Pure Shores /Чистые берега

Лежа в грязи, я должна признаться, что не думала ни о ком другом. Я не думала о трупах, усеивающих рынок всего в двухстах футах от меня. Я не думала о сотнях других людей, кричащих от боли, и уж точно не думала о семнадцатилетнем мальчике, который вышел из дома в то утро с намерением убить и покалечить как можно больше людей. Нет, в тот момент я думала о подруге, которая лежала мертвая менее чем в футе от меня. Я думала о родителях, которые вырастили меня, о женщине, которая любила меня, и о двух прекрасных девочках, которые, никогда не переставали радовать и удивлять меня. Я думала о том, как мне повезло, что они были в моей жизни, независимо от того, насколько они были злы на меня за выбор, который я сделала, выбор, который неизменно привел меня к этому самому моменту. Думала ли я о чем-нибудь еще? В какой-то момент я вспомнила, как мой коллега Майкл Робертс обратил мое внимание на очень большой кусок шрапнели, застрявший в моем бедре, поэтому я, конечно, потратила некоторое время на размышления об этом, но помимо этого? Нет. В конце концов, это обычное человеческое состояние: ставить себя на первое место, свои семьи и друзей на второе, а остальное человечество на последнее. Мы все знаем, что это правда, но часто забываем, насколько эта простая классификация того, что важно для нас, формирует мир, в котором мы живем. Отрывок из статьи "Под утренним солнцем" Андреа Сакс, The New York Tribune, 6 марта 2016 года Энди стояла на подиуме, держась руками за края трибуны, и смотрела на толпу. Все столики были заняты, а столиков было много, и это совсем не помогало делу. Она выбрала писательскую профессию не просто так, и теперь ей напоминали почему. - Честно говоря, - неуверенно начала Энди, глядя на лежащую перед ней голубую папку с дипломом Пулитцеровской премии и листки бумаги, на которых была написана ее речь, - когда пару месяцев назад мне позвонил ректор Колумбийского университета и попросил выступить сегодня, я была склонна сказать “нет”. А сегодня в девять часов утра, когда я все еще записывала тезисы своей речи, я искренне жалела, что не сделала этого, - сухо продолжила она, когда за столами раздался смех. Однако голоса были слегка приглушены, и Энди поняла, что это из-за нее. Все знали, через что ей пришлось пройти, и все ждали момента, когда ее речь неизбежно коснется Багдада и бомбардировок. Она повертела написанную речь в руках, прежде чем бесцеремонно отбросить ее на трибуну и посмотреть на толпу. - Меня попросили выступить с речью о "цене журналистики", и я провела большую часть последних нескольких недель, избегая ее написания. Когда я, наконец, закончила сегодня утром, я думала, что у меня есть что-то, что сделает людей счастливыми, что понравится совету Пулитцеровской премии, и что-то, что воздаст должное моей покойной коллеге и дорогому другу Жаклин Каррильо, - сказала она, помолчав немного. - Но, - начала она снова, - теперь, когда я думаю об этом, ничто из того, что я могу сказать, не может адекватно объяснить цену печатному слову. Но я постараюсь, - и Энди глубоко вздохнула. - Я не думаю, что кто-то здесь не знает о том, почему именно ко мне обратились с такой просьбой. Когда дело доходит до того, чтобы заплатить свою цену за рассказ, я считаю, что хорошо осведомлена о том, какой может оказаться эта цена. Для тех, кто здесь не в курсе: я и двое моих коллег попали в эпицентр взрыва смертника одним солнечным утром в октябре прошлого года в Багдаде. Майкл Робертс, внештатный журналист из Сиднея, Австралия, отделался царапинами и до сих пор остается в Багдаде. Я получила множественные проникающие ранения в правое бедро и тупую травму головы, что потребовало срочной операции. Трудно описать, каково это, находиться в непосредственной близости от взрывающейся бомбы. Чтобы дать вам представление: шрапнель, которая пробила мою ногу, пронзает с такой силой, что ломает кость. Я не собираюсь лгать. Это ужасное, чудовищное испытание, однако мой опыт и цена, которую я заплатила, бледнели по сравнению с тем, что было убито 132 человека, в основном