Третий не лишний?

Сегодня был один из редких дней, когда можно никуда не спешить. Ханно не торопился вылезать из постели: слишком желанными были крепкие объятия, дарившие уют и тепло. Такие моменты выпадали нечасто, и он очень ценил их. Октябрь подходил к концу. Уже очень скоро рабочий график Ханно снова станет плотным и интенсивным. Но, когда вернется Макс, у них еще будет немного времени, только для них двоих… Да нет, троих. Его бросило в жар, когда он подумал об этом. По телефону, когда обеспокоенный Макс звонил в очередной раз, Ханно предпочитал говорить, что все замечательно, как всегда, что они отлично ладят. Ну, со вчерашнего дня врать точно уже не придется, хотя и слово «ладить» здесь теперь звучит неуместно. А подробности лучше обсудить, когда Макс будет дома. Хотя как вообще можно обсуждать такие вещи? Подумав о том, что придется всё рассказать Максу в подробностях, Ханно невольно покраснел. Брайан пригрелся и снова задремал: рука, медленно поглаживающая спину Ханно, остановилась на пояснице и замерла там, а дыхание Смита стало глубже и размереннее. Ханно развернулся в теплых руках — Брай все еще обнимал его, и улыбался во сне. Глядя на эту светлую и счастливую улыбку, хотелось верить, что у них все будет хорошо. Ленивое полусонное состояние, когда хочется только прижиматься к теплому телу под одним одеялом и обмениваться долгими поцелуями, прервал телефонный звонок. Ханно потянулся, случайно задев лицо Брайана волосами, от чего тот смешно сморщил нос и чихнул, и пришел в ужас, взглянув на дисплей. Десятка два пропущенных звонков, и все от Макса. Вчера Ханно отключил звук во время прогулки, чтобы не отвлекаться, а потом забыл об этом. Он резко сел на кровати, сбрасывая с себя руки Брайана, и тут его мобильный снова осветился входящим звонком.       — Макс?!              Ханно даже не посмотрел на дисплей, поэтому раздавшийся в трубке знакомый женский голос вызвал у него сильное разочарование.              — Доброе утро, Инге, — недовольно протянул он.              — Скорее уж добрый день! Что, ведете ночную богемную жизнь, герр актер, а днем отсыпаетесь? — ее бодрый голос окончательно прогнал сон.              — У меня перерыв в съемках, имею право, — хмыкнул Ханно и приветственно улыбнулся Брайану, только-только открывшему глаза.              — А почему по-английски?              — Ох, прости. Приходилось много говорить в последнее время, иногда забываю перестраиваться.        Брайан зевнул, прикрывая рот рукой. Он проснулся от короткого сна, когда Ханно вдруг исчез из его объятий, и теперь наблюдал, как тот разговаривает с какой-то женщиной. Прав все-таки был Марк Твен: «Некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе. Когда смотришь вдоль такого слова, оно сужается к концу, как рельсы железнодорожного пути». Браю немецкая речь всегда напоминала пулеметную очередь, настолько грубым, неблагозвучным и трудным для изучения он считал этот язык. Слова километровой длины, как поезд с сотней вагонов, несется мимо, и вагоны-слоги никак не желают заканчиваться. Глаголы, за каким-то чертом разделенные надвое — одну часть в начало, вторую в конец предложения. Не дай бой перепутать порядок слов: получишь вопрос вместо утверждения. А роды существительных, причем, род определен без всякой логики, его можно только запомнить? А склоняемые артикли? Но мягкий негромкий голос Ханно заставил Брайна забыть об этом кошмаре. Не пулеметная очередь — а нитка сверкающих разноцветных бус, на которую Ханно нанизывал слог за слогом. Интонация смягчила произношение, и Брай с удивлением понял, что ему нравится, как звучит немецкий язык. И что он хотел бы возобновить его изучение, даже если в перспективе это ему не понадобится. Речь Ханно, тем временем, стала эмоциональнее. Он встал и взволнованно ходил по комнате, так и не удосужившись что-то на себя накинуть. Солнечные лучи, пробивающиеся между неплотно закрытыми шторами, зажигали рыжеватые блики в его спутанных волосах и бесстыдно облизывали широкие плечи, ямочки на пояснице и крепкую, идеально округлую задницу. Брайан с удовольствием рассматривал его и подумал было, что раз спешить некуда, можно было бы еще разочек показать Медочку прелести нижней позиции. Или самому под него лечь, а может и то, и другое, уж как пойдет. Ему никогда не была важна позиция в сексе — главным было получить удовольствие и доставить его партнёру, а уж каким способом, дело десятое. Делать же на основе предпочтений в постели какие-то выводы о характере Брайан и вовсе считал глупостью. За свою жизнь он знал лишь нескольких типичных, как из анекдота, карикатурно-изнеженных боттомов, и железобетонных, с эмоциональным диапазоном холодильника топов, у которых поведение в постели полностью определяло поведение в жизни. Но они скорее являлись исключением из правил. Тем временем, в потоке незнакомых слов то и дело слышалось имя — Шарлотта. Голос Ханно звучал то резко, то саркастично, но по-доброму. Он