***
Несмотря на висевшую вокруг нее печаль, которая с каждым днем, когда Драко был без сознания, все сильнее проникала в глубины ее костей, Гермиона, наконец, набралась смелости рассказать всем остальным о ребенке. К несчастью для Люциуса Малфоя, череда честности началась в тот самый день, когда он решил почтить своим присутствием больницу. — Беременны? — совершенно ошеломленно повторил он, сверля глазами дыру в животе Гермионы после того, как ему сообщили эту новость. — Да, — ответила Гермиона, не зная, что еще она может сказать в ответ. Смирись с этим, подумала она, глядя на него. — Ну разве это не вишенка на торте, — саркастически сказал он, и его глаза метнулись к спящему сыну. Честно говоря, Гермиона ожидала гораздо худшего, особенно от него, но его слова все равно задели. — Люциус, — предупредила Нарцисса мягким голосом, но ее взгляд угрожал поджечь его по-настоящему. — Гермиона теперь член семьи. Люциус фыркнул, издав звук, совершенно нехарактерный для человека с его родословной. — Возможно, — сказал он несколько резко, сосредоточив свое внимание на Гермионе. — Но как мы можем быть уверены? — Если вы намекаете, что я спала с кем-то, кроме вашего сына, — начала Гермиона, прежде чем Нарцисса успела вмешаться, сжав руки в кулаки, — то могли бы, по крайней мере, сказать это вслух. Она почти ожидала, что Люциус выхватит палочку, но вместо этого она заметила, как дернулись уголки его губ, будто он пытался сдержать улыбку. — И не то чтобы меня действительно волновало, верите вы мне или нет, — продолжила она, поняв, что сдерживаться сейчас особенно трудно, — но Драко — отец, — Гермиона замолчала, отказываясь съеживаться под его пристальным взглядом, который, как ни неловко, был слишком похож на взгляд его сына. — Так что, думаю, вам лучше привыкнуть к тому, что кто-то будет называть вас дедушкой, ДЕДУШКОЙ, — поддразнила она, подчеркивая последнее слово, чтобы убедиться, что он понял ее слова. Ни Нарцисса, ни Люциус не сделали попытки ответить сразу, оба, казалось, были застигнуты врасплох ее незначительной вспышкой, и в наступившей тишине Гермиона забеспокоилась, что зашла слишком далеко. Лучше шагнуть слишком далеко, чем недостаточно далеко, сказала она себе. — Полагаю, она подойдет, — наконец сказал Люциус, глядя на жену со странным выражением в глазах, которое, если Гермиона верила своим глазам, было почти гордостью. Ее рот открылся от удивления, и девушка в замешательстве уставилась на него. Люциус Малфой действительно только что дал ей свое одобрение? Она повернулась к Нарциссе, надеясь, что у нее будет какое-то рациональное объяснение тому, что только что произошло, но поняла, что на лице ведьмы отразился такой же шок, как и на ее собственном. Так. Очевидно, именно это и произошло. Несколько ободренная неожиданным одобрением Люциуса (или что, черт возьми, он имел в виду, говоря, что она подойдёт), Гермиона рассказала Джинни о ребенке во время ее визита в больницу позже в тот же день. — О БОЖЕ МОЙ! — закричала Джинни, бросаясь обнимать Гермиону, по-видимому, не обращая внимания на то, сколько шума она производила. — Как давно ты знаешь? — Эм, — пробормотала Гермиона, нервно глядя на Гарри. — Несколько недель. — Несколько недель! — воскликнула Джинни, схватив Гермиону за плечи и удивленно оттолкнув ее. — И ты никому не сказала? Гермиона, не зная, что сказать, не впутывая Гарри, покачала головой. — Я никому не говорила, — сказала она, когда Джинни не переставала смотреть на нее с недоверием. — О боже, — громко сказала Джинни, поворачивая голову к мужу. — Ты знал, да? — Я… гм, — начал Гарри, но неловкая улыбка уже выдавала его. И прежде чем он успел объяснить, Джинни протянула руку и дала ему подзатыльник. — Как ты мог не сказать мне?! — Это не его вина, — попыталась объяснить Гермиона, виновато глядя на Гарри, который потирал затылок. — Он узнал об этом только