женщины и дети. И из этого числа, сегодня, я эгоистично выделю одну жертву: очень дорогого мне друга, с которой у меня не было возможности попрощаться, - продолжила Энди, и ее голос начал дрожать. Она посмотрела на толпу и увидела зал, заполненный журналистами. Писатели и редакторы, фотографы и видеооператоры. Рядом с ними сидели их близкие друзья и члены семьи. Энди заставила себя перевести дыхание и продолжить говорить, даже если речь шла о чем-то, с чем она до сих пор не смирилась и, вероятно, никогда не смирится. - Я вернулась из Багдада, чтобы предстать перед вами сегодня, - начала она снова, - но моя коллега Жаклин Каррильо, более известная как Джекс, никогда не сделает этого. Я думаю, что вы все видели заголовки в тот день и в последующие недели. Некоторые из вас, возможно, даже читали мой отчет в "Трибюн" в прошлом месяце. Однако лишь горстка людей в этой комнате знает, что Джекс была в тот день там из-за меня. Я лично попросила ее о помощи в одной истории, и, будучи человеком, которым она являлась, она, не колеблясь, согласилась помочь, - сказала Энди. Она выпрямилась и откашлялась. - Итак, как вы можете себе представить, цена журналистики в данном случае для меня была очень высока. В комнате воцарилась тишина, когда Энди перевела дыхание. - Слишком высока, - тихо повторила она, качая головой, прежде чем продолжить. - Джекс, вероятно, не согласилась бы со мной в этом вопросе, и я знаю, что многие из вас могут найти это утверждение верным, если бы она знала, что умрет в тот день, она все равно пошла бы? Нет, скорее всего, нет. Однако, как и каждый раз, когда мы выходим из дверей наших домов, мы не знаем, что произойдет. На Ближнем Востоке, однако, риск гораздо выше, и это то, что я действительно поняла 23 октября 2015 года. Как многие из вас хорошо знают, золотой век уважения к прессе давно миновал. Представители средств массовой информации теперь рассматриваются как товар в зонах военных действий, как игрушки для разжигания ужаса или получения выкупа. Именно сейчас, более чем когда-либо, мы все начинаем сомневаться в том, чего стоит наша работа и наша карьера. В случае освещения зарубежной политики, стоит ли оставлять свою семью и лететь в зону военного конфликта, местного или международного, готовы ли вы поставить себя на линию огня? Как мы оцениваем ценность журналистики в XXI веке, особенно при освещении подобных конфликтов? Какая цена слишком высока, а какая достаточная? Когда мы говорим: "с нас хватит"? - Спросила Энди у комнаты, прежде чем продолжить. - Лично я не думаю, что смогу ответить на этот вопрос так же ясно, как когда-то. Когда мне было 16 лет, и я работала в школьной газете, я мечтала о том дне, когда буду стоять тут. Я бы вбежала в горящее здание и поклялась, что оно стоит каждого шрама. Тем не менее, теперь, когда я здесь, я задаю себе еще больше вопросов: стоит ли так жертвовать ради круглосуточного цикла новостей, где истории забываются в одно мгновение? Ради населения, которое даже в этот великий технологический век и с почти неограниченным доступом к информации остается в значительной степени апатичным к бедам других? - Это не простые вопросы. Я думаю, что они звучат знакомо для многих из вас здесь сегодня. Я часто обсуждаю эти вещи со своими коллегами, и я помню, как обсуждала их с Джекс. Однажды я спросила ее, почему мы тратим здесь время. Это был долгий день, который принес мало результатов, и я размышляла, стоит ли рисковать жизнями местных стрингеров за такую малость. Все, что она сказала в ответ на мое разочарование, было то, что «это наша работа», а для Джекс работа была всем. - Я думаю, что это та часть, где я должна сказать, что Жаклин Каррильо умерла в Багдаде, делая то, что она любила, но и правда в том, что Жаклин Каррильо умерла в Багдаде, делая что-то жизненно необходимое. Именно так она воспринимала журналистику, как необходимость. Она постоянно напоминала мне о важности нашей работы, даже когда временами она казалась бесполезной. Она искренне верила, что не бывает слишком высокой цены за новости. Если сообщение затронуло хотя бы одного