яростно жестикулировал, хотя собеседница и не могла его видеть, и с улыбкой качал головой, выслушивая ее рассказ. Шар-лотта. Лотта. Брайан замер, будто его ударили, и навострил уши: Лотти, Лотхен и даже «фроляйн Шарлотта», произнесенное с легкой насмешкой, встречались в их разговоре очень часто. Получается, Ханно знаком не только с дочерью Макса, но и с ее матерью? И возможно, даже дружит с обеими. А Брайана Макс даже не поставил в известность, что они существуют. Не счел нужным. Смита в очередной раз покоробило, как мало он значил для Макса на самом деле. Римельт не уставал повторять, что любит его так же сильно, как и Ханно. Но судя по всему, к Ханно он относится совсем иначе. Ханно действительно важен для Макса, раз в курсе его семейных дел. Даже, похоже, активно в них участвует. Стало горько и обидно, и даже вид дефилирующего туда-сюда Медочка не мог помочь. Глупо было надеяться, что кто-нибудь когда-нибудь разглядит в Брайане нечто большее, чем просто красивую куклу для траха. Макс обманывается сам и обманывает его. Надо прекратить мечтать о несбыточном. Мобильный телефон Брайана на прикроватной тумбочке вдруг завибрировал так, что подпрыгнул. Тот взял его, включая звук, и сглотнул, взглянув на дисплей.       — Привет, — осторожно поприветствовал он Макса, и поморщился — тот почти кричал:              — Почему никто из вас не берет трубку?! Что случилось?! Я сто раз звонил, ни ты, ни Ханни не отвечаете! Вы там живы еще?!              — Живы-здоровы, все хорошо, — Брай следил глазами за обнаженным Ханно, который продолжал увлеченно спорить с невидимой Инге, и не мог сдержать разочарованного вздоха, когда тот вышел из комнаты, чтобы не мешать друг другу говорить по телефону. — Просто, вчера Ханно устроил мне прогулку по Берлину, и я выключил звук, а потом забыл включить.              В трубке воцарилось молчание.              — Прогулку? — изумление в голосе Макса зашкаливало. — И… как все прошло?              — Замечательно! Он отлично знает город, мне очень понравилось. Думаю, нам надо повторить тот же маршрут всем вместе, — он снова вспомнил о дочке Макса и его голос невольно стал звучать очень холодно и отчужденно. Макс эту интонацию или не заметил, или сделал вид, что не заметил.              Ответом Браю снова стала тишина.              — Вы же друг друга еле терпели… , — произнес наконец Макс.       На заднем плане послышался шум, будто бы он находился в людном месте: множество человеческих голосов, звуки шагов, и кажется, даже объявление по громкой связи.       — Прости, тут на площадке просто психушка,  — уже теплее обратился он к Брайану. — Поговорим обо всем, когда вернусь. Как же я скучаю по тебе…              Уверив Брайана в своей любви, Макс положил трубку.       Он был как никогда уверен в правильности своего решения — вернуться раньше, хотя бы на день. Странные телефонные разговоры и непонятное настроение что Ханно, что Брайна, попортило Максу немало нервов. Решив сделать любимым сюрприз, он насел на режиссера и три последних дня работал, как проклятый, но отснял все свои сцены. И теперь возвращался домой, с каким-то неясным предчувствием и тоской по ним обоим. Хоть бы Брайан не понял, что звонили ему отнюдь не в площадки, а почти с трапа самолета.

***

             Ханно тем временем вернулся в спальню. Разговор свернул в нежеланное русло, Инге насела на него с решительностью идущего в атаку бундесвера*. Он так и видел, как сверкают ее яркие голубые глаза, а копна кудрявых белокурых волос колышется и трепещет при каждом жесте.              — Но почему я? — в который раз вяло возразил он, бросив косой взгляд на раскинувшегося на постели Брая.              — Она тебя слушает! — заявила Инге. — Кроме того, Макса не достанешь на этой проклятой Кубе! Да и не дело это, воспитывать по телефону. Ханно, ну пожалуйста, — ее тон стал умоляющим, — пока Макс вернется, она опять устроит какую-нибудь проказу. Надо принять меры!              — Ну хорошо, — он со вздохом провел рукой по спутанным после бурной ночи волосам, приглаживая их. — Когда там у нее заканчиваются уроки?        Ханно было неудобно это признавать, но он с бОльшим удовольствием вернулся бы обратно в постель. Брайан, будто прочтя его мысли, потянулся на кровати, с ухмылкой смотря ему в глаза, и позволил одеялу скользнуть вниз, обнажая грудь и живот. На несколько секунд голос Инге исчез, вся мебель и обстановка будто испарились: Ханно видел перед собой лишь Брая, и изнывал от желания прикоснуться к его совершенному телу. Инге пришлось повысить голос до крика, чтобы снова привлечь его внимание. Наскоро попрощавшись с Инге, тот положил трубку, продолжая смотреть на Брайана жадным взглядом.       — Мне нужно уехать, — извиняющимся тоном произнес Ханно, оглядываясь в поисках одежды. — Потом объясню. Дочка Макса опять набедокурила. Заберу из школы и серьезно поговорю с ней.       И вдруг порывисто наклонился, прикасаясь к губам Брая быстрым поцелуем:       — До скорого.        