потому, что был указан в списке моих медицинских контактов, когда я поступила сюда. Джинни, которая переводила взгляд с Гарри на Гермиону, словно решая, на кого злиться больше, на секунду замолчала, прежде чем ответить. — Я не могу поверить, что ни один из вас не сказал мне, — тихо пожаловалась она. — Но я прощаю тебя, — добавила она, поворачиваясь лицом к Гермионе. — ПОТОМУ ЧТО НАШИ ДЕТИ БУДУТ РАСТИ ВМЕСТЕ И СТАНУТ ЛУЧШИМИ ДРУЗЬЯМИ! — закричала она, притягивая Гермиону в еще одно удушающее объятие. Из всех особенностей Джинни, это была та, к которой Гермиона не могла привыкнуть: женщина была громче, чем стая пикси в ярости. — Да, — наконец выдавила из себя Гермиона. Заглянув через плечо Джинни, она встретилась взглядом с Гарри и улыбнулась, как ей показалось, впервые за несколько недель. — Лучшими друзьями. Когда Тео посетил больницу два дня спустя, он даже нисколько не удивился этой новости, пробормотав что-то себе под нос о мощных генах Малфоев. — Ну, по крайней мере, мы знаем, что у этого ребенка будет чертовски хороший крестный отец, — сказал он, свесив ногу со стула. — И под чертовски хорошим крестным отцом, я надеюсь, ты имеешь в виду меня, — ответил Гарри, который по какой-то причине решил начать приходить вместе с Тео. — О, пожалуйста, Поттер, — фыркнул Тео. — Конечно, я не имею в виду тебя. Это описание полностью передаёт меня. — Это абсурдная идея, — заявил Гарри, делая паузу, чтобы поправить очки на носу. — Гермиона, скажи ему. Гермиона только закатила глаза. С этими двумя всегда было так. Какая разница, что это ее ребёнок? — Ха! — сказал Тео, указывая на ее лицо. — Она согласна со мной. — Я ненавижу вас обоих, — наконец сказала она, отмахиваясь от них, прежде чем отвернуться и посмотреть на Драко. Она тихо усмехнулась, слушая, как двое мужчин продолжают препираться о своих достоинствах, но соприкосновение счастья, которое она испытывала, находясь рядом с друзьями, с печалью, которую она чувствовала каждый раз, когда возвращала свое внимание к мужчине, все еще крепко спящему на больничной койке, не проходило. Теперь все ладят, хотела сказать она. Теперь ты можешь очнуться. Но он, конечно, не очнулся.***
— Мерлин, Грейнджер, — раздался голос у двери. — Ты все еще здесь? Гермиона подняла глаза и, заметив знакомое лицо, улыбнулась. — Я всегда здесь, Тео, — ответила она, убирая с лица непослушный локон. — Ты знаешь это. Тео прошел в комнату, бросил сумку на стол и остановился рядом с краем кровати, скользнув глазами по спящему телу под одеялом. Не было ничего удивительного в том, что Драко был без сознания каждый раз, когда он приходил, но это не мешало ему надеяться на обратное каждый раз, когда входил в палату. — Как дела у Теодора-младшего? — спросил он через секунду, указывая на маленький, но растущий живот Гермионы. — Надеюсь, хорошо питается. — Во-первых, ты знаешь, что я понятия не имею, мальчик это или девочка, — начала Гермиона, вставая, чтобы обнять мужчину, который, как бы странно это ни показалось ей несколько месяцев назад, быстро становился одним из ее самых близких друзей. — Во-вторых, и в тысячный раз, я не припомню, чтобы передавала права давать имя моему ребенку тебе. — Незначительные детали, — съязвил Тео, махнув рукой. — В конце концов ты смиришься. Гермиона закатила глаза. — Теодор Малфой как-то не звучит. — А Драко Малфой звучит? — возразил он, придвигая стул к Гермионе и садясь. — Клянусь, если ты назовешь своего ребенка каким-нибудь ужасным именем, вроде Серпенса… — Это было бы чересчур, тебе не кажется? — ответила она, ухмыляясь. — Нарцисса может быть очень убедительной, — сказал Тео, закидывая ногу на ногу. — Полагаю, что все имена лучше, чем Лео. Я буду постоянно вспоминать выражение лица Люциуса, когда она предложила это имя. Гермиона рассмеялась и сложила ноги перед собой, опустив их на край стула и обхватив руками