человека, она сделала свою работу. Она была из тех, кто понимает риск и цену, которую ей однажды придется заплатить. Премия, которую я получила, была бы невозможна без Жаклин Каррильо, - Энди посмотрела на Хелену, - и ее работа навсегда останется в памяти тех, кому она помогла, тех, кому она дала голос, когда все остальное казалось безнадежным, и всех, кто знал и любил ее. Энди замолчала и провела дрожащей рукой по переду своего платья, думая о Миранде, которая, вероятно, сделает ей выговор позже. - Однако, даже Пулитцеровская премия, какой бы желанной она ни была для всех нас, пустая замена горячо любимому другу. Ценой журналистики для Джекс была ее жизнь, и она, как и многие другие, с радостью заплатила ее. Когда вы уйдете отсюда сегодня, все, о чем я прошу вас, это подумать о бесчисленных людях, у которых нет голоса в этом мире, и о самоотверженных людях, которые рискуют своей жизнью, чтобы быть услышанными. Иногда цена журналистики высока, но, в отличие от тех, кто пойман в ловушку ситуаций, которые они не могут контролировать, это наш выбор, платить или нет. Энди остановилась и посмотрела на толпу, ее сердце все еще колотилось от адреналина. - Спасибо, - закончила она, прежде чем отойти от микрофона. В комнате воцарилась тишина, пока кто-то не начал хлопать в ладоши, и вскоре этот эффект распространился по всей комнате, прежде чем несколько человек начали подниматься на ноги. Ведущий церемонии вернулся на подиум, и Энди отступила в сторону. Она не слышала, что он говорил, пока возвращалась на свое место, останавливаясь, чтобы пожать руку одному или двум людям, когда проходила мимо. Когда она подошла к своему столику, Миранда уже стояла вместе с девочками и её родителями. Хелена и Мэри сидели за соседним столиком, и Мэри подошла поздравить и поблагодарить ее, когда Энди передала диплом о Пулитцеровской премии Хелене, которая приняла все со сдержанным кивком. Награда была грустной победой, и никто из них не хотел ее хранить. Она повернулась лицом к своей семье, мать заключила ее в объятия. - Хорошая работа, - сказала она. - Я так горжусь тобой. - Мы оба гордимся, - сказал отец и поцеловал ее в макушку. Миранда просто кивнула Энди. На ее лице не было улыбки, потому что только Миранда знала, чего Энди стоил сегодняшний день. Когда аплодисменты стихли, журналистка оторвалась от родителей и села за стол между Мирандой и Кэссиди. Когда все расселись, Кэролайн наклонилась, широко улыбнулась и подняла вверх большой палец, а Кэссиди в знак поддержки толкнула ее плечом. Миранда сидела с непроницаемым выражением лица, но ее рука потянулась под стол, чтобы осторожно обхватить бедро Энди. - С тобой все в порядке? - Тихо спросила она, потянувшись за бокалом вина и сделав глоток, выражение ее лица не выражало никакого беспокойства. В зале снова воцарилась тишина, ведущий завершал церемонию. Энди только кивнула и потянулась к руке на своем бедре, крепко сжимая ее. Она чувствовала, как адреналин уходит, оставляя после себя странное ощущение пустоты. Миранда поставила свой бокал и повернулась, чтобы внимательно посмотреть на нее, мягко оценивая все, что она могла видеть. - Мы можем уехать, как только все закончится. Энди покачала головой. - Со мной все будет в порядке, - тихо сказала она. Миранда еще немного понаблюдала за ней, прежде чем кивнуть в знак согласия. Энди потянулась, чтобы убрать ее руку, понимая, что они находятся в комнате, полной журналистов, но Миранда поймала ее, соединила их пальцы вместе и успокаивающе сжала ее ладонь. Она судорожно вздохнула, хотя и не осознавала, что задержала дыхание, и комната вновь обрела четкость. Когда ректор Колумбийского университета поблагодарил всех присутствующих, раздались аплодисменты, а затем в зале послышались приглушенные разговоры. Все было кончено. Люди поднимались на ноги и начинали двигаться вокруг. Многие двинулись к Хелене и Мэри, поздравляя их, и точно так же многие держались подальше от Энди, когда она стояла, обняв Кэссиди и тихо болтая с Кэролайн. Когда Кэролайн отошла, чтобы задать вопрос бабушке, Энди подошла поближе к Миранде. - Можно