Оставшись один, Брайан еще немного повалялся на смятой постели, прежде чем встать. На его лице появилась довольная улыбка, когда он вспомнил прошлую ночь. Он на верном пути. Пусть его нельзя любить, но он точно знает, как привязать их обоих к себе. Секс — вот ответ на все вопросы. То, что Брайан умеет действительно хорошо. Надо дать Ханно и Максу то, что не даст никто другой. Быть страстным, ласковым, инициативным, готовым на эксперименты, и они оглянуться не успеют, как не смогут без него, как наркоман без дозы. Он сумеет заинтересовать их, станет нужным, более того — необходимым. Ханно уже заглотил наживку и теперь не сорвется с крючка. Брови сами сошлись на переносице. По отношению к Медочку не хотелось использовать подобную риторику: тот был искренним и в чем-то наивным человеком, а его зарождающаяся привязанность к Брайану — настоящей. Брай и сам чувствовал, что его отношение к Ханно изменилось, еще до того, как нежно взял его. Дни, которые еще оставались до возвращения Макса, надо было провести с пользой. Брайан собирался избавить Ханно хотя бы от части его постельных страхов. Хотя, конечно, быстро такие вещи не делаются и только сексом тут не поможешь. Но хотя бы начало будет положено. Пользуясь внезапным одиночеством, он позанимался спортом, почитал сценарий — съемки «Тредстоуна» должны были стартовать в ноябре, проверил почту в поисках новых предложений. Из головы не шло то, что рассказал ему Медочек, и Брайан из любопытства начал гуглить фото молодого Ханно. Тот, по всей видимости, относился к тому типу людей, которые мало меняются с возрастом. Разница с нынешним Ханно была минимальна — меньше мимических морщин, да и только. С фотографий смотрел симпатичный паренек с выразительными голубыми глазами. На многих фотографиях Ханно смеялся или улыбался, и глядя на него, хотелось улыбнуться самому. Он загорался, словно огонек. Милая, слегка застенчивая улыбка очень красила его. И какой-то подонок просто заставил его с собой спать. Потому что мог это сделать. От этой мысли вскипала кровь и сжимались кулаки. Брайан подумал — а как бы поступил он сам на его месте? Окинув череду фотографий задумчивым взглядом, Брай уверился — ему и в голову не пришло бы делать что-то насильно. Да это и не понадобилось бы: ему всегда хватало природного обаяния. Макс, и теперь Ханно были, в общем, единственными, кто сопротивлялся так долго и упорно. Для Брайна это являлось лишним доказательством истинности и силы их взаимного чувства. Обычно мужчин, на которых Брай положил глаз, останавливала лишь невозможность придумать отмазку для второй половины, да отсутствие места, где они могли бы уединиться. И как только две эти проблемы решались, они все — свободные, женатые, геи, би, не в меру любопытные «гетеро» — оказывались в его кровати. Все, но не эти двое. Откинувшись на спинку дивана с чашкой кофе в руке, Брайан вспоминал, как непросто ему пришлось с Максом. Он довольно долго вел охоту на неуступчивого немца и порой ему начинала надоедать эта мнимая неприступность. Макс смотрел на него жадно, буквально пожирал глазами, но продолжал игнорировать все попытки затащить себя в постель. Брай даже решил смириться с первым в жизни провалом и переключиться на кого-то другого. Закрутить очередной легкий роман с Мигелем показалось хорошей идеей. Тот давно делал ему недвусмысленные авансы, однако в голове Смита засел упрямый Макс. Но когда очередная попытка подобраться к нему поближе снова закончилась неудачей, Брай решил, что расслабиться за хорошим сексом с красивым партнером — это как раз то, что ему нужно. И, надо сказать, остался очень доволен: страстность и любовные навыки испанцев были нисколько не преувеличены. По крайней мере в отношении Мигеля. Их секс был яростным и страстным, как борьба двух хищников. Ни о каких чувствах речь конечно и не шла. Просто они оба были молоды, нравились друг другу внешне и хотели развлечься. Легко сошлись, легко разошлись, и вспоминали друг друга с благодарностью. Где, интересно, он сейчас? Брайн решил, позже хотя бы написать смс: после съемок «Восьмого чувства» он потерял Мигеля из вида. Слишком сильно был занят Максом. Сначала Брай думал, что легко получит его. Еще один красивый скоротечный роман на съемках и приятные воспоминания после, не более того. Постепенно Римельт занял все его мысли, все стремления Смита были направлены только на него. Но в ответ ему доставались лишь ненавидящие, но полные желания взгляды, да прикосновения якобы не по своей воле. Было очень жаль, что у них не срослось. Макс действительно ему нравился, как давно не нравился никто другой, но и терпение Брая было не безгранично. В конце концов, Мигель был очень достойной альтернативой: красив, горяч, огонь в постели и совершенно не против легкого романа. Надежда на взаимность почти умерла, когда вдруг все изменил прайд в Сан-Паулу. Брайан намеренно игнорировал Макса: какой смысл дразнить себя этим сероглазым