голени. — Согласна, — сказала она, подперев подбородок коленями. — Есть новости? — спросил Тео, снова взглянув на Драко, и его голос внезапно стал более серьезным. Гермиона покачала головой. — Ничего нового. — Не могу поверить, что он все еще не очнулся, — выдохнул Тео, не сводя глаз со спящего перед ним тела. — Не думал, что ему потребуется так много времени на выздоровление. — Я тоже, — пробормотала Гермиона, и ее глаза внезапно остекленели. В последние несколько дней она все больше беспокоилась, что он навсегда застрянет в подвешенном состоянии — не мертвый, но и не по-настоящему живой — и ужас, который она испытала, обнаружив его замученного и окровавленного, начал просачиваться обратно в мозг. Несмотря на то что она знала, что не может позволить себе снова поддаться тьме, что их ребенку нужно, чтобы она была сильной, Гермиона беспокоилась, что не сможет избавиться от всепоглощающего горя. Тео, заметив выражение ее лица, протянул руку и накрыл ее ладонь своей. — Он боец, — тихо сказал он, пытаясь успокоить ее, хотя его собственные сомнения постоянно крутились в голове. — Он очнётся и наорет на нас за то, что сделали что-то не так. Он знал, что ей больно, черт, ему было больно, им всем было больно, но он не мог позволить ей потерять надежду. Драко нуждался в ней. Гермиона тяжело сглотнула, пытаясь избавиться от ужасных образов, мелькающих у нее перед глазами, и медленно кивнула. — Надеюсь, это, — сказала она, указывая на свой живот, — не отправит его обратно в кому. — Он большой мальчик, — ответил Тео, и его глаза снова метнулись к другу. — Думаю, он справится. Гермиона на секунду замолчала, прежде чем заговорить снова. — Тео, что мне делать, если он не очнётся? — спросила она дрожащим голосом, глядя на него. Он не был уверен, что сможет дать ей тот ответ, который она хотела услышать, но он знал, что именно Драко хотел бы, чтобы он сказал, и поэтому он сказал ей это. — Жить, — сказал он, сжимая ее руку. — Ужасно баловать своего ребенка и учить его, как стать самым умным волшебником в школе, — он сделал паузу, улыбаясь, когда представил миниатюрную версию Драко и Гермионы, бегающую с палочкой в руке. — И, черт возьми, проследи, чтобы этого ребенка определили на Слизерин, —весело добавил он.***
Гарри сидел один в своем кабинете, обхватив голову руками и пытаясь унять пульсирующую головную боль. Прошло шесть недель с тех пор, как Гарри и Дин вытащили Драко из подземелья, но, несмотря на бесчисленное количество зелий, Драко все еще был в коме. Он никогда не произнес бы этого вслух, особенно в присутствии Гермионы или Нарциссы, но Гарри начал беспокоиться, что Драко никогда не очнется. Арест Рудольфуса должен был стать концом всего, но с того момента, как Гарри последовал за Патронусом Гермионы в старое убежище, было очевидно, что в этой истории есть нечто большее. Происходило что-то странное, и Гарри нужно было докопаться до сути, пока еще кто-нибудь не пострадал. Учитывая ее способность разбираться в таких вещах, он хотел поручить Гермионе раскрыть тайны, скрывающиеся за нападением Рудольфуса, но знал, что пока Драко без сознания, он не сможет ничего добиться. Чтобы еще больше осложнить ситуацию, через несколько дней после инцидента Гермиона сделала несколько шокирующее признание. Она сказала, что наложила на Рудольфуса проклятие, которое не вычитывала ни в одном из текстов в своем кабинете или в доме Гарри. — Оно… оно просто пришло само, — слабо призналась она. — Пришло само? — растерянно спросил Гарри. — Не знаю, как это описать. Это слово просто… я открыла рот, и оно… оно вырвалось, — попыталась объяснить Гермиона. Гарри никогда раньше не слышал, чтобы кто-то спонтанно проклинал другого человека, и поначалу сомневался, стоит ли ей верить. Тем не менее, все принадлежащие Министерству тексты, связанные с древнескандинавской мифологией и магией, были изучены, включая