подумать, я заразная, - пробормотала она себе под нос, глядя на зал. - Либо так, либо они достаточно боятся меня, - беззаботно сказала Миранда, оглядывая помещение. - Я думала, девочки сделают нас более доступными, - сказала Энди. - Нет, похоже, и они парии на всю жизнь, - лицо Миранды было нейтральным, но юмор в ее тоне был ясен. - Ну, думаю, лучше вместе, чем порознь, - заметила Энди. Миранда мельком взглянула на нее, и уголки ее губ изогнулись в том, что можно было принять за улыбку. - Действительно. - Мы скоро поедем домой? - Спросила Кэролайн, подходя ближе. - Еда была ужасной, и я умираю с голоду, к тому же эти каблуки убивают меня. Энди закатила глаза. Возможно, на этой неделе девочкам и исполнился двадцать один год, но иногда они были все теми же одиннадцатилетними сорванцами, которые много лун назад обманом заставили ее подняться по запретной лестнице. Она усмехнулась, заметив взгляд Кэролайн, направленный на Миранду, несомненно, из-за туфель, которые ей пришлось надеть этим утром под страхом смерти. - Да, Кэролайн, но если бы ты каждый раз, надевая туфли на каблуках, воздерживалась от походки футбольного защитника, то, возможно, они не испортили бы тебе ноги, - сказала Миранда. Кэссиди фыркнула. - Ой, да заткнись, мисс Совершенство, - толкнула её Кэролайн. - Мы могли бы отвезти этих двоих домой, если хотите.- Подошла Элизабет. - Я знаю, что у вас обеих, вероятно, есть работа, и мы не хотели бы путаться у вас под ногами. - Это было бы впервые, - заметила Миранда. Сарказм невозможно было не заметить, но в нем не было того яда, который, как знала Энди, присутствовал бы еще пару лет назад. - Ну, мы можем просто взять Кэссиди и оставить тебя здесь с Кэролайн, - парировала мать Энди. - Эй! - Запротестовала Кэролайн, а Миранда просто закатила глаза. - Они когда-нибудь перестанут? - Энди вздохнула и повернулась к отцу. - Никогда, - усмехнулся он. - Ну, как бы то ни было, - Энди потянулась к своему креслу за сумкой, - мы уходим все вместе, и желательно сейчас, - закончила она, схватив телефон и отправив сообщение Рою. - Ты всегда была моей любимицей, - усмехнулась Кэролайн, а Энди покачала головой в притворном раздражении, прежде чем игриво подтолкнуть ее к выходу. Пока ее родители и близнецы собирали свои вещи, она огляделась и заметила неподалеку ректора Колумбийского университета. Она быстро поблагодарила его, прежде чем помахать нескольким людям и вернуться к Миранде, которая ждала ее. - Готова? - Спросила Миранда. Энди в последний раз оглядела комнату и поймала взгляд Хелены. Она бросила на нее извиняющийся взгляд, но Хелена только покачала головой и одними губами произнесла "иди домой", прежде чем ее взгляд упал на Миранду. Энди обернулась и увидела, что Миранда не спускает глаз с Хелены, но когда они двинулись к выходу, Энди почувствовала знакомое тепло руки Миранды на своей пояснице, направляющее ее вперед. Это был первый раз, когда она положила на нее руку на публике после их расставания, и когда они вышли из зала, их встретил ряд знакомых лиц, пристально наблюдавших за ними. Кэссиди смотрела на руку матери, потом перевела взгляд на Энди и вопросительно подняла бровь. Энди просто кивнула в ответ. Она увидела, как на лице Кэссиди появилась улыбка, которая быстро распространилась на лицо Кэролайн, прежде чем обе девушки подошли к ним и встали по бокам. Энди почувствовала, что ей стало легче дышать, и, притянув Кэссиди к себе, она подняла глаза и увидела, что ее родители наблюдают за ними с довольной улыбкой. Ничего не было сказано, но когда Миранда и Кэролайн последовали за ее родителями в машину, Кэссиди на мгновение задержала Энди, крепко сжала ее руку, глядя ей прямо в глаза, и на ее лице был написан вызов. Энди выдержала ее взгляд, прежде чем заговорила. - Прости, Кэсс, - сказала она. Девушка продолжала смотреть на нее, и этот пристальный взгляд был ей так знаком, словно перед ней стояла двадцатилетняя Миранда. К счастью, оказалось, что все женщины семейства Пристли были готовы простить ее, и Кэссиди шагнула вперед и крепко обняла ее. - Добро пожаловать домой.