красавцем, если у них ничего не может быть? Но тот неожиданно сам подошел к нему и что-то прокричал. Брай не услышал и сделал соответствующий жест руками. Макс в ответ ошарашил его — нежным прикосновением к лицу, якобы снимая с губ какую-то крошку. От неожиданности Смит отдернулся и несмело посмотрел Римельту в глаза. Что это вдруг с ним? Он ведь избегал, посылал и в целом не хотел иметь с Браем ничего общего. Но сейчас Макс был весел, смеялся, и повинуясь чьей-то просьбе из толпы, притянул Брайана к себе и накрыл его губы своими. Этот поцелуй что-то сломал в Брайане. Он вцепился в Макса, будто утопающий в спасательный круг, а в голове билась только одна мысль: «Макс… Мой Макс… Не останавливайся, прошу, не отпускай меня…». После того поцелуя на платформе для Брайана все закружилось, будто на американских горках. Вот он и Макс на вечеринке по случаю окончания важных съемок: далеко друг от друга, но постоянно встречаются взглядами. Мигель лишь понимающе хмыкал — они расстались хорошими друзьями. А потом провал…. и снова Брайан и Макс, уже страстно целуются в лифте, затем в номере Брая, именно так, как ему и мечталось. И Макс оказался именно таким, каким он воображал — напористым, жадным до ласк, страстным, яростно берущим, но и отдающим не меньше. Та ночь навсегда отложилась в его памяти драгоценным воспоминанием. Ведь именно тогда та ниточка, которая связала его с Максом в первую встречу, переросла в толстый канат взаимных чувств. Чашка опустела, и Брайан невольно вынырнул из горько-сладких воспоминаний. Ханно, хоть и стремительно убежал на помощь неведомой Инге, не изменил себе: уходя, оставил для него на кухонном столе под полотенцем овсянку с ягодами и записку с просьбой, просто сложить грязную посуду в мойку. Не мыть, не убирать, потому что «у меня нет времени переделывать за тобой». Вопреки требованию, Брай помыл и вытер посуду, и открыл шкаф, с любопытством обозревая его содержимое. «Кажется, ничего сложного, очень стройная и понятная система», думал он, разглядывая стопки глубоких и мелких тарелок, чайные и кофейные чашки и прочее, сгруппированное по принципу «от большего — к меньшему», или же по цели применения. Сахар, кофейные капсулы, соль и прочее тоже были разложены аккуратно, чуть ли не по линейке. Да такой системы грех не придерживаться, решил Брайан, и все-таки убрал за собой. Гнева Ханно он не страшился: он же понял принцип, а значит точно не ошибся. Мысли о Максе сменились мыслями о Медочке. Получается, Брайан, не желая этого, своими подколками и приставаниями ударил по самому больному. Угрызения совести — нечастые гости в его душе, сразу же дали о себе знать. А вместе и ними и злость на чертова Фишера. «Кем надо быть, чтобы хотеть причинить ему вред?», Брайан рассматривал очередное фото юного Ханно — явно с трудом уложенные волосы, чуть грустные голубые глаза, и чувствовал, как изнутри поднимается горечь и гнев. «Неужели кто-то кайфовал от того, что видел в этих глазах страх? От того, что может удерживать его в своей власти?» Он нашел только один способ погасить гнев — вернулся в спортзал и набросился на грушу. Первые робкие ростки сочувствия и симпатии к Ханно укоренились и начали расти, хотел того Брайан или нет. «Осторожнее… нужно быть осторожнее», думал он, нанося удары один за другим. Чем сильнее он привяжется к Медочку, тем больнее будет потом, когда Брайану придется покинуть этот дом. А это произойдет, рано или поздно, сегодняшний телефонный звонок еще одно доказательство этому. Но Господи, пожалуйста, пусть это случится как можно позже! После тренировки, стоя под душем, а затем гуляя с «девочками» Брай прокручивал в голове случившееся утром. Выражение лица Ханно, его мимику. Даже не зная язык, было понятно, что дочка Макса относится к нему очень хорошо. Раз уж собственная мать предпочла попросить его провести воспитательную беседу, а не делать этого самолично. У Макса и Ханно — партнерство, в самом лучшем смысле этого слова. Они делят на двоих и плохое, и хорошее, и радости, и заботы. У них семья. То, что Брайану никогда не светит. Время приближалось к вечеру. Брая охватило сильное желание сделать для Ханно что-то приятное, на этот раз без всяких задних мыслей. Подумав, он оценивающе осмотрел просторную кухню, отмечая один незанятый угол — по размеру он как раз мог подойти для его подарка. Пара кликов по экрану телефона, и заказ отправился со склада. Когда Смит только появился здесь, он заикнулся было насчет совместной оплаты аренды, но Макс не дал ему и слова сказать. «Потом, все потом, это неважно!», отмахивался он. Наверно, боялся, что Брайан передумает. Да и, скорее всего, по всем бытовым вопросам лучше обращаться к Ханно. Отлично. Подарок станет хорошим началом этого разговора. И действительно должен понравиться Медочку. Ханно появился ближе к вечеру в приподнятом настроении.       — Это стихийное бедствие, а не ребенок! — услышал Брайан из прихожей. — Представляешь, подралась с мальчиком, который не хотел играть с ней в футбол!        