те, что были у Гермионы, и никто не нашел ничего, что указывало бы на то, что она самостоятельно натолкнулась на это проклятие. Даже предложенные ею аврорам воспоминания не показали ничего, кроме удивления и замешательства, когда она услышала, как произносит это слово. К счастью, целители пришли к выводу, что проклятие, которое Гермиона использовала на Рудольфусе, скорее всего, было тем же самым проклятием, которое он использовал на Драко, хотя Рудольфус явно был более фанатичен в его применении, чем она. Что еще хуже, Рудольфус молчал. После того, как его исцелили и доставили в Азкабан, он отказался говорить, вместо этого прибегнув к угрюмому молчанию. И во время допросов он, к сожалению, — несмотря на многочисленные попытки, — довольно успешно противостоял Веритасеруму и Легилименции, из-за чего невозможно было определить, почему он пришел за Драко. Черт бы побрал того, кто научил его этому, несколько раз хотелось прокричать Гарри. Не имея никаких новых зацепок и понятия, что делать дальше, авроры, образно говоря, топтались на одном месте. Гарри почти не испытывал облегчения от того, что с похищения и пыток Драко ничего не произошло. Инстинкты (и опыт) подсказывали, что за ниточки дергал кто-то другой, но без подтверждающей эту теорию информации он был вынужден отправить большинство авроров обратно к их обычным обязанностям и распустить большую часть команды, собравшейся, чтобы поймать Рудольфуса. Какой-то шум вывел Гарри из транса, и он поднял голову, увидев стоящего в дверях министра. — Извини, что побеспокоил тебя, Гарри, — сказал Кингсли. Под его глазами залегли темные круги. — Я могу зайти завтра, если ты занят. — Нет, я свободен, — ответил Гарри, быстро пытаясь пригладить волосы на голове. — Просто сегодня был долгий день. — Как и последние несколько недель, — согласился Кингсли, входя в комнату. — Есть новости о Драко? Гарри покачал головой. — Нет, — печально ответил он. — Гермиона и Нарцисса с ним каждый день, но никаких признаков его пробуждения не было. Целители все еще восстанавливают несколько костей, но после этого, как мне сказали, они больше ничего не могут сделать. — А Гермиона? — спросил Кингсли, и его брови слегка приподнялись в беспокойстве. — Я не знаю, — честно признался Гарри. — Если я хотя бы намекаю на что-то, хоть отдаленно связанное с Драко, она замолкает. Его беспокоило, что Гермиона была такой замкнутой. Несмотря на то что он видел ее несколько раз в неделю во время визитов в больницу, когда он подходил, Гермиона почти не разговаривала. Когда ему все-таки удавалось заставить ее заговорить, она казалась очень отстраненной, словно терялась в потоке собственных мыслей, от которых не было никакой возможности убежать. И Нарцисса, и Тео заверили Гарри, что будут присматривать за Гермионой, когда его не будет рядом, но было трудно принимать то факт, что он ничем не может помочь. — Кто сегодня на охране? — спросил Кингсли, переминаясь с ноги на ногу. Несмотря на то, что Гарри отстранил авроров от этого дела, министр настоял, чтобы Гарри ставил какого-нибудь аврора на охрану в Мунго, пока Драко выздоравливает. Как и Гарри, он подозревал, что за внезапным появлением Рудольфуса кроется нечто большее, чем месть, и не собирался рисковать. — Дин там с командой охраны на ближайшие пару ночей, — сообщил ему Гарри. — Я сказал, что сменю его позже на этой неделе, когда Джинни и Лили устроятся дома. Лили родилась вскоре после того, как Драко попал в больницу, что стало маяком хороших событий в течение нескольких удручающих недель, и хотя это было чрезвычайно счастливое время для его семьи, он не мог не чувствовать себя виноватым из-за того, что Гермионе, возможно, придется рожать без Драко. — Лучше пригласить еще несколько человек на дежурства в ближайшие пару недель, — сказал Кингсли, протирая глаза. — Я бы хотел, чтобы вы с Дином работали, поэтому бы