***

- Ты готова? - Спросила Миранда, когда они стояли перед многоквартирным домом в центре Чикаго. - Я готова, как никогда, ко всему, что сейчас получу, - сказала Энди с самоуничижительной улыбкой, протянув руку и позвонив в дверь квартиры на третьем этаже. - Да? - Раздался голос в интеркоме. - Это я, - произнесла Энди, - и Миранда со мной. Дверь слева от них зажужжала, Энди толкнула ее, и они обе вошли. Они поднялись по лестнице и отыскали номер 304, а затем постучали в дверь, которая тут же распахнулась, и Энди оказалась лицом к лицу с разгневанной Хавлой. - О чем ты только думала!? - Спросила она, даже не потрудившись представиться Миранде, и втащила Энди внутрь. - Послушай, все в порядке, и мои коллеги согласились, что это хорошее вложение денег от премии, а Миранда просто... додумала остальное, - слабо сказала Энди, защищаясь. - Это же 80 000 долларов, Андреа! - Ему понадобятся книги и другая помощь. - Он может найти работу! - Да, но после колледжа, - мягко вступила Миранда, ничуть не смущенная тем, что разъяренная пожилая иранка нападает на Андреа посреди маленькой, но уютной чикагской квартиры. Это заставило Хавлу остановиться и перевести дыхание, и она повернулась к Миранде. Она оглядела ее с головы до ног, а затем перевела взгляд с одной женщины на другую, прежде чем, очевидно, принять решение. - Приятно познакомиться, Миранда, - сказала она гораздо спокойнее, чем когда разговаривала с Энди. - Мои извинения. - Не стоит извиняться. Андреа умеет пробуждать в лучших из нас вспыльчивость, - улыбнулась Миранда, не утруждая себя обычными воздушными поцелуями и вместо этого протягивая руку. – Рада, наконец-то, познакомиться с вами, - сказала Миранда, когда Хавла взяла протянутую руку и крепко пожала ее. - Я слышала, что вы присматривали за Андреа там. Я должна поблагодарить вас. Глаза Хавлы сузились, и она посмотрела на Энди. - Да, и через месяц как я уехала, она оказалась в больнице с куском металла, торчащим из ее ноги, - пожилая женщина покачала головой, повернувшись к Энди. - Я думала, что говорила тебе быть осторожнее. Хавла отпустила руку Миранды, подошла и обняла Энди. - Я сожалею о Жаклин, - тихо сказала она, покачивая ее взад и вперед, прежде чем отпустить и отступить назад. - Как ты поживаешь? - Я в порядке, - сказала Энди, - Ну, я почти в порядке... уже лучше, - поправилась она, взглянув на Миранду. Хавла посмотрела на них обеих и улыбнулась, затем повернулась и направилась в сторону кухни. - Андреа, - крикнула она оттуда, - накрывай на стол. Миранда ошеломленно посмотрела на нее. - Мы же обедали, - тихо возразила она. - Я же предупреждала, - пробормотала Энди, заходя на кухню и начав убирать со стола, Хавла подала ей несколько тарелок и ложек, за которыми последовал огромный горшок с шурпой, которая пахла потрясающе. Энди застонала. - Боже, я скучала по твоей стряпне, - сказала она, присаживаясь, и Миранда последовала ее примеру. Хавла взмахнула огромной ложкой и принялась раскладывать еду, очевидно, время для шуток закончилось. - Я все еще хочу поговорить с вами обеими о деньгах, - начала она, накладывая в их тарелки по огромной порции. - Если вам от этого станет легче, то считайте это благотворительным фондом, - сказала Миранда, не сводя глаз со своей тарелки, доверху наполненной шурпой. - Я получаю налоговые льготы, и это пойдет на пользу не только Аммару, - добавила она, когда Хавла подвинула её тарелку ей через стол, и Миранда настороженно посмотрела на нее. - Аммар – всего лишь первый получатель "образовательного фонда имени Жаклин Каррильо для молодых беженцев", - заверила Энди Хавлу, получив свою наполненную тарелку и тут же принявшись за еду. - Это возможность для него получить хорошее образование в то время, когда вы оба еще только встаете на ноги тут... - она сделала паузу, повернувшись к Миранде, - это не веганское блюдо. - Я это вижу, - сказала Миранда, поднося маленький кусочек баранины к губам, посылая сердитый взгляд Энди. - Ты вегетарианка, Миранда? - Удивленно спросила Хавла. Энди поморщилась. - Нет, - сказала Миранда, бросив еще один свирепый взгляд в сторону Энди, - мой врач не был доволен моим артериальным давлением в этом году, поэтому она ограничила мое потребление красного мяса. Хавла посмотрела на Энди, на ее лице ясно читалось обвинение. Почему она вдруг решила во всем встать на сторону Миранды, Энди не была уверена. Поворот ключа в двери спас ее от дальнейшего разговора, и Аммар, слегка запыхавшись, ввалился внутрь. - Простите, что опоздал, - быстро сказал он, глядя только на Миранду и с благоговейным трепетом. Он казался выше, чем помнила Энди, и более расслабленным, даже в свете нынешней ситуации. Он выглядел счастливым и здоровым, и Энди почувствовала, как тяжесть спадает с ее груди. - Сначала умойся, а потом можешь поесть, - велела Хавла, и Аммар бросился в ванную, еще раз оглянувшись через плечо на Миранду, словно желая убедиться, что она действительно там. - Возможно, тебе следовало оставить ее дома, - Хавла махнула ложкой в сторону Миранды. - Теперь мы не добьемся от него ни единого связного слова. - Чепуха, - сказала Миранда, поднимая очередную ложку ко рту, пытаясь не выглядеть польщенной. - Ты невозможна, - Энди закатила глаза, прежде чем переключить свое внимание на Хавлу. - Как он вообще? - Спросила Энди. - Ну, все не так-то просто. У него акцент, и ему трудно скрыть, откуда он родом. Но школа очень прогрессивная. Он перешел от беспокойства по поводу своей сексуальной ориентации к беспокойству о своей расе и религии, - вздохнула Халва. - Но за вычетом угроз и страха? Все гораздо лучше. Он выдержит бурю. Энди и Миранда синхронно кивнули, когда Аммар вернулся в комнату и осторожно приблизился к столу. Миранда ногой отодвинула стул влево, не отрывая глаз от тарелки. Когда Аммар осторожно сел, он опустил глаза вниз, и легкий румянец пополз по его лицу. - Ты должна приходить почаще, Миранда, - усмехнулась Хавла. - Я думаю, что сегодня он самый тихий ребенок за все свои 17 лет! - Бабуля, - заскулил Аммар. Миранда рассмеялась, а Энди бросила сочувственный взгляд в сторону парня. - Ты даже можешь поговорить с ней, - предложила Энди, наклонив голову в сторону Миранды. - Она не уйдет, пока ты этого не сделаешь. Пока Аммар подбирал слова, Миранда отложила ложку и повернулась к нему, выжидающе подняв бровь. - Я ... э-э ... благодарю вас? - Аммар розовел все больше с каждой секундой. - Мне было очень приятно, - сказала Миранда. - А теперь расскажи мне о своем впечатлении от американской школьной системы, - продолжила она, и Аммар, как всегда, пустился в болтовню. Энди наблюдала, как Аммар оживляется, поворачиваясь на стуле лицом к Миранде. Она оглянулась, пытаясь поймать взгляд Хавлы. Пожилая женщина наклонилась и тихо заговорила с ней. - То, что ты сделала для нашей семьи, - сказала она, - никогда не будет забыто, Андреа. Энди покачала головой. - Я просто рада, что вы оба в порядке. - Мы, - Хавла максимально серьезна. - Благодаря тебе, мы в порядке, - она сделала паузу, - и Жаклин. Энди