Зашелестела одежда, зажурчала вода в ванной комнате, и улыбающийся Ханно появился на кухне. Стоило ему войти, как улыбка пропала с его лица:       — Чем это пахнет? Что ты тут делал?!        Рассерженный взгляд заметался между духовкой и Брайаном — в фартуке самого Ханно.       — Я решил, что хватит сидеть на твоей шее, поэтому сегодня кухня на мне, — Брай приветливо улыбнулся. — Надеюсь, ты любишь лазанью.              — Но я же просил ничего не трогать!        Медок пронесся по кухне, как ураган, открывая дверцы и ящики, проводя быструю ревизию.       — Как?! — только и смог произнести он, оборачиваясь к Брайану и разводя руками. — Все осталось, как было. Как тебе удалось? После Макса кухня выглядит, как после Армагеддона. Он говорит, что для этого не приспособлен, и вообще, какая разница, куда что поставить…              — Я тоже не приспособлен, а лазанья — это мой потолок. Но я знаю, как тебе важен порядок, так что поднапрягся и запомнил, где что лежит, — Брайан тем временем поставил на стол тарелки с аппетитно пахнущей лазаньей. — Садись, я жду твоего вердикта.        Ханно недоверчиво осмотрел свою порцию, но когда решился попробовать, не смог остановится, пока не прикончил ее всю.       — Это означает — «вкусно»? — Брай рассмеялся, указывая на пустую тарелку.       — Очень, — Ханно показал оттопыренные большие пальцы обеих рук. — Пожалуй, я возьму еще. А завтра с утра в спортзал. Или в парк, побегать.              — Можем пойти вместе?              — Давай! Спорим, в беге я тебя сделаю?              — Даже не сомневаюсь, ты же меньше и легче. Зато я завтра хорошо прогоню тебя с железом, готовься, — подмигнув, Брай жестом попросил Ханно не вставать и начал сам убирать со стола.              — Жду не дождусь посмотреть, на что ты способен! Будет здорово…              Разговор прервался видеозвонком.              — Привет, солнышко, — Ханно ласково улыбнулся, увидев на дисплее Лили, свою старшую дочь. — Как дела, как школа? Не надумала навестить меня в ближайшие каникулы?        Брайана немного удивило, что дочка Ханно говорила по-английски, изредка переходя на немецкий. Но раз живет в США уже давно, наверно, ей так удобнее.       — Еще лазаньи, Медок? — он старался говорить тихо, но его все равно услышали.              — Паааап, кто там у тебя?! — девчонка резко поднесла телефон так близко к лицу, что остался виден только один голубой глаз. Брай даже отшатнулся от неожиданности.              — Знакомый, детка, — Ханно поспешно встал, стараясь, чтобы она не увидела ничего лишнего.              — А почему он назвал тебя honey? Вы что, обедаете вместе?! А где Макс?!        Вопросы посыпались один за другим. Брай вздохнул с облегчением, когда Ханно вышел. Невольно он прислушивался к разговору и раздумывал: а Макс, наверное, нашел общий язык с этой рыжей катастрофой, ведь у него есть своя такая же. Почему-то от этих мыслей становилось грустно. Что Лили — катастрофа, было более чем ясно из разговора. За десять минут Ханно успел остановить поток вопросов, сделать внушение насчет успеваемости, запретить прокалывать нос или делать тату. Одно неосторожное движение рукой Медочка, и Брайан вновь попал в поле зрения Лили. Уши заложило от восторженного визга:       — Это что, Уилл из «Восьмого чувства»? Па, возьми мне автограф, пожалуйста, можно, ведь можно?!              — Во-первых, кто тебе разрешил смотреть подобные сериалы? Во-вторых, будет можно только, если подтянешься по математике. И никакого пирсинга и татуировок!        Разговор продолжался не более четверти часа, а у Брайана уже ломило виски. Как люди только живут с детьми и их неуемной энергией? Он вздохнул с облегчением, когда Медок наконец положил трубку.       — С детьми куча хлопот, но и радости не меньше, — сказал Ханно, словно отвечая на незаданный вопрос. — Лотта сегодня тоже отличилась. Подложила кнопку на учительский стул — ну, это классика, это делали все. Спрятала рюкзак одноклассника в туалете для девочек, подралась… А вчера, когда ее оставили после уроков, вылезла из окна второго этажа, спустилась по дереву и ушла домой! Пришлось быть строгим. Хотя обычно у нас Инге — «плохой коп»…        Брайан слушал и ему становилось все неуютнее. Он, как никогда, чувствовал себя лишним. Воспитание детей — это была та тема, в которой он совершенно не разбирался и, честно говоря, не хотел разбираться. Но одновременно его обижало, что Макс полностью исключил его из этой области своей жизни. Как и все остальные, кто охотно спал с ним, но не знакомил с родными. Погруженный в мрачные мысли, он рассеянно кивал, пока Ханно рассказывал о проделках Лотты, а затем разговаривал по телефону — судя по всему, по работе. В дверь позвонили, и Брайан пошел открывать. В первый момент он не понял, в чем дело — за дверью никого не было. А потом что-то подергало его за штанину. Брай вздрогнул и опустил глаза вниз: напротив стояла маленькая голубоглазая девочка в розовом теплом комбинезоне. Из-под лиловой шапки с большим помпоном выбивались светлые прядки, большие голубые глаза доверчиво смотрели на него. Его прошиб пот. Ребенок, такой маленький и так близко. И что с ней делать? Позади Брайана послышалось цоканье коготков по паркету, и девочка, не обращая больше на него внимания, бросилась вслед за Лулу и Пипой, восторженно что-то лопоча. Ей ответил с кухни радостный голос Медочка.       — Похоже, твои «девочки» понравились моей девочке, — он появился в прихожей с ребенком за руку. — Теперь Айно хочет такую же, — Ханно с недоумением уставился на испуганного Брая, потом снова на дочь. — А где мама? — Мама пыталась втиснуть машину на вашу подъездную дорожку, — в дверях появилась Мия, привычным жестом повесила пальто и поправила перед зеркалом элегантное темное платье-футляр и длинные каштановые волосы, лежащие на плечах мягкими волнами. — Прости, что без звонка, но мне кажется, я решила нашу проблему со сценарием, хотела лично поделиться радостью. Да и малышка выздоровела, я и взяла ее с собой, увидеться хоть коротко, а то она очень соскучилась. — Говори по-английски, пожалуйста, — Ханно взглядом указал на Брая, и, наскоро раздев, отвёл дочурку с собаками в одну из комнат. — Добрый день, — Мия недоверчиво прищурилась, смотря на него. — Добрый. Брайан Смит, — тот представился с типичной американской улыбкой во все тридцать два зуба. Брай только успел выдохнуть от облегчения, когда ребенка увели, но тут же начал беспокоиться за жизнь и здоровье своих собак, он знал, что дети не всегда могут контролировать свою неуемную любовь к животным, иной раз причиняя ей боль. — Очень приятно, Мия Майер, — женщина протянула руку для приветствия. — А где Макс? — взгляд прищуренных темно-серых глаз вновь обратился к Ханно.       — Макс улетел на съемки на Кубу.       — Я правильно понимаю: Макса нет, но есть он? Ханно, — ее голос стал как у следователя, — у тебя перемены в личной жизни? И когда ты собирался об этом сообщить? Нашей дочери теперь надо привыкать к новому папиному другу?        На ее лице так и читалось «Римельт мне нравился больше». Ханно, со вздохом покачал головой: — Нет… и да. Давай присядем, поговорим, сейчас сделаю тебе кофе, как ты любишь, — и поставил на стол пепельницу. — Не нужно, я бросила. — Поверь, ты захочешь покурить. Брайан воспользовался тем, что его временно выпустили из виду, схватил куртку и выбежал из дома. Он бездумно нарезал круги по окрестному парку, голова гудела и раскалывалась. Браю редко приходилось сталкиваться с детьми вплотную, и сегодняшние события выбили его из колеи. Эти мысли мешались с другими, не менее грустными: о том, что Ханно Макс все-таки ценит больше. А с ним сошелся из-за мести, и продолжает встречаться ради острых ощущений и фантазий о тройничке. Пусть даже сам Макс не осознает этого пока, рано или поздно до него дойдет: секс — это все, что их объединяет. И так было с самого начала. Всегда, с кем угодно. «Зачем куда-то идти? Все, что мне нужно, и так здесь», прозвучал в голове голос, который Брайан так старался забыть. Его первая любовь, первый мужчина, тот, на кого он в свое время разве что не молился, так ответил на просьбу сходить куда-нибудь вместе. И небрежным жестом показал на разобранную постель. Когда это произошло первый раз, Брайан был польщен и считал подобное поведение доказательством своей неотразимости. Но история повторялась снова и снова, маленькие жесты пренебрежения множились, росли, и очень скоро их нельзя было игнорировать. Ему раз за разом очень четко указывали, где его место. И похоже, оказались правы. Вернувшись, он осторожно заглянул в кухню. Мнимая невеста Ханно сидела за столом и нервно курила. В пепельнице уже лежало несколько испачканных светлой помадой окурков. Медочек сидел напротив неё с видом провинившегося школьника. Откуда-то доносился восторженный детский голосок и тявканье. — Такого я и представить не могла. Это ведь идея Макса, верно? — Мия затянулась. — Трое? Как?! Что вы приняли, Господи Боже мой?! Ханно молча смотрел на нее исподлобья. По сравнению с этим взглядом, взгляд того самого Кота из мультфильма «Шрек» показался бы нахальным и дерзким. Даже Брайан, который не мог сейчас понять ни одного слова, почувствовал, что готов согласиться с чем угодно, если Медок продолжит смотреть на него такими глазами. Мию тоже проняло. — Не смотри на меня так! — она заморгала и потушила сигарету. — Послушай, — Мия взяла лежащую на столе ладонь Ханно, — журналисты рано или поздно узнают. И вас всех начнут полоскать в прессе. Я взрослый человек, меня подобные «новости» не заденут, уж найду, что ответить. Но она, — кивок в сторону комнаты, откуда доносился детский смех, — когда-то пойдёт в школу, и сейчас ходит в сад. А дети — вовсе не ангелочки. Дети могут быть очень жестокими. — Закрытая школа где-нибудь в Швейцарии? Под твоей фамилией? — тихо предложил Ханно и встрепенулся, заметив