предпочел, чтобы вы не занимались охраной по ночам. — Завтра первым делом я соберу новую команду. — Я не чувствовал себя таким беспомощным со времен Волдеморта, — признался Кингсли через несколько секунд. — Сомневаюсь, что тот, кто несет ответственность за все это, планирует скрываться вечно. — Мне тоже это не нравится, — согласился Гарри, слегка покачав головой. — Я надеялся, что Гермиона уже с нами, но… — Она будет с нами, когда будет готова, — заверил его Кингсли. Гарри вздохнул и поправил очки. — Я связался с несколькими скандинавскими министерствами, — объяснил Гарри, уводя разговор от Гермионы, — норвежцы назначили команду для изучения проклятия, так что, надеюсь, они добьются большего успеха, чем мы. — Держи меня в курсе, — сказал Кингсли, выходя из кабинета. — И, Гарри… — Да, сэр? — Уже поздно. Иди домой к семье. Гарри кивнул и посмотрел, как министр вышел из кабинета. Было почти восемь вечера, и, несмотря на то, что Джинни настояла, чтобы Гарри не беспокоился о ней и сосредоточился на деле, он знал, что задержался гораздо больше, чем следовало. — Эта работа убьет меня, — пробормотал он, выходя из помещения и закрывая за собой дверь.***
Утро было холодным и мрачным, и, несмотря на несколько слоев одежды, Гермиона дрожала, направляясь ко входу в Мунго, а ее глаза слезились от внезапного порыва леденящего до костей ветра. Как обычно, она ушла из дома Гарри достаточно рано, чтобы избежать любопытных взглядов прохожих, но все равно нервно оглядывала улицу. Последнее, что ей нужно было сегодня, это встреча с кем-нибудь, кто жаждал раскрыть причины ее и Драко внезапного исчезновения из общественной жизни. Переступив порог приемной, она глубоко вздохнула и быстро пошла к лестнице, ведущей в палату Драко, стараясь не высовываться, пока не доберется до охраняемого коридора на четвертом этаже. Дежурный аврор, молодая ведьма, которую она узнала по курсам, которые прошла несколько месяцев назад, улыбнулась Гермионе, прежде чем продолжить обход, оставив ее одну в дальнем конце коридора. Два дня назад целители сообщили ей и Нарциссе, что последние оставшиеся раны Драко зажили. Гермиона позволила себе на секунду вздохнуть с облегчением, прежде чем ей объяснили, что, кроме продолжения наблюдения за его мозговыми функциями, они больше ничего не могут для него сделать. Драко был, во всех смыслах, заключен в тюрьму, из которой никто не мог его освободить. Несмотря на то, что они знали, что это произойдет, несмотря на то, что они мысленно готовились к неизбежному разговору, это была новость, которой обе женщины боялись, и ни одна из них не восприняла ее хорошо. После того, как целители покинули палату, они стояли молча с остекленевшими глазами, не в силах смотреть друг на друга. Гермиона первой нарушила молчание и даже не пыталась скрыть дрожь в голосе или вытереть слезы на щеках, когда сказала Нарциссе, что все-таки решила переехать в поместье Малфоев. Если Драко нет рядом, если он не очнется, она, по крайней мере, хотела иметь кусочек его жизни, и если это означало переезд в дом его предков, она больше не испытывала никаких сомнений. Покачав головой, Гермиона толкнула дверь перед собой и бросила сумку на диван. Ее взгляд упал на бледное лицо Драко. Когда утренняя тошнота, наконец, прекратилась, предоставив ей некоторую передышку на фоне беременности, она пришла к пониманию, что находиться в больничной палате каждый божий день было вредно для нее или ребенка. На последнем осмотре целитель предложил ей сократить частоту и продолжительность визитов. И хотя она ненавидела саму мысль о том, чтобы оставить Драко одного в больнице, она знала, что в дальнейшем ее распорядок дня не будет устойчивым. Он не хотел бы, чтобы ты тратила свою жизнь впустую, пыталась она убедить себя. Гермиона подошла к кровати Драко и вздохнула, желая облегчить вездесущую боль в сердце. Но она не