кивнула, ее глаза наполнились слезами, и она решила вернуться к своему блюду. Когда все закончили трапезу и со стола было убрано, Энди виновато посмотрела на Хавлу. - Мне жаль, но нам пора. Хавла покачала головой. - Вы обе занятые женщины, а сегодня вечером ко мне придут студенты. Я не хочу, чтобы они все падали при виде Миранды на моей кухне. Миранда и Аммар стояли в стороне, разговаривая о чем-то своем, и Миранда кивала головой на альбом для рисования в руке парня. Энди наблюдала за ними, когда Хавла подошла и встала рядом с ней. - Ты выглядишь счастливой, - сказала она. - Мы стараемся, - ответила Энди, - и это хорошо. Сейчас все по-другому, но это хорошо. Я не знаю, как еще объяснить. Хавла только кивнула, посмотрела на часы и повернулась к Энди с легким сожалением в глазах. - Ближе к вечеру пробки ужасные, и если вы хотите успеть на обратный рейс, то вам лучше поторопиться. Энди повернулась к пожилой женщине, обнимая ее. Хавла была её спасательным кругом в течение того короткого времени, что она знала ее, и она знала, что эта женщина будет частью жизни еще много лет. Их связали парнишка и смерть самоотверженной женщины. Находясь здесь, она чувствовала себя ближе к Джекс, и цена этого дня, цена всего этого, казалась достойной. - Скоро увидимся, ладно? - Всхлипнула она. - Конечно, - Хавла похлопала ее по спине, прежде чем отстраниться и посмотреть на Миранду. - Будь добра к ней, - велела она, - это женщина, которая очень заботится обо всем и обо всех, кого любит. Тебе очень повезло, мисс Америка. Энди глубоко вздохнула и кивнула. - Я знаю. Не думаю, что я действительно так думала, но сейчас... - Хорошо, - оборвала её Хавла, прежде чем подтолкнуть ее к двери и к Миранде. - А теперь убирайся из моего дома, пока я снова не рассердилась на тебя, - сказала она, прежде чем посмотреть прямо на Миранду. - И ты тоже, королева моды. Миранда усмехнулась прозвищу и похлопала Аммара по плечу, переключая свое внимание на Хавлу. Она сделала шаг вперед. - Описание Андреа не оправдало моих ожиданий, Хавла, - искренне сказала она. - Я была рада наконец-то познакомиться с тобой. - Лесть не поможет тебе везде, Миранда Пристли, - ответила Хавла. - Но ты всегда можешь вернуться сюда, - сказала она. - Я знаю, - кивнула Миранда, прежде чем взять пальто и сумку. - Ты готова?- Спросила она, глядя на Энди. Энди кивнула, подхватила свои вещи и повернулась, чтобы в последний раз обнять Хавлу и Аммара. - Скоро увидимся, - повторила она. - Не могу дождаться, - сказал парнишка, когда она отстранилась и увидела, как его глаза метнулись к Миранде. - Предатель, - засмеялась Энди и обе женщины вышли за дверь. Когда их окутал солнечный свет на шумной улице, Энди остановилась, чтобы сделать глубокий вдох. Миранда шла на два шага впереди нее. Солнечный свет блестел на ее белоснежных волосах и Энди воспользовалась моментом, чтобы полюбоваться женщиной, которая была рядом с ней на каждом шагу, когда она просила об этом, и даже когда она этого не делала. Хавла была права, Миранда бесконечно заботилась о тех, кого любила, и Энди повезло, что она все еще числилась среди них. Миранда достала из футляра солнечные очки. Надев их на лицо, она повернулась и выжидающе посмотрела на Энди. - Ну, так чего же ты ждешь? - Спросила она и ее тон был таким же нетерпеливым, как и в тот первый день, как она встретила ее. Энди оглянулась на здание. Впервые за долгое время все было на своих местах. Она с улыбкой повернулась к Миранде. - Ничего, - сказала она, - пойдем домой.