Брайана. Услышав шаги хозяина, Пипа и Лулу также выбежали ему навстречу, и Айно, как маленькое светловолосое торнадо, следом за ними. Она вдруг вцепилась в ладонь Брая крохотными пальчиками и затараторила, заглядывая в глаза. Тот запаниковал и беспомощно посмотрел на Медочка. — Ее зовут Айно, ей два с половиной года, и ты ей нравишься, — перевёл Ханно, стараясь не рассмеяться. — Брай, расслабься, она не кусается. Он перешел на немецкий, ласково уговаривая:       — Нет, солнышко, Брайан не может подарить тебе одну, — и тут же перевёл для Брая. — Но ты можешь поиграть с собачками, когда придёшь ко мне. И даже сходить с ними погулять. — Ну ладно, нам пора, — Мия поднялась, оправляя платье. — Спасибо, что все честно рассказал, но мне нужно немного времени, чтобы переварить это. Но когда она попыталась вытащить Лулу у дочки из рук, та вдруг разревелась, уткнувшись лицом в собачью шерсть. И не хотела отпускать. Ханно оттеснил Мию от плачущего ребёнка, в два слова успокоил, освободил собачку. Айно подбежала к Браю, и начала о чем то просить, жалобно смотря заплаканными глазами. Ханно пришлось снова вмешаться. — Она хотела гулять с собаками прямо сейчас. Я объяснил, что в следующий раз обязательно, — он быстро одевал девочку одной рукой, второй вытирая ей слёзы, и при этом не затыкался, утешая. Когда мать и дочь попрощались и ушли, Ханно не мог сдержать смешка, при виде шокированного Брайана.       — У тебя такой вид, будто ты встретился со снежным человеком или летающей тарелкой, — и принялся, насвистывая, убирать оставшийся на кухне беспорядок. Брай присел, наблюдая за ним, и пытаясь осмыслить происходящее. Ханно был не так уж и не прав — общение с ребенком вполне можно приравнять к контакту с внеземной цивилизацией. Он поражался выдержке, спокойствию и терпению мелкого. Сегодня целых три раза пришлось разруливать неприятности с маленькими монстрами, а ему хоть бы хны! Почему-то эта черта характера еще больше влекла его к Ханно. Чем больше они узнавали друг друга, тем сильнее Брай хотел стать для него таким же значимым, как и Макс. А раз так, надо действовать. Козырей у Брайана всего два — его тело и постельные умения. Значит, будем ходить с козырей. Ханно убирал посуду на верхнюю полку, стоя на табуретке. Брайан неслышно подошел и медленно провел ладонью по его спине, разворачивая к себе лицом.       — О… может, сначала дашь мне спуститься? — смешался тот.              — А мне так гораздо удобнее…              Улыбнувшись, Брай спустил ему штаны и без промедлений взял в рот пока еще не эрегированный член. Он лизал, сосал, забирал глубоко в глотку, вырывая у Медочка громкие стоны. Сейчас было не до прелюдий: Брайан хотел показать, насколько он хорош, всеми доступными средствами.        Ханно схватился за его плечи, чтобы не упасть, вцепился мертвой хваткой. Мозг вопил «прекрати это бесстыдство!», тело возражало — «не парься». «Не париться» в последнее время вообще оказалось хорошим решением. Ханно возбудился очень быстро, хотя и обстановка и настроение ещё секунду назад было неподходящими. На кухне с незадернутыми шторами, в раздумьях, как уберечь крошку Айно от издевок других детей, он и не думал ни о чем неприличном. Но Брайан сумел сделать так, что Ханно забыл обо всем. Несмотря на всю немыслимость ситуации, было хорошо. Он хотел было отстраниться, почувствовав, что вот-вот кончит, но Брай не позволил. А потом, когда дыхание вернулось и перед глазами перестали взрываться фейерверки, со слегка насмешливой улыбкой протянул Ханно руку и поймал в объятия — у того подрагивали колени и сойти с табуретки сам он бы не смог.       — Ты как? — шепот на ухо послал вдоль позвоночника стаю мурашек.       — Хорошо… кажется… Уютную тишину нарушил звонок в дверь. Ханно с неохотой выпутался из объятий и пошел открывать, на ходу застегиваясь и гадая, какие еще сюрпризы ему приготовил этот день.       — Что это? Но я ничего не заказывал! Вы уверены, что не ошиблись адресом?              — Все в порядке, заносите, — Брайан легонько отстранил его, чтобы пропустить двух грузчиков, заносящих на кухню посудомоечную машину.       — И что это значит?              — Мой первый вклад в совместный быт. И подарок — чтобы тебе не тянуть все на себе. В конечном итоге посудомойка — это солидная экономия времени и сил.              — Спасибо, — на лице Медочка появилась очень симпатичная улыбка.              — Сам установишь или помочь?       — Давай вместе, — Ханно нацепил на нос очки и углубился в инструкцию. — Увы, технически я совсем не одарен. Кажется, где-то тут был английский вариант…              Пока он перелистывал многочисленные бумажки, Брайан оттеснил его от машинки и в два счета прикрутил ее.              — Вау… — Медок ошеломленно уставился на него. — Мой герой…              — Возможно, «герой» заслужил благодарность прекрасного принца? Брай ловко подсадил Ханно на свежеподключенную посудомойку и встал между его раздвинутых бедер.       — Или я слишком тороплю события? Ты не должен делать что-то, если не хочешь.              Вместо ответа тот застенчиво посмотрел на него и подтянул к себе, обнимая ногами за талию.              Происходящее казалось нереальным — и прекрасным. Горло не стягивало удушье, дыхание не спирало, Ханно не бросало то в жар, то в холод, как раньше. Как и в первый раз, он был уверен — если что-то пойдет не так, он в любой момент может сказать «нет» и Брайан его послушает. Раньше его каждый раз накрывало чувством безысходности: ты не можешь отказаться, не можешь уйти, ты ничего не решаешь. Оно приходило из прошлого и портило настоящее, каждый чертов раз. Но не теперь, несмотря на то, что сейчас Брайан был намного напористее.       Единственное, что он сделал медленно — это снял с Ханно очки и аккуратно отложил их в сторону. Брайан нежно ласкал его губы своими, спускался к шее, оставляя на ней следы и вырывая у Ханно хриплые стоны. Между поцелуями он ухитрился приподнять Ханно и стянуть с него нижнюю часть гардероба, а также избавиться от своей одежды. Поцелуи становились все более жадными, Ханно сам подавался вперед, стараясь прижаться поплотнее.       Брайан понял, что не сможет быть слишком осторожным в этот раз, слишком сильно он его хотел. Схватив первое, что попалось под руку — растительное масло, щедро плеснул себе на руку и вставил сразу два пальца, наскоро растягивая и давя на простату. Ханно не зажимался, а охотно подавался навстречу, поэтому Брай тут же заменил руку собственным членом.       Остатки здравого смысла нашептывали ему: если он скажет «нет», сразу же прекратить. Брайан замер в горячем, тесном теле. Оставить Ханно сейчас было бы смерти подобно, но он бы сделал это, если бы увидел хоть каплю неприятия на лице Медочка. Брай пристально вглядывался в затуманенные голубые глаза, и, к своему облегчению, не видел ни капли недовольства или отторжения.       Ноги Ханно сжались на его талии, и тот двинулся навстречу, впуская член Брая еще глубже.       «Давай», он скорее прочел это по губам, чем услышал.       Брайан начал понемногу двигать бедрами, Ханно извивался в его руках, стонал, откидывал голову назад, подставляя шею под поцелуи. Тут бы и святой не выдержал, а у Брая тем более сорвало крышу.       Неторопливые движения сменились более размашистыми. Он двигался глубокими, сильными толчками, целуя призывно приоткрытый рот, сжимая сильные плечи, пощипывая соски Ханно. Их тяжелое дыхание смешивалось, а тишину комнаты разрывали звуки встречающихся тел, поцелуев и стонов. Брайан двигался и слегка менял угол, каждый раз стараясь попасть в то самое чувствительное местечко. И у него выходило. Ханно ерзал под ним, жадно целовал шею, оставляя засосы, облизывал губы и жарко стонал.       Брайан довёл Ханно до грани, но не давал переступить ее. Воздух в комнате накалился, каждое прикосновение к ставшей такой чувствительной коже словно посылало сигналы вниз, к члену. Удовольствие скапливалось там с каждым движением, когда член Брайана проходился по простате. Ханно жалобно всхлипывал, двигал бёдрами навстречу, забыв о стеснении. Каждый поцелуй или легкое касание стирало из его памяти другие, ранние, тяжёлые и грязные воспоминания. Они не пропадали, но будто бледнели, как старые выцветшие фотокарточки и отступали назад. Они уже не могли ему повредить.              Когда стало совсем невозможно сдерживаться, Брайан просунул руку между их почти спаянными телами. Он начал чередовать движения: то руки на члене Ханно, то своего члена в его заднице. С губ Ханно сорвался хриплый крик. Он сильнее сжал ноги на талии Брайана, и кончил, заливая спермой его ладонь и их животы. Тот почти сошел с ума от сжимающейся вокруг члена горячей плоти, и в несколько фрикций догнал его, кончая глубоко в желанном теле. От остроты ощущений оба громко застонали, абсолютно не обращая внимания на скрипнувшую кухонную дверь.              — Я люблю тебя, — прошептал Ханно и со счастливой улыбкой уткнулся Брайну в грудь.              Сердцу стало тесно в грудной клетке, а пульс забился в диком скачущем ритме. «Люблю». Слово, в которое Брайан так мечтал поверить. Быть любимым, нужным… Судорожно вдохнув ставший вдруг слишком тяжёлым, воздух, он просто прижал Ханно к себе покрепче, прикрыв глаза и уткнувшись лицом в лохматую макушку.              Брай безумно хотел верить, но понимал, что это невозможно. Совсем недавно Медочек даже помыслить о таком не мог. Это просто благодарность. Но минута счастья, что он испытал от трех заветных слов, того стоила. Глаза защипало, но он глубоко вдохнул, подавив в себе слезы.              Дверь снова заскрипела. Ханно вдруг напрягся и вздрогнул в объятиях Брайана. Обернувшись, тот увидел на пороге совершенно офигевшего Макса, пожирающего жадным взглядом их обоих. На светлых джинсах спереди расплывалось мокрое пятно.       — Макс, ты вернулся раньше… — Ханно неуверенно посмотрел на него. — А мы тут… посудомойку поставили.