могла. Боль никуда не девалась. Не тогда, когда он был здесь, не тогда, когда он был вот таким. Она осторожно забралась на кровать и свернулась калачиком рядом с ним, положив голову ему на грудь, чтобы слышать медленное биение его сердца. Это был не первый раз, когда она лежала рядом с ним, пока он спал, но зная, что завтра будет первый раз, когда она не проведет с ним весь день, Гермиона чувствовала, что это время было более значимым. Пожалуйста, Драко, беззвучно взмолилась она, борясь со слезами, грозившими скатиться по щекам. Ты должен вернуться к нам. — Грейнджер, — прохрипел голос где-то над ее головой, — не думаю, что эта кровать была сделана для двоих. Гермиона подпрыгнула, чуть не упав с кровати, и повернула голову на голос. Ее взгляд встретился с парой пронзительных серых глаз. — Драко! — закричала она, и ее голос зазвенел на всю палату, когда она накрыла его своим телом. — Ты очнулся! Я думала, ты… Я не знала, очнешься ли ты когда-нибудь. — Сколько раз тебе повторять, что так просто от меня не отделаться? — тихо сказал Драко, вздрогнув, когда руки Гермионы крепче обхватили его ноющее тело. Сладкий запах ванили вторгся в его чувства, когда она обняла его, и он молча решил, что может игнорировать любую боль, если это означает, что Гермиона будет так близко к нему. Его даже не беспокоило то, что он не чувствовал ног — она была рядом, и это было все, что имело значение. Когда Гермиона снова села, он увидел, что по ее лицу катится непрерывный поток слез, и почувствовал, как желудок скрутило в узел. Не грусти, хотел сказать он, но не мог найти слов. Не обращая внимания на острую боль в костях, Драко поднял руку, чтобы вытереть ее слезы. Пальцы покалывало, когда они коснулись ее лица. — Я так волновалась, — выдавила Гермиона через несколько секунд, тяжело и неровно дыша. Рука Драко обхватила ее влажную щеку, в то время как большой палец мягко скользил по ее коже. Он хотел поцеловать ее, но у него не было сил сесть, поэтому вместо этого он провел пальцами по ее губам. Глаза Гермионы закрылись, и она наклонилась к нему, положив руку на его, прежде чем повернуться и поцеловать его ладонь. Касание ее губ вызвало дрожь по спине. — Что случилось? — спросил он, не уверенный, действительно ли хочет получить ответ. Последнее, что он помнил, это как очнулся прикованным к стене, а после этого… а после этого все было размытым. Гермиона открыла глаза. В них мелькнул страх, прежде чем она заговорила. — На тебя напал Рудольфус, — начала она, сделав несколько глубоких вдохов. — Он пытал тебя и чуть не убил. Ты был в коме… — Как долго? — спросил Драко тихим и тревожным голосом, прерывая ее объяснения. — Как долго я был без сознания? — Два месяца, — ответила Гермиона, нервно опустив руки на колени. Блять. — Два месяца? — недоверчиво повторил он. — Твои раны… они были серьезными, — объяснила Гермиона, и ее глаза защипало. — Никто не знает, как ты выжил. Мы не были уверены, что ты когда-нибудь вообще очнешься. — Я не понимаю, — сказал Драко, все еще пытаясь вспомнить, что произошло. — Когда ты не вернулся в тот день, когда Гарри отправил тебя домой пораньше с работы, я поняла, что с тобой что-то случилось, — сказала Гермиона, нервно теребя край джемпера. — Гарри и Дин обыскали твою квартиру и нашли записку, в которой говорилось, что ты извиняешься и больше не можешь, — она замолчала, сделав еще один глубокий вдох. Гермиона избегала его взгляда, пока сердце бешено колотилось в груди. Драко тяжело сглотнул, но позволил ей продолжить. — Гарри не был уверен, что ты ушел добровольно. Из-за состояния твоей комнаты, — продолжила она, наконец снова взглянув на него. — Когда он попросил меня еще раз взглянуть на записку, я поняла, что почерк не твой, и он немедленно предупредил Министерство, что ты пропал. Гермиона снова замолчала, чувствуя, как в глазах собираются слезы, и Драко взял ее за руку. — В твоей квартире были следы темной магии, и, найдя твою кровь на стене, Кингсли начал искать тебя, — объяснила она, поднимая свободную руку, чтобы протереть глаза. — Мы не знали, кто напал на тебя, но Гарри и Кингсли были уверены, что это Рудольфус, и они оказались правы. Тогда мы еще не знали, что Рудольфус отвез тебя в Линдисфарн. — Линдисфарн? — спросил Драко хриплым голосом. — Рудольфус использовал древнескандинавское убежище на острове. Мы до сих пор не понимаем, почему или как он смог получить к нему доступ, но проклятие, которое он использовал на тебе… — она замолчала, нервно прикусив губу. — Проклятие тоже было скандинавским. — Скандинавским? — повторил Драко, все еще сбитый с толку. — С самого начала твой рисунок был ключом к поиску Рудольфуса, — сказала она ему, слабо улыбаясь. — Дерево, которое ты видел в памяти мальчика, было ясенем. Но это был не обычный ясень, иначе кто-нибудь узнал бы его раньше, но все равно это был ясень. — Черт, — пробормотал он. — Иггдрасиль. Гермиона кивнула. — Я поняла это только на следующий день после твоего исчезновения, но когда поняла, то смогла определить, куда тебя забрал Рудольфус, — грустно сказала Гермиона. — Дерево было черным, потому что оно было проклято темной магией — своего рода метка для тех, кто получил доступ в скандинавское убежище. Гермионе явно было больно пересказывать эту историю, и Драко сжал ее руку, надеясь, что этого достаточно, чтобы убедить ее, что все будет хорошо. — Я… — начала Гермиона, не зная, как объяснить, что произошло дальше. — Я до сих пор не знаю точно, как я его нашла. Мне показалось… — она сделала паузу, качая головой от воспоминаний, — Мне показалось, что оно зовет меня, как будто посылает сигнал, который мне удалось поймать. Она слабо улыбнулась Драко и сделала еще один судорожный вдох. — Я почувствовала твое присутствие, когда прошла сквозь дерево, а потом я… я почувствовала, как оно исчезло, — продолжила девушка, и слезы снова потекли по ее щекам. — Рудольфус напал на меня прежде, чем я успела добраться до тебя, но мне удалось одолеть его. Я потеряла контроль над собой, когда нашла тебя в подвале всего окровавленного и закованного в цепи. Ты был… — она задохнулась, все еще не в силах справиться с воспоминаниями о том дне. — Я думала, что опоздала. Я думала, ты умер. Драко стиснул зубы. Мозг был затуманен, как будто то, что случилось с ним в тот день, было похоронено в самой темной части его сознания без малейшей надежды на спасение, но по поведению Гермионы было ясно, что его выживание было не чем иным, как чудом. — Я не знаю, что случилось после того, как я нашла тебя, но когда Гарри и Дин вытащили тебя, они поняли, что ты все еще жив, и перенесли тебя сюда, — закончила она, руку покалывало, когда Драко нежно проводил большим пальцем по ее ладони. — Мне показалось, я слышал, как ты говорила со мной, — сказал Драко, не уверенный, было ли это воспоминание реальным или нет. — Это была я, — ответила Гермиона, потрясенная тем, что он вспомнил. — Не знаю, как мне это удалось, но я, должно быть, случайно применила Легилименцию на расстоянии, чтобы найти тебя. Я даже не знала, что такое возможно. Раньше Драко, вероятно, согласился бы с ней, но теперь… теперь он поверит чему угодно. Это она говорила с ним, говорила, что любит его, и, возможно, это была единственная причина, по которой он все еще был жив. Несколько минут они молча смотрели друг на друга, не желая продолжать разговор о том, что тогда произошло. Это было слишком ужасно. И именно Гермиона нарушила молчание. — Драко, я беременна, — объявила она. Глаза Драко расширились от удивления. — Беременна, — тихо повторил он. — Как… как давно ты знаешь? — пробормотал он, и его взгляд упал на руку, которую она положила себе на живот. — Я узнала об этом за пару недель до твоего исчезновения, — объяснила Гермиона, отводя глаза. — Я не знала, как тебе сказать, а потом ты ушел, и я не смогла тебе сказать, — Гермиона подавила всхлип. — Сначала, когда ты исчез, я подумала, что ты узнал об этом и сбежал. — Гермиона, — сказал Драко, поднимая руку к ее лицу. — Я была в ужасе, — грустно призналась Гермиона. — Я не думала, что ты захочешь ребенка. Прости, что не сказала тебе. — Гермиона, я люблю тебя, — тихо сказал Драко, и в уголках его глаз заблестели слезы. — Я никогда не смогу оставить тебя. Я никогда не смогу оставить нашего ребенка. — Ты любишь меня? — робко спросила девушка, и слезы потекли по ее лицу, падая на одеяло у него на груди. — Конечно. Как я могу не любить? — сказал он ей. И я идиот, что не сказал тебе этого раньше. — Драко, я так тебя люблю, — заявила Гермиона, даже не потрудившись вытереть слезы. — Я думала, что никогда не расскажу тебе. — Гермиона, я хотел бы поцеловать тебя, но не могу поднять… Прежде чем Драко успел закончить фразу, Гермиона опустила голову и прижалась к его губам. Она поднесла руки к его лицу, в то время как Драко, все еще игнорируя боль в конечностях, запутал пальцы в ее кудрях, чувствуя эйфорию, когда прижал ее к себе. Когда они оторвались друг от друга, Гермиона прижалась лбом к его лбу и положила руку ему на сердце. — Твою мать, Драко, никогда больше не смей меня так пугать, — сказала она ему, мягко улыбаясь. — Не выражайся, Грейнджер, — предупредил Драко, возвращая ей улыбку, прежде чем смахнуть слезы с ее щек большими пальцами. Внезапно в палате поднялся громкий шум, и Гермиона выпрямилась, покраснев от смущения. Они с Драко повернули головы в сторону источника звука и увидели, что Нарцисса дрожит возле двери, а рядом с ее ногами валяется куча вещей. — Драко? Как… когда он?.. — пробормотала Нарцисса. Она дико переводила взгляд с Гермионы на Драко, как будто не могла поверить своим глазам. Преодолев первоначальный шок, она быстро подошла к кровати и схватила Драко за руку. Гермиона спрятала ухмылку, наблюдая, как Драко неловко смотрит на мать. — Мама? — глаза Драко сузились в замешательстве, когда он снова посмотрел на Гермиону. Конечно, он знал, что Нарцисса любит его, и конечно, то, что она была здесь, имело какой-то смысл, но он не совсем понимал, почему она была в больнице в то же время, что и Гермиона. — Боже мой, я совсем расклеилась, — сказала Нарцисса, вытирая слезы с лица. — Мы с Гермионой были вне себя от беспокойства. Драко повернулся к Гермионе, недоверчиво приоткрыв рот. — Вы были здесь вместе? — спросил Драко. По-видимому, пока он был без сознания, много произошло. Гермиона и Нарцисса рассмеялись. — Дорогой, почему это так тебя удивляет? — спросила Нарцисса. — Да, дорогой, расскажи, — хихикнула Гермиона. Драко посмотрел на них и вздохнул. Видеть их вместе — это одно, но видеть, что они ладят было больше, чем он мог вынести. — Это просто… странно, — пробормотал он. — Прости, я сделаю ситуацию еще более странной, — сказала ему Гермиона, — но она знает о ребенке. — И я в восторге! — сказала Нарцисса, хлопнув в ладоши и положив их под подбородок. — Ты же знаешь, как давно я хотела стать бабушкой. — Так, позвольте мне уточнить, — начал Драко, все еще чувствуя ошеломление. — Пока я был без сознания, вы общались? Добровольно? — Она замечательная ведьма, Драко, — быстро ответила Нарцисса, тепло улыбаясь Гермионе. — Я знаю, мама, — ответил он. — Но меня удивляет, что и ты признала это. — О, Драко. Как только я поняла, как сильно она любит тебя, у меня не было причин быть враждебной, — парировала Нарцисса, махнув рукой. Драко закатил глаза. — О, и есть еще одна вещь, которая тебе, вероятно, не понравится, — прошептала Гермиона ему на ухо, наклонившись и целуя его в щеку. — Я переехала в садовый домик в Малфой-мэноре. — Черт, Гермиона, — проворчал Драко. — Я только что очнулся, а ты уже пытаешься меня убить. — Ты переживал и худшее, — ответила она.