известен в кругах театралов, как хороший актер, стало настоящим сюрпризом. Тот вскользь упомянул о своих спектаклях в том смысле, что Максу придется самому развлекать себя вечерами. — Я компенсирую твое вынужденное одиночество, когда вернусь, — добавил он с улыбкой. — Ничего не имею против, но я пойду с тобой, если не возражаешь. Брайан удивился — словно не ожидал такого интереса к себе, но согласился. Вечер за вечером Макс не мог оторвать от Брайана глаз. Была ли это классика вроде «Над пропастью во ржи» или какие-то комедии современных авторов — тот был хорош во всем. Он полностью перевоплощался в своего персонажа, ни разу Макс не почувствовал фальши. А иногда у Брайана мельком вырывалось, как он пробовался в какую-то постановку, потому что всегда любил первоисточник. «Да большинство людей вокруг него думают, что он ни разу в жизни не брал в руки книгу», с досадой думал Макс, раз за разом вылавливая эти подробности из разговоров. Почему-то Брайан на публику предпочитал разыгрывать роль плейбоя. Наблюдая за ним во время спектаклей, гуляя вместе по Центральному парку с собаками, или изучая ту часть Нью-Йорка, где не бывает туристов — именно тогда Макс понял, что серьезно влюбился. Во второй раз. Это было не просто влечение или желание секса с красивым мужчиной. По-тихоньку узнавая Брайана лучше, открывая ранее неизвестные черты характера, будь то любовь к спорту, его собакам или фотографированию, Макс уверился, что не на шутку влип. Этот факт сводил его с ума. Мысли о собственной испорченности не давали покоя. Особенно, когда они оба снимались в «Матрице» в Берлине. Ханно и Брайан в одном городе, и довольно часто — в непосредственной близости друг от друга, тут было от чего свихнуться. Угрызения совести стали его постоянными спутниками. Особенно они усилились после одного из спектаклей Брайана. На пьесу, построенную, как смесь биографии Джерома Сэлинджера и произведения, принесшего ему мировую славу, Макс пошел, только чтобы посмотреть на Брая, а к самой задумке отнесся довольно скептически. Но неожиданно его увлекла живая, острая дискуссия между творцом и его творением. А может, более юным альтер-эго? История молодого человека, ставшего знаменитостью, и его реакция на то, как созданный им герой, Холден Колфилд, стал символом целого поколения, импонировала ему****. Не спор, а настоящая словесная дуэль! Макс бы раньше и не подумал, что Брайан способен вытянуть подобное, так завладеть вниманием аудитории и увлечь ее. Не только Макс заметил, насколько Брайан хорош сегодня. После спектакля какой-то загорелый и светловолосый парнишка, на вид типичный молодой американец, как их представляют клише, прицепился к звезде сегодняшего вечера, будто банный лист. Парень улыбался, стрелял глазами, то касался плеча Брайана кончиками пальцев, то приобнимал за талию. Да еще и веник приличных размеров притаранил, роскошные бордовые розы. Макс наблюдал за этими брачными танцами, хмуря брови. Поклонник получил все, о чем просил — совместное селфи, автограф, даже короткий чмок в щеку, и ушел счастливым. Чего нельзя было сказать о самом Максе. Только увидев, как Брайан небрежно засунул прекрасные цветы в большую стеклянную вазу к другому букету, он почувствовал, как его отпускает. — Ты был великолепен, — только и смог произнести Макс, когда наконец остался с Браем наедине. — Я люблю тебя, — и обнял, крепко прижав к себе. — Тогда покажи мне, как сильно, — теплое дыхание пощекотало мочку, а от хрипловатого голоса по телу побежали мурашки. — Брайан, — Макс взял его лицо в ладони, — я не имею права просить тебя об этом, но… Ты не мог бы не встречаться с другими? — голос Макса сел до шепота. Он чувствовал себя последним негодяем. Просит хранить верность, а сам разрывается между ними и никак не может выбрать. Потому что отказаться от любого из них - все равно что кусок сердца отрезать. — Я и не встречаюсь, - голос Брая еле заметно дрогнул, когда он крепко обнял Макса. Их губы соприкоснулись, и все прочее стало неважно. Позже Макс спрашивал себя, как Брайан объяснил дирекции поломку гримировочного столика, но тому, видимо, удалось придумать подходящую причину. После признания Римельт еще сильнее мучился от своей нерешительности. Ведь он продолжал любить Ханно и возвращался после съемок в их дом. Даже мысль о том, чтобы оставить его и никогда больше не видеть, приводила Макса в отчаяние. При этом, сам он просил Брая о верности. А ведь Брайан тоже наверняка ожидает каких-то решительных действий. Затаенная грусть в серо-голубых глазах, стоило ему оказаться свидетелем телефонных разговоров Макса с Ханно, четко говорила об этом. Брай старался прятать печаль и тревогу, но Макс все равно замечал. А потом они сменились смирением и глубоко запрятанной болью. Когда-нибудь он должен будет выбрать. Но Макс не мог. Собравшись с силами, он сказал об этом Брайану. Внутренне готовый выносить заслуженные оскорбления и собирать вещи, Римельт не поверил своим ушам. Брайан дал Максу надежду на то, что его истерзанная душа обретет покой и счастье с ними обоими. На практике все оказалось не так просто. Рассказать обо всем Ханно просто не поворачивался язык. Макс вновь терзался сомнениями и чувством вины.

***

Как-то Макс вернулся в их Ханно дом очень поздно. Не потому, что съемки затянулись — а потому, что был с Браем. Чувство вины при виде суетящегося на кухне Ханно стало привычно грызть душу. Подойдя, Макс обнял его со всей силы, прижавшись всем телом и зарывшись лицом в растрепанные волосы, жадно вдыхая их запах. Как же он любит его, как же виноват… Но Брайан - как наркотик. Отказаться нет шансов. Услышав родной голос, спрашивающий, все ли в порядке, Макс не выдержал. Он отчаянно целовал шею, плечи, с силой гладил грудь и живот Ханно, спускаясь ладонью к его члену, а сам вжимался ему в зад своим твердым естеством. Когда Ханно пытался развернуться, Макс не давал, лаская его с грубым отчаянием и одновременно расстегивая свои и его брюки. Он не слышал, что говорит любимый, просто отчаянно хотел быть с ним. Макс очнулся только тогда, когда локоть Ханно с недюжинной силой врезался в его «солнышко». — Какого хрена, Ханни? — Макс был удивлен отпором и начал злиться. Чувство вины медленно, но верно перерождалось в гнев. — Это ты какого хрена делаешь?! Озверел?! — Ханно судорожно застегивал свои брюки, бросая на Макса злые взгляды. — Мы это обсуждали, я так не хочу и не могу, ты же знаешь. — О да, Ханно-только-сверху! А обо мне ты подумал? Мне ведь тоже хочется хотя бы иногда! Я не классическая «девочка»! В такие моменты Макс думал, что в его измене виноват сам Ханно со своей болезненной принципиальностью. — Я этого не говорил, — тон Ханно стал успокаивающим. — Пойми, мы уже пробовали, и еще один такой раз я не… — Я-я-я, все время у тебя «я», а как насчет меня?! К черту все, — Макс схватил куртку и выбежал, громко хлопнув дверью. Позже, заказывая в баре одну водку за другой, он пожалел, что сорвал свою злость на любимом. Тот с самого начала был честен, и четко объяснил, что есть вещи, которые ему не подходят. Глубоко вздохнув, Макс направился домой. По дороге купил любимые пирожные Ханно и пошел домой, заглаживать очередную вину. Воспоминания о былом кружились в голове и не отпускали. Как было бы прекрасно, подобно сенсейтам, просто навестить сейчас их обоих, Брайана и Ханно! Или, даже не навещая, знать, что они чувствуют, и делиться своей любовью, невзирая на разделяющую их Атлантику. Единственное, чего сейчас Макс желал всем сердцем